Глава 26
Фэллон

Да лучше бы Лукас стрелял в меня резинками. Захлопнув дверь машины, я засунула руки в карманы и поежилась. На улице было прохладно.

– Так вот почему ты был против обтягивающей одежды, – догадалась я.

Когда я утром взяла в руки джинсы, Мэдок попросил надеть что-нибудь посвободнее и не возникать.

Как мило.

Так что я раскопала у себя свободные прямые штаны и футболку, а волосы собрала в хвост. И была полностью готова к маленькому приключению, которое запланировал Мэдок.

Все мышцы в теле напряглись до предела. Когда-то я прекрасно умела кататься, но так давно не практиковалась. И если мое тело было по-прежнему в отличной форме, то вот с уверенностью в себе возникли серьезные проблемы. А когда катаешься на скейте, именно она и скорость реакции – это ключ к успеху.

Я попыталась игнорировать предложение Мэдока. А он стоял и ждал, пока я не удержусь и загляну в багажник.

Беззвучно ахнув, я раскрыла рот от удивления, потом, вынув руки из карманов, взялась за крышку багажника и стала разглядывать доски.

– Только не разрыдайся, – подколол Мэдок. – Неужели ты думаешь, что я бы спас конструктор, но позволил выбросить твои скейты?

Я ничего не могла поделать. Слезы катились градом, пока я смотрела на пять досок, с каждой из которых были связаны особые воспоминания. Вот мой первый скейт, весь ободранный по краям. На нем наверняка даже кровь где-нибудь осталась. А вот вторая и третья доски, для которых я специально покупала колеса и на которых училась делать олли, кикфлипы и другие трюки. На четвертой я любила кататься в боуле. А вот и пятая. Совершенно новая. Я на ней ни разу не прокатилась.

Подняв глаза на Мэдока, я вздохнула и улыбнулась.

– Я люблю тебя, – мой голос дрожал.

Он подмигнул (как же это было сексуально), давая понять, что мой ответ засчитан как «спасибо».

– Я возьму вот этот, – воскликнул Лукас, хватая новенькую доску.

– Нет-нет, – я выхватила у него свой скейт. – Тебе подойдет вот этот.

Я протянула ему старый, исцарапанный скейт с убитым сцеплением.

Он надул губы и взял у меня доску.

– Прежде чем вставать на новый скейт, нужно научиться кататься, – объяснила я. – Понимаешь?

Кивнув, он взял доску под мышку, а я достала новую. Мэдок захлопнул багажник, ничего не взяв. Я взглянула на него с удивлением.

– Я не катаюсь, – пробормотал он. – Больше люблю смотреть.

Засунув под мышку борд, я проворчала:

– Зашибись.

– Лукас, – позвал Мэдок, и мы оба обернулись, – ну-ка надень.

Мэдок бросил ему мешок с защитой и шлемом, а я попыталась сдержать улыбку. Парнишка нахмурил брови, всем видом показывая, что он достаточно крут, чтобы не пользоваться защитой, но нас это не впечатлило.

Из Мэдока получился отличный старший брат.

Был ли он таким пару лет назад? Или так сильно повзрослел за то время, что меня не было? Я покопалась в памяти, припоминая времена, когда он выпивал всю мою любимую газировку, чтобы побесить, а потом всегда приходил смотреть со мной телевизор, чтобы мне было не одиноко.

В школе он все время делал вид, что меня не существует, но затем посылал мне по школьной почте открытки, конфеты и шарики, чтобы я не осталась без подарка, когда весь класс получал что-нибудь в честь праздника. Конечно, на открытках обязательно были матерные стихи или другие непристойности, но все равно было приятно хоть что-то получить.

Эдди была права. Мэдок умел собирать осколки.

– Лукас, – я положила доску на тротуар и потрепала его за светлые волосы, – ты когда-нибудь катался на скейтборде?

– Еще нет. Но я очень хочу вон туда!

Он указал в центр боула, на краю которого стоял. Шлем и налокотники уже были на нем.

– Если будет хорошо получаться, ты спустишься туда уже сегодня, – заверила его я, забрав у него борд и положив рядом со своим. – Но придется потрудиться для того, чтобы кататься действительно быстро. Давай я покажу тебе, с чего начать. Знаешь, какая нога у тебя ведущая?

