Глава 26
Старое пламя — Вожделение — Призрак в трубах — Фрей разочаровывает — Политика
Солнце, ярко светившее в безоблачном небе, било Фрея по плечам. Перед ним простиралось море, сверкавшее в полуденной жаре. Насекомые трещали и жужжали, небо наполняло птичье пенье. В Дельта Барабака было душно даже зимой, но здесь, на Фельдспарских островах, дальше к югу и близко к экватору, вообще не было смысла говорить о временах года. Один и тот же совершенный день, опять и опять.
Он стоял на каменном балконе, нависавшем над морской впадиной Ордик. Далеко внизу волны накатывались на подножье утесов. Склон за его спиной усеивали многоуровневые сады, личная страна чудес из затененных тропинок, игривых ручьев, крытых переходов и тайных беседок. Из скрытых ниш выглядывали статуи. Из листвы поднимались купола бельведеров. Вдоль берега, справа от него, была видна крыша особняка, почти скрытого окружавшими его деревьями.
В другое время он нашел бы это место великолепным. Рай, где человек может на какое-то время успокоится и прийти в себя. Но сейчас это место его не успокоило, красота на него не подействовала. Он чувствовал себя отрезанным от мира. Его тело занимало место в пространстве, но не было связано ни с чем. Оно отвечало на все автоматически и заранее определенным образом. Иногда он чувствовал себя так, словно наблюдает за собой со стороны, равнодушный наблюдатель чьей-то чужой жизни.
Он существовал, и ничего больше.
«Что я здесь делаю?» — спросил он себя.
Все должно было закончиться не так. Он никогда не просил многого. Он никогда всерьез не хотел богатства и власти. Он хотел только свободы делать то, что хотел. Но где-то по дороге он приобрел экипаж, о котором теперь должен заботиться. Где-то по дороге он опять влюбился в женщину, с которой, как он думал, расстался навсегда.
И вот теперь он потерял ее. Они засунули демона в ее тело, в ее сознание. Он мучил себя днем и ночью, представляя себе, что она чувствует. Пробуждается ли она, молча вопя, когда демон дергает за ее нервы как кукольник, заставляя ноги танцевать? Или во время атаки ее раздавили, и от женщины, которую он знал, не осталось ничего? Сможет ли он когда-нибудь вернуть ее обратно, или эта попытка заберет его жизнь и жизни всех его друзей?
«Надежда есть», — сказал ему Крейк. Но Фрей не был уверен, что может разрешить себе поверить в это. Надежда — опасная игрушка для них. Отступление может всех спасти. Всех, кроме Триники, во всяком случае.
Вот почему он никогда не хотел отвечать за кого-то еще, кроме самого себя. Сердце слишком сильно болит, когда ты теряешь их.
— Капитан Дариан Фрей, — сказал голос за его спиной. — Что за приятный сюрприз.
Он отвернулся от вида на море и нацепил на лицо улыбку, предназначенную для Амалиции Тейд.
Глубокое декольте темно-синего платья открывало ожерелье из драгоценных камней, лежавшее на ее ключицах. Черные волосы рассыпались по плечам. Он улыбалась, легкая улыбка молодой женщины, знающей, как использовать ее в качестве оружия. Безупречные кожа и черты лица, темные озорные глаза. Она была еще более сногсшибательна, чем в тот последний раз, когда он видел ее и целился из револьвера ей в лоб.
— Амалиция, — осторожно сказал он. — Ты хорошо выглядишь. — Несмотря на всю ее внешность, он слегка опасался ее. Мало кто из людей избивал его так часто и жестоко, как Амалиция.
— Кажется, брак пошел мне на пользу, — сказала она, поднимая руку, чтобы показать кольцо на пальце. Он сделал вид, что восхитился им.
— Я слышал, — сказал он. — Поздравляю. И где твой, э, муж?
— Боюсь, Харбли уехал по делам. И еще мне кажется, что лучше всего тебе с ним не встречаться. Не думаю, что вы поладите.
