Глава 5. Эрнест Кристи

С тех пор, как умер их отец, Дмитрий беспокоился, что младший сын пойдет по его стопам, что Леон поддастся жажде крови, безумной ярости, не сможет управлять собой. Его страх был таким навязчивым и агрессивным, что Леон в какой-то момент и сам его перенял, он начал сомневаться в себе.

Теперь вот убедился, что зря. Ему пришлось душить женщину — и это не вызвало в нем ничего, кроме отвращения к самому действию. Он просто сделал то, что должен, и надеялся, что такой опыт в его жизни больше не повторится.

Но иначе тут было нельзя — Анна не оставляла его в покое.

— Если не согласишься ты, я попытаюсь сделать сама, — настаивала она. — А так у меня будет больше шансов убиться или основательно покалечиться! Лучше ты.

— Ты уверена, что это обязательно? Может, грим какой-нибудь используешь?

— Грим я использую, чтобы это потом скрыть. Да не переживай ты, я не хрустальная, выдержу!

Ему пришлось уступить.

Ей нужна была красная полоса на шее — та самая, которую оставляет удушение. Она принесла тонкую бечевку, обмотала вокруг шеи и протянула концы ему. Анна задержала дыхание, она не кричала и даже взгляд отвела в сторону, чтобы не смущать его.

Хотя зрелище было все равно такое, что Диму бы тут уже удар хватил: здоровенный мужик нависает над хрупкой девушкой, душит ее, а она замерла перед ним, как манекен, и все покорно терпит. Разве после этого он не кажется чудовищем?

Он старался действовать осторожно, но на ее светлой коже алая полоса все равно смотрелась зловеще, хуже, чем он ожидал.

— Ненормальная ты все-таки, — проворчал он. — А если б я убил тебя?

— Ты опять Димкины байки вспомнил? — улыбнулась она, потирая шею. — Не надо. Если бы я хотя бы на секунду допустила, что у тебя нездоровая психика, я бы не стала работать с тобой.

— Что, ты настолько во мне уверена, что доверила бы мне свою жизнь?

— Уже не раз доверяла, ничего не изменилось.

Для нее — может быть, но проклятая история с Яном Мещерским по-прежнему стояла между ними. Леон чувствовал: если бы она все объяснила, если бы не молчала, было бы проще. Но это ее нежелание говорить все усложняло.

Она заставила его оставить след на ее шее вечером после разговора с Мариной, хотя та самая встреча с проститутками была назначена только на следующий день.

— Так убедительней, — пояснила Анна. — Ни одна из девочек не пойдет к врачу сразу, они все смену доработают.

— А мы идем к врачу?

— Что-то в этом роде. Заберешь меня завтра в одиннадцать с соседней улицы, не будем радовать журналистов красивыми картинками.

Он тогда не придал ее словам особого значения — а зря. Когда он увидел ее на следующий день, он понял, какие красивые картинки она имела в виду. Да уж, журналисты бы порадовались, застав скорбящую вдову в таком виде! Хотя они, скорее всего, и не узнали бы ее.

Она была мало похожа на ту Анну, к которой он привык. Она выглядела вульгарно, но не настолько пошло, чтобы у полиции появились основания убирать ее с улиц. Короткое платье, колготки в сетку, красная кожаная куртка — классика жанра! Да еще и макияж такой, что глаза кажутся кукольно круглыми, а пухлые губы блестят сальным глянцем. Светлый парик был сложным переплетением косичек, частично закрывавшим ее лицо. Нет, не эта женщина сидела вчера в его машине…

— Че вылупился? — хмыкнула она, не переставая жевать жвачку. Даже ее голос изменился, став чуть хрипловатым. Типичный голос дамочки, вечно простуженной из-за работы на улице холодными ночами. — Вези давай, пока менты не сгребли.

— Ты можешь поубавить градус аутентичности? — поморщился Леон. — Еще чуть-чуть, и мне придется обрабатывать салон антисептиком.

— Какой ты стал нежный, — рассмеялась она, и ее смех, привычный и настоящий, унес напряжение. — Мне нужно, чтобы мне верили, и я знаю, как этого добиться.

— Это точно, с тобой не здороваться хочется, а сразу тариф спросить. Так куда мы едем?

— К доброму доктору.

Впрочем, речь шла не совсем о враче. Оказалось, что Анна знакома с медсестрой, которая следила за здоровьем проституток. Откуда у нее брались такие знакомства — Леон боялся даже спрашивать.

— Она нормальная тетка, — заверила его Анна. — Сама в свое время попала на панель не от хорошей жизни. Муж бросил, да еще и из квартиры выгнал вместе с детьми, а зарплата медсестры — это тебе не рог изобилия. Ей срочно нужны были большие деньги, и она заработала их, как смогла. Потом уже увидела, что у девочек дела плохи. Я ведь не зря говорила, что к ним извращенцы приходят — те, для которых проститутки изображают беззащитных школьниц и несчастных жертв. Их же за это на улицах избивают, такое делают, что ты и представить не можешь.

