Глава 43

Ганс-Петер Шнайдер располагал абсолютно всем, что требовалось ему в данный момент. Денег – что грязи: половину от суммы в двести тысяч долларов, которую он выставил за поставку Кари мистеру Гнису и технический надзор за ее «модификацией», уже выплатили ему в качестве аванса. Можно было спокойно использовать студию с душевой – имя его в документах нигде не фигурировало, – а также большой катер, зарегистрированный на какую-то фирму в Делавэре.

Кредитка и мобильник давно уже были в Колумбии, где, согласно договоренности, их время от времени «засвечивала» Палома.

Он уже получил ответную записку от Карен Киф, мастерицы по татуировкам, досиживающей тюремный срок: та выражала согласие сразу после освобождения отправиться в Мавританию и украсить Кари портретами Матушки Гнис, которыми Ганс-Петер предусмотрительно ее снабдил – пусть попрактикуется.

Почистил и смазал мощную пневматическую винтовку «Джей-Эм Стандард», стреляющую специальными дротиками – каждый был заряжен достаточным количеством азаперона, чтобы на несколько часов вырубить любое млекопитающее весом до ста двадцати пяти фунтов.

Ганс-Петер уже знал по опыту, что лучше всего транспортировать связанную жертву в вентилируемом мешке для трупов, снабженном длинными лямками для переноски. В большинстве своем подобные мешки абсолютно герметичны, чтобы наружу не просачивались всякие запахи и телесные жидкости, так что объект, даже если и был еще жив до попадания туда, очень быстро погибал от удушья. Но тот мешок, что припас Ганс-Петер, имел вентиляционные отверстия и был сделан не из пластика, а из однослойной парусины.

Одноразовые пластиковые стяжки повышенной прочности, хлороформ и марлевые пакеты для его применения – все есть, всего в избытке. Все необходимое для принудительного кормления на катере тоже имелось, равно как и футлярчик с его любимыми обсидиановыми скальпелями – мало ли вдруг захочется провести на камбузе яхты мистера Гниса какой-нибудь пикантный гастрономический эксперимент, до Мавритании по морю дорога не близкая…

Ближе к вечеру Ганс-Петер прибрался в комнатах и вылил то, что осталось от Карлы, прямо в унитаз.

Он уже взял напрокат вместительный минивэн, воспользовавшись липовыми документами, и заранее снял с него средний ряд сидений, чтобы без помех уложить мешок с Кари на пол. Вынул предохранитель из цепи питания света в салоне, чтобы не привлекать внимания, когда открываешь дверь в темноте.

Ночь вступала в свои права. На деревья вокруг Станции морских птиц на Пеликан-харбор опускались стаи скворцов. Два семейства попугаев затеяли перед сном свару, и их недовольные крики заглушали обрывки музыки, доносящиеся со стоящих в гавани лодок. Плывущий над водой голубой дымок нес ароматы жарящегося на гриле мяса.

На маленькой парковке перед зданием станции в своем старом пикапе сидел Бенито – дожидался Кари, чтобы отвезти ее к кузине, у которой она решила сегодня заночевать. Кондиционер в кабине уже сто лет как не работал, так что он опустил оба окна до упора – хорошо еще, что ветерок поддувал с залива.

Крошечная стоянка заросла со всех сторон деревьями, и сгущающиеся сумерки казались здесь еще гуще.

Кари закончила уборку медпункта, простерилизовала инструменты и отнесла сове очередную оттаявшую крысу. Прикрыв глаза, привычно ощутила на лице тугие волны воздуха, когда большая птица подлетела к сетке вплотную, чтобы цапнуть угощение.

Смолить в кабине при Кари Бенито не хотелось, так что он решил по-быстрому перекурить, пока она еще не подошла. Толстым, как банан, пальцем почти в полной темноте он поддел крышку жестянки с табаком. Скрутил сигаретку, лизнул, чтобы склеилась, закрутил винтом кончик. Чиркнул кухонной спичкой.

Едва в кабине пикапа вспыхнул оранжевый огонек, как сбоку в шею Бенито с силой воткнулся коротенький дротик. Он машинально схватился за него, выпустив из губ сигарету, которая, рассыпая снопы искр, полетела куда-то под ноги. Полез в нагрудный карман комбинезона за пистолетом, ухватился за рукоятку, но руль у него перед глазами вдруг странно задрожал, стал расплываться. Немеющей рукой он нашарил было внутреннюю ручку, чтобы открыть дверь, но заряженный сильным транквилизатором дротик угодил прямо в шею, и почти моментально перед глазами захлопнулась тьма.

