Глава 150

Свидание с «Борзым» пришлось отложить. Лишь утром третьего дня Май, Ротор и Игорь отправились к старой «будке свободы». В обещания Дрима о мире всерьез не верил никто, поэтому решили, что втроем безопаснее.

Скала еще не пробудилась. В последние недели местная жизнь лишилась даже крохотных намеков на хоть какую-то режимность: «альтернативщики», за исключением дежурных по общепиту, делателей жижи да Мая, опекавшего котельную в сопровождении Яшки, окончательно забросили «трудовую повинность» и просыпались как бог на душу положит, но не раньше одиннадцати дня. Местные философы оперативно подвели под повальное безделье мощный теоретический фундамент: дескать, принуждение к работе как таковое низложено самой человеческой историей, – проиллюстрировав свой постулат Гитлером, Освенцимом, циничным «арбайт махт фрай» и миллионами замученных в Холокосте. В то же время, рассуждали философы, творчество и борьба с ДОТовскими узурпаторами разве не есть пример труда высшего порядка? Бесспорно, так!

Озвучивалась данная идея публично, на площади с «О, КРЕАТИВУ – ДА!». Ржавые буквы наконец освободились от плена растительности: «альтернативщики», со скандалом отобрав у Мая часть котельного топлива, попросту выжгли бурьян в радиусе десяти метров, заодно чуть не спровоцировав пожар в поселке. Правда, буквы перенесли напор очистительного огня плохо: металл покоробился, сварные швы местами разошлись, а общий вид черного пепелища только усугубил грустную картину. «Ничего, что надпись теперь выглядит кургузо! Зато неповторимо!» – воскликнули творцы и вдохновенно измазали буквы яркими красками прямо поверх ржавчины и сажи.

Услыхав об Освенциме и труде высшего порядка, Игорь испытал острый приступ тошноты. Он сумел сдержать первый порыв, добежал до старого общественного туалета неподалеку от площади, где его вырвало. Рвота забрызгала ботинки, потому что не могла провалиться в нечищеный клозет, но Кремов не обратил на это внимания. Он тяжело дышал, приходя в себя. На уровне глаз под слоем паутины виднелась надпись: «И кто сказал, что на Скале голодают?», а рядом – нарисованная углем задница и расшифровка очевидного: «жопа».

– Надо же! – возмущался Май по пути к будке. – Истратили пятнадцать литров горючего. Пятнадцать! На какую-то ерунду. Мы не знаем, сколько продлится заточение здесь, каждый грамм на счету, а они… Кремов, вы в курсе, что отныне труд – это ежедневные прогулки к стене и скандирование речевок про угнетение свободы?

Игорь мотнул головой. Он знал, что накануне Жуков переговорил с Эльф и Валентинычем и те скрытно организовали работу по спасению остатков топлива. Валентиныч мобилизовал самых надежных ребят, а Эльф с Лапкоплавом сооружали в гаражах резервуары из подручных емкостей. Яшка и близняшки уже несколько дней выполняли аналогичную работу с провиантом, благо жители Скалы почти не расходовали «устаревшие» продукты, сосредоточившись на «прогрессивной» еде.

Джина днем отсыпалась после ночных смен в «Медузе». Клуб оставался единственной точкой, которую пока посещали представители обеих противоборствующих сторон. Споры на идейные темы прекратились, и маевцы, и дримовцы, рассевшись по разным углам, просто перекусывали и слушали музыку. Кремов встречал в «Медузе» Дока, Молчуна, других ребят, но сам Дрим после стычки еще ни разу на людях не появился. Джина говорила, что отряд, отправленный в горы, до сих пор не вернулся, что в «крепости» царит напряжение, а Леха, по слухам, охромел, а еще у него плохо двигается правая рука. Впрочем, кроме сбора слухов Джина не занималась ничем полезным и на этой почве даже повздорила с Лапкоплавом.