— Я, что характерно, и не хочу такое представлять.

— Но для них это жизнь. Так вот, та медсестра осталась, назвалась Тетей Розой, завела знакомства — это было несложно, многих она и так знала. У нее появился свой кабинет, куда девочки могли пойти за помощью.

Леону не хотелось и думать, какая зараза может таиться в этом кабинете. Там даже дышать страшно, не то что касаться чего-то! Он уже представлял темный притон, пропитанный дымом дешевых сигарет, ржавую кушетку, полупьяную врачиху… От такого места хотелось держаться подальше, однако он знал, что Анну уже не переубедить. Лучшее, что он мог сделать, — это сопровождать ее.

— Ты — мой сутенер, если что, — предупредила она. — Охранник, а заодно и муж. Хочешь быть мужем?

— Какая разница, кем я буду? Меня все равно за дверь выставят!

— Не выставят, ты ж не в женскую консультацию едешь! Тетя Роза не любит, когда подозрительные личности вроде тебя шатаются возле ее кабинета. Она захочет держать тебя на виду, вот увидишь.

Они приехали на окраину города, в старый район, и им еще пришлось покружить по дворам, прежде чем они нашли нужный дом. Но картинка, ожидавшая их, оказалась не такой зловещей, как представлял себе Леон.

Под свой кабинет Тетя Роза выкупила угловую квартиру на первом этаже и оборудовала отдельный вход в нее — лестницу, ведущую к бывшему балкону, теперь ставшему верандой. По обе стороны от лестницы были разбиты два ухоженных палисадника, и первые робкие цветы на них служили лучшим напоминанием, что в мире сейчас весна. Об этом очень легко забыть, когда гонка со смертью, пусть и чужой, уже началась!

На веранде стояли горшки с цветами, вывески здесь не было, и казалось, что это обычная квартира. Но когда Анна позвонила в дверь, ей открыли сразу, не задавая лишних вопросов.

Внутри скрывался далеко не притон. Их встречала светлая квартира, уютная, с картинами на стенах. В воздухе пахло не гнилью, не сигаретами и даже не лекарствами, а свежей выпечкой. Да и встречала их не уставшая от жизни бордель-маман, а улыбчивая полная женщина средних лет.

— Вы ведь от Катеньки, по рекомендации? — спросила она.

— От Светы, — уточнила Анна. Похоже, такие здесь были проверки. — Я — Рита.

— Да-да, я тебя ждала, дорогая!

— Это мой муж, он помогает мне в работе, — Анна кивнула на Леона. — Можно он пойдет с нами? Он очень беспокоится обо мне после того случая.

— Конечно, я все понимаю, проходите оба!

В квартире была всего одна просторная комната, оборудованная под кабинет. Самый дальний от окон угол занимало гинекологическое кресло, но Тетя Роза поспешила задернуть его шторкой. Леону она кивнула на кресло у письменного стола, Анну проводила на кушетку, застеленную чистой простыней.

Леону все равно было не по себе — но уже как человеку, ставшему невольным свидетелем чужого приема у врача. В этом кабинете не было ощущения чего-то низкого, пошлого… Да так, пожалуй, и должно быть. Проституткам, потрепанным улицей и избитым неадекватными клиентами, наверняка хотелось именно такого покоя: простого, почти домашнего, где о них хоть кто-то может позаботиться.

Анна сняла кожаную куртку и бросила Леону. После этого она приподняла голову, позволяя Тете Розе, которая, судя по лежащим на столе накладным, была далеко не Розой, а Еленой Степановной, осмотреть ее шею.

— Вот, вчера было, — пожаловалась Анна. — Я думала, все как обычно будет, мы в подъезд зашли… А этот урод набросился на меня! Хорошо, что я крикнуть успела, Сашу позвать, иначе задушил бы!

Леон кивнул, рассудив, что Саша — это он. Но участвовать в разговоре он все равно не собирался, изображая сурового и молчаливого мужа, который совсем не против того, чтобы его жена бродила с кем-то по подъездам.

— Теперь вот глотать больно и дышать — чуть-чуть, — продолжила Анна. — Я боюсь, как бы он мне там… Ну… не испортил ничего совсем, как это сказать…

— Не переживай, милая, — проворковала Тетя Роза так, будто успокаивала пятилетнего ребенка, содравшего коленку. — Сейчас постарайся не говорить и не глотать, хорошо? Я осмотрю пока твою шейку!