— Ага, я совершенно уверен, что ты права. — Харбли Троув напоминал толстозадого сутенера — тип людей, которых Фрей терпеть не мог. Атлетически сложенный, хорошо выглядящий, наследник огромного состояния, он редко сходил со страниц таблоидов. Фрей еще помнил день, когда в кабину радостно пританцевал Пинн и показал ему статью. Амалиция выбросила свою фантазию о капитане пиратов и выбрала героя-аристократа с таким гордым и благородным носом, что его можно было использовать в угольной шахте вместо лопаты.
Она слегка коснулась его лица.
— Ты ужасно выглядишь, — сказала она с лживой заботой. — Ты вообще спишь?
— У меня была пара тяжелых дней, — сдержанно ответил он.
— Мы можем пройтись? — Она предложила ему руку и он взял ее. Прикосновение принесло слабое воспоминание о сексе. Раньше она была неопытной, всегда готовой и наполненной энтузиазмом. Было трудно совместить визжащую молодую женщину, которую он помнил, с этой элегантной леди, которая шла рядом с ним.
— Мне кажется, что ты приехал не для того, чтобы извиняться, — сказала она.
— Да, — ответил он. — Но, насколько я понимаю, я должен. Я никогда не умел выбираться из ситуаций, вроде той.
— Тебе стоило бы действовать получше, — сказала она. — Но не переживай. Что было, то прошло. На самом деле я должна поблагодарить тебя.
— Давай не заходить так далеко.
— Ну, если бы ты не убежал от меня, если бы ты не угрожал убить меня и не разбил бы мне сердце, я бы никогда не повстречала Харбли.
— Тогда я рад, что поработал на твое благо, — сказал он. Она попыталась извлечь из него обиду или сожаление, стремясь увидеть, сожалеет ли он о потере. Но в нем не было ничего, и он не хотел подыгрывать ей.
— Было приятно опять увидеть тебя, — сказала она. Но за ее улыбкой стоял легкий намек на разочарование, и она имела в виду не это.
— Тебя тоже, — сказал он, и тоже имел в виду совсем другое.
Они вышли из-под прямых лучей солнца и пошли вниз по усеянной солнечными пятнами аллее. Над головой шумели деревья, и они прошли мимо вырезанной из камня вазы, из которой струилась чистая вода.
— Итак, чем я обязана столь приятному визиту? — помогла ему Амалиция.
Фрей спросил себя, как выразить это словами. Вся идея была немного рискованной, но Фрей, бывало, шел и на бо́льший риск.
— Ты помнишь, что случилось, когда твой отец узнал про нас? — спросил он.
Она засмеялась:
— Как я могу забыть? Он послал меня в эту ужасную обитель. — Ее голос стал слегка жестче. — И ты оставил меня там, пропав на два года.
— Мне потребовалось много времени, чтобы напасть на твой след, — автоматически соврал Фрей.
Она погладила его руку:
— Дариан, я подозреваю, что это не совсем правда, но мы решили оставить это в прошлом, верно?
Фрею не слишком понравился ее тон. Судя по нему, наивная любящая девушка, которую он знал, исчезла навсегда. Это усложняло задачу.
— Я вел себя с тобой, как дерьмо, — сказал он, рассудив, что немного раскаяния не помешает.
— Избавь меня, — сказала она. — Я заслужила это, поверив тебе. Но давай не будет обсуждать прошлое. Сейчас мы совсем другие люди. По меньшей мере, я.
Однако Фрей не собирался ничего обсуждать.
— Ты ненавидела ту обитель, верно? — продолжал он. — Ты ненавидела своего отца, который запихнул тебя туда. На самом деле, если бы я не спас тебя, сейчас на твоем лбу был бы вытатуирован Шифр, и, вместо этих садов, ты бы проповедовала в каком-нибудь грязном уголке глухой деревни.
— Если ты хочешь тонко намекнуть, что я тебе чем-то обязана, могу ли я напомнить тебе, что ты спас меня, убив моего отца? — сказала она, заледенев. — И даже если я и была обязана тебе чем-то, твое поведение после его смерти покрыло все долги.
Фрей почувствовал, что зашел слишком далеко и сдал назад.
— Извини, — сказал он. — Просто высказал мнение: ты не дружишь с пробужденцами.
