Глава 8

Эль вскрикнула.

Рой был крупнее Джеймса и сознавал это. Удар получился зубодробительным, сотрясающим мозги – Рой не впервой пускал кулаки в ход. У Джеймса полетели искры из глаз, стиснула боль, и из носа и по подбородку поплыло что-то теплое. Он моргнул, но не увидел ничего, кроме белого солнечного света, и, не разглядев обидчика, поднял руки, защищаясь от нового удара. Однако удара не последовало.

Эль что-то прокричала. Громче.

И тут он увидел его. Рой… плакал. Жалкая фигура – упал на спину под солнечным небом, щеки мокрые, тянет кулаки, словно в боксерской стойке. Ему хотелось драться. Все существо рвалось в драку, но Джеймс не даст ему такой возможности. Взрослый парень, а на деле ребенок, Рой что-то шептал, перемежая слова судорожными всхлипами, раскачивался взад и вперед и, крепче сжимая пальцы, снова и снова, проникаясь ужасной истиной, повторял:

– Я ее не спас. Я ее не спас. Я ее не спас.

Сару.

Джеймс подтянулся к водительской дверце «тойоты» и сжал нос. Боль полоснула между глаз. Нос хотя и ломило, но он скорее всего не был сломан. Но даже если и был, это последнее, о чем ему следовало в эту минуту беспокоиться. Наклонившись, чтобы кровь не затекала в горло, он не сводил с Роя глаз.

– Я… – Внезапно смутившись, тот поднял голову. – Прости.

– Все в порядке. – Джеймс, наверное, в сотый раз за день сплюнул кровь изо рта.

– Поверь, мне очень стыдно.

– Кретин! – бросила Эль из-за спины мужа, шурша по земле коленями и откидывая назад волосы.

– Проехали, – произнес Джеймс. – Пусть останется на его совести.

– Если он еще тебя ударит, я его кастрирую.

– Верю.

Рой стукнул кулаком в дверцу. От звука удара кости об алюминий Джеймс вздрогнул. Плечи Роя поникли, он осел на землю и, сверкая глазами, снова и снова колотил машину. Последним ударом разбил костяшки пальцев и оставил на желтом кузове маслянистый красный отпечаток. Закричал, но не от боли – долгим воплем надрывающей горло ярости.

Эль закрыла лицо руками.

Джеймс стиснул пальцами нос, и ноздри, сходясь вместе, дважды щелкнули наподобие компьютерной мыши. Он не сердился на Роя. Должен был – ведь тот мог вытолкнуть его в зону прицела снайпера или надолго вырубить, – но не сердился. Нисколько. Джеймс Эверсман вообще не сердился на людей. Он их жалел, он им сочувствовал, даже если их боль, вырываясь наружу, крушила ему челюсть. Много лет назад Джеймс уяснил простую истину: люди обижают других, если обижены сами, и отвечать обидой на обиду не следует. Он стыдился своей чувствительности, поскольку считал ее личной слабостью. Но Эль, однажды подвыпив, прошептала ему в ухо по дороге домой, когда они входили в железные ворота под янтарным фонарем, что это его секретная сила и за нее она его полюбила.

– Рой! – позвал он. Тот, глядя в дверцу автомобиля, шмыгнул носом. Джеймс дотронулся до его плеча. – Рой, послушай меня.

– Сара истекала кровью, и я ей не помог.

– Рой!

– Позволил ей умереть.

– Рой, заткнись! Вини во всем меня.

– Что? – Рой ошарашенно моргнул.

– Это я тебе сказал не высовываться. – Джеймс проглотил набравшуюся в рот, отдающую металлическим привкусом кровь. – А ей велел не шевелиться. Вина на мне. Я виноват, и поэтому твою невесту убили. Я, а не ты.

Повисло неловкое молчание. Джеймс сам не понимал, искренне говорит он или нет.

Наконец Рой пожал плечами:

– Можно считать, что мы все уже мертвы. Когда вернется джип и подцепит вашу машину, откроется сезон охоты на нас. Так что – какая разница?

– Разница в том… – Джеймс усмехнулся. – Я думаю, у Глена Флойда есть оружие.

Эль от неожиданности вскрикнула.