В свете ярких ламп полоса на ее шее выглядела куда хуже, чем вчера в полумраке. Леон почувствовал очередной укол стыда. Он мог сколько угодно убеждать себя, что так было нужно, она сама просила. Его сознание отказывалось принимать то, что он способен причинить ей боль, на самом глубоком, инстинктивном уровне.

«Это больше не повторится, — пообещал себе он. — Никогда».

— Да все хорошо, — заключила Тетя Роза. — Можешь не нервничать! Да, перетянул, чуть-чуть кожу повредил… Веревкой ведь душил?

— Да, такой тонкой, на которой во дворах простыни вешают… — всхлипнула Анна. Полуграмотная девица получалась у нее так же естественно, как вчера — полицейская.

— Вот из-за грубых волокон кожа и травмировалась, нежная потому что. Я выпишу мазь, а остальное поболит и пройдет само через пару дней, не нужно ничего делать, хотя лучше не работать. Что-нибудь еще беспокоит? Можем провести полный осмотр.

— Нет, полный не надо, я в порядке… Какая уж тут работа, я теперь не знаю, как на улицы выйти!

— Такое случается, милая. Всякое случается, в мире полно больных людей… У меня на прошлой неделе девочка была — вот уж кому не повезло! Попала к пьяной компании, а они, порнухи своей насмотревшись, вздумали в нее бутылку пихать — и разбили. Я два часа осколки доставала, и там, конечно, все ужасно, хирург ей нужен будет… Хорошо, что у тебя охрана есть! Это сейчас нужно.

Леону захотелось уйти, не слушать это. Легко относиться к проституткам с презрением, когда это некий абстрактный образ, продажные девки у дороги. Сложнее — когда это жертвы.

Но он не двинулся с места — он ведь теперь не слишком ранимый муж ночной бабочки!

Анна осталась на кушетке, болтая в воздухе ногами, как ребенок, а Тетя Роза прошла за стол, чтобы выписать рецепт. Она посмотрела на Леона с одобрением и кивнула ему, словно желая подчеркнуть: следи за ней, в нашем мире всякое случается!

— Жесть вообще, — вздохнула Анна. — А ведь девочки меня убеждали, что не опасно! Все эти долбанутые душители перестали появляться… Обманули, значит!

— Не обманули, — возразила Тетя Роза. — Всю зиму никого не было, да и весной это первый случай. А вот осенью было дело, да… Но и то — один, правда, среди моих девочек. Когда ты сказала, что тебе шейку повредили, я уж решила, что это он вернулся. Но нет, там у девочек другие следы были, чем-то потолще душили, вроде ремня.

Леон бросил быстрый взгляд на Анну, она еле заметно кивнула. Описание было похоже на те петли, которые нашли на шеях жертв подражателя. Похоже они наткнулись на золотую жилу!

— Что там была за история осенью? — полюбопытствовала Анна. — Я не в курсе!

— Там все не настолько громко было, на самом-то деле, никто серьезно не пострадал — и слава богу! И худшие вещи случаются, надеюсь, тебя они не коснутся никогда. Появился то ли в сентябре, то ли вообще в конце лета клиент. Девочки говорили — не худший, из симпатичных, и всегда при деньгах. Думали, что удача. Но он душить начинал — причем даже тех, у кого нет такой услуги. Он никого ни о чем не предупреждал, начинал и все — и что ты тут поделаешь? Он же сильный!

— Но никто из девочек не пострадал? — переспросила Анна.

— Как тебе сказать, крошка… Пострадали настолько, что приходили ко мне, я их лечила. Но никто не умер — и на том спасибо. Пару лет назад был ублюдок, который девочек убивал, так его менты забрали — хоть какой-то от них толк! А это развлекался так. Некоторые девочки от него вырывались, но чаще он их сам отпускал.

— И что, никто не пошел в полицию? — не выдержал Леон.

Это было глупо с его стороны. Сутенеру, продававшему свою жену, вообще не полагалось произносить слово «полиция»! Для него это все менты поганые.

Так что он не удивился, когда Тетя Роза покосилась на него с подозрением, но она все же ответила:

— Да какое там! Кто поверит? Только поржут: когда убьет — приходите, а так — не за что сажать. Да и потом, девочкам, которых он душил, он платил очень много. Он не говорил, что это за молчание, так ведь понятно же! Они молчали, только друг друга иногда предупреждали, ну и я знала. Но он угомонился сам, просто прекратил приходить.

И начал убивать.

— Жесть, — вздохнула Анна, прижимая руку к шее. — А как он выглядел хоть? Я б хотела знать, потому что я с таким не буду работать ни за какие деньги! Может, это все-таки он на меня напал? Там был жирный такой урод, волосы темные, красный, как свинья…

— Нет, не он, — покачала головой Тетя Роза. — Я его, конечно, не видела, да и подробностями не интересовалась. Зачем мне? Я давно уже хожу по улицам только днем, спасибо, отстояла свое!