— Напротив, — сказала она. — Несколько поколений моей семьи были твердыми сторонниками пробужденцев. Мой отец лишился жизни, служа им. Я сама была готова войти в орден, но его смерть сделала меня главой семьи. И Харбли очень набожен. Нет никого более лояльного им, чем я.
Но в ее глазах стояла кривая усмешка, и они оба знали, что это неправда. Амалиция была женщиной неудержимых страстей. В ней бесконтрольно бушевали любовь и ненависть. Она поддерживала прочные связи с пробужденцами — по политическим причинам, — но в сердце она терпеть их не могла, и ее набожность была обыкновенным притворством.
— Давай предположим, гипотетически, что есть способ поставить пробужденцам фингал под глаз за то, через что тебе пришлось пройти, — сказал он. — Ты бы заинтересовалась?
— Дариан! — воскликнула она. — Почему я должна питать ненависть к пробужденцам?
— Ну, быть может, за то, что они превратили твоего отца в высокомерного ублюдка? — предположил он. — Ты сама знаешь, что именно эта пробужденческая чушь сделала из него тирана. Она разрушила твою юность. И если бы не она, Галлиан жил бы до сих пор. Он работал на них, помнишь?
— Наверно ты считаешь меня очень мстительной особой, — сказала она с озорным блеском в глазах. — Но продолжай. Мы же говорим гипотетически.
— Мне нужно поймать императора.
Фрей сделал еще несколько шагов по зеленой аллее, прежде чем осознал, что она остановилась. Он оглянулся. Она глядела на него, широко открыв глаза.
— Поймать? — спросила она, с изумленным смехом. — Ты хочешь поймать императора? Могу ли я спросить, зачем?
— Мне кажется, тебе лучше не знать подробностей, — сказал он. — Подумай.
— Да, поняла, — сказала она. — И чем я могу помочь тебе в этой, откровенно говоря, безумной затее?
— Мне надо, чтобы ты кое-что продала пробужденцам.
Она скрестила руки:
— Я жду объяснений.
— Помнишь Крейка?
— О, да, — ядовито сказала она. — Твой сообщник по преступлениям.
Ага, старая обида. Отлично, он ее достал.
— Отец Крейка не захотел встать на колени перед пробуженцами, и они послали императора, чтобы ввести его сына в кому. Они предполагали, что он там и останется, если Роджибальд их не поддержит.
Он замолчал, давая ей время подумать. Как и большинство аристократов, она считала знать священным орденом, на который не распространяются методы, применимые к беднякам. И ее шокировало, когда с одним из них поступили таким образом.
— А ты мне не врешь? — спросила она.
— Ты читала в газетах о случаях загадочной чумы, а?
— Возможно, — осторожно сказала она.
— А теперь подумай. Эта чума поражает только аристократов. Смешно, а?
— Только аристократов, которые противостоят пробужденцам, — заметила она. — И это не я.
Слабая защита, и он видел, что она это понимает.
Он пожал плечами:
— Скользкая дорожка. Как ты думаешь, сколько времени знать будет оставаться в безопасности при правлении пробужденцев, если они уже похищают первенцев? Сколько времени осталось до того момента, когда они придут сюда и потребуют все твои деньги, все твои особняки и вообще все, что у тебя есть?
Вот это удар. Она поверила ему, и удар ее потряс.
Она опять начала идти, с потрясенным взглядом на лице. Почти машинально, она соединила его руку со своей, и они вместе пошли по аллее.
Они обошли вокруг острова, проходя мимо рядов статуй. Бриз приносил запах соли, шелестели деревья. Фрей слышал далекий морской прибой. Он не говорил ничего, давая Амалиции подумать.
— Ты просишь меня рискнуть собой, — наконец сказала она.
— Я прошу тебя подстраховаться, — сказал он. — Подумай о том, что произойдет, если пробужденцы проиграют эту войну. Будь уверена, эрцгерцог без всякого удовольствия будет смотреть на те семьи, которые поддерживали его врагов. Но если он узнает, что ты помогла ему…
— Но пробужденцы могут узнать! — встревоженно сказала она.
— И кто им скажет? Я? Послушай, ты не должна почти ничего делать. Я просто дам тебе имя человека, которого ты кинешь.