– Я понял это по его походке, – пояснил он. – Заметил, как топорщилась одежда на бедре.

– Точно? – Лицо Роя совсем не изменилось.

– Нет. Интуиция.

– Тогда откуда ты знаешь?

– Говорю же, интуиция.

– Лет в шестнадцать я была в походе, которым руководили парк-рейнджеры. – В голосе Эль прозвучала надежда. – Так вот, по-моему, они были при оружии.

– Нужно забрать у Глена пистолет, – продолжил Джеймс. – И когда тот псих вернется за нашей машиной, устроим ему самый большой в жизни сюрприз. Завладеем его внедорожником и выберемся из этого места. Тогда ничто нас не остановит.

– А если у него нет пистолета? – прищурился Рой.

– Хуже, чем сейчас, не будет.

– Только есть одна проблема. – Эль откинула голову и посмотрела на скрюченное тело Глена. Тот лежал на дороге там, где в него угодила роковая пуля. – Он все равно что на Луне.

– Вспомни про секунду, – улыбнулся муж.

– Что?

– Про ту секунду, о которой мы узнали, когда он разбил твой фотоаппарат. Мысль стрелка должна опережать нас на секунду. Плюс время, когда он обнаружит цель и возьмет на мушку. Таким образом… у нас в запасе целых две секунды.

– Две секунды, – разочарованно протянула Эль.

– Старый аппарат у тебя остался?

Она взяла его с заднего сиденья и принялась разрывать пузырчатую упаковку.

– Только учти, у «Сони» совсем небольшое увеличение.

– Он этого не знает. – Джеймс показал на противоположную сторону долины. – Поставим под бампером, как ты сделала в прошлый раз.

– Он его опять расстреляет.

– Да. Но это будет означать, что он станет метить в аппарат. – Джеймс покосился на Глена. – Это даст нам первую секунду. Через долю секунды после того, как камера разлетится, я брошусь к телу.

– Как быстро ты до него доберешься?

– За полторы секунды.

Эль поморщилась.

– Две секунды, – продолжил муж. – Отлично. Пока укладываемся.

– К этому времени он уже, вероятно, будет в тебя целить и давить на курок.

– Не исключено. – Репетируя движение, Джеймс открыл и закрыл ладонь. – Еще секунда, чтобы распахнуть куртку, расстегнуть кобуру и забрать пистолет.

– Он тебя убьет.

– Больше секунды у трупа я не задержусь. Если он в меня выстрелит, то промахнется.

– Хорошо. – Рой подался вперед, как футболист во время совещания на поле, и заговорил неожиданно четко и сосредоточенно, словно уже раньше занимался чем-то подобным. – А если потребуется больше секунды, чтобы вытащить пистолет? Или снайпер просечет, что твоя цель – тело старика, и выстрелит до того, как ты там окажешься?

– У него… – Джеймс проглотил застрявший в горле ком. Он прекрасно понимал, что это самый большой пробел в его плане, – у него будет очень мало времени, чтобы спрогнозировать мои действия.

– А если все-таки сумеет?

– Возвращение займет еще две секунды. – Джеймс не позволял себе критически оценить свою сумасшедшую затею, потому что это только бы выявило в ней новые недостатки. – Я брошусь в сторону багажника, но на половине пути, чтобы сбить его с толку, изменю направление и таким образом заработаю последнюю секунду. Пять секунд и четыре изменения направления.

– Эш бежала зигзагом, – буркнул Рой. – Однако он ее достал.

– Допускаю, что он хороший стрелок. Но не идеальный.

– Как и твоя глуповатая идея.

– Математический расчет! Теоретически задача выполнима. Можешь сомневаться в моем таланте бегуна, можешь не верить, что я способен хорошо петлять. Однако ты должен согласиться, когда я говорю, что один прибавить один, прибавить один, прибавить один равно четыре.

Рой пожал плечами:

– Если в итоге получится пять, ты покойник.

– Если глупость работает на достижение цели, это уже не глупость.

– Только сначала надо добиться результата, а потом утверждать это.

