Эсэмэски из лагеря
Цифровые устройства – это лишь один из ингредиентов в наваристом супе воспитания, которое, по сути, заключается в том, чтобы дать детям инструменты, необходимые для становления способной, независимой, зрелой личности. Эти инструменты включают в себя самоконтроль и принятие взвешенных решений. При том что многие из нас, родителей поколения X и миллениалов, бросили на это все силы, воспитание на самом деле требует установления ограничений и вместе с тем ослабления контроля. Да, мы хотим привить детям здоровые привычки с самого юного, податливого возраста, но мудрость воспитания в том, чтобы дать детям свободу совершать ошибки, экспериментировать с границами и находить собственный ритм.
Знакомьтесь: Мэтт Смит, директор лагеря Longacre в сельской Пенсильвании. Я познакомилась со Смитом, приехав в качестве наблюдателя в этот лагерь, которым его семья управляет на протяжении 40 лет. Меня интересовал проходивший здесь необычный эксперимент.
Для начала представлю общую картину. На вершине лесистого холма, на площади около 80 гектаров, раскинулись фермерские угодья Смитов, где и расположен палаточный лагерь Longacre. Здесь царит совершенно неповторимый дух партнерства, и традиции органического земледелия сочетаются с состязательностью, но без фанатизма. Именно за этим прилетают сюда на вертолетах беспокойные родители, мечтающие летом отдохнуть от своих чад. Воспитанники лагеря, которые называют друг друга фермерами, доят коз, собирают яйца, свежую зелень, а после работы веселятся в соседнем парке Херши и местном кегельбане.
Longacre – идеальное место, где отдыхают от гаджетов. Кому нужны приложения, когда можно вживую дружить, влюбляться и плести шнурки для тех же мобильников?
Но вот тут-то и начинается эксперимент. Смит решил радикально изменить традиционный для большинства лагерей подход к использованию цифровых технологий. Вместо того чтобы принуждать детей сдавать свои телефоны и планшеты на время пребывания в лагере, он установил новую политику в отношении гаджетов: разрешено все.
Ну, возможно, это слишком громко сказано. Разумеется, существуют некоторые ограничения: девайсы исключены во время активных занятий. Скажем, с iPhone на каноэ не пустят. Однако в основном мобильные устройства остаются в распоряжении их владельцев – даже ночью.
Такой «сейсмический сдвиг» в политике детского лагеря проистекает из убежденности Смита в том, что для современных подростков лидерство – это не «командирство». Под ним подразумевается умение принимать решения, просчитывать свои действия и устанавливать границы. По словам Смита, наша постоянная привязанность к цифровой сфере как раз и мешает ребятам развивать эти навыки.
«Нынешнему поколению первому пришлось принять этот вызов. Они выросли с экранами и смартфонами, – говорит Смит. – Мы просто подумали, что, если хотим подготовить детей к жизни, надо в том числе научить их налаживать сбалансированные отношения с технологиями».
Поэтому вместо цифрового блэкаута Смит решил помочь своим подопечным самим разобраться с девайсами и найти для них место в своей жизни.
Не сказать, чтобы Смиту легко далось это решение. Много времени ушло на согласования и обсуждения с сообществом Longacre. Но если последнее ставит перед собой цель «подготовить детей к долгосрочному успеху», тогда Смит и его семья потерпели бы неудачу, практикуя прежний подход к технологиям. Сам он насмотрелся на ребят, которые, приезжая в лагерь, и пяти минут не могли прожить без эсэмэсок и проверки Twitter, а после летнего детокса «возвращались к старым привычкам и возобновляли прерванные отношения с девайсами». Даже те, кто признавался, что им «не нравится постоянная привязанность к телефонам… не корректировали свое поведение».
«У них просто нет навыков управления доступом к технологиям», – полагает Смит.
Тем не менее, когда я впервые беседовала со Смитом в июне, перед открытием лагеря и введением новой политики, он заметно нервничал. Отчасти его волнения были вызваны реакцией преданных лагерю семей. «Многим эта идея пришлась не по душе», – не стал скрывать Смит. Он даже беспокоился о последствиях революционного нововведения для его бизнеса. Хотя некоторые родители видели потенциальные преимущества новых правил, большая часть выражала недовольство. Смит чувствовал, что беспокойство отцов и матерей произрастает из романтических воспоминаний о прежнем лагере. Многие из них, сами бывшие воспитанники, переживали, что айфоны и прочие гаджеты разрушат особую ауру этого места, где теряется счет времени. Смит высказался однозначно: Longacre делает акцент на жизненных навыках, и если родители хотят вернуть идиллическую атмосферу прошлого без сотовых телефонов, то для этого существуют тысячи других программ летнего отдыха. На мой вопрос, не подражает ли он идеологии какого-либо другого лагеря, Смит ответил: «Конечно нет. Мы не нашли ни одной подобной программы». Существуют туристические и учебные базы, где разрешены гаджеты, но традиционных летних лагерей с такой политикой действительно нет. На самом деле самым большим сюрпризом для Смита оказалась реакция его коллег, профессионалов летнего лагерного отдыха, которую он мягко описал как «сильную».
