Глава 22

Ресницы Тэппа трепетали у стекол оптики, когда он передергивал затвор: потянул вверх и к себе, толкнул вперед и вниз. Женщина двигалась неестественно быстро, как в ускоренном воспроизведении записи камер видеонаблюдения. Вскочила с криком, ошарашив Коала, и треснула его головой в зубы. Помощник зажал ладонями рот, а его широкополая шляпа отлетела в сторону, словно колпак с колеса. Женщина извернулась и с наручниками на запястьях и руками на животе бросилась к патрульной машине. Мокрая галька летела у нее из-под ног, женщина дернулась, однако продолжала бежать.

«Ничего не скажешь, девица что надо», – проворчал Тэпп. Его «черный глаз» был еще не до конца обнулен. В атмосфере бушевал вихрь, канал ствола охладился, снаряженные вручную патроны были из январской партии (правда, с новыми капсюлями), возникло много новых неизвестных. Разве можно рассчитывать, что в подобных условиях каждым выстрелом поразишь цель? К тому же движущуюся. Он промазал. Но промахнулся менее чем на метр. Зато теперь знал, какую делать поправку на ветер – три щелчка влево.

Женщина, как гимнастка, нырнула в открытую водительскую дверцу и исчезла за темным ветровым стеклом. Помощник Коал преследовал ее, прижимая один локоть к челюсти и нащупывая другой рукой казенный «глок-17» на бедре. Теперь она в его руках.

Можно сказать, сейчас пробьет дырку в ее талоне предупреждений (ха-ха-ха!).

Эль шлепнулась на водительское место на живот. В машине было темно, стекла залепил дождь, от липких сидений остро пахло отбеливателем. Запах напомнил ей душ на стадионе, где что-то могло быть одновременно отвратительно замаранным и тошнотворно отмытым. Она приподнялась на локте и увидела на центральной консоли полицейский компьютер с голубым монитором и грязной клавиатурой без клавиши пробелов. Бросила взгляд на замок зажигания. Ключей не было.

– Я тебе покажу, стерва! – Помощник шерифа подбегал к машине.

Эль не сомневалась, что сейчас умрет: либо от пули, либо от удушья. Это не страшно – по крайней мере, она уйдет из жизни не на коленях. В голове пульсировала боль, по лбу из раны, оставленной на макушке зубами врага, стекала струйка горячей крови. Как же в кино бодают головой противника? Неужели она сделала что-то не так? Ей очень больно. Эль ощупывала скованными руками пространство вокруг рулевой колонки, рядом с водительским сиденьем, под старым компьютером. Нужно было найти рацию помощника шерифа. Ведь даже в этом Богом забытом месте полицию должны обеспечивать радиостанциями. Она прокричит в эфир, и ее, может, услышат. Пусть хотя бы кто-нибудь.

– Я тебя убью! – Чавкающие шаги приближались. – Ты выбила мне зубы.

Есть! Передатчик висел на витом проводе. Эль щелкнула клавишей и крикнула в микрофон – никакой реакции. Ни намека на сигнал. Он вообще-то включен? Обрезиненные кнопки на консоли служили для выбора предустановленных частот. Над ними располагался жидкокристаллический экран, но он был примитивным, как в дешевых калькуляторах, и в темноте Эль не могла прочитать показания. Ощущая растущий страх, попробовала нажимать наобум слева направо, однако ничего не добилась.

– Повернись, стерва!

Водительская дверца со скрежетом распахнулась, и на спину Эль обрушился холодный душ. Она охнула, перевернулась и в завесе дождя увидела помощника шерифа. Левой рукой, крепко сомкнув на подбородке пальцы, он поддерживал ушибленную челюсть, правой шарил в набедренной кобуре. Но оружия в ней не было.

Не было, потому что им завладела Эль. И теперь держала в руках маленький черный автоматический пистолет и целилась в него. Она выхватила его из кобуры пятнадцать секунд назад после того, как боднула помощника шерифа головой. Эль помнила устройство кобуры, и ей помогло то, что кобура Коала была почти такой же, как у Глена Флойда.

Его глаза полезли из орбит. Эль задержала и без того угасающее дыхание и выровняла оружие. Дождь усилился.

– Дурацкая у тебя шляпа, – процедила она сквозь зубы.

Помощник шерифа торопливо задрал штанину и потянулся к потайной кобуре на лодыжке. Но Эль оказалась быстрее и выстрелила Дуги Хаусеру в шею.

