Глава 141

С возведением стены уклад жизни в поселке здорово изменился.

Протестный задор «альтернативщиков» стремительно пошел на убыль: им некого оказалось оскорблять, не в кого бросаться известью, а после живого накала борьбы скандирование даже самых заводных кричалок и бомбардирование стены отбросами походило на сизифов труд: безмолвная глыба проявляла полное равнодушие к возне у своего подножия. Ситуация усугублялась природным разгильдяйством и непостоянством альтернативного воинства.

Стала известна и официальная причина борьбы со стеной – ту нужно свалить, не дожидаясь «милости» от самого ДОТа, иначе стрясется моральное поражение: выйдет, что «альтернативщиков» можно запирать на Скале произвольно, как и снимать блокаду! Дудки! Даешь снос тоталитарного сооружения по воле узников совести!

Ходили слушки, будто «Альтернатива» готовилась к прямым столкновениям с властями, чтоб вынудить Солнечный признать независимость Скалы и считать ее совершенно самостоятельной республикой! Все это походило на горячечный бред, но в то же время укладывалось в логику протекающих процессов. Только откуда у дримовцев возьмутся ресурсы на всамделишную войну с солнечной армией? И все-таки – зачем?

Дрим предложил покрыть стену картинами и граффити о свободе в качестве символического жеста, но тут вышел просчет: художники неохотно творили на поверхности, обреченной на снос. Кому понравится, чтобы его уникальные произведения, в которые вложена душа и при создании которых скурено столько драгоценной травы, не протянув и сезона, обратились в тлен?

Взамен девушки во главе с харизматичной Ларкой Файерривер нарисовали на земле известью гигантское «Позор», обращенное к стене, и утыкали ту ромашками из цветной бумаги, что, несомненно, символизировало категоричное хипповское негодование и должно было привести к растапливанию черствых ДОТовских сердец.

Черствые сердца ДОТовцев не поддались даже такому мощному воздействию, после чего группа активистов, ежедневно челночившая между поселком и стеной, стала редеть. Нет, «Альтернатива» не сдалась, она взяла паузу, чтобы выработать что-то более действенное.

Игорь к стене не ходил. Дело было не только в нежелании присоединяться к бесцельной самодеятельности – в поселке работы хватало.

По совету Жуковых он наведался в каптерку. Каптер Гоша с распростертыми объятьями бросился к свежему человеку. Гоша явно тяготился одиночеством и несвойственной для себя трезвостью, а посему в пришельце увидал избавление от обоих зол. Чарам каптера Кремов не поддался, виртуозно увильнув от казалось бы неизбежной перспективы «раздавить полторашку жижи» за знакомство, но обзавелся-таки едва ношеным комбинезоном голубого цвета, комплектом льняного белья и шикарной вязаной шапкой-морячкой. Нерв не мешкая облачился в новье и бережно перепрятал во внутренний карман комбинезона уже порядком мятый мидокоциальный компьютер.

В благодарность за каптерские щедроты пришлось с Гошей «хотя бы посидеть». В коротком запойном спурте каптер сменил милость на гнев, успел обругать Игоря «паскудной сволотой» в отместку за «унизительный отказ пригубить», а попутно отрыжкой выразил решительный протест устройству мира и человеческому несовершенству. Визгливо-истеричную попытку Гоши отобрать свежевыданную одежду Нерв пресек – то был финальный аккорд алкоголика: вскоре пришлось волочь его обмякший организм к кулю с бельем, чтоб там упокоить. Игоря даже кольнула совесть, ведь каптер так быстро скатился в пьяное беспамятство, отрабатывая за двоих – за себя и за надменного гостя.

В помощи Маю по котельной Игорь неожиданно открыл массу приятного. Кочегарка располагалась в самой низине поселка, окруженная ржавой рабицей и густыми высоченными туями. Внутри периметра казалось, будто неказистое, выбеленное известью здание с синими деревянными рамами в окнах притаилось в дремучем лесу за сотни километров от цивилизации. Май ухаживал за котельным хозяйством на совесть: у входной двери на растрескавшемся бугристом асфальте оранжевел аккуратный деревянный ларь с подсобным инвентарем, неподалеку красовался укомплектованный пожарный щит – топоры, лопаты, багры, и бункер с песком там явно не для галочки, – все исправное, чистое, покрашенное, песка в бункере доверху.

«Красок и принадлежностей завались! – весело рассказывал Май – Бери да крась. Но здесь не принято растрачиваться на банальности, ребятам граффитчикам художку подавай». Зато Игорю «банальности» пришлись по душе: он с упоением принялся отшелушивать старую краску на окнах шпателем, а затем скрупулезно покрывать очищенное дерево тонкими слоями нитры. Это хоть как-то отвлекало от невеселых дум и тоски по детям, жене, дому. Так проходили дни, с утра до обеда.

Май возился с машинами, иногда приходилось ему помогать и с ними. Больше всего хлопот доставляли насосы, подкачивающие топливо из цистерн, расположенных метрах в тридцати от кочегарки. Топка нуждалась в подпитке постоянно, а насосы грозили в любую минуту подкинуть свинью. Май смастерил в котельной бак бесперебойник, где скапливался аварийный запас керосина, и, если «свинья подкидывалась», бесперебойник обеспечивал непрерывное горение в топке, а Май спокойно устранял неисправность. «Это от нужды, с пожарной точки зрения дело швах», – комментировал Жуков. Однажды свинья оказалась настолько большой, что котлы выработали топливо из бесперебойника почти полностью, тогда Игорю аврально пришлось возить на тележке молочные бидоны с керосином от цистерн к бесперебойнику и наполнять его вручную. В тот день они с Маем натрудились до дрожи в ногах, сил не осталось даже на ругань в адрес капризной машины.