Глава 77
Дед Никифор сидел на завалинке, накинувши на плечи старую выцветшую черкеску, и блаженствовал, прикрыв глаза, под вечерними солнечными лучами. Игорь беззвучно устроился рядом, но старик тут же заговорил:
– Подыши этим воздухом. Я расскажу про каждый запах в нем. Слышишь, как донник расстарался? С детства, с тех времен, когда я пас настоящих коров, его аромат для меня был желто-зеленого цвета. Сейчас он царь, но разнотравье не даст царевать долго. – Дед слабо улыбнулся, не открывая глаз. – Много охотников забить своим запахом степь. Что-то отцветает, что-то вступает в права… только полынь, как водка за столом, горчит каждому блюду, всегда тихонько примешивается к самому сильному цвету.
Помолчали.
– Что, Виктор-то, поди, недоволен? – прервал тишину старик.
– Да, – коротко ответил Игорь.
– Прости его, зашел ты нам в душу, вот и переживает дядька твой.
– Вчера мне казалось, что он поймет, отпустит, – вздохнул с сожалением Игорь, – но, видно, с камнем на душе уйти придется.
Снова помолчали.
– Каждый год осенью мильоны кроликов заполоняют степь – мигрують, – неспешно заговорил дед. – Идут напролом, не страшась ни ястреба, ни волка, умирают тысячами. По молодости не придаешь этому внимания – ну идут и идут, значь, Бог так их устроил. Однажды я видел, как крольчиха с подращенными крольчатами попала на лису. Та то ли оголодала, то ли бешеная была, но кинулась на добычу в лоб. И что? Крольчиха ее убила, пропоров брюхо задними лапами! А потом встала и как ни в чем не бывало с крольчатами поскакала дальше. Може, крольчиха и меня б убила, попадись я на дороге, – такая сила ею двигала. С тех пор я стал на ход кроличий по-другому смотреть. Она тварь хоть и неразумная, но в миграции будто искрой Божьей загорается, и тогда хошь лису, хошь волка, а хошь и ястреба на клочья порвет – ни страха, ни жалости. При том кроль – он в обычных условиях будто цепенеет, ежели хищник застигнет, и в том его кормовое предназначение, а тут такое! Помнишь, Виктор тебе про Демьяна балакал? – спросил старик. – Тот же кролик, прости Господи за сравнение. Безобидный малый, но за то, во что веровал, стеной стоял и смерти не боялся… Все я в жизни перевидел, но в положение такое никогда не входил, чтоб без страха бороться, смотреть только за горизонт, не размениваясь на мелочи, когда ничего не жалко потерять, но невыносимо стоять и не идти вперед. Состояние такое… свободное, чистое. Там, как по мне, и до Бога недалече. …Ты с первого дня в Мечетке на север поглядывал. Я примечал. И к девкам мечетинским не дуже охоч – не иначе, пристанища здесь не почуял.
– Дед, ты меня к походу готовил специально. Дело ведь не в обещании отцу?
Из газырей дед Никифор достал папиросу, спички, закурил. Оранжевые лучи ласкали морщины на его лице, заливали цветом седину, заставляли ветхое сукно черкески чернеть по-новому. Он не ответил.
