16

Мэтью сидел у себя в номере в полном одиночестве. На журнальном столике стоял поднос с нетронутым обедом, который принес ему Бредли. Если бы только можно было позвонить отцу! Но связаться с ним невозможно. Отец подсказал бы, что предпринять. В трудной ситуации на него всегда можно было положиться.

Мэтью поднялся с кресла и беспокойно выглянул из окна: внизу все заледенело. В такую погоду за руль не сядешь. В Нью-Йорк ему сейчас никак не вернуться. Да и как он уедет? Все решат, будто он скрывается от правосудия.

Нет, он застрял в этом отеле. Остается только дожидаться полицейских.

Дремавшего у огня Генри разбудил какой-то шум. Он открыл сонные глаза: по лестнице спускалась его жена. Сначала она держалась за поручень, потом сделала крюк, обходя тело Даны. От выражения ее лица ему стало не по себе.

Он уже заметил, что из кармана его свитера пропал телефон. Вряд ли он мог его выронить, да и потом, он все обыскал, но тщетно. Увидев лицо жены, Генри моментально понял: телефон у нее.

Это может значить только одно: она подозревает о них с Джилли. Неужели ей удалось угадать его пароль?

«Боже, – устало подумал он, глядя, как жена идет к нему. – Может, и лучше, что все раскрылось». Теперь она поймет, что должна его отпустить. Поначалу ей, конечно, будет горько, но он любит другую. У Беверли хорошая работа. Она справится. Им обоим придется нелегко – особенно ей, – но жизнь наладится.

Возможно, на какое-то время дети его возненавидят, но потом все устаканится. И у Теда, и у Кейт есть друзья, чьи родители в разводе. В наши дни это совершенно нормально. Дети больше не винят родителей за развод – они готовы к тому, что мама с папой рано или поздно разбегутся. Их даже устраивает, что каждый из родителей, чтобы загладить вину, задаривает их всяким барахлом.

Беверли с самым серьезным видом уселась напротив Генри, и он внутренне собрался, готовясь к разговору.

Сердце Беверли упало – судя по лицу Генри, он только и дожидался ее появления. У нее никак не получится вернуть телефон на место. Ну и отлично. Рано или поздно им придется поговорить – почему бы не сейчас? Это неизбежно. Может, оно и к лучшему.

– Мне нужно кое-что тебе сказать, – начала Беверли, сев напротив мужа и придвинув кресло поближе к нему.

Генри окинул ее тяжелым взглядом.

– Это ты взяла мой телефон?

С минуту она смотрела на свои колени, собираясь с духом, и наконец снова подняла глаза:

– Да.

– Я так и знал, – холодно сказал он.

– Я хотела выяснить, не изменяешь ли ты мне, – она помолчала. – Мне удалось подобрать твой пароль.

Генри выглядел удивленным.

– Спорю, ты не думал, что я на такое способна, – она попыталась улыбнуться, но выражение его лица ее пугало.

Однако пути назад уже не было. Может, Генри поймет, как смешон его тайный романчик. Беверли хотелось хоть немного его задеть: пусть поймет, какую боль он ей причинил. Может, ему станет стыдно и он бросит свою девицу.

– Я нашла твою переписку с твоей… девушкой. – Муж молчал, и в ее голосе прорвалось невольное раздражение: – Очень познавательно! Я видела ее фото. Я даже знаю, как она выглядит обнаженной, – тихо сказала она, не сводя глаз с мужа. Тот словно оцепенел. – Она ведь намного младше меня, правда? – Беверли безуспешно пыталась сдержать отвращение. – Это ж надо, голубки, какое прозвище вы мне придумали. – Она старалась не давать себе воли, но никак не могла подавить ярость. – «Пила». Вы называете меня пилой, – она попыталась заглянуть ему в глаза, но он отвел взгляд. Трус. – Как думаешь, каково мне было узнать, что вы занимались сексом у меня за спиной и называли меня пилой? «Мне придется уехать на выходные со своей пилой».

Генри упорно прятал взгляд.

– Обязательно обсуждать это здесь? – наконец сухо спросил он. – Нельзя подождать до возвращения домой?

– Вообще-то, нельзя. Зачем ждать? Зачем притворяться? Приятно облегчить душу, – ее понесло. – А знаешь, как я называю тебя? Ты большой ребенок. Всем нам приходится мириться с разочарованиями, старением и быстротечностью жизни. Ты взрослый человек, а ведешь себя так же инфантильно и эгоистично, как и многие стареющие мужчины. Это грустно. Грустно и нелепо. – Беверли помедлила, собираясь с мыслями. – Ты ее не любишь, Генри. Твое увлечение недолговечно. – Она подождала, пока он вникнет в ее слова. Оставалось лишь надеяться, что ей удастся до него достучаться. – Ты думаешь, что можешь сбежать с молоденькой и все будет чудесно: переедешь в ее квартиру, может, прикупишь себе автомобиль с откидным верхом. Больше никаких фургонов, не придется развозить детей на футбол по три раза в неделю! С детьми будешь видеться по выходным – если захочешь – и, как большинство мужиков, напрочь забудешь об алиментах. Сплошной секс, ужины в ресторанах да путешествия – и никаких обязательств. Ну, так подумай еще раз, потому что будет вот как. – Она снова помолчала, давая ему осмыслить сказанное, и продолжила примирительным тоном: – Долго это не продлится. Ты от нее устанешь. Она устанет от тебя. Ты соскучишься по мне и детям. Деньги кончатся. Я уверена, ты пожалеешь, что ушел. – Муж наконец поднял глаза и посмотрел на нее. – Генри, не разрушай наш брак. Забудь ее.