У крайнего дома навстречу путникам вышел Гришка. С приходом тепла он не избавился от комбинезона и по-прежнему таскал торбу с кусками рубероида.

– Миру мир! – поприветствовал Гришка, улыбаясь обычной блаженной улыбкой. – Можно с вами?

– Зачем тебе? – удивился Май. – Мы не на митинг.

– Еще б вы на митинг! – хохотнул Гришка. – Хочу, Майка, с тобой рядом погулять. Ты хороший. И Авоська суперский, и Ромео тоже ничего.

Ротор усмехнулся.

– Ну, пойдем, может, подсобишь, – подмигнул друзьям Май.

Старая «будка свободы» сильно обветшала, знамена с нее давно сняли, целлофановая обивка истрепалась на ветру, даже запах мочи почти испарился – в общем, унылый необжитый вид. Заходить внутрь ни у кого желания не возникло, путники сразу направились к месту, где Кремов полтора месяца назад оставил мотоцикл.

«Борзой» по-прежнему стоял на подставке, но теперь напоминал мусорную инсталляцию, а не мотоцикл. Видимо, креативщики приложились всей мощью личных талантов и темперамента, чтобы породнить слишком правильную машину с обгаженными, но «отграффиченными» фонтанами и с вынесшими немало тягот буквами «О, КРЕАТИВУ – ДА!».

На «Борзом», вяло трепыхаясь от дуновений ветерка, сморщенными салфетками висели давнишние оригами Ларки Файерривер. Та с подругами когда-то щедро поутыкала ими машину от крыла до охвостья, но осадки и прочие погодные превратности не пощадили ни цветов, ни ленточек, ни змеев, вымарав краски и истрепав бумагу. Художники отметились более износостойкими шедеврами, замазав «Борзого» характерным пестрым орнаментом из клякс, поверх которых, протянулись канонические надписи вроде: «Свобода не умирает!» или «Альтернатива, Дрим, Свобода!».

Конечно, маленький, хоть и необычный, объект, далеко отстоящий от основных «альтернативных» троп и постов, не мог долго притягивать интерес творческих личностей и те, порезвившись разок, предсказуемо переключились на что-то иное.

Гораздо агрессивнее действовали природа, точившая коррозией тормозные диски, да вандалы, зачем-то разгромившие все указатели поворотов, приборную панель и прочее стеклянное хозяйство. Досталось также пластиковому обвесу, выступающим частям – лапкам, рычагам, тросам, шлангам. По забившейся во все щели грязи Игорь легко определил, что «Борзого» неоднократно повергали на бок, наверное, в ритуальных целях. Об этом же подумал и Ротор, брезгливо прошептавший, ни к кому не обращаясь:

– Туземцы.

Однако первое впечатление оказалось обманчивым. Машинерия «Борзого» существенно не пострадала, даже покрышки не спустили. Повозившись, Игорь с Ротором соорудили ладные эрзац-элементы вместо сломанных органов управления, заправили бак топливом, установили фару и аккумулятор. С тормозами пришлось тяжелее, но Май все же сумел оживить гидравлику заднего контура, законопатив дыры на шланге и перелив остатки тормозной жидкости из переднего суппорта в задний бачок. Окончив работу, люди отступили на пару шагов от мотоцикла. Блестящая фара резко диссонировала с остальным, Гришка даже жалобно воскликнул:

– Это ж каким он красивым был!

Ротор, уже не сдерживаясь, нецензурно выругался.

Кремов вывинтил масляную пробку и понюхал моторное нутро. Ничем посторонним не пахло. Затем он осветил бак через заливную горловину. Песка не обнаружилось. Красную кнопку питания раздробило стараниями безвестного доброхота, но Ротор просто замкнул цепи намертво. Оставалось щелкнуть тумблером и растолкать «Борзого» вручную. Игорь оседлал машину, ребята уперлись в нее сзади руками.

– Давай! – скомандовал Май.