— Дариан, — сказала она, вздрогнув.
— Извини. Суть в том, что ты будешь должна сказать, что ты кое-что от кого-то слышала. В самом худшем случае, это будет просто неверная информация, принятая за чистую монету; ты, как человек, лояльный ордену, просто передашь ее. Они же не смогут обвинить тебя за это, верно?
— И что потом? — спросила она. Он уже убедил ее, она спрашивала о деталях, желая быть уверенной, что ей ничего не грозит.
— Они выслушают тебя. Они поверят тебе. И, поскольку ты скажешь, что наш человек будет там недолго, они пошлют императора нанести ему визит, как они сделали с семьей Крейка.
— И ты будешь ждать?
— Точно.
— И не скажешь никому?
— Только эрцгерцогу, и только тогда, когда придет время. У меня есть достаточно связей, так что мое слово до него дойдет. Быть может, ты получишь медаль, если эрцгерцог победит. Престиж семьи и все такое.
— И как зовут твою жертву?
— Эбенвард Плом.
— Ха! — сказала она. — Одно время он был в их списке, несомненно, хотя никогда не говорил, что находится в оппозиции пробужденцам. Но он почти никогда не уезжает из Теска; там они его не достанут.
— Как раз сейчас он не в Теске. Он в имении Тарлоко в на Колючем Хребте. Очень далеко. Если кто-нибудь скажет им, где он находится и насколько он уязвим…
— О, — сказала она. — Я начала понимать.
Дорожка привела их к вымощенной камнем площадке, над которой нависали огромные деревья, теплое убежище в листве. Посреди площадки стояло маленькое круглое здание с куполообразной крышей. В купол были вделаны замысловатые окна. Она вошла внутрь через арочный вход, и Фрей последовал за ней.
Их шаги эхом отдавались от украшенных фресками и орнаментами круглых стен, на которые сверху падал мягкий свет. Посреди выложенного плитками пола находился бассейн с неровными краями, внутри которого негромко булькала вода. Из него росли кристаллы, многокрасочные и многогранные. Они застыли на краю бассейна тонкими силиконовыми нитями, выпячивались из воды янтарными кустами, торчали вверх красными осколками. Тепло и сырой воздух придавали зданию что-то мрачное и призрачное, и оно походило на храм забытого бога природы.
— Ну разве это не чудесно? — спросила Амалиция, глядя в бассейн. — Харбли говорит, что пузыри, выходящие из самой глубины земли, содержат минералы, которые формируют кристаллы. — Она вздохнула. — Это очень особое место, для меня.
Фрей огляделся и предположил, что все в порядке.
— Амалиция, — сказал он. — Ты поможешь мне?
Она отвернулась от бассейна. Ее щеки вспыхнули, по груди пошли красные пятна.
— Я помогу тебе, — сказала она. — Но сначала ты должен помочь мне.
Она подняла к нему глаза и протянула руку назад, к спине; платье соскользнуло с ее плеч и грудой упало к стройным ногам.
— Ого, — сказал Фрей. Его взгляд метнулся вниз, чтобы увидеть все достопримечательности. Этого он не ожидал. — Э… я думал, что у тебя счастливый брак?
— Дариан, его здесь нет, — сказала она, подходя ближе и прижимаясь к нему. — И я так одинока.
Ее запах изменился.
Слаг понюхал трубу, находившуюся далеко в теплых внутренностях «Кэтти Джей». Воздуховоды еще не полностью охладились после последнего полета; они звенели и потрескивали, отдавая тепло. Обычно это было любимым временем Слага: он свертывался в клубочек и спал, приятно устроившись в уютных объятиях корабля. Но не сегодня. Сейчас он был слишком возбужден.
Он пошел дальше по воздуховодам, по ее следу. Та же самая кошка, несомненно, но невидимые знаки, которые она оставляла за собой, были восхитительно другими. Они наполнили его энергией, в нем загорелась кровь. Они заставили его опять почувствовать себя молодым.