– Джеймс, любимый, ты делаешь слишком много допущений. – Эль оторвала последний кусок липкой ленты и вложила аппарат мужу в руки. «Сони» был больше и тяжелее «Никона», со встроенным аналоговым видео и серебристым сколом из-за того, что пять лет назад Джеймс уронил его на пристани для яхт. – Одна ошибка, одна неучтенная деталь, и ты лишишься своей форы в секунду. Ну, например, за сколько времени ты можешь расстегнуть кобуру пистолета?

– Выясню.

– Нет, так не годится. – Рой протер глаза. – Мой отчим носил оружие, и в юности я играл с его кобурой. Они бывают разного типа в зависимости от марки пистолета – «кольт» или какой-нибудь иной. В одних пистолет просто вставлен, и его легко выдернуть. В других, как у шерифов, застегивается на пуговицу, которая продевается…

– Ты о чем?

– О том, что если ты никогда не имел дело с кобурой, то у тебя ничего не получится. Провозишься дольше секунды. Для тебя это новое движение, здесь нужен инстинкт. А у меня сохранилась мышечная память. Не так, чтобы очень, но будем надеяться, достаточно.

– Ты намерен идти?

Рой едва заметно кивнул.

– Глуповатая идея – твои слова, – заметил Джеймс.

– Я от них не отказываюсь.

– Что же изменилось?

– Ничего. И ничего не изменится, если мы не попытаемся что-нибудь предпринять. – Рой подался вперед, необыкновенно серьезный в своей футболке с надписью: «Я вас всех имел». – Я был не до конца с вами откровенен. У меня имеются причины, важные причины не словить здесь пулю. Вот так-то, Джеймс. Я все выполню, только при одном условии.

– Слушаю.

– Так вот. – Рой прикусил губу. – Когда тот подлец вернется, чтобы подцепить на буксир вашу машину, я хочу быть тем, кто выстрелит ему в морду!

Уильям Тэпп замер и прислушивался к изменению ветра.

Как всякий разумный человек он понимал, что наступившая тишина иллюзорна. Все находится постоянно в движении. Он представил, как под его животом раскалываются и стонут, словно динозавры, тектонические плиты. Земля вращается на оси с такой силой, что выпячивается на экваторе. Даже Солнечная система – одна из миллионов осколков расширяющейся Вселенной – несется в пространстве, будто горсть брошенных камешков. Стрельба на дальние дистанции перестает быть собственно стрельбой и превращается в нечто иное. Каждые лишние сотни метров дистанции добавляют в уравнение новые измерения аккуратности и инстинкта. Даже немного воображения. При стрельбе на милю и дальше Тэпп ощущал себя координатором или устроителем, помогающим встретиться цели и выпущенной пуле – двум движущимся объектам в движущемся мире, – чтобы оба одновременно оказались в нужной точке в нужное время. В пределах сантиметра и миллисекунды.

Ничего подобного.

Тэпп почувствовал, как пропитанный солоноватым привкусом береговой ветер рвется на сотни миль в глубь суши. Над западными холмами распространяется готовая пролиться дождем область пониженного давления, а над горизонтом формируется масса кучевых облаков и встает тень громыхающей грозовой тучи. Его желтые флажки один за другим начинали трепетать. Воздух взбалтывался и становился жиже. Все константы нужно корректировать.

– Поспеши, – попросил он Сватомира.

Оставалось два часа рабочего светового дня. Гроза не в счет: она придет после того, как наступит темнота. К тому времени Тэпи будет сидеть на перезагрузочной скамье в серном свете своего фонаря, а Сватомир – раздевать на запчасти машины и сжигать тела на хрустком штабеле дров. Тэпп не любил эту часть дела и всегда сваливал на других. Чувства вины за загубленные жизни он не испытывал, однако ощущал усталость. Возможно, следствие сверхнапряжения нервной системы или спад после ее наивысшей активности – это состояние Тэпп сравнивал с перееданием, когда после жирной пищи приходится забрасывать в себя антациды и, расстегнув брюки, ложиться отдыхать. А еще сжигаемая плоть воняет. Запах пропитывает одежду и, напоминая о шипящем на сковороде жирном куске говядины, надолго пристает к волосам. Или подгоревшей баранины. От разных людей несет по-разному, но всегда неприятно.

