В Шандралу мерилом общественной значимости было поместье. Гильдии, храмы, влиятельные роды, купеческие картели, армия, флот, суд и вообще всякая организация, желающая быть узаконенной, должны были обзавестись поместьем, где заключались сделки и велись дела, а также селились те, кто способствовал успеху объединения. Лишь беднейшие семьи вели хозяйство поодиночке.

Сердцем любого поместья был павильон: круглое здание в самом центре с алтарём Тримурил. К нему примыкали дома поменьше, обычно – жилые.

Скромные поместья состояли из одноэтажного алтаря да одинокого домика. Более обширные включали в себя многоэтажные павильоны и целые лабиринты зданий, располагавшихся на нескольких террасах. Они могли похвастаться парками лилий, небольшими фруктовыми садами, собственными бассейнами для омовений, где голубела чистая вода из кратера. Самые же богатые обзаводились своими плотниками, кузнецами, ткачами, а то и небольшими базарчиками.

Святой Регент пожаловал Леандре небольшое поместье во внешнем Утранском квартале. К двухэтажному павильону примыкали жилые здания, расположенные на соседних террасах.

Продолжая недовольно ворчать, Леандра привела Дрюна и Холокаи к единственной сторожевой башне на проспекте Утрана. За железной решёткой сидел стражник. Прочие слуги звали его Старина Микос, хотя тому было только слегка за сорок, на голове сохранилась густая копна чёрных волос, а на руках бугрились мускулы – Микос в прошлом был борцом.

– Как ты тут без меня справлялся, Микос? – спросила Леандра, когда стражник открыл калитку.

Микос развёл руками в жесте облачного народа, выражавшем сокрушение несовершенством мира.

– Да что вам сказать, госпожа хранительница? Поместье буквально осаждают обезьяны. Бедному Старине Микосу приходится сражаться как демону, чтобы отогнать тварей. А если вы думаете, что другие стражники мне помогают… – он пожал плечами. – Что ж тут поделаешь-то?

Леандра, улыбаясь, прошла в сторожевую башню.

– И как же тебе удалось их отогнать?

– Я пригрозил им, что приведу с собой жену.

– Сурово.

– От ужаса десять обезьян упали замертво, – сказал Микос, топая позади. – Доложить о вашем прибытии Вивеку?

Вивек, церемонный старик из лотоссцев, заведовал повседневной жизнью поместья.

– Не надо Вивека, прошу тебя, Микос. Он тут же начнёт пичкать меня какими-нибудь изысканными кушаньями, – взмолилась Леандра. – Мы ненадолго. Кстати, Микос, мои родители не прибыли? Лорд Никодимус или леди Франческа?

– Не прибыли, – стражник приподнял кустистые брови. – Я не знал, что ожидается визит госпожи хранительницы Драла.

– Да, похоже, нам предстоит подобное счастье. Не знаешь, Рослин в поместье?

– Да, госпожа. Где ж ей ещё быть?

– Благодарю, Микос. Пожалуйста, не говори никому, что я дома, хорошо?

Стражник кивнул и вернулся на свой пост.

Павильон Леандры был хоть и не слишком обширен, зато удобен. Купол двадцати футов высотой через равные промежутки прорезали квадратные люки, и аккуратные световые столбы чередовались с деревянными опорами. Круглая галерея на втором этаже обеспечивала доступ к различным зданиям, примыкавшим к павильону. На первом этаже, в самом центре, находился небольшой поблёскивающий бассейн, рядом с которым располагалась ширма со стилизованным изображением алого лотоса под белым облаком, обрамлённом виньеткой из золотых листьев, – обязательный алтарь Тримурил, высшей божественной совокупности королевства Иксоса. Этого требовал Тройственный Рескрипт: старейший и наиболее важный закон архипелага, согласно которому все казённые учреждения и официальные резиденции должны были иметь символ – а в идеале и представителей – трёх культур.

По традиции, вернувшись из плавания, следовало помолиться Тримурил. Однако учтя недавнее недомогание, Леандра позволила себе пренебречь обычаем.

– Кай, можешь отправляться на кухню, только не обжирайся, – сказала она, поднимаясь по винтовой лестнице, ведущей вдоль стены павильона на второй этаж.

Холокаи молча двинулся на кухню, на лице застыла болезненная сосредоточенность.

– И не досаждай поварам! – крикнула Леандра ему вслед.

– Можно мне сходить на арену? – спросил шедший рядом Дрюн.

– Разве что на полчаса, – ответила Леандра чуть резче, чем хотела бы.