— Так откуда знаете, что не он?

— Слышала, что девочки о нем говорили. Там ухоженный франт такой, из тех, которые себя очень любят. Наверняка считает себя лучше других! Знаю я эту породу. Но так, чтоб цвет волос тебе выдать или глаз — это не ко мне, я тут портреты не рисую, я людей лечу! Хотя вы вряд ли с ним пересечетесь, даже если он вернется.

— Почему это? — удивилась Анна.

— Потому что если ты в подъездах работаешь, то он на это не согласится. Он всегда снимал только тех девочек, у которых было куда пойти. И чтоб никакой охраны! С этим у него строго. Уже когда о нем стало известно, многие специально от таких шарахались, клиентов теряли. Но были и такие, которые ждали его. Шея-то заживет — а деньги останутся!

Вот такая логика и наполняла трупами подворотни.

Они забрали рецепт и ушли. В медицинском кабинете не было ничего плохого, ни намека на антисанитарию, и все равно Леон почувствовал себя спокойней, только выйдя оттуда. Слишком уж много другой грязи видели эти стены — неосязаемой, а потому несмываемой, не поддающейся лечению. И этой грязью были не девчонки, а те, кому нравилось резать их стеклами, бить, душить… О таком лучше и не думать: ведь тогда придется признать, что эти люди делят с ним город.

Анна смяла рецепт и бросила его в ближайшую мусорку.

— Зря ты так, — упрекнул ее Леон. — Шею и правда не мешало бы чем-то смазать!

— Ты опять в режиме мамочки-нянечки? — улыбнулась она. — Тебе идет — здоровенная мускулистая мамочка-нянечка! Но на сей раз беспокоиться не о чем, на мне быстро заживает, сам увидишь.

— Что теперь? Попытаемся найти проституток, которых он душил?

— Напрасная трата времени. Он достаточно умен, уверена, он сделал все, чтобы его лицо не разглядели или не запомнили. Все, что нужно на этом этапе, мы узнали. Он внезапно появился — и внезапно исчез. Маньяки редко так ведут себя, у них желание причинять боль постепенно нарастает. А его действия больше похожи на то, чего мы и ожидали: подготовку. Он тренировался, а потом решился на убийство, но это убийство уже вписывалось в историю Кристи. Так что продолжим действовать, как раньше: искать его истинную жертву среди всех, кого он убил.

Женщина на экране вытерла слезы мятым бумажным платком и снова схватила микрофон.

— Я знаю, что считать чужие деньги — грешно, и я не хочу, чтобы это приняли за жадность, но… это так тяжело! Один ребенок у меня болеет, из-за этого я вынуждена сидеть дома, и денег всегда очень мало. Я не говорю, что это главное, но… Думаю, Ян захотел бы помочь мне, если бы узнал, в какой я ситуации. Он не знал, я не успела к нему обратиться. Не представляю, почему он составил завещание именно так…

Дмитрий не любил Анну Солари. Она раздражала его своим поведением и просто бесила влиянием на Леона. Если бы его спросили о ее недостатках, он мог бы говорить часами! Поэтому когда стало известно, что она вовлечена в мутную историю с наследством Яна Мещерского, он в первое время не сомневался, что она в чем-то да виновна. Влезла в жизнь людей, оставила их без денег — и гордится собой!

Но постепенно он начал подозревать, что все не так однозначно. Семейство Сирягиных сейчас было повсюду, о своей боли они трубили везде, где им только позволяли лить слезы.

По версии Любови Сирягиной, в детстве они с Яном были очень близки. Да она буквально вырастила его! Но потом у их отца возникли проблемы, Ян отдалился, поверил нехорошим людям — и продолжал верить до конца жизни. Из-за собственной болезни он легко поддавался даже на очевидную ложь, вот и попался в сети коварной мошенницы. А где сейчас Ян? Нет его!

Такое показательное, громкое, чуть ли не профессионально поставленное горе начинало раздражать. Если в семье действительно нет денег, почему отчаявшаяся родительница не идет на работу? Если ей все время нужно быть дома с детьми, как она кочует из одной студии в другую? Да и дети, которых она порой приводила с собой на съемки, выглядели вполне здоровыми и упитанными. Дмитрий понятия не имел, что там происходит на самом деле, он лишь надеялся, что у Леона хватит ума держаться подальше от чужих бед.

Звонок в дверь отвлек его от телевизора. Это было неожиданно: Дмитрий никого не приглашал. Выходные ему выпадали редко, он сам так хотел, и мало кто знал, что его сегодня можно застать дома. Он, кажется, даже Леону не сказал! Должно быть, ошиблись дверью — или соседям что-то нужно.

