Двадцать один

– Все в порядке? – спрашивает Джек.

Джек постучал в дверь моей гримерки, как только ушла полиция. Я решила было, что это снова они, и увидеть вместо них Джека было настоящим облегчением.

– Нормально, – отвечаю я, и он заходит без приглашения.

– Ты замечательная актриса, но врать ты не умеешь, – отвечает он, когда я закрываю дверь. – Можешь просто сказать, что это не мое дело, но я подумал, вдруг тебе нужно с кем-то поговорить. Не согласишься ли ты пропустить со мной по бокальчику? В конце концов, сегодня была наша последняя сцена, и я, пожалуй, буду скучать.

Выпить сейчас было бы просто чудесно. Дома меня ничего не ждет. Совершенно очевидно, что Бен решил расквитаться со мной самым хитрым и изобретательным способом. Трудно поверить, что он все это придумал в одиночку. Теперь, когда я узнала, что он сходил в полицию и наплел им, что я будто бы его избила, вся моя тревога превратилась в ненависть. Но не может же он притворяться вечно. Факты выросли передо мной в такую гору, что перевесили все, что, как мне казалось, я знала раньше. И хотя я и знаю, что это плохая идея, я действительно хочу выпить.

– Да, с удовольствием. Только возьму сумку.

– Отлично! А переодеться ты не хочешь, mon ami?

Я смотрю туда же, куда и он, и понимаю, что до сих пор одета в розовую ночную сорочку, в которую меня сегодня нарядили костюмеры. Неужели я говорила с полицией в таком виде? В целом все прикрыто, но под сорочкой я абсолютно голая, и сквозь тонкую розовую ткань видны очертания сосков.

– У тебя точно все хорошо? Ты же знаешь, что можешь мне доверять? – спрашивает Джек. Доброта в его голосе пробивает мою эмоциональную броню, и глаза наполняются слезами. – Ох, блин, прости, я не хотел довести тебя до слез.

Он обнимает меня одной рукой и прижимает к себе. В первый момент я просто стою неподвижно, не зная, что делать: тут нет ни сценария, ни режиссерских ремарок. Он утирает мне слезы, целует в лоб. Во всем этом чувствуется некоторая фальшь, но с актерами так всегда: мы не знаем, когда нужно остановиться. Однако я действительно начинаю расслабляться, кладу голову ему на плечо и закрываю глаза. Он гладит меня по голове. Я вдыхаю его запах и не сопротивляюсь, когда он притягивает меня еще ближе. Мне нравится ощущать его тело вплотную к своему, я думаю о том, как он выглядит под рубашкой, представляю себе, как снимаю ее. Мне слышно, как стучит его сердце, – почти так же быстро, как мое.

– Если ты хочешь пойти в бар в сексуальной прозрачной ночнушке, то иди, конечно, тут не о чем плакать, я не буду мешать, – говорит он, и я смеюсь. Джек из тех людей, кто считает, что шуткой можно залечить любую рану. – Или тебе помочь ее снять?

Я предполагаю, что он все еще шутит, и отступаю за ширму, чтобы переодеться во что-нибудь менее откровенное. Потом быстро смываю с лица размытый слезами грим, а Джек тем временем копается в телефоне. У него такой сосредоточенный вид, что мне становится любопытно, чем он там занят. Наверняка проверяет «Твиттер».

Мы идем по коридору по направлению к клубному бару студии «Пайнвуд», и на нас оглядываются все встречные. Иногда бар используют для съемок, но в остальное время он открыт для посетителей. Можно сказать, что жизнь подражает искусству и неплохо на этом зарабатывает. Бар полон под завязку, но менеджер просит одну пару пересесть и освобождает нам столик. Ненавижу, когда так делают, но я слишком устала, чтобы стоять, поэтому соглашаюсь на предложенный вариант. Кроме того, место освободили ради Джека, а не ради меня. Он точно звезда первой величины, все без исключения с ним здороваются и улыбаются ему, как будто я зашла в бар с Томом Крузом. Как хорошо, что можно спрятаться в его тени.

– Если не хочешь, ты не обязана мне ничего рассказывать, но, если что, я рядом, – говорит он, после того как мы выбрали бутылку вина. Всем остальным приходится делать заказ у бара, но только не Джеку.

– Бен так и не объявился, – говорю я.

Он хмурится:

– А почему полиция вместо того, чтобы его искать, приехала сюда?

– Они считают, что я имею отношение к его исчезновению.

Он молча смотрит на меня, а потом запрокидывает голову и хохочет. Его лицо краснеет, и он хватается за грудь, как будто ему больно от смеха.

– Хватит, это не смешно, – возмущаюсь я, хотя его реакция и заставила меня улыбнуться – в первый раз за последние дни.

– Извини, не сдержался. Я понимаю, что в кино ты играешь настоящую злодейку, но каждый, кто знаком с тобой в реальности, скажет, что ты бы в жизни не сделала никому ничего плохого.

– Я уверен, что это какое-то недоразумение и завтра он объявится. Я вот часто не приходил домой и не сообщал жене, где я. Наверное, поэтому я больше не женат. А кроме того, он же журналист, твой муж, так ведь? Скорее всего, он просто валяется пьяный в каком-нибудь баре, как все журналисты.

– Да, наверное, ты прав, – соглашаюсь я, хотя знаю, что это не так.

– Bien sûr, je suis très intelligent!

– Зачем ты все время вставляешь в речь французские слова?

– Пытаюсь произвести впечатление на одну знакомую девушку. Как ты думаешь, это работает?

Я качаю головой.

– Merde.

Джек извиняется и уходит в направлении туалета, оставляя меня наедине с моими сомнениями и страхами. Нет никаких сомнений: Бен меня подставил, чтобы наказать за что-то, чего я даже не делала. Вот что это такое – месть. Бен не только старше меня. Он умнее. Он больше прожил, больше прочел и больше успел увидеть за свою жизнь. Он понимает, как устроен мир, гораздо лучше, чем я когда-либо смогу понять, но я лучше разбираюсь в людях. Он так и не смог с этим смириться. Я понимаю людей и понимаю, почему они поступают так, как поступают. И я понимаю его. Чтобы мне навредить, он пытается разрушить мою карьеру, которая, по его словам, развалила наш брак.

Я этого не допущу.

Джек возвращается и немедленно снова наливает красного вина нам в бокалы – в мой значительно больше, чем в свой.

Я делаю глоток:

– Спасибо тебе. Да, наверно, ты прав, и все будет в порядке.

– Конечно, я прав, – отвечает он. – Ты и мухи не обидишь.