Они достигли вершины лестницы и пошли по галерее, балки которой застонали под весом божественной совокупности. Дрюн не ответил, но Леандра могла бы прозакладывать последнюю рупию на то, что он досадливо усмехается то ли в покорном удовлетворении, то ли в обиженном осуждении.

– Жди здесь, – приказала она и поднялась ещё на один пролёт, ведший в здание на верхней террасе.

Глубоко вздохнув, Леандра стянула с головы платок, толкнула дверь и вошла в небольшую, но светлую комнатку. В одном углу стояла узкая кровать под балдахином, затянутая тонкой противомоскитной сеткой. На восток выходило широкое окно, в которое был виден сверкающий город, спускающийся к лазурной бухте. Ползшая по небу туча накрыла тенью Нижний Баньяновый квартал. На подоконник упали первые капли.

В кресле у окна, закутавшись, несмотря на тропическую жару, в шаль, сидела худенькая Рослин. Перед ней на столике стояла почти нетронутая тарелка с рисом и карри.

– Рози! – окликнула Леандра.

Рослин из Янтарного Леса всегда была невысокой, едва ли пяти футов ростом, и тонкой, как тростинка, женщиной. Годы же отняли у неё ещё несколько дюймов и фунтов, и так невеликих.

– Рози! – повторила Леандра уже громче.

Пожилая женщина заморгала, потом подняла глаза. С трудом верилось, что это похожее на череп лицо было лицом её няни, одарявшим прежде радостными улыбками или неодобрительно хмурившимся.

– Госпожа Франческа, – произнесла Рослин, – вы всё-таки нас навестили.

– Рози, это я, Леандра, а не Франческа! – ещё громче сказала Леандра.

– Что? – Водянистые голубые глаза шарили по её лицу.

– Да, это я, твоя маленькая Леа, – Леандра уже почти кричала. – Я сыграла с тобой злую шутку и выросла!

– Правда?

– А то! – Леандра уже отвыкла от разговоров на повышенных тонах.

– Почему… Ага, выросла, значит. Замечательно. И сколько тебе, лапочка?

– Тридцать три.

– Тридцать три! Святая Матерь Лесов! Это же просто чудесно! А говорили, ты и до пятнадцати не доживёшь.

– Я никогда не любила делать то, что мне говорили.

– Это верно. Помнишь, как я приказала тебе оставаться в комнате и читать, а ты удрала в окно, и твой отец нашёл тебя в компании с симпатичным купеческим сынком? Не забыла?

– Пытаюсь забыть.

– Что?

– Рози, тебе принесли обед, – Леандра пододвинула поближе тарелку с карри.

– О, я вовсе не голодна, – старая нянька с удивлением уставилась на еду.

– Но ты же съешь крошечку? – Леандра подцепила на вилку немного риса. – Ну же, пожалуйста, Рози, за меня.

– Может быть, попозже, – Рослин с сомнением посмотрела на рис. – А ты замужем, Леа?

– Сама же знаешь, мне не по душе идея мучить бедолагу, которому не повезёт угодить мне в мужья.

– Нет-нет, – усмехнулась Рослин, – ты просто ждёшь достойного тебя мужчину, но, охо-хо, моя дорогая, может пройти мно-ого долгих зим, прежде чем ты такого встретишь.

Когда Леандре было шестнадцать лет, матери удалось уговорить её поступить в академию Порта Милосердия, где она начала, было, учиться на целительницу. Если, конечно, постоянный пропуск лекций и уклонение от работы в лазарете можно считать обучением. Тем не менее за два года Леандра повидала достаточно маразматиков, чтобы узнать, что болезнь варьируется от спутанности сознания или безутешной тоски до исступлённой злобы. И пусть Леандра немного ненавидела себя за это, она была благодарна, что время собирается убить Рози, сделав её разум младенчески безмятежным, а не каким-либо иным, более жестоким образом.

Одному Создателю известно, во что превратит болезнь Леандры её собственную смерть. Наверняка она будет куда страшнее, чем та, которая сидела сейчас у залитого солнцем окна, моргая слезящимися глазами.

В любом случае, Леандра пришла к выводу: нет никакой причины, по которой ей может потребоваться убить эту старуху, чей разум и дух давно уже покинули дольний мир.

– Я люблю тебя, Рози, – сказала она нормальным голосом, зная, что пожилая женщина её не услышит.

Трусливый поступок. Ей следовало бы прокричать это в голос. Леандра же просто поцеловала старую няньку в щёку и попрощалась.