Беверли давала ему шанс. Она затаила дыхание – но он так ничего и не сказал. У нее оборвалось сердце, а тело, словно заточенное в бочку, швыряло по порогам водопада.

Она вспомнила, с какими надеждами приехала сюда прошлым вечером – казалось, это было давным-давно. Какой же она была дурой. Вообразила, будто они просто отдалились друг от друга и стоит только провести время вдвоем, как прежняя близость вернется. А он даже не потрудился подняться с ней в номер и помочь с сумками. Так и остался здесь, в лобби, подбирая экскурсии, чтобы у них не осталось времени подумать, поговорить.

Как он посмотрел на нее, когда она вышла к нему в своей новой сорочке.

Все это время он думал о другой.

Что ж, она не собирается с этим мириться. Увлечение – это не любовь. Нужно дать ему время образумиться. Это просто… что-то вроде безумия среднего возраста. Он к ней вернется. Все будет хорошо. Надо переждать, вот и все.

– Подумай над этим, Генри, – Беверли медленно поднялась и вернулась в номер, оставив мужа у огня в одиночестве.

Батарейка на ноутбуке Кэндис почти села. Она выругалась вслух в пустой библиотеке, снова сохранила файл и решила, пока не поздно, выключить компьютер. Нужно оставить немного заряда на случай, если потребуется свериться с рукописью. Надо было распечатать ее и привезти с собой. Твою мать. Больше такое не повторится. Она пообещала себе, что впредь станет брать с собой распечатанную рукопись, куда бы ни поехала. Ведь ей так редко выпадает возможность спокойно поработать.

Кэндис опустила глаза на закрытый ноутбук, решая, как поступить. Наверное, придется писать от руки. Жаль, у нее такой неразборчивый почерк, – она и сама с трудом его понимает. Ну и бумагу она, конечно, с собой не привезла. Эпоха гаджетов, ха-ха! Обведя взглядом комнату, Кэндис выбралась из удобного кресла у огня и подошла к столу в ближнем к двери углу. Какой он старый – должно быть, стоит здесь с незапамятных времен. На столе не было ничего, кроме старомодного кожаного бювара с изящным ножом для вскрытия писем. Она потянула за ручку верхнего ящика – тот с легкостью поддался. Внутри лежала единственная одинокая скрепка. Все больше отчаиваясь и раздражаясь, Кэндис выдвинула боковые ящички.

– Полцарства за ручку и бумагу, – пробормотала она себе под нос. Ничего. Вот дерьмо!

Затем она вспомнила про письменный стол в номере. На столе наверняка лежит папка с почтовой бумагой с логотипом гостиницы. Ну конечно! Большинство отелей предоставляет ручку и почтовую бумагу. А если у нее бумага закончится, всегда можно одолжить ее у других постояльцев. Никому, кроме нее, она не понадобится. Кэндис надеялась, что в этом старомодном отеле ей не придется полагаться на перо и чернила.

Прижимая к груди еще теплый ноутбук, писательница торопливо вышла из библиотеки. Она повернула направо и двинулась было в сторону лобби, но вдруг вспомнила, что рядом с кухней есть черная лестница. Она с любопытством развернулась и двинулась вперед по заднему коридору гостиницы. Дверь на служебную лестницу находилась в конце, возле запертой кухни.

На лестнице было совершенно темно – Кэндис как будто свалилась на дно колодца. Она хотела было вернуться назад, но в конце концов достала из кармана телефон и включила фонарик, обреченно заметив, что мобильник тоже почти сел. Медленно, с опаской она стала подниматься по узкой, грубой деревянной лестнице. Возможно, все-таки лучше было вернуться в лобби и подняться по парадной лестнице, хоть там и лежит труп. Наконец она добралась до третьего этажа, открыла дверь и с облегчением вышла в освещенный единственным узким окошком сумрачный коридор. Ее комната, номер триста шесть, находилась в его противоположном конце. Кэндис поспешно вставила ключ в замок и вошла, не позаботившись закрыть за собой дверь, – она только возьмет все, что нужно, и сразу вернется к камину в библиотеке. От здешнего холода у нее ныли суставы.

Взглянув на стоящий у окон письменный стол, Кэндис увидела папку. Пройдясь по толстому, заглушающему все звуки ковру, она нетерпеливо открыла папку. Внутри лежали несколько листов качественной кремовой бумаги для письма и ручка. Кэндис с облегчением улыбнулась.