Сердце бешено колотилось, кровь в жилах закипала. Черт, а я ведь и правда была рада, что Лукас с нами. Мэдок сел на скамейку, вытянув руки вдоль спинки, и наблюдал за нами. Или за мной.

По крайней мере, раз с нами Лукас, то я не буду в центре внимания. Лучше бы Мэдок позволил мне приехать сюда одной – размяться не под пристальными взглядами наблюдателей.

Но он хорошо меня знал. И понимал, что я ничего не стану делать, если меня не подтолкнуть.

– Ведущая нога?

Лукас растерялся. Он поднял в воздух одну ногу, посмотрел на нее, затем поставил и задрал вторую.

Улыбнувшись, я потрогала его за локоть, чтобы он обратил на меня внимание.

– Хорошо, иди поднимись вон по той лестнице.

Я показала на подъем в конце тротуара.

– Зачем?

– Просто сделай это, – с важным видом, но мягким голосом скомандовала я.

Лукас оставил доску на земле и побежал по дорожке, размахивая руками.

Как только он занес ногу над первой ступенькой, я его окликнула:

– Стой!

Он замер на одной ноге и, покачиваясь, смотрел на меня. Вторая нога зависла в воздухе.

– Это и есть твоя ведущая нога, – разъяснила я. – Возвращайся.

Тем временем Мэдок вернулся к машине и открыл двери, чтобы было слышно музыку. Заиграла песня, и я засияла, увидев, что Лукас покачивает головой как подросток, до которого ему было еще далеко. А ведь эта композиция будет постарше нас с Мэдоком. С ума сойти!

– Хорошо, – я нагнулась и показала на его ногу. – Ставишь ведущую в начало доски, а другую, толчковую, – в конец.

Он сделал так, как я сказала. Встал на скейт и немного покачался из стороны в сторону, проверяя его устойчивость. Мне самой тоже не терпелось встать на доску.

Я глубоко вздохнула.

– А теперь, когда ты поедешь, разверни ведущую ногу по ходу движения, а другой отталкивайся. Когда захочешь вернуть толчковую на доску, ставь обе ноги боком.

Лукас не стал зря терять время. Я и выпрямиться не успела, как он уже куда-то укатил. Он развернул ведущую ногу вперед, насколько я могла видеть, потому что на нем были длинные мешковатые штаны, почти закрывавшие обувь. Зато выглядел как настоящий скейтер.

Парнишка снова и снова отталкивался от земли другой ногой, постепенно разгоняясь.

А потом взмахнул руками, и тут я напряглась.

– Оу, – воскликнула я, когда увидела, что он свалился со скейтборда на траву.

С облегчением выдохнув, я перевела взгляд на Мэдока. Тот пожал плечами и покачал головой.

– Фэллон, он будет падать, это неизбежно. Расслабься.

Мэдок напряг вытянутые руки, и я задержалась взглядом чуть дольше, чем следовало, на его рельефных бицепсах и трицепсах, выглядывающих из-под рукавов серой футболки. Вспомнила, какой гладкой и жесткой казалась поверхность его груди, когда я касалась ее кончиками пальцев. У Мэдока тело было твердым и мягким в нужных местах, и у меня голова закружилась от желания сделать ему массаж… пощупать пальчиками каждый сантиметр его кожи…

Добавить масла. Много-много масла…

– Фэллон.

Моргнув, я посмотрела ему в глаза.

– Подбери слюнки, детка, – скомандовал он. – Вечером мы окажемся в теплой кроватке. Не переживай.

Внутри все сжалось, и словно разряды молний пронзили все тело.

А потом Мэдок рассмеялся.

Я потрясла головой, чтобы вытряхнуть из нее грязные мысли о нем, и пошла по дорожке навстречу возвращавшемуся Лукасу.

– Знаешь что? Ты простоял на доске гораздо дольше, чем я в первый раз, – я приобняла его за плечо. – И сделал именно то, что должен был сделать: в случае опасности спрыгнуть.

– Не будь тряпкой, – окликнул меня Мэдок. – Встань на скейт и покажи ему, как это делается.

Прищурившись, я бросила взгляд в его сторону и уставилась на доску, поджимая в кедах пальцы ног.

– Что с тобой такое? Ты боишься?

Лукас поднял глаза и вопросительно посмотрел на меня.