Он должен найти ее. Слаг думал только об этом. Если раньше он был просто заинтригован, сейчас он испытывал в этом острую нужду. Он шел по ее следам по трубам, проползал через вентиляционные шахты, обнюхивая каждый знак, который она оставляла. Если он пах сильнее предыдущего, Слаг торопился вперед. Если слабее, он шел назад по своим следам.
Наконец запах стал более интенсивным, как и чувства, которые он вызывал. Слаг чувствовал себя сильным, голодным и поглощенным одной целью. Он стремглав перебегал от отметки к отметке, его голову кружило новое и сильное чувство. За всю свою длинную жизнь он никогда не знал ничего, похожего на него.
Когда он нашел ее, она его ждала. Они кружили, освещенные слабой подсветкой воздуховодов, и нюхали друг друга. Ее запах сводил его с ума. И ее поведение стало другим, язык ее тела приглашал, а не отталкивал. Пришло ее время, и Слаг, в конце концов, понял, какое чувство привело его сюда.
Вожделение.
Ашуа резко поглядела вверх, кружка кофе замерла на полпути к губам:
— Что это?
Крейк, который постоянно сдвигался вокруг стола кают-компании, чтобы не попасть под очередную кофейную атаку, озадаченно посмотрел на нее:
— Что что?
Малвери, с ногами на столе, ел кусок сухого пирога, который он нашел у задней стены кладовки и воскресил благодаря собственному уникальному искусству кулинарной некромантии.
— Не слышал ни хрена, — сказал он и протянул руку, чтобы налить еще немного рома в свой кофе.
Ашуа опять прислушалась. Она могла поклясться, что слышала, как плачет ребенок.
— Ребята, вы бы сказали мне, если бы по «Кэтти Джей» расхаживали призраки, верно?
— О, конечно, — сказал Малвери со ртом, набитым пирогом.
— Первое, что бы мы сделали, — согласился Крейк.
Ашуа откинулась на спинку стула и слегка расслабилась. Воображение, конечно. Не надо нервничать.
Она глотнула кофе и дала удовольствию опять наполнить себя. Возвращение Крейка до некоторой степени успокоило их всех. Она обрадовалась, когда он вернулся. На «Кэтти Джей» редко собиралась интеллектуальная компания, и ей не хватало его, хотя он проводил больше времени с Самандрой Бри, чем на собственном корабле. Что касается Малвери, то она уже много месяцев не видела его таким счастливым. Сейчас они работали на Коалицию, хотя и в тайне, и перед ним больше не стояла моральная дилемма.
На самом деле, все были так рады возвращению демониста, что почти не упоминали Пинна, разве только для того, чтобы посмеяться над ним. Все, казалось, были уверены, что его странная одержимость пробужденцами пройдет, и он вернется, рано или поздно. Или, возможно, никто не мог поверить, что он все-таки ушел. Ашуа не слишком переживала за Пинна. Ее заботило только то, что экипаж, похоже, сплотился.
Это, и еще переговоры, которые она вела с Барго Оскеном о большом бонусе.
Но тут она опять услышала этот звук и заледенела.
— Послушайте! — сказала она.
Они прислушались, и тоже услышали его. Словно заплакал ребенок. На этот раз она поняла, откуда идет звук: вентилятор над плитой. Все уставились на него, а звук все продолжался, углублялся и, в конце концов, стал похож на зловещий напев.
— Гм, — сказал Крейк и посмотрел на Малвери. — А у нас действительно нет привидений на борту?
Малвери открыл было рот, чтобы ответить, но тут напев превратился в потрясающий вой, заставивший всех подпрыгнуть. Малвери и Крейк в замешательстве посмотрели друг на друга. Ашуа озорно рассмеялась.
— Вы, что, никогда раньше не слышали, как пара котов занимается этим самым делом? — спросила она.
— Я озадачен не этим, — возразил Малвери. — Где Слаг нашел себе даму?
— Романтическое настроение, похоже, охватило весь экипаж, — сказала Ашуа, подмигивая Крейку, который смутился и покраснел.
Еще один леденящий кровь вопль из глубины «Кэтти Джей».
— Не знал, что этот старый мешок с блохами способен на такое, — сказал Малвери и поднял свою кружку к вентиляционному отверстию. — Давай, парень! Задай ей жару!
Ашуа округлила глаза. Мужчины.