Перезаряжая пневматическое ружье, Ганс-Петер разрывался между противоречивыми побуждениями. Жутко хотелось растворить Бенито живьем прямо на глазах у Кари – чтобы прочувствовала, так сказать. НУ РАЗВЕ НЕ КЛАССНО БЫЛО БЫ?!

Но поджимало время. Предстояло еще отыскать огромную яхту мистера Гниса где-то на выходе из Гавэмент-кат, встать за ней в кильватер и побыстрей вывезти Кари за пределы территориальных вод Соединенных Штатов, где и перегрузить. Лучше просто перерезать Бенито глотку. Ганс-Петер открыл складной нож. Уже приглядывался, как бы половчей подобраться к открытому окну пикапа, когда в домике станции погасли последние огни, и он услышал хлопок двери и звяканье ключей. К черту Бенито!

Кари уже на подходе.

Подойдя к пикапу, она тихонько напевала под нос «Mi Verdad» Шакиры. Бенито сидел за рулем, съехав вниз по сиденью и уронив голову на грудь. Кари прихватила для него банку холодной тамариндовой колы. Бенито, который настоял на том, что будет всякий раз отвозить ее домой, частенько задремывал в кабине, когда она выходила к нему на стоянку.

– Hola, mi señor! Просыпайтесь!

Едва Кари заметила торчащий у него из шеи дротик, как откуда-то сзади послышался короткий щелчок – словно пальмовую ветку сломали об колено, – и что-то ужалило ее в ягодицу. Просунувшись в окошко пикапа, она выдернула из нагрудного кармана Бенито пистолет, крутнулась на месте, но асфальт вдруг словно вздыбился вокруг нее, и сразу же наступила тьма.

Темно. Запах солярки, пота и ношеных носков. Пульс, вибрация металлического настила – гораздо быстрее человеческого пульса, глухое гудение.

Смутно припомнилось, как коротко прочавкали стартеры и два турбодизеля, содрогнувшись, вразнобой затарахтели на холостых оборотах. Потом легкий толчок – лодка двинулась. Сейчас моторы изменили тональность – тарахтение сменил низкий гул, размеренно пульсирующий из-за резонанса. Вум-вум-вум.

Кари слегка приоткрыла глаза, увидела перед собой голый металлический пол. Глаза открылись пошире.

Она была совсем одна в треугольной каюте в самом носу какой-то большой лодки, лежала прямо на полу. Прямо у нее над головой маячил тусклый светлый квадрат – прозрачный плексигласовый люк: и световой, и для доступа в каюту с носовой палубы. Снаружи было уже темно, так что света он давал совсем мало. Но этого света и шума запускаемых двигателей, как видно, хватило, чтобы она очнулась, когда катер вышел из-под крыши открывающегося на воду эллинга, в котором был пришвартован.

В люке появился бледный контур лица – кто-то наблюдал за ней с палубы. Ганс-Петер Шнайдер. В ухе у него болталась сережка Антонио – готический крестик.

Кари поспешно закрыла глаза, немного выждала и открыла их вновь. Лежа на полу, она видела нависающие по бокам края двух коек-диванов, смыкающихся в виде буквы «V». У самой переборки валялся оторванный ноготь, весь в крови – к счастью, не ее собственный. Жутко болели руки и плечо, прижатые к металлическому настилу между койками. Запястья крепко связаны за спиной, ногами тоже не пошевелить. Ухитрилась опустить взгляд к ногам. Лодыжки стянуты четырьмя толстыми пластиковыми стяжками.

Кари совершенно не представляла, сколько времени уже пробыла на борту. Катер двигался не слишком быстро. Было слышно, как шипит и бурлит омывающая борта вода. Вспомнились уроки военных инструкторов: чем быстрее будешь действовать после того, как попадешь в плен, тем больше у тебя шансов сбежать.

Устроившись на открытом верхнем мостике рядом с сидящим за штурвалом Матео, Ганс-Петер позвонил мистеру Имрану на борт двухсотфутовой яхты мистера Гниса, чтобы договориться о точке рандеву в море.

– Я уже на подходе, – сообщил Шнайдер. Ему было слышно, как где-то неподалеку от мистера Имрана кто-то истошно вопит от ужаса.

– Я приготовлю баньку, – сказал мистер Имран.