Но одного взгляда в глазок хватило, чтобы понять: это далеко не соседи. Увидев, кто пришел к нему, Дмитрий поспешил распахнуть дверь.

— Лида? Ты что здесь делаешь?

Он не забыл обо всем, что она сделала, да и не заблуждался больше на ее счет. И все равно, когда он смотрел на нее, сердце невольно начинало биться быстрее. Она все еще была удивительно красива, и грядущее материнство шло ей. Мысль о том, что это его ребенок, затмевала для Дмитрия все остальное.

Но не настолько, чтобы он совсем уж потерял рассудок.

— Проходи, присаживайся, тебе сейчас опасно так далеко ездить!

— Я на такси, так что все нормально, — заверила его Лидия.

— Как ты узнала мой адрес?

— Так ты же сам мне его писал недавно!

Верно, писал — но было это не недавно, а еще зимой. И тогда Лидия послала его куда подальше, заявив, что ноги ее в таком клоповнике не будет.

Теперь нога была, и даже две.

Лидия огляделась по сторонам и довольно кивнула:

— Миленько у тебя тут!

— Как ты узнала, что я не на работе?

— У женщин должны быть свои секреты! Может, я волшебница?

Ему не нравились такие секреты, но ставить под сомнение ее статус волшебницы он не стал.

Для себя Дмитрий решил, что она просто позвонила ему на работу и узнала, что он не там. Не похоже на нее, но какие еще варианты?

Она прошла в гостиную и уселась на диван, не дожидаясь приглашения. Похоже, Лидия чувствовала себя рядом с ним вполне спокойно. Она знала, что у него есть все основания злиться на нее — и знала, что он не будет злиться. Она чувствовала былую власть над ним, и это раздражало.

— Так почему ты здесь? — спросил Дмитрий, устраиваясь напротив нее.

— Что, не веришь, что я могла приехать только ради тебя?

— Да как-то не очень, если честно.

— Ну и зря! С тобой проще, чем с Леоном, ты надежней. И это твой ребенок, а не его!

— Поверь мне, я не забыл.

— Мне скоро рожать, — с видом мученицы сообщила Лидия. — А я посмотрела новости!

— Не вижу связи. Новости запрещают тебе рожать?

Она не была бы собой, если бы не поддалась на первую же простейшую провокацию — она разозлилась.

— Хорош прикалываться, я серьезно! Я знаю, что в город вернулась эта телка. Мне нужно быть уверенной, что она сейчас не с Леоном.

— Полагаю, речь идет об Анне, и она как раз с Леоном. Не постоянно, но часто.

— Что?! Как ты это допустил?!

Иногда ему казалось, что он понимает Лидию, а иногда — что эту женщину невозможно понять. Сейчас как раз был один из таких моментов. Она ведь прекрасно знала, что он давно уже не управляет братом! Если он не смог оттащить Леона от Анны, когда тот верил, что дома его ждет беременная жена, то уж сейчас-то что говорить?

Дмитрий просто смирился с этим, и ей бы следовало смириться. Но она здесь, и пришла она определенно тропой войны.

— Не нахожу причин для паники.

— Она убила своего мужа! — воскликнула Лидия. — Теперь она хочет убить моего мужа!

— Вы разведены.

— Это не значит, что я желаю ему смерти. Как они вообще умудряются общаться? Она же под домашним арестом?

— Посещать ее не запрещено.

— Но если бы он посещал ее часто, его бы тоже показывали в новостях или роликах в интернете. А его там нет, я посмотрела! Так как же они встречаются? Она сбегает? Он помогает ей?

Было в этом интересе нечто странное — больше, чем любопытство бывшей жены или женская ревность. Лидия проводила допрос так, будто результат ей был принципиально важен.

Но Дмитрий, пусть он и не был полицейским, умел не поддаваться на простейшие психологические приемы. Он был влюблен в Лидию, однако подчиняться ей не собирался.

— Я не знаю, как они видятся.

— Но ты не отрицаешь, что она сбегает?

— Лида, отстань, пожалуйста.

— А сейчас он с ней? С ней, да?

— Если хочешь, я тебе чай сделаю или что-нибудь поесть закажу, но обсуждать Леона мы больше не будем.

Она поднялась на ноги с такой ловкостью, будто на ней были домашние тапочки, а не высоченные шпильки.

— Не нужен мне твой чай, можешь им подавиться! Я пришла сюда, чтобы с тобой нормально поговорить, как с отцом моего ребенка!

— О моем брате и Анне Солари? Ты уж прости мне мое легкое удивление!

— Да пошел ты, — отмахнулась Лидия. — Всегда знала, что тебе нельзя доверять!