Посмотреть, как потрескивают трупы, приезжал двоюродный брат Сватомира Сергей – глупый, противный тинейджер. Посредством электронной почты он был связан с какой-то околосатанинской группой в Вайоминге. Участники организации огня и серы называли себя «Порядком черного пламени». У Тэппа не укладывалось в голове, чтобы сатанисты имели счет на «Хотмейл». Но ничего не поделаешь, такова жизнь. Брат Сватомира глядел на огонь часами, пока не оставались только угли и кости.

Однажды Тэпп спросил, что он видит.

«Очищение человечества», – ответил Сергей без тени иронии.

– Вот как.

«Бог желает, чтобы мы были слабыми и послушными, – продолжил шептать малолетний гаденыш. – Он царь и хочет сохранить статус-кво. Как свалить царя с трона? Следовать примеру простых людей. Этот миропорядок Его рук дело. Вспомни английский закон тысяча восемьсот восьмидесятого года о праве на отстрел дичи – этим дутым харям конец. Так мы ведем войну с Господом. С твоей помощью. Ты перемалываешь в пыль его пехоту и помогаешь человечеству подняться на его уровень».

Женская почерневшая рука выбросила сноп искр.

Сергей улыбнулся.

«Неудивительно, что это Его пугает».

Тэпп тоже улыбнулся сквозь голубое полотенце, которым закрывал лицо, и пожалел, что не обладает такой яркостью восприятия. Хотя для этого, наверное, нужно повредиться умом.

«Ну, и что ты видишь?» – спросил его Сергей.

Тэпп пожал плечами.

«Костер и несчастные лица».

«Ты демон! – бросил Сергей. – Но пока этого не сознаешь».

Последнее замечание повисло в прогорклом воздухе. Тэпп никогда не мог разобраться в своих ощущениях. Порой его вдохновляло, что другие, глядя на него, проникаются вневременным величием и вспоминают демонов, бога – всю эту муть. В иные дни – волновало не больше подстилки шелудивой собаки. Ни во что подобное он не верил и ничего такого не хотел. Что есть зло и кто такой этот сам себя определивший на роль слуги Господа или Сатаны юнец? Бессмыслица – ничуть не значительнее, чем считаться болельщиком команды «Ред сокс».

Движение!

За «тойотой».

Тэпп прильнул к зрительной трубе и заметил, что из-под переднего бампера робко выдвигается другой фотоаппарат. Крупнее первого, черный, похоже, более ранняя модель. Тэпп поцокал языком, удивляясь, почему эти пока еще живые люди решили проделать во второй раз тот же трюк. Нет сомнений, он его снова разобьет. У них там что, целый склад фотоаппаратов? Или они проверяют его – насколько он меткий стрелок и не бывает ли у него осечек. Это поднимало ставки.

«Я не могу промахнуться», – подумал Тэпп.

Это было бы позором.

Словно переменчивый ветер, инициатива уплывала от него. Переходила к ним. В каком-то смысле он терял контроль. Размышляя об этом, Тэпп свинтил крышку со второй бутылки с энергетическим напитком и сделал глоток теплой жидкости со вкусом винограда.

Рискованный выстрел…

– Что он медлит?

– Не ошибитесь, у нас последний аппарат! – предупредила Эль.

Джеймс по миллиметру двигал вперед камеру, и при этом ему казалось, будто он тянет пальцы к работающей мясорубке. Голову отвернул, чтобы не получить в глаза шрапнель осколков, но оттого, что не видел собственной кисти, стало еще тревожнее. Он понятия не имел, когда прозвучит выстрел, куда ударит пуля и вообще будет ли снайпер стрелять. Джеймс уже начал жалеть, что не настоял на том, чтобы самому бежать за пистолетом. Слева, в позе бегуна на старте, стоял на корточках, уперев ладони в плотную землю, Рой. Мышцы голеней напряглись, как пружины.

– Уверен, что хочешь попробовать? – спросил Джеймс.

Рой кивнул и сбросил кепку болельщика «Лейкерс».

– А потом застрелю бородача, и мы доберемся до его джипа. Хотя если остановится как в прошлый раз, машина окажется от нас не менее чем в двадцати футах. У него длинный трос.

– Мой муж настолько вперед не заглядывает, – произнесла Эль.