Джеймс потянул на себя дверь в тот момент, когда за нее взялся незнакомец. Он не понял, что произошло в следующую секунду, но еще через мгновение прищемил пока не захлопнувшейся дверью толстые пальцы Сватомира, и они судорожно подогнулись в костяшках, как лапы подыхающего паука. Великан прошипел, как тогда, когда Джеймс ударил его ножом. Отвратительный холоднокровный звук, вобравший в себя все, что Джеймс ненавидел в змеях жены. Судорожный вдох и новый шипящий выдох сквозь зубы. Джеймс что-то проорал ему через дверь, но что именно, не запомнил.

Сватомир отпустил дверь, и она со стуком захлопнулась. Джеймс поспешно задвинул засов и, пошатнувшись, отступил назад. Подошвы взвизгнули на мокром от дождя полу. Новый раскат грома потряс стены и заглушил рык великана, а когда гул затих, замолк и он.

«Выключи фары, пока я не расшиб их пулями…»

Джеймс все понял.

Свет был слабостью Тэппа. Фары помощника шерифа мешали работе оптики ночного видения, заставляя диафрагму постоянно приспосабливаться к меняющимся условиям освещения, как в фотоаппаратах Эль. «Черный глаз» не всесилен. Как всякий прибор, он предназначен для определенной обстановки и времени и либо действует, либо нет.

Джеймс метнулся к генератору.

«Сейчас я устрою тебе свет…»

Великан на улице гремел дверной ручкой, но засов был закрыт.

Джеймс свинтил колпачок с ближайшей канистры и бросил на пол. Подбежал к противоположной стене, поднял канистру над головой и плеснул бензином на верстак: на зарядник для дорогостоящего оборудования Тэппа, на обертки от конфет, весы, футляры, записи – все облил горючей жидкостью. Каждый дюйм. Едкие ручейки стекали в ящики, становились темными лужами на полу. Джеймс отбросил пустую канистру, подхватил с пола рацию и прицепил к шлевке на поясе. Динамик квакнул, и он снова услышал голос Тэппа, однако разительно изменившийся: задыхающийся, уязвимый, умоляющий.

– Остановись, Джеймс! Остановись! Она жива. Мы можем договориться.

Джеймс пропустил его слова мимо ушей.

«Сейчас я устрою тебе много света…»

Снаружи бухнул выстрел, словно на мраморные плиты с силой швырнули шар для боулинга, и вдребезги разлетелся дверной шпингалет. Великан, видимо, вспомнил, что у него есть карабин. Осколки меди рассыпались по полу и впились в противоположную стену. Дверь осела в раме, но засов выдержал.

Джеймс схватил вторую канистру и, выливая содержимое, оставлял за собой мокрый след. Гром резонировал в крыше, бунгало от раскатов сотрясалось. В середине помещения, повернувшись под желтым фонарем, Джеймс запустил канистрой в восточную стену. Она ударилась о шеренгу склонившихся, будто мусульмане в молитве, человекообразных мишеней, отлетела к станции подавления телефонного сигнала, где, булькнув, стала спокойно разливаться между двумя сосудами с ацетиленом. Что там написано на бирке? Огнеопасный? Горючий? Смысл один.

– Остановись, – тихо попросил Тэпп. – Что бы ты там ни делал, прекрати.

Джеймс взялся за третью канистру и вынес ее в круг света. На нее у него были особые планы. Он стер пот с глаз, втянул воздух и, ощутив захлестывающую волну отвратительной приторности, подавил рвотный рефлекс. Пары бензина наполнили воздух. Мир закачался под ногами, и Джеймс оперся обо что-то рукой. Стало пусто в голове, как после пяти глотков спиртного на голодный желудок, когда человек четко осознает тот момент, когда он переходит из трезвого состояния к пьяному. Джеймс не собирался останавливаться.

Великан снова выстрелил в дверь. Серия хлопков слилась воедино, и этот протяжный звук напомнил гул крушения товарного поезда. Снаружи он не видел запора и поливал огнем верхнюю часть двери, рассчитывая выставить ее из рамы. Ему это почти удалось. Запор звенел и деформировался, рассыпая в горячем дыму осколки. Острый как бритва металл сворачивался в цветочные лепестки. Шарики картечи пробивали дверь и влетали в помещение, где рикошетом отскакивали от пола и потолка. Обертки от конфет парили в воздухе, как перья после драки подушками. Рядом с Джеймсом разбилась бутылка с растворителем, и он, скользнув за скамью, закрыл лицо руками. Наступила тишина – Сватомир перезаряжал карабин, вставляя патрон за патроном в магазин.