— Лида, подожди…

Но ждать она не собиралась. Она бросилась к выходу с такой скоростью, словно ее здесь облили грязью и изваляли в собачьей шерсти. Дмитрий не пытался ни остановить ее, ни преследовать, знал, что это ни к чему не приведет. Некоторое время он просто сидел на месте, пытаясь понять, что это вообще было.

Он слышал, как хлопнула дверь подъезда, и лишь это заставило его подойти к окну. Он видел Лидию — она уже кому-то звонила. Спустя минуту за ней приехала машина, но это было не такси — по крайней мере, опознавательных знаков Дмитрий не увидел.

Однако Лидия села туда спокойно, никто ее не заставлял и силой внутрь не заволакивал. Дмитрий решил, что причин для беспокойства просто нет, как нет и смысла рассказывать об этой встрече Леону.

К вечеру начался дождь, затяжной и серый — из тех, что не рокочут грозами, а уныло капают сутками. Он стирал акварели весны, возвращая чувство осенней серости. Анна понимала, что на самом деле все не так плохо, просто усталость берет свое, и нужно перетерпеть. Не верить, что земля слилась с небом и все утонуло в грязи, не плакать, потому что слезы — это всего лишь проявление гормонального сбоя, а просто переждать, и очень скоро настроение сменится, и сдаваться уже не захочется.

Это вопрос самоконтроля, на самом-то деле. Она знала, что все здесь зависит от нее, и умела отстраняться от чувств и эмоций. Когда решаешься на одиночество, оно уже не давит, одной проблемой меньше, и можно отвлечься от чего угодно, даже от боли. А больно ей сейчас не было, просто грустно.

Она собиралась провести этот вечер за изучением работ по психологии подражателей, когда у нее неожиданно появилась компания.

Это удивило ее, однако не испугало. Анна знала, что на лестнице все еще дежурит полиция, хотя непонятно, кого тут охраняли: мирных людей от нее, предполагаемой убийцы мужа, или ее от фанатов классической музыки, готовых уронить на нее рояль. В любом случае, с полицейскими она общалась неплохо, то и дело выносила им кофе и пускала в квартиру погреться. Так что если они кого-то подпустили к двери, значит, личность не совсем подозрительная.

Личность оказалась не просто неподозрительной, но и знакомой, причем и Анне, и полицейским, которые уже видели этого гостя. Леон пришел вечером, не предупреждая — и не получив приглашения. Хотя не приглашала она его не потому, что не желала видеть, ей просто не хотелось, чтобы на нем слишком часто висли Сирягины.

Теперь же он стоял перед ее дверью, мокрый от дождя. В руках он держал бумажный пакет с символикой японского ресторана и казался весьма довольным собой, словно не в подъезд вошел, а Эверест покорил. Что ж, заинтриговать он умеет!

— Проходи, — позволила Анна и обратилась к полицейским: — Ребята, кофе будете?

— Нет, у нас уже конец смены, следующим лучше предложите!

— Тогда до завтра.

Она повернулась к своему гостю, пытаясь понять, что с ним делать дальше. Анна не льстила себе верой в то, что читает его, как открытую книгу. И все равно она неплохо знала Леона, ей казалось, что достаточно, чтобы спрогнозировать его поведение. Она была уверена, что он не преодолеет обиду между ними, пока не узнает всю правду про нее и Яна.

Но вот он здесь — и обиженным он не кажется.

— Не через крышу, — объявил Леон, еще больше сбивая ее с толку.

— Чего?

— Мне все было любопытно: как ты выбираешься так, что уважаемые папарацци, которые обычно пролезают везде, как тараканы, тебя не перехватывают. Я решил, что через крышу: заходишь через один подъезд, поднимаешься на чердак, потом идешь к своему подъезду и — к квартире. Но есть два минуса, первый — приходится выходить непосредственно на крышу, а это, как ты можешь судить по моему обтекающему виду, холодно и неудобно в дождь. Второй минус — ты попадаешь не прямо в квартиру, а в подъезд, к доблестной полиции. Получается, у тебя с ними должен быть договор на прикрытие. Но ты на это не пойдешь, даже если пойдут они, что тоже вряд ли.

— Крышу я действительно не использовала, — признала она. — Но ты был не так далек от истины, как тебе кажется.

— Ты все равно не скажешь мне, как делаешь это?

— Не сейчас.

Она внимательно наблюдала за ним, ожидая, что будет дальше. Разозлится он? Или обидится? Однако Леон, похоже, и так знал, что она откажется говорить, и он не был склонен к эмоциональному шантажу: или ты признаешься, или я ухожу! Свою вылазку на крышу он воспринимал как развлечение и не более того.

— Ты пришел, только чтобы проверить маршрут?

— Нет, я пришел посидеть с тобой, если ты не против, — отозвался он. — Вспомнил вдруг, как мы раньше сидели, и подумал: а какого черта? Что нам мешает все повторить?

