Задиры – это не просто агрессивные ребятишки на игровой площадке. Это взрослые люди. Они возглавляют компании, носят мундиры и растят детей. Акт запугивания не обязательно бывает физическим. Есть эмоциональная травля, финансовая, духовная, психическая… этот список можно продолжить. В конечном счете задира и притеснитель – это человек, который пытается отобрать чужую силу или влияние и присвоить себе. С большой вероятностью это происходит потому, что раньше он подвергался такому же обращению. Вы слышали поговорку «Обиженный обижает других»? Это правда. Все мои обидчики и притеснители испытывали обиды и притеснения со стороны своего отца, дяди, брата или соседских детей. Кто-то в определенный момент отобрал у них силу, и они пытались вернуть ее обратно, отбирая у других. На более глубоком уровне кто-то отобрал у них чувство собственного достоинства, и они решили, что, заставив кого-то ощущать свою ничтожность, они почувствуют себя могущественными.

Первый раз я «наехал» на другого человека, когда учился в седьмом классе. Я водил дружбу с авторитетными парнями, поэтому никто не задирал меня. Наверное, вы знаете, что в каждом спортивном классе всегда бывает один чрезмерно агрессивный переросток – «бычара», которого боятся другие дети? В моем классе был такой парень, и он регулярно наезжал на других, но не на меня, потому что я был «классным». Но он все время провоцировал меня на разные глупости, а поскольку я боялся его, то обычно соглашался. Однажды я немного повздорил с другим одноклассником, и этот переросток стал подначивать меня, чтобы я полез в драку. Я не боец и никогда не был бойцом. Я не хотел драться, но тот парень продолжал подначивать меня. Надери ему задницу. Не позволяй ему говорить с тобой таким тоном. Ты можешь убить этого ублюдка.

Оглядываясь назад, я вижу, что он на самом деле наезжал на меня, хотя я не вполне понимал это. Я не хотел, чтобы ко мне и дальше приставали, поэтому ударил одноклассника в лицо и толкнул его. Потом я начал потешаться над ним и обзывать его. Но у этого парнишки была гордость, поэтому он развернулся и дал мне в ухо. Эта потасовка продолжалась примерно две с половиной секунды и была единственной дракой в моей жизни. С самого начала это была чистая глупость. Я напал на одноклассника, потому что если бы я этого не сделал, то меня посчитали бы слабаком и самозванцем. Я не мог принадлежать к классным парням, если отказывался от драки. А это означало, что я перестану быть значительным и особенным. Я стану таким же, как все.

Это было трудно понять в то время, и я невольно задумываюсь, на кого мог бы наезжать теперь. Не в физическом смысле, а более тонким образом, даже не зная об этом. Кого я пытаюсь унизить, чтобы чувствовать себя лучше или достойнее? Парней, с которыми я тренируюсь? Наезжаю ли я на новичков, когда поощряю их больше стараться или поднимать больше тяжестей не ради их пользы, а для того, чтобы они видели во мне опытного атлета? Делюсь ли я моей историей, чтобы помогать моим клиентам или чтобы показать, как далеко я продвинулся с тех пор? Бываю ли я грубым и бесцеремонным с родителями, потому что теперь я взрослый человек и они не имеют права голоса? Или я защищаю себя, отстаиваю свою правду и устанавливаю разумные пределы? Пользуюсь ли я чьей-то любовью или отношениями, чтобы управлять действиями другого человека и контролировать его жизнь?

Думаю, я виновен во всем вышеперечисленном. Неумышленно, но факт остается фактом: я и в зрелом возрасте притеснял других людей. Все мы это делали.

Если вы кого-то притесняете, это не значит, что вы плохой человек. Это значит, что вы пытаетесь доказать свою ценность, и пора разорвать этот порочный круг, чтобы вы могли выстраивать реальные, а не вымышленные ценности. В противном случае вы будете лишь сдирать корку со своих душевных ран. Верните себе подлинную силу, приняв ответственность за свои действия и за то, как они влияют на других.

Когда я работал в некоммерческой здравоохранительной организации, то лечил одного подростка от легкой наркомании. Это был здоровый парень, мускулистый и агрессивный. Он боролся, играл в футбол и дрался при любом удобном случае. Тестостерон буквально лился у него из ушей. Я не хотел видеть его своим пациентом, поскольку он напоминал мне хулиганов, которые били детей на школьных переменах или крали стереопроигрыватель из отцовского автомобиля. Я не хотел видеть его своим пациентом, потому что, честно говоря, немного побаивался его. Поскольку в школе на меня никогда не нападали, я так и не научился драться. Ему было семнадцать лет, а мне тридцать с хвостиком, и он, несомненно, мог уложить меня на лопатки за три секунды. Но его прикрепили ко мне, поэтому я проводил с ним дистанционные консультации. Я понимал, что если бы мы могли подружиться, то он бы вежливо относился к мне и не лез в драку.

Со временем я разглядел другую сторону его характера. Его уговорили танцевать на нашем ежегодном конкурсе талантов. Из уличного бойца он стал танцовщиком в мужской группе, и ему это понравилось. Но он был стеснительным и не хотел, чтобы люди считали его «размазней», особенно его отец. Я увидел его с той стороны, которую он не показывал раньше. Он был просто ребенком, искавшим одобрения, подтверждения и высокой оценки. Потом я познакомился с его отцом. Боже милосердный! Я слышал о нем разные истории, в том числе о том, как он избил троих взрослых мужчин перед закусочной, пока его жена и сын наблюдали из автомобиля. Это произошло недавно, не более года назад. Он принадлежал к тому типу людей, которых боятся даже заключенные в тюрьме. И разумеется, он не одобрял новое увлечение сына. «Мой сын – не баба», – категорически заявил он.

Я вдруг оказался меж двух огней. Все ждали от меня, чтобы я добился от отца одобрения для занятий его сына, все – включая этого самого сына, моего клиента. Как убедить человека, который калечит людей за косые взгляды на его жену, в необходимости изменить свои представления о мужественности?

Я пригласил его посмотреть на танцы. Разумеется, он не хотел идти, но в конце концов мне удалось убедить его. Он пришел неохотно и встал рядом со мной с каменным лицом. Я рассказал ему, какого прогресса добился его сын и как новое увлечение танцами помогает ему избавиться от болезненной привычки. «Посмотрите, как ему хорошо», – сказал я. Отец не мог этого отрицать. Он увидел, что его сын – просто ребенок, который радуется новому умению.

Когда мы начали общаться, он рассказал, как его собственный отец ежедневно избивал его. Теперь он как будто видел самого себя на этой сцене. В тот момент он осознал, что его искаженные представления о мужественности происходят от искаженных представлений его отца и что он старался передать их собственному сыну. Это отчасти и привело к страданиям парня и к болезненному пристрастию.

Поэтому он разрешил своему сыну танцевать.

Он сделал то, чего так и не получил от своего отца.