Короткий разгон, третья передача, звучные выстрелы из глушителя – и жизнерадостное «вр-р-рум-м-м-м»! Борзой запустился легко, словно не было ни атак негодяев, ни принудительного креативного улучшательства, ни изнуряющего простоя.

– Здорово-то как! Ура!!! – закричал Гришка и подпрыгнул.

Ротор влюбленным взглядом рассматривал мотоцикл, так что Игорь, не раздумывая, доверил ему руль. Из солидарности остальные отказались от роли пассажира, и Ромка укатил один. Игорь, Май и Гришка навели порядок и, распределив между собой нетяжелый скарб, отправились восвояси.

На подходе к поселку им повстречалась группа хмурых «альтернативщиков», топавших к стене «трудиться». Большинство явно страдало от похмелья, ведь пивоварня гнала жижу бесперебойно, у некоторых в руках поблескивали странные пакетики, издалека напоминавшие кондитерскую фольгу.

При ближнем рассмотрении оказалось, что никакая это не фольга, а «Крутая тусовка!» в оригинальной упаковке. Игорь замер неподвижно, оглушенный страшным предчувствием, Май с Гришкой тоже остановились. Тем временем «альтернативщики» подошли вплотную. Предводительствовал над ними знакомый парень с гнилыми зубами. Пережевывая чипсы, он кивнул в знак приветствия и вальяжно произнес:

– Хай, пипл. А вы чо, на стену не ходите? Не по-братски это!

– Андрюша, котлы с насосами ты будешь обслуживать? – поинтересовался Май с неприязнью. – Они до обеда пробуждения ждать не будут.

– Не истери, Маян, – снисходительно брякнул гнилозубый, – к тебе и Авоське претензий никаких, вы че-то полезное делаете, а этот тунеядец вполне мог бы пользу принести «Альтернативе».

И Андрюша ткнул половиной чипса в Гришку. Тот сразу сжался и в каком-то отчаянном протесте повернулся ко всем спиной.

– Не валяй дурака! Гришка никогда никому не мешал и в сабантуях не участвовал, – возразил Май.

– Так-то оно так, – с хуторской тупостью парировал Андрюша, – только вчера Дрим предложил всем определиться со своей гражданской позицией, потому что наступает решающее время, интересное! Тут не до нейтралитета, тут каждому своя цена проявится. А ну пошли, хоть повеселишь нас у стены! – обратился гнилозубый к Гришке и бесцеремонно схватил того за локоть.

Гришка развернулся, и Игорь увидел на его лице слезы. Так плачут дети, которых затравили в детском саду хулиганистые сверстники. Май неумело, но со всей возможной яростью саданул Андрюше по уху. Послышался звонкий шлепок, гнилозубый отлетел на пару шагов и повалился в траву рядом со ржавой осветительной мачтой. Игорь выхватил загодя нащупанный в сумке гаечный ключ и размахнулся на подступивших было «альтернативщиков». Те, томимые головными болями и обремененные чипсами, от драки решили воздержаться.

Андрюшу подняли под руки две девушки, он натужно сопел и периодически притрагивался пальцами к ярко-малиновому уху, оттопырившемуся и распухшему.

– Так вот ты как! – не глядя Маю в глаза, прогундосил Андрюша. – На братьев руку поднял? Скажи спасибо, ты водой заведуешь, а то спросили бы с тебя как следует!

Май ничего не ответил, переводя дыхание.

Домой они с Игорем вернулись в подавленном настроении. Гришка наотрез отказался поселяться с маевцами и, как ни старались Жуков с Кремовым его переубедить, упрямо стоял на своем. Он отделился от их компании на одной из улочек, горячо поблагодарив напоследок:

– Спасибо вам, человеки! Майка, я люблю тебя и всегда любил, – сказал он с улыбкой, – ты меня прихвати, когда в Солнечный вернуться надумаешь, ладно? – И, обернувшись к Кремову, грустно добавил: – Вот и платье сшито почти, а митинговать неохота, и ты собрал добычу всю!

У Игоря подкатил комок к горлу.