— С тех пор многое случилось.

— Да, но это не значит, что все поменялось. Я один, ты одна. Мне это не нравится, да и тебе — вряд ли. Так что предлагаю компромисс: я не спрашиваю о твоем муже, ты не напоминаешь мне о нем. Делаем вид, что всего, что произошло между ноябрем и вот этим моментом, просто не было.

— На этот вечер? — улыбнулась Анна.

— Хотя бы на этот вечер, для начала. К тому же, я пришел не с пустыми руками, а с жертвоприношением дракону. С каких пор этого недостаточно?

Он поднял пакет чуть выше, словно и правда надеялся откупиться от нее. И ей нравилось это предложение: ненадолго отбросить сложности, которые станут важными в другое время и при других обстоятельствах. У Анны сейчас был долг, о котором она не могла рассказать, но это ведь не означало, что она должна терять близкого друга!

Единственного, если задуматься…

— Подношение принято, — кивнула она. — Я тебе сейчас плед и полотенце дам, а то охотиться на маньяка в соплях как-то несолидно. И кстати, я не думаю, что ты совершенно случайно угадал с рестораном. Как узнал?

— Детская задачка: я видел упаковку на кухне в твоем доме.

— И запомнил?

— Что сложного в том, чтобы запомнить название ресторана? — изумился Леон. — Не хочу даже знать, насколько низко ты оцениваешь мою память. Я, знаешь ли, и свое имя помню не потому, что мне бирочку на шею вешают! Там, кстати, не только то извращение, что японцы кухней зовут, а еще личинки пирожных в кислотных слезах инопланетян.

— Эклеры в глазури.

— Мне проще запоминать образами.

Это было непривычно. Даже не то, что кто-то в этом мире знает ее привычки — и не потому, что готовится ее убить, а потому, что так хочется. Она просто готовилась вести себя иначе, и стратегию пришлось срочно переделывать… Однако отказаться от стратегии и жить, как живут все люди, пока не получалось.

Они расположились в гостиной, и Анна впервые с тех пор, как въехала в эту квартиру, включила электрокамин. Она скучала по своему собственному дому и не могла избавиться от чувства, что она в гостях — и у всех на виду. Но оказалось, что, когда кто-то рядом, терпеть все это гораздо легче.

— Так чем ты занималась до того, как я пришел? — полюбопытствовал Леон. — Я тебя ни от чего не отвлекаю?

— Нисколько. А себя ты ни от чего не отвлекаешь?

— Тоже нет: на работе у меня сейчас срочных заказов нет, а дома мое отсутствие заметит лишь микроволновка. Отвлечь меня может только Лидия, если ей захочется рожать, и то вряд ли: она не любит выходить из дома в дождь.

— Очень смешно!

Дождь все еще барабанил по подоконнику, но он больше не раздражал и не нагонял тоску. Огонь в камине казался почти настоящим — не удивительно, что Ян его установил! Он всегда любил такие вещи…

— Так над чем ты работала?

— Над поведением подражателей, — отозвалась Анна. — Чем больше я узнаю об этом, тем больше убеждаюсь, что наш маньяк не может подражать Кристи. Он его копирует — да, но цель у него другая, пока непонятная нам.

Только с ним она могла говорить об этом вот так — не в кабинете и не в полицейском участке, а между делом, дома, зная, что он поймет и не будет ужасаться тому, что ее даже в такое время не оставляют мысли о преступлениях. Леону, как и ей, было проще думать о деле до тех пор, пока задача не будет решена, а потом только расслабляться.

— Что ты там уже нового нашла? — спросил Леон.

— Принципиально нового — ничего, просто сместила акценты. Когда агенты ФБР составляют характеристику серийного убийцы, они используют один важный критерий: организованный или неорганизованный убийца. Разница нехитрая: неорганизованный убийца импульсивен. Он ведет себя как ребенок в магазине игрушек: хватает то, что ему нравится, не думая о том, сколько ему придется заплатить. Его желания сиюминутны, но сокрушительны, как цунами, порой он не до конца понимает, что творит, пока не станет слишком поздно. Организованный убийца, в свою очередь, все продумывает наперед, старается учесть мельчайшие подробности, подсчитать все веточки на дереве рядом с местом убийства, изучить привычки каждого окрестного муравья. Он порой жаждет крови не меньше, чем неорганизованный убийца, но он умеет себя сдерживать. Он получает удовольствие, не теряя контроль.

— Так в чем несоответствие?

— Джон Кристи был ближе к неорганизованным убийцам. Он был эмоциональным, даже слишком, и чувства порой побеждали разум. В детстве у него не клеились отношения с семьей, и он очень переживал из-за этого.

— Дай догадаюсь… властный туповатый папаша? — усмехнулся Леон.

