60
Он размазан, не успев понять, что происходит.
Рука сметает красный трупик с простыни.
Не выношу комаров.
Но по комнате кружит еще один.
Лукреция Немрод не может уснуть. Она встает. На часах 5.05 утра.
Он согласился заниматься расследованием вместе со мной. САМ ИСИДОР КАЦЕНБЕРГ СОГЛАСЕН СО МНОЙ СОТРУДНИЧАТЬ!
Она разглядывает освещенный лампой потолок в поисках второго кровопийцы.
Отлично. Не важно, что это стоило мне квартиры и незабвенного Левиафана. У всего есть цена. Я сама на это пошла.
Она замечает комара на шторе и ловко уничтожает его шлепком ладони. Звук вызывает ворчание спящего на ковре мужчины.
Он сказал, что хочет вернуться к первоначальной проблематике.
Молодая женщина вынимает из пластикового пакета компьютер и поднимает крышку. Компьютер разрядился и не включается. Она достает синюю шкатулку.
Выходит, будь Циклоп слепым на оба глаза, он остался бы в живых.
Его погубил зрячий глаз.
Что такого он там прочел, что привело его в такое состояние?
Внезапно вся жизнь этого артиста, любимца толп, объекта всеобщей зависти, обладателя всего, чего только может пожелать человек – денег, власти, женщин, уважения, восхищения, – кажется ей жалкой.
Вся его жизнь была, должно быть, сосредоточена на жажде власти. Вся эта избыточная роскошь, фальшивый версальский дворец, братья на ролях слуг, мамаша – главная поклонница… Его тоже, наверное, мучила бессонница, он грустил, да так, что делал вид, что ему все смешно. Эта жизнь протекала во тьме, что было оборотной стороной его умения смешить других.
«Большее уравновешивается меньшим», – как сказал Исидор.
Дариус превосходил среднего человека юмором, потому что больше его печалился и тревожился.
Она останавливается перед зеркалом.
Взять меня: все, чего у меня в избытке, – это компенсация того, чего мне недостает. Исидор прав. Потому на него и не действует мой шарм.
Лукреция берет стул и ставит его рядом с ковром, на котором дрыхнет ее товарищ по приключениям.
Кто ты, Исидор Каценберг? Почему ты так меня злишь и так завораживаешь?
Она вспоминает их знакомство. Она занималась тогда очень сложным расследованием, и Флоран Пеллегрини посоветовал ей обратиться за помощью к этому журналисту-фрилансеру, «Шерлоку Холмсу научной журналистики». Но при этом предостерег: «Он – слон-одиночка».
Она быстро убедилась в его оригинальности. Чего стоило одно его жилище – водокачка в форме песочных часов в парижском пригороде!
Тогда он обходился без телефона, и она даже не смогла договориться о встрече.
Пришлось явиться без предупреждения. Сами их фигуры оказались взаимодополняющими: насколько миниатюрной была она, настолько грузным он.
Слон и мышка.
Она поделилась с ним своими мыслями о смерти палеонтолога, связанной с поразительным открытием в области происхождения человека. Он в ответ сказал: «То, что вы интересуетесь прошлым человечества, означает, что существует проблема в вашем собственном прошлом. Наверное, вы сирота». Эта фраза подействовала на нее как удар тока.
Слон раздавил мышь.
Но отступать было не в ее характере. Лукреция вернулась и уговорила его, совсем как сегодня. Они отправились в африканские джунгли, где их ждало открытие за открытием. В конце концов они решили загадку появления «Отца наших отцов». Загвоздка состояла в том, что их находка оказалась слишком невероятной и опасной, чтобы делиться ею с широкой публикой.
У обоих осталось ощущение, что они докопались до тщательно скрываемой истины.
Спустя несколько лет она предложила ему расследовать странную гибель шахматиста. Он немного изменился, похудел. Теперь к ним было применимо другое сравнение из мира фауны.
Медведь и кролик.
В этот раз он оказался разговорчивее и поделился с ней своей страстью – поиском Пути Наименьшего Насилия. Он рассказывал ей об эволюции совести, прибегая к символике цифр, о своем Древе возможностей.
Расследование привело их в необычную психиатрическую лечебницу на острове близ Лазурного Берега, напротив Канн.
Они раскрыли «Последний секрет» и в самом разгаре напряжения, в кульминационный момент расследования, занялись любовью. Это длилось два невероятных часа. Его огромное тело двигалось как в невесомости. Он был само внимание, он оберегал, ободрял ее, при этом был и порывистым, и неожиданным, и полным грации.
Когда они прощались, она не сомневалась, что Исидор ей позвонит.
Как все мужчины, занимавшиеся с ней любовью.
Но, думая так, она не учитывала, что имеет дело с «медведем-одиночкой».
Пришлось его возненавидеть. Она сказала себе: «Кем он себя возомнил? Он толстый. Он старый. У него нет друзей».
Впервые ей не ответили на ее чувство.
Чтобы отомстить Исидору, она стала встречаться с мужчиной, похожим на него. Потом она его бросила. Но эта месть оставила у нее горькое чувство.
После этого ей понравилось завязывать тесные связи с сексуальными партнерами, чтобы испытывать еще большее удовольствие от их недоуменного вида, когда она без всякой причины отвергала их.
Скольких любовников она вот так огорошила, чтобы отомстить Исидору? Она далеко заходила сначала в слиянии, потом в отторжении. Это превратилось у нее в искусство, доведенное до пароксизма. Один из ее брошенных любовников наложил на себя руки, двое впали в депрессию.
Она заносила их уязвимость в свой список достижений.
Впрочем, в большинстве случаев она не колебалась их предостерегать: «Учтите, обычно мужчинам от меня сильно достается, вы уверены, что готовы на риск?» Услышав это, они не бежали прочь, наоборот, влечение только усиливалось, словно им не терпелось принять вызов.
Недаром Исидор твердил: «Противника нельзя недооценивать». Они ее недооценивали, она же маленькая, молоденькая, а главное, она же женщина. Дорого обходилась им наука!
Лукрецию обуяли воспоминания.
Она стала «фам фаталь»: 1,55 м роста, 50 кг веса, рыжая копна волос, высокая грудь, мускулистые бедра и изумрудные глаза.
Случались у нее и женщины, но к доминированию она не стремилась. Она поняла, что настоящий садизм – это когда мазохист просит сделать ему больно, на что партнер отвечает: «Нет, меня это не интересует».
Лукреция смотрит на спящего Исидора.
Благодаря ему она познала глубину чистого любовного чувства. Без доминирования, в сообщничестве двух душ, с человеком, способным понять, – на это ему хватало тонкости. Он был…
Нет, я не смею в это поверить.
…тем, кому хватило наглости ответить: «Нет, это меня не интересует».
Исидор улыбается, не открывая глаз. Наверное, переживает во сне чудесные приключения.
Таким он еще больше похож на толстого младенца.
Так и хочется его баюкать. Она гладит его гладкий лоб.
Вместе мы сила. Как он этого не понимает?
Она медленно наклоняется и легонько целует его в ключицу. Он машинально поднимает руку, чтобы прихлопнуть комара.
– Не пойму, кто ты, как работают твои мозги. Но наступит день, когда ты поймешь, что не можешь жить один, – шепчет она ему на ухо. – Я тебе нужнее, чем ты думаешь, Исидор.