– Серьезно?

– Да, – ответил за нее Джеймс и, скрипнув зубами, поменял руки на аппарате. Под таким углом у него свело запястье, но, что еще важнее, если в следующие несколько секунд ему отстрелят кисть, он предпочитал потерять не правую, а левую руку. – Все по мере поступления. Время поджимает, нам нужен этот пистолет.

– Если таковой существует.

– Существует.

– Учти: если я туда смотаюсь и обнаружу, что у него в кармане шоколадка, вернусь и опять тебе врежу.

Джеймс пожал плечами:

– Если, как ты выразился, мой план глуповатый, то ты сюда не вернешься.

– Придурок, – усмехнулся Рой.

Чтобы его действия казались правдоподобными, Джеймс подвинул «Сони» на дюйм правее. Этот аппарат, в отличие от «Никона», не имел жидкокристаллического видоискателя, только обычный с наглазником. И чтобы взглянуть через объектив, нужно было приложить к камере лицо. Он надеялся, что снайпер не настолько разбирается в фотографической технике, чтобы заметить это. То, что происходило, приобрело удивительный личный характер. Блеф на расстоянии повышал ставки, привнося в затею человеческий фактор. И как в то мгновение хрупкой тишины, когда Джеймс решил подобраться к Глену Флойду, пути к отступлению не было.

– Если он станет стрелять в аппарат, то сделает это сейчас. – Рой оперся о левое колено, и Джеймс почувствовал его несвежее дыхание. – Сколько минут прошло?

– Четыре. – Эль закрыла крышку телефона. – Почти пять.

– Пять минут, и он до сих пор не выстрелил. – Рой протер глаза большими пальцами. – Похоже, он нас раскусил и не станет стрелять. Если это был план А, у нас есть запасной план Б?

– Умереть, – ответил Джеймс.

Эль кивнула.

– Поэтому будем придерживаться плана А.

– Умереть, – задумчиво повторил Рой. – Я солгал, сказав, что Сара моя невеста. Если мне предстоит умереть, будет неправильно унести с собой правду. Так вот… Сара не моя невеста.

– Неужели?

– Я пообещал жениться на ней. Но у меня уже есть в Приме жена и дочь двух лет Эмма. Милейшая маленькая ошибка. – Его горло сдавило, но он заставил себя рассмеяться. – Она не должна была появиться на свет, однако появилась и теперь с нами. И это прекрасно. Ясно?

– Да.

– Поэтому я много езжу. Выбираю направление, и вперед. Делаю вид, будто могу до бесконечности сидеть за рулем, так что нет нужды поворачивать назад. Пустыня в этом отношении прекрасна: бесконечность во все стороны. Человек ощущает себя маленьким, и мне нравится чувствовать себя таким, поскольку из-за абсолютной громадности мира совершенно не важно, как я поступаю с другими. – Рой вздохнул, пожевал губами и устало посмотрел на Джеймса. – Я обманываю людей. Лгал Саре и ее сестре. Мы ездили в Амфитеатр-паркуэй, забавный получился вечерок: Эш стошнило кому-то на голову. И вот я здесь и думаю об Эмме – размышляю, не наказывает ли меня Бог, ведь я того заслужил.

На горизонте стали собираться дождевые облака; Джеймс предложил ему глотнуть воды.

– Такого никто не заслуживает, – заметил он.

– Я заслуживаю, – заупрямился Рой.

– Нет.

– А ты как жил до всего этого?

Джеймс пожал плечами – не хотелось заводить серьезный разговор с человеком в футболке с надписью: «Я вас всех имел».

– Я работаю с машинами. Ты сказал, что что-то продаешь? – спросил Рой.

Джеймс молча кивнул. Странно: пять лет ходил каждый день на работу и потерял все через пять дней после того, как бросил. Многое осталось в памяти, но как-то смутно, словно случилось не с ним, а с другим человеком. Он успел забыть, с каким звуком работает кофейный аппарат. Пытался представить внутренность кабинета и вспомнить, как был запараллелен его сканер. Между приступами деловой активности Джеймс смотрел на девиз радиогруппы на стене: «Ваша реклама приносит доллары со скоростью, близкой к скорости света» и удивлялся, как человек с экономическим образованием мог придумать такую чушь. Там он обзавелся несколькими хорошими приятелями. Большинство ушло на телевидение, в интернет-компании или бросили службу. Кейта, одного из самых близких, задавил машиной в Рождественский сочельник пьяный водитель. Джеймс видел его одним из последних: приятель выходил с корпоратива, но он не мог вспомнить, о чем они говорили. Какая разница?