— Насчет туповатого не скажу, но властный — это точно. Эрнест Кристи был многодетным отцом, поэтому не стремился узнать каждого своего ребенка, они были его маленькой армией, которой он управлял. Получить от папаши Кристи можно было за что угодно, да хоть за косой взгляд. Но на Джона Кристи повлияло даже не это, а сложные отношения с матерью и сестрами. Думаю, тогда и укоренилась его неприязнь к женщинам, неспособность строить нормальные отношения с ними. Его первое убийство, если помнишь, было совершено во власти настроения, он не планировал душить Рут Фуерст. При этом неорганизованные убийцы обычно попадаются быстро: нет подготовки — нет и заметания следов. Кристи спасло то, что он был очень умен, IQ в его случае оценили как 128. Не рискну утверждать, что это точная цифра, но Кристи был умнее среднего горожанина. Он обожал математику, пел в церковном хоре, в пятнадцать лет начал работать, словом, был человеком разносторонне развитым. Поэтому, отличаясь болезненной, почти животной страстью к убийствам, он сумел взять себя в руки и искусственно перейти в категорию организованных убийц. Но на это у него ушли годы, а метод проб и ошибок не раз приводил его в тюрьму.

— В смысле? Разве его не казнили за убийства, когда он сходить туда-обратно успел?

— До того, как начал убивать, по молодости, — пояснила Анна. — Джону Кристи было тяжело обуздать свою природу. Он получал сроки за кражи, избиение, драки, агрессивное поведение. Он не был способен на эмпатию, для него ничего не значила дружба. Один священник как-то решил взять над ним шефство — чтобы спасти умного молодого человека. Но этот умный молодой человек без зазрений совести украл у священника машину. Определенная мудрость, пусть и искаженная, пришла к Кристи только с возрастом.

Леон нахмурился, не отводя взгляд от огня. Похоже, слушая Анну, он пытался представить того, кого выбрал своим кумиром подражатель — и портрет получался противоречивый. Но и сам Кристи был таким: развитый ум боролся с хаосом страстей, обидой на весь мир, унижением от собственной неполноценности, ипохондрией. Долгие годы ум проигрывал — а потом просто начал служить страстям.

— Не понимаю, — наконец признал он. — Если он был таким откровенным быдлом, как его вообще приняли в полицию?

— Все просто: халатность. Кристи помогло то, что он жил не в Лондоне. В столицу он переехал уже более-менее адекватным. Интернета тогда не было, передача данных происходила куда медленней, чем сейчас. Запрос все равно можно было сделать — отследить, где Кристи жил, что делал. Но шла война, мужчин было мало, и этим решили не заморачиваться. Кристи показалсяим благонадежным, и это все решило. Кстати, на службе он как раз отличился именно благодаря своим отсидкам: он знал, как мыслят преступники, и умел раскрывать преступления. Им были очень довольны, в его прошлом никто не копался. Но мы отвлеклись от противоречия… Так вот, подражатель — это на сто процентов организованный убийца. Он продумывает все наперед. Его никто не видит, он не оставляет следов. А главное, начав душить жертву, он может остановиться, потому что конкретно эту женщину ему убивать не нужно, она не вписывается в его схему. Кристи бы так не смог.

— Может, он и не серийный убийца вовсе? — предположил Леон. — Наемник, например?

— Вряд ли. Среди нынешних жертв нет никого такого, кто стал бы мишенью заказного убийства, да еще такого сложного. Да и потом, он ведь изнасиловал всех трех женщин — для этого нужно обладать специфическим складом ума. Думаю, это все-таки маньяк, но вовсе не тот, каким он пытается предстать перед нами.

— Допустим, он не подражатель. Но искать-то мы его продолжим по той же схеме, что и раньше?

— Да, и на вторую жертву я возлагаю особые надежды, — признала Анна.

— Почему?

— Потому что он долго тренировался на проститутках, оттачивая мастерство. Он убил Алину — и все прошло так, как он и задумал. Ему стоило бы напасть сразу, если он спешит завершить свою миссию — а нынешние его действия показывают, что он спешит. Но он все равно ждал несколько месяцев, прежде чем убить Еву Майкову. Возможно, ему помешали обстоятельства, не отрицаю. Однако если он не решался, нам нужно узнать, почему, что делало именно ее такой особенной.

Этим можно было заняться завтра. Пока же у них были редкие часы покоя — несмотря на полицейских и мрачную толпу, которую даже дождь не мог отпугнуть от подъезда. Анна знала, что опасно отказываться от защиты одиночества, ведь осенью это усложнило ее задачу, когда нужно было выйти замуж за Яна.

Но в такой вечер, когда кто-то прошел по крыше, чтобы увидеться с ней, пожалуй, можно изменить правила.