Как он может мне доверять, если я заставляю его делать то, чего не делаю сама? Какая мать из меня получилась бы?

Покусывая губы и уже чувствуя, что вспотела шея, я встала на доску и выпрямила ноги, чтобы они перестали дрожать. Медленно перекатываясь с пяток на носочки и обратно и глубоко дыша, я немного покачалась, пробуя доску и вспоминая ощущения, которые возникают, когда поворачиваешь и маневрируешь.

Многие ошибочно считают, что самое важное в катании на скейтборде – это ноги, но на самом деле активно задействовано все тело. Важен каждый мускул. Ты наклоняешься, задавая направление, а стопой распределяешь давление в зависимости от того, собираешься ли ты прыгать, скользить или делать флип.

Выставив вперед ногу, я оттолкнулась второй от земли, слегка согнула колени и сжала кулаки, потому что сердце в груди вдруг бешено заколотилось.

Мои глаза расширились, я усмехнулась и прикрыла рот рукой. О боже. Надеюсь, они этого не слышали. Мне что, адреналин ударил в кровь от простого разгона?

Я толкалась, касаясь земли снова и снова, и сердце колотилось как сумасшедшее. Свернув налево, я объехала лестницу. Не съезжая с дорожки, я продолжила толкаться и объехала по кругу боул.

Как мне могло прийти в голову забросить скейт?

Дотянувшись ногой до земли, я оттолкнулась со всей силы и помчалась прямо к Лукасу. Широко разведя руки, я нажала на доску задней ногой, заставляя переднюю часть оторваться от земли и подняться в воздух, объехала вокруг Лукаса и остановилась.

Пришлось сильно напрячься, чтобы не разулыбаться во весь рот и не начать прыгать от счастья.

Но это было бы не круто.

Спрыгнув с доски и быстро и тяжело дыша, я посмотрела в широко раскрытые глаза мальчишки.

– Ну как, по-твоему, я боюсь? – раззадоривала его я.

Он стоял с открытым ртом.

– Я хочу научиться так же.

Я наступила на задний край скейта и, подбросив его в воздух, поймала за другой конец.

– Такие развороты для тебя пока слишком сложные. Давай начнем с простых.

В следующие два часа с нас с Лукасом семь потов сошло, пока мы тренировались поворачивать, прыгать и просто кататься. Я показала ему, как правильно использовать вес тела и как падать с улыбкой, потому что падать придется, и не однажды, пообещав ему, что в следующий раз научу делать кикфлипы, и разрешила немного покататься в боуле под нашим с Мэдоком присмотром. Мальчишка спустился вниз, а мы сели на край боула и стали наблюдать.

Положив голову ему на плечо, я закрыла глаза и вдруг осознала, что хочу быть здесь и сейчас, а не где-нибудь еще.

– Спасибо, – хриплым голосом сказала я. – В смысле за то, что привез меня сюда сегодня.

Мне правда этого не хватало. Думаю, за несколько часов, проведенных здесь, я смеялась, кричала и радовалась больше, чем за последнюю пару лет. И, несмотря на то что на следующий день все тело будет жутко ломить, я просто светилась от счастья. В машине меня окутал запах парфюма Мэдока, и я растворилась в мечтах о том, как прижмусь к нему вечером своим усталым телом.

Мы ехали по улицам города. Он положил руку мне на ногу. Незадолго до этого мы высадили Лукаса – он успел как раз к ужину – и теперь направлялись домой.

Я откинулась на спинку сиденья, положила голову на подголовник и взглянула на Мэдока.

– Не пугайся, пожалуйста, моего вопроса, – начала я, – но у тебя в старшей школе были отношения? Ну, в смысле девушки были?

Он фыркнул и включил дворники.

– Женщины вечно задают вопросы, ответы на которые на самом деле не хотят знать.

– Но я хочу услышать ответ, – спокойно и уверенно сказала я.

Мне действительно хотелось знать. Мы несколько лет потеряли, и мне было интересно все, что произошло с ним за это время.

– Да, – признался он и кивнул, не глядя в мою сторону. – Несколько.

Ревность, словно болезнь, проникла в меня. Кем они были? Как выглядели? Что он с ними делал? Их имена, номера документов, адреса?

Поразительно, как мысли и подозрения могут разрушить душевный покой за секунду.

– И? – мягко спросила я.