В той жизни, в том городе они с Эль познали худшую судьбу, чем нищета, – существование в сытой посредственности. Ничего плохого не случалось, но и хорошего тоже. Каждый выкидыш, казалось, приближал Эль к неизведанной пропасти. Случались периоды, когда они ощущали себя лишь собственными тенями и спали в общей кровати, как брат и сестра. Днями не разговаривали, и это их не трогало. Несовместимые чужаки, поселившиеся в одном доме: неисправимый оптимист и неисправимый пессимист. Пожар стал только предлогом. Они решили перетасовать колоду, уехать в Талсу и воспользоваться вторым шансом.

Могли, конечно, и после пожара остаться. Найти другое жилище в Сакраменто, даже на модной Восточной гряде, которую местные прозвали Грядой недоумков, – у Джеймса прибавилось клиентуры, и средства позволяли. Он мог продолжить свои игры – уговаривать покупателей медиа и впаривать невидимое, невесомое эфирное время ростовщическим конторам, службам помощи по хозяйству, владельцам автостоянок. Эль – днем продавать рептилий в зоомагазине, вечером договариваться о фотосъемке: где-нибудь на свадьбе, для буклета и успевать отщелкать что-нибудь для себя. Они ходили в одни и те же рестораны, по одним и тем же маршрутам с одинаково усталыми лицами.

Джеймс понимал: такая жизнь больше не для них. Даже если удастся удержаться в Сакраменто, существование в сытой посредственности исчезло навсегда.

Он заметил, что глаза жены наполнились слезами.

– Эль?

– Я это заслужила, – промолвила она.

– То есть?

– Я сделала аборт. В шестнадцать лет.

Джеймс взял ее за руку и легонько сжал:

– Знаю.

– Я никогда тебе об этом не рассказывала.

– Однажды призналась, когда напилась.

– Тогда не в счет. – Эль застенчиво улыбнулась, и порыв ветра растрепал ее «хвостик». – А сейчас заявляю официально, потому что мы оба трезвые. Из-за одной моей глупости, которую совершила много лет назад, я до сих пор расплачиваюсь.

Ветер стих.

– Ведь это по моей вине у нас нет детей. – Ее голос сорвался.

Джеймс вздохнул. Он хотел найти слова утешения, но не получалось. Он совершенно обессилел, и его нервы были на пределе.

Неожиданно «Сони» разлетелся в его руке, и Джеймс почувствовал, как что-то впилось в костяшку пальца. Он отпрянул и, надеясь, что все на месте, цело и невредимо, схватился за кисть. Хрипло крикнул Рою за своей спиной. Настал его момент. Решающий. Теперь все зависит оттого, что случится в ближайшие несколько секунд.

– Рой, вперед!

Рой не двинулся с места.

В миле от них Тэпп повернул на шестьдесят градусов рукоять затвора и извлек из ствола золотистую гильзу. Он испытал облегчение от убедительного результата. Полоса удач продолжалась. Ничего не портит день так, как плохой выстрел. Тем более когда стреляешь по бумажным мишеням: если проделал дырку на десять часов, она останется там навсегда – ничего не переиграть. Но если этот день и суждено омрачить неудаче, она еще не случилась.

Он по-прежнему на уровне.

До сих пор ему везет…

Тэпп хоть и отодвинулся от прицела, однако краем глаза заметил, как в искривленном оптикой мире что-то метнулось, наподобие кроличьего дротика. Прижавшись щекой к прикладу, он толкнул ладонью затвор, досылая в патронник новый патрон. Винтовка к бою готова. Прицел приблизил бежавшую изо всех сил фигуру: из-за багажника «тойоты» она устремилась на север прямо по дороге, в сторону Тэппа. Идеальный вектор – почти не требуется боковой поправки.

Жена.