Превращенный в дырявые лохмотья, засов еще держал.

Спички. Джеймсу нужны были спички. Он стаскивал один за другим ящики с облитого бензином верстака и, выбрасывая из них инструмент, сваливал на пол. В самом дальнем углу нашел нечто лучшее, чем спички, – красные, как соус для спагетти, фальшфейеры. Из-под наклейки с надписью «Сигнальная свеча» виднелся кончик пусковой проволоки. С функцией самоподжога, они, вероятно, отличались особенной яркостью. Не то что обычные факелы для автомобилистов. Подобными пользуются на тонущих судах, призывая помощь с воздуха. Джеймс сунул по одному в задние карманы.

«На расстоянии тебя не достанут».

– Джеймс, мы можем договориться!

Великан рычал и колошматил в дверь. Под его рывками избитый металл стонал, и наконец ручка отскочила и запрыгала по цементному полу. Великан огорченно чертыхнулся, отошел на шаг и начал лупить в косяк, каждым ударом отрывая на несколько дюймов от стены дверную раму.

Взяв в зубы липкую ленту, Джеймс опустился на колени и достал самую маленькую мишень: стальную плиту размером фут на два и полтора дюйма толщиной. С нижнего края на пол посыпались хлопья ржавчины. Вытащив ее и положив плашмя, он увидел тысячи блестящих лунок – следов от пуль. Но что было важно: ни одной пробитой насквозь дырки. Металл задерживал пули, однако Джеймс не знал, с какого расстояния велся тренировочный огонь. Он приставил плиту к груди – сорок фунтов веса, не менее – и прикручивал оборотами черной ленты, пока не израсходовал всю. Новый центр тяжести гнул его вперед, но Джеймс держался, скрестив руки на металле своего импровизированного щита, закрывающего тело от ключиц до живота. Попробовал вздохнуть – трудно, однако можно.

«Познакомимся поближе, ведь ты всего лишь человек».

Джеймс взял жилет дорожного рабочего – грязно-желтый, с блестящими светоотражательными накладками – и накинул на плечи. Жилет был впору медведеобразному незнакомцу, а на нем повис как на вешалке. Придерживая одной рукой за застежку, Джеймс опустился на колено и стал шарить другой среди разбросанных по полу инструментов. Отпихивая клещи, струбцины, болты, он нашел самый смертоносный инструмент – отвертку с плоским жалом и канареечной ручкой.

«Сойдемся поближе, чтобы я мог убить тебя».

Незнакомец колошматил дверь, выгибая стену. Когда он, пыхтя, отошел на шаг, чтобы совершить очередной наскок, Джеймс распрямился и, зажав в ладони отвертку, высунул скользкое острие между пальцами. И в последний раз позволил себе подумать об Эль – бедной Эль, чье время истекало. Вспомнил, как пахли зеленым яблоком ее волосы, веселый смех. И среди других воспоминаний, которые проносились в его памяти, Джеймс увидел жену на пирсе в Санта-Монике. Она в темных очках, отчего лицо кажется меньше, шутя, играет со своими волосами, а за ней простирается не- объятный серый океан. «Я тебя спасу», – пообещал он.

После броска за оружием Глена и злополучного рикошета осколка в грудь она продержалась минут пятнадцать, прежде чем потеряла сознание.

«Я сумею.

Смогу за пятнадцать минут убить их».

По холму прокатилось эхо, будто щелкали хлыстом. Заговорила винтовка Тэппа.

Эль упала на пол полицейского автомобиля и закрыла голову руками. Пронизываемый пулями металл звенел. Капот подскочил и захлопнулся. Ветровое стекло превратилось в кристаллическую версию песни Дона Маклина «Звездная, звездная ночь», затем прохудилось, и в салон повалил извергающийся из мотора грязно-белый дым. Потянуло пеплом и маслом. Из глаз полились слезы. Эль кричала до тех пор, пока не закончилась стрельба.

Не задело ли ее опять? Она не знала. Обхлопала сверху донизу тело, вздрогнув, когда легкие резануло острие раскаленного ножа. Руки, ноги, торс – все не хуже, чем было полминуты назад. В пустой проем ветрового окна холодными булавочными остриями хлестал дождь.