Фрей натянул штаны. Амалиция собрала одежду. Они стояли спиной друг к другу.
— Этого не было, — сказал Фрей.
— Вероятно, — жестко ответила Амалиция.
Фрей считал себя не подверженным любым чувствам, но, как оказалось, ошибался. Стыд совершенно спокойно пробился через всю его защиту.
Амалиция перекинула всю одежду через плечо и вздохнула. Она не могла скрыть свое раздражение.
— Я думаю, это может случиться с каждым, время от времени, — сказала она. — Просто… это никогда не случалось со мной.
Фрей застегнул рубашку. В помещении было слишком жарко. Даже медленное бульканье кристаллического бассейна подавляло его. Он чувствовал себя жалким, выжженным стыдом. Он хотел уйти от нее так быстро, как только возможно.
Счастливый, печальный, пьяный, возбужденный или подавленный, он мог заниматься этим всегда. С женщинами пугающей красоты и с женщинами, выглядевшими как задняя часть заржавелого трактора. Независимо от обстоятельств, его инструмент никогда его не подводил. И вот сегодня он лишился одной из самых больших и несомненных основ своего мира.
— Из-за нее? — не поворачиваясь, спросила Амалиция. — Поэтому?
Он не стал спрашивать, как она узнала о Тринике. Слухи циркулировали, начиная с Саккана. Нет сомнений, что ее уши всегда были открыты.
«Из-за нее? — подумал он. — Нее?» Внезапно он разозлился. Неужели его остановило воспоминание о ней, тот самый последний крик, который все еще эхом отдается в самых темных местах его сознания? Или верность ее памяти? А, быть может, она приковала его к себе, даже не зная об этом? Или он приковал себя сам? Приковал себя к женщине, которой никогда не сможет овладеть, в отличие от всех других?
Это не про него! Это не про Дариана Фрея! Этот, во имя всей гнили, даже не сумел изменить! Они даже рядом не стояли!
И, тем не менее, при виде голой Амалиции в нем ничего не зашевелилось. Она коснулась его, без всякого успеха. Внутри него что-то заснуло, и он не знал, как разбудить его.
Амалиция восприняла отсутствие ответа за утвердительное «да».
— Она, должно быть, настоящая женщина, эта твоя королева пиратов.
Он услышал яд в ее голосе. Теперь она никогда не поможет ему. И он не знает, как спасти Тринику без ее помощи. Только в это мгновение он осознал, насколько он полагался на эту женщину, и насколько ничтожными были шансы, с самого начала.
— Я должен идти, — сказал он, побежденный. Ему нужно убраться отсюда; он больше никогда не увидит ее, похоронит это происшествие в глубине памяти и не расскажет ни одной живой душе.
— Погоди, — сказала она, когда Фрей уже направился к двери. Он остановился и поглядел на нее, как побитая собака. — Ты сказал, Эбенвард Плом?
Он молча уставился на нее.
Она расчесала пальцами волосы и откинула их назад; они волной упали на плечи. Она поглядела в бассейн.
— Я услышала, что он приехал в летний дом Тарлоков на Колючем Хребте прямо сейчас. Этот вероломный предатель, враг Всеобщей Души. Он будет там недолго, всего несколько дней. — Их глаза на мгновение встретились. — Это, быть может, наша единственная возможность переманить его на сторону пробужденцев.
Он с трудом поверил своим ушам. После всего, что он ей сделал, после этого нового унижения, он никак не ожидал, что взрослая политическая необходимость возьмет верх над ее эмоциями. В глубине души она всегда была избалованным ребенком, полным обиды и гнева. Он почувствовал огромную волну благодарности и не знал, что с этим делать.
— Спасибо тебе, Амалиция, — сказал он, уставившись в пол. — Ты поступаешь правильно. Если пробужденцы захватят власть, кто знает, что они сделают с аристократией.
— О, — сказала она. — Я делаю это вовсе не по этому.
— Тогда почему? — тихо спросил он.
— Ненависть, — ответила она. — Чистая беспримесная ненависть. — Она улыбнулась ему маленький злой улыбкой. — Полагаю, что я — мстительная особа, в конце концов.