– И ни одной из них я не говорил, что люблю ее, – ответил он. – Только тебе.

Он повернулся ко мне и с серьезным видом посмотрел прямо в глаза.

Жилка на шее пульсировала, я даже не сразу поняла, что сижу перед ним с открытым ртом.

Подняв голову, он спросил:

– Так что все-таки значит татуировка валькнута?

Я резко вздохнула, отвернулась и посмотрела в окно.

– Кто старое помянет? – попыталась отшутиться я.

– Ты уходишь от ответа.

Да, ухожу. А что мне делать, черт побери? Как сказать человеку, который хочет провести с тобой всю оставшуюся жизнь, что ты избавилась от вашего общего ребенка без его ведома? Мэдока это убьет. Так что взять и рассказать как на духу, что означает татуировка, я не могла. Еще рано.

Почему бы ему не спросить, например, о моей татуировке Out of Order или о надписи у меня на лопатке?

Прищурившись, я внимательно разглядывала капли у себя на стекле.

– Такая татуировка у каждого может иметь свое значение. Для меня это символ перерождения, – отчасти это было правдой, – который означает, что всегда нужно двигаться дальше. Выживать, как бы тяжело это ни давалось, – я повернулась к Мэдоку и пожала плечами. – А еще она показалась мне крутой. Такой ответ тебя устроит?

Вот. Надеюсь, на этом мы закрыли тему. По крайней мере, на сегодня.

Я обо всем ему расскажу. Когда-нибудь. Как только смогу. А сейчас мне просто нужен спокойный вечер в его обществе.

Закашлявшись, я заговорила:

– Ты никогда не спрашивал, что за надпись у меня на спине.

Убедившись, что его взгляд прикован к моим рукам, я сняла футболку через голову.

Мэдок округлил глаза, уставившись на мой голый торс, прикрытый только кислотно-розовым кружевным лифчиком.

– Не забывай смотреть на дорогу, – низким, чувственным голосом напомнила я.

Он моргнул и уставился в лобовое стекло.

– Фэллон, я за рулем. Это не круто.

Улыбка заиграла в уголках моих губ, когда я увидела, с какой силой он вцепился в руль.

– Видишь? – я повернулась к нему спиной и показала вертикальную надпись, тянущуюся от плеча до самого низа лопатки: «Какие бы волнения ни происходили на поверхности моря, они не потревожат спокойствия его глубин». Это любимая цитата моего отца.

Я почувствовала, что меня повело, потому что Мэдок не смог удержать ровно руль, но понимала, что смеяться сейчас – очень плохая идея. Мне нравилось, как он на меня смотрит, и мне хотелось его отвлекать.

– А еще… – я приподнялась над сиденьем и стянула с попы штаны вместе с носками и обувью, – у меня есть одна вот здесь.

Я показала на изображение трилистника на бедре.

– Фэллон! – заорал Мэдок, дернув руль напряженными руками, на которых была видна каждая мышца, чтобы выровнять автомобиль. – Иди к черту.

Я улыбнулась про себя и максимально опустила спинку сиденья. Стекла в машине у Мэдока были без тонировки, а мы были пока в городе, так что любой мог увидеть меня в одном белье.

– Что-то не так? – прошептала я, невинно хлопая глазками.

Он ответил, не разжимая зубов:

– Такими темпами мы за десять минут домой не доедем. Ты серьезно собираешься продолжать?

Взглянув на него, я заложила руку за голову и закрыла глаза. Облизнув губы, я нашарила языком маленький серебристый шарик и зажала его между зубов. В глазах Мэдока вспыхнул огонь. Скорее всего, я была красная как рак, но мне было все равно.

Что может быть приятнее, чем смотреть на то, как он вжимается руками в руль, стараясь вести машину ровно, и не может оторвать глаз от моего тела?

– Мэдок, – ворковала я, повернувшись на бок и подложив руку под голову. – Я хочу, чтобы ты трахнул меня прямо в машине.

Его глаза вспыхнули, он весь замер, а машина продолжила ехать будто сама по себе. Опомнившись, он схватил руль, резко переключился на шестую передачу и повернул к выезду из города.

Прежде чем я успела опомниться, небо затянуло тучами, дождь полил как из ведра, а мы уже стояли припаркованные на тихой проселочной дороге, где нам предстояло провести ближайший час.