Здесь ее Тэппу не достать, но это почти ничего не решает. Ее тело уже наполнено воздухом, легкие съежились и с каждым новым хрустящим вдохом все больше напрягаются. Вернулось знакомое ощущение, будто кто-то встал ей на грудь, сопровождающееся возникшей в темной машине клаустрофобией. Эль понимала, что нужно положить на рану правую руку, чтобы воспрепятствовать доступу воздуха. Но на нее надели наручники. И как бы она ни гнула конечности, ничего не получалось. Самое большее, что можно было сделать, – частично закупорить покрытое коростой отверстие ниже подмышки и надеяться сократить контакт с атмосферой. Вероятно, это помогло бы выиграть немного времени. Каждый вдох сопровождался влажным свистом, и песочные часы отсчитывали все меньше ее времени.

Ключи! Ей требовались ключи помощника шерифа от наручников.

Но он был слишком далеко. Коротышка умер, сидя на дороге, вывернув ноги и прижимая руку к шее, куда попала пуля. Штанина по-прежнему задрана выше носка, но Эль в темноте не видела на щиколотке кобуры.

Слишком далеко. Тэпп убьет меня.

Она положила оружие на сиденье и снова попыталась связаться с кем-нибудь с помощью полицейского радио. Безуспешно. Один из удачных выстрелов снайпера вывел рацию из строя. Жидкокристаллический экран избороздили ледяные трещины. Дым наполнял салон – облаком вваливался в разбитое ветровое окно, жгутами и струйками просачивался в вентиляционные отверстия. Сквозь него, превращаясь в пепел и грязь, Эль поливал дождь. Она чувствовала запах древесного угля, мескита и виски. Закашлялась, а когда повернулась к помощнику Дуги Хаусеру, увидела, что труп вскинул голову и смотрит на нее.

Эль ахнула и подняла теплый револьвер.

Коал улыбнулся. Темная струйка стекала с губ на подбородок и падала каскадом на его грудь. Он ничего не говорил – Эль сомневалась, что он вообще способен говорить, – только ухмылялся, как Джек с фонарем.

Она положила палец на спусковой крючок.

– Уильям Говард Тэпп, – проговорил он с полным ртом, и в его голосе слышалось бульканье. – Уильям Тэпп – демон в человеческом обличье.

Эль так сильно сжала пистолет, что захрустел металл.

– Пробей его кожу, и он изольется наружу, растечется лужей и восстановится. – Коал выплюнул на рубашку полный рот темной крови, и она растеклась по бедру. – Он витает в воздухе и конденсируется в людях…

– Дай мне ключи! – приказала Эль.

Помощник шерифа потянулся к поясу и снял маленькое кольцо с ключами. Глядя на нее, позвенел ими на ладони – Эль чувствовала, что в его крохотном мозгу насекомого крутятся какие-то колесики. Стреляй, стреляй, стреляй, твердила она себе, но было поздно. Движением запястья он отправил ключи в прерию Тэппа.

С ними испарилась последняя надежда, и ее место в груди Эль занял ледяной воздух.

Спасение было так близко…

– Он не может умереть, потому что он – принцип. – Говорить помощнику шерифа становилось все труднее. Кровь поднималась вверх и булькала в горле. – Он заразная идея. – Раненый повалился в тень и отнял руку от шеи. Эль услышала, как кровь хлынула на землю, будто из крана. Этот человек совершил свое последнее зло и теперь был мертв.

Забытая у его ноги рация загудела, словно кто-то пытался выйти на связь. Не выпуская оружия, Эль сгорбилась и ждала, что раздастся отвратительный, худосочный голос снайпера. Но вместо него услышала голос Джеймса, сосредоточенно и направленно, как луч прожектора, пробивающийся сквозь дождь.

– Эль, дорогая, у меня есть план, как убить его.

Она улыбнулась виноватой улыбкой.

– Отлично! Великолепно! Бесподобно! – Тэпп щелчком закрыл затвор и вытер запястьем подбородок. – Посмотрим, что это за план.

В мокрой «зеленке» внизу Сватомир отошел на десять шагов от бунгало, повесил «сайгу» на плечо, выжал воду из завязанных в «хвост» волос и совершил новый наскок на дверь. Через полсекунды звук удара долетел до Тэппа.

