Тридцать четыре

Я еду по центральной линии и безуспешно пытаюсь сосредоточиться на книге, которую купила с утра. Это старый роман, но он вкладывает мне в голову новые мысли, а там сейчас для них просто нет места. Случается, что книги работают как зеркала и демонстрируют нам наши худшие стороны. Между их страницами читателя поджидают жизненные уроки. Я возвращаю книгу в сумку и вместо чтения вглядываюсь в лица попутчиков, пытаясь отгадать, что за люди за ними скрываются.

Мы с Беном раньше играли в метро в такую игру: выбирали пару беседующих людей, сидящих на некотором расстоянии от нас, и по очереди говорили одновременно с ними. Мы делали дурацкие голоса и сочиняли смешные диалоги, совершенно не подходящие к лицам выбранных людей. Мы казались себе невероятно остроумными. Как весело нам тогда было. Хорошее время. Воспоминания вызывают у меня улыбку, но тут я осознаю, что улыбаюсь незнакомым людям и прошлому, которое никак не вернуть. Невежливо так разглядывать людей, но никто ничего мне не говорит, никто даже не замечает, что я это делаю. Все слишком заняты своими телефонами, участием в ежедневном отрешении от мира со всеми его чудесами. Мы все так увлечены разглядыванием своих экранов, что забываем смотреть на звезды.

Мне кажется, опасно слишком долго наблюдать за чужими жизнями: может не хватить времени на свою собственную. Технологии ведут человечество к деградации. Они пожирают наш эмоциональный интеллект и выплевывают остатки частной жизни, которые не смогли проглотить. Земля продолжит вращаться, а звезды – светить вне зависимости от того, будет ли кто-то смотреть на них.

Иногда я думаю, что каждый человек в каком-то смысле является своей собственной звездой, светит в центре собственной солнечной системы. Наблюдая за изменяющимися выражениями лиц попутчиков, я иногда явственно вижу на их поверхности вспышки – это они вспоминают свое прошлое или беспокоятся о будущем. Вокруг каждой идущей, говорящей, думающей и чувствующей человеческой звезды крутятся ее планеты: родители, дети, друзья, любимые. Если звезда становится слишком большой, слишком горячей и опасной, ближайшие к ней планеты сгорают без следа. Я сижу, разглядываю галактику лиц, пытаясь попасть из одной точки в другую, и вдруг понимаю, что на самом деле совершенно неважно, кто мы и что мы делаем. Мы все одинаковые. Мы все – просто звезды, которые пытаются светить в темноте.

Я выхожу из метро на станции Ноттинг-Хилл и иду в сторону дома. Теперь я держу голову немного выше, чем в последние дни. С каждым шагом я ощущаю, как чувства прыгают в моей усталой душе, как на трамплине: то вверх, то вниз, то снова вверх, а потом, беспорядочно перемешавшись, падают в изнеможении. Меня ждут пробы у моего самого любимого режиссера, агент не собирается меня бросать, и, несмотря на все проблемы в личной жизни, мне есть за что благодарить судьбу. С Беном все разъяснится. Он пытается мне навредить, но не может же он прятаться вечно, а меня нельзя обвинить в преступлении, которого не было.

Поворачивая на свою улицу, я чувствую, что все еще может кончиться хорошо.

И это чувство мигом меня покидает.

Два полицейских фургона, которые я видела с утра возле дома, все еще здесь, но теперь в них никого нет. Входная дверь распахнута настежь, туда и обратно течет неиссякаемый ручеек полицейских. Дом отгорожен от остальной улицы бело-синей сигнальной лентой. Судя по всему, инспектор Крофт раздобыла ордер.

Это похоже на дурной сон. К этому моменту она должна бы уже понять, что я говорю правду. Я не знаю, куда делся мой муж, почему он сказал то, что сказал, и почему он так со мной поступает. Наверное, он хотел меня проучить, но пора остановиться. Разумеется, я его не убивала, как она, кажется, все еще считает. Может, мне в детстве и поставили диагноз «посттравматическая амнезия», но врачи ошиблись, и, в любом случае, думаю, что если бы я совершила что-нибудь настолько драматичное, я бы об этом помнила.

Я направляюсь в сторону сигнальной ленты. Им придется меня впустить, ведь это мой дом. Кроме того, мне нужно приготовиться к вечеринке: я не могу идти в таком виде. Ветер замирает в моих свежеподнятых парусах в тот момент, когда я вижу двух людей в белых костюмах криминалистов. Они выносят из моих дверей что-то похожее на носилки. На носилках лежит кто-то или что-то под белой простыней.

В первый момент я не верю своим глазам.

Эта картина врезается мне в память, оставляет неизгладимый след и заодно убивает остатки надежды.

Не может быть, чтобы они нашли тело. Ведь это значит, что кто-то умер. А если кто-то действительно умер, то это значит, что кто-то другой этого кого-то убил. Я различаю силуэт инспектора Крофт, выходящей из дома. Она показывает на что-то, чего я не вижу. Если она действительно что-то нашла, она теперь ни за что не поверит моей истории про сталкера, тем более что она и раньше мне не верила. Издалека я не могу разглядеть выражения ее лица, но представляю себе, что она улыбается. Я поворачиваюсь и бегу.