Так летом 2013 года Longacre, как истинный новатор, приветствовал первую группу отдыхающих со смартфонами, планшетами и другими цифровыми устройствами.
В первый день ребят попросили сдать гаджеты Смиту и пожить недельку без них, чтобы поближе познакомиться друг с другом.
Через неделю все воссоединились со своими девайсами. И начался сущий ад.
Дети побежали в Октагон, единственную палатку с электрическими розетками, чтобы подключить устройства. Отдавшись во власть прерывистого 3G-сигнала сельской Пенсильвании, они забыли друг о друге и разбрелись по углам, чтобы твитить, обновлять Facebook, строчить эсэмэски, звонить и рубиться в игры.
Кимми из Лонг-Айленда сравнила эти первые часы воссоединения с телефоном с ощущением выхода из тела: «Знаю, это прозвучит странно, но я даже не понимала, где нахожусь. Такое чувство, что хотелось себя ущипнуть… я разговариваю с друзьями, или я в лагере?»
Пока заряжались мобильные устройства, Смиту казалось, что его эксперименту конец. Вместо «можно все», наверное, следовало бы поставить рамки: с 10 до 11 часов утра макраме, а айфоны – с одиннадцати до полудня? Но, как настоящий профи, Смит не стал отклоняться от первоначального плана. «В Longacre мы задаем модель здорового поведения и в этом видим свою главную задачу», – подчеркнул он, подразумевая, что воспитатели не сидят в Facebook или Snapchat, а телефонами пользуются исключительно по работе. Вторая часть программы – просвещение. Смит обеспечил ребят книгами по технологиям и призвал их к обсуждению этой темы со всеми, кому она интересна (имея в виду себя, воспитателей и других воспитанников).
Просвещение и примеры для подражания? Признаюсь, я отнеслась к этому скептически. Но, посетив Longacre в конце июля, поняла, что ошибалась. Дети не только изменили свое отношение к технологиям, но даже стали философствовать на эту тему. Во время моего пребывания в лагере я видела много объятий и сцепленных рук. Ребята отлично справлялись на кухне, работали в саду, изучали технику метания лассо, плавали, много пели, исследовали местную пещеру. В общем, развлечений хватало. (Доступность гаджетов неожиданно обернулась еще одним преимуществом: в лагере серьезно улучшилось качество музыки. Раньше, как заметил Смит, «с этим была просто беда. В нашем распоряжении находилось только радио, и мы просили детей привозить с собой компакт-диски». Но кто теперь пользуется CD? «Короче, по радио без конца крутили одну и ту же летнюю песню, и впору было затыкать уши».)
Впрочем, наиболее важным достижением стало то, что многие ребята решили установить ограничения на девайсы для себя… и своих друзей.
Дети в наушниках все чаще ловили на себе косые взгляды. Некоторые ввели для себя запрет на эсэмэски во время тихого часа. Одна девочка даже вернула свой телефон Смиту. Она чувствовала, что постоянный контакт с друзьями и родными пробуждает тоску по дому, вроде бы утихшую в первую неделю. Однако большинство подростков сумели найти баланс между дойкой коз и перепиской с друзьями.
В целом, как отмечает Смит, без гаджетов под рукой его подопечные вели себя более раскованно. «Подростки хотят общаться, самоутверждаться, пробовать новый стиль поведения, чувствовать себя самостоятельными вдали от родителей. Это здоровые желания, и я понимаю, чем так притягательны социальные сети. Но все то же самое могут дать лагерь и другие дети», – уверен Смит.
Наверное, и Смита с его трогательными воспоминаниями о счастливом детстве можно считать необъективным. Дети, выросшие на «цифре», относятся к технологиям иначе, чем их родители. Гаджеты интегрированы в жизнь человека так же, как окружающие его люди. Как сказал один подросток: «Мы больше не рассматриваем технологии как инструменты. Мы видим в них друзей».
ЗАМЕТКИ АНОНИМНОГО 13-ЛЕТНЕГО ПОДРОСТКА ОБ ОДНОМ ДНЕ ИЗ ЦИФРОВОЙ ЖИЗНИ
• Утром я собираюсь в школу, мне не до телефона.
• В автобусе по дороге в школу я играю в Candy Crush, слушаю музыку, скроллю в Instagram, иначе можно свихнуться от скуки.
• Я смотрю видео на YouTube. Заглядываю в Vine. Захожу на странички знаменитостей в Instagram, проверяю, какие фотки они там выкладывают.
• Кто-то высмеял меня в Twitter, так что я удаляю запись. Хотите знать, почему тринадцатилетние пользуются Twitter? Им просто нравится «пасти» своих кумиров.
• Иногда я чувствую, что пора завязывать с телефоном, потому что мне становится невыносимо скучно.
• Я думаю, подросткам следует проводить час в телефоне и два часа в реале. Когда делаешь домашние задания, телефон лучше убрать.
• В моей школе строго-настрого запрещено пользоваться мобильниками. Но после уроков от друзей то и дело слышишь: «О боже, только посмотрите, что тут постят?» И ты вроде как обязан смотреть. К чему мне такие обязанности?