– А такое как тебе нравится, Джеймс? – Он положил палец на спусковой крючок и попытался успокоить сердце в груди. Оно билось бешено, неровно, как катящийся с лестницы барабан. Тэпп делано рассмеялся и, убедившись, что рация в порядке, произнес: – Ты меня слышишь? Я предложил обсудить условия. То, чего ты добивался все это время. Твой хлеб с маслом. Нечто похожее на оливковую ветвь на короткий остаток твоей жизни. Не переоценивай себя. Пока здесь все происходило, ты оставался лишь торгашом, чья миссия – тешить людей. Тем мальчишкой, который исподтишка наблюдал, как отец калечит его мать…

– Я не договорил.

– Что?

– Меня прервали, и я не закончил.

– Тог-да… – у Тэппа перехватило дыхание, – заканчивай.

– Рядом с дверью отец держал заряженное ружье. – Радиосвязь самоотрегулировалась и стала чистой: помехи, искажения обратной связи и фоновые шумы исчезли, и остался только голос Джеймса. – Я взял его.

– И?

– Побежал в кухню на крики. Отец прижал к столу левую руку матери и готовился сделать с ней то же, что с правой. – Джеймс перешел на шепот, однако четко выговаривал каждое слово. – Я выстрелил в него. В глаз. Но отец не упал, сел на посудомоечную машину, и я целых две минуты смотрел, как он умирает. Все это время мы молча глядели друг на друга.

Связь оборвалась.

Ниже на склоне Сватомир отступил, сгруппировался, как футбольный защитник, и снова пошел на приступ.

Джеймс открыл дверь.

Тяжело дыша, Великан влетел в освободившийся проем вместе с порывом воздуха. Их плечи соприкоснулись – он оказался внутри, а Джеймс снаружи.

Джеймс спешил. Пробежал три шага в ночь с третьей канистрой в руке, оставляя за собою след льющейся жидкости. Затем сделал крутой поворот и зашвырнул канистру на кладбище автомобилей, при этом получив россыпь капель в глаза. Сзади скрипел сапогами Великан. Он поскользнулся на разлитом бензине и грохнулся на мокрый пол – карабин брякнул, как кухонная сковорода. Через секунду Великан вскочил, повернулся к Джеймсу и упер приклад в плечо, готовясь к роковому выстрелу.

Джеймс продолжал бежать и был уже в десяти ярдах от бунгало. Слышал, как шлепнулась канистра, расплескав содержимое перед кладбищем автомобилей, где первой стояла с полным бензобаком «акура» Роя. На нее он даже не взглянул, было не до того – он уже находился вне спасительной тени от стен строения. В поле видимости прицела Тэппа. Сейчас к нему жадно тянулось его перекрестье, готовясь перехватить, подобно лейкоцитам, нацелившимся расправиться с вирусом. Джеймс представил восторг Тэппа – попался! – и надеялся, что это чувство затормозит рефлексы снайпера еще на полсекунды, пока он не успеет выхватить из кармана первый сигнальный фейер и дернуть скользкими пальцами за проволоку. Джеймс споткнулся, потерял инерцию, потянул раз, другой, третий – и мир окрасился в красное.

Он представил изумление Тэппа: это еще что такое?

Щеки горели от жара. С шипением сыпались искры. Воняло бензином. Вокруг него в радиусе двадцати футов багровый свет и с каждым шагом рассыпающиеся и вновь собирающиеся вместе зазубренные тени. Джеймс круто повернулся, и ночь прорезала огненная рана – он швырнул на тридцать футов в сторону двери, где стоял Великан, второй сигнальный факел.

Сватомир поднимал карабин для выстрела, когда увидел кувыркающийся в его сторону огненный снаряд. Он пролетел в дверной проем, мимо его левого плеча, отскочил от верстака Тэппа и шлепнулся на мокрый пол. Оторвав от него взгляд, гигант снова повернулся к Джеймсу. Тот никуда не смотрел – опустился на одно колено и закрыл лицо руками.

Воздух загорелся. Капли дождя испарились, все молекулы стали враждебны жизни. Ударила волна спрессованного воздуха, натянув на Джеймсе дорожный жилет. Вулкан Сент-Хеленс, всплыло в его голове. Он упал, опершись о землю руками, и в ушах зазвенело в ответ на неуслышанный взрыв.

Белизна.

Так много белого. Мгновенная ядерная вспышка.

«Черный глаз» Тэппа, предлагаемый по розничной цене 2899 долларов, превратился в чистый лист бумаги. Снайпер откинулся назад, оторвавшись от вдавившегося в бровь наглазника, и увидел то, что было недоступно прибору. Мгновение взрыв был таким же ярким, как солнце. Затем картина обрела форму, и сквозь пылающие силуэты он разглядел стены бунгало, превратившиеся во взметнувшиеся с фонтаном огня листы железа.

Думай, приказал он себе. Думай.

Но вместо этого с отвисшей челюстью смотрел, как в его сторону движется стена огня. Щеками и костяшками пальцев чувствовал даже под проливным дождем ее каминный жар. Последовали новые громовые удары. Огненный шар расплавился из оранжевого в красный, прежде чем поглотить самого себя грибовидным облаком, распустившимся стометровым, дымным кочаном цветной капусты. Подпрыгнув от черных ребер строения, пламя завертелось в воронке встречного потока воздуха и, превращаясь в фантастическое торнадо, закрутилось в вихре грозящего небу огня.

Думай. Глаз снова приник к прицелу, но там царила все та же белизна. Арктическая. Ни малейшего намека на зелень. В углу мигали буквы «ПГ». Тэпп месяцами не открывал инструкции и предположил, что они сообщали о перегрузке. Слишком много света. Усиливающая изображение трубка перегорала, катоды выходили из строя, прибор стоимостью почти три штуки баксов сгорал, как на сковороде…

Но Тэпп не мог. Ощущал себя подобно этой маленькой моргающей «иконке». Он не представлял, с чего начать. Все изменилось в долю секунды. Много чего взлетело на воздух и теперь рушилось на землю, а у него две руки, чтобы все переловить и привести в порядок. Помощник шерифа округа Пайют убит из собственного оружия. Видимый на мили столб огня – ревнивая попытка Мосби повторить славу розуэлльского инцидента. Сватомир только что заживо сгорел. Звонивший в полицию назвал Минди его фамилию. Хватает неприятностей, но на последней Тэпп особенно зациклился – в голове так и мелькала картина: онемевшая, с глазами размером с блюдца, полная каверзных вопросов женщина. Не поможет никакая «дымовая завеса». С рассветом шериф Уильям Тэпп превратится в самого поносимого сотрудника правоохранительных органов в стране.

Таким образом, у него в распоряжении… часа четыре. Больше, если верить его семнадцатилетнему наблюдению, как мобилизуются маленькие округа. Он вообразил логистику бегства от закона: есть, спать и вести тайную жизнь в мире, где каждая тупая стерва в «Дейри Куин» может увидеть твое лицо в своем смартфоне. Ничего не скажешь, хлопотно, и Тэпп почувствовал себя уставшим и старым. Не лучше ли сразу уйти из жизни? Как заявил, расчувствовавшись, Джеймс Эверсман: умер, и никаких проблем.

С длинноствольной винтовкой не справиться: развернув дулом к голове, не дотянуться до курка. Но можно, не сходя с места, вышибить себе мозги из тренировочного пистолета. Хотя его малокалиберный патрон кольцевого воспламенения – сомнительное средство для самоубийства: легкая пуля, высокая скорость – пронзает плоть, как лазерный луч, с минимальным ущербом. Как бы самому не превратиться в того парк-рейнджера Глена Флойда и просто не лишиться способности читать и писать. Или не приговорить себя к жизни в коме. Постыдное состояние.

На землю возвращались первые обломки-метеориты и, ударяясь о его склон, рассыпали снопы искр. Один из самых крупных, объятый пламенем, шлепнулся где-то слева. В воздухе потянуло сгоревшим порохом, расплавленным пластиком и раскаленным добела алюминием.

Самоубийство. Тэпп собирал мысли, словно зыбучий песок. Самоубийство подходит, только сначала нужно уладить кое-какие мелочи.

И как будто в подтверждение, ниже большого пламени возник новый красный огонек – это Джеймс зажег второй сигнальный патрон. Торгаш, тощая канцелярская крыса, с набитой старой мебелью, желтой «тойотой», собирается убить его? Ну, ты загнул, парень.

«Ладно, Джеймс. Ты лишил меня всего. Но прежде чем уйти, я разберусь с тобой так, что мало не покажется».

Над головой снайпера, вращаясь, как сказочная мельница, пронесся кусок железа. Тэпп даже не вздрогнул, когда он, словно лезвием бритвы, срезал с его гарнитуры микрофон и шрапнелью грохнулся о камень в нескольких метрах за ним. Все, что он слышал, – голос своего, теперь уже мертвого, самого большого почитателя:

«Ты демон, только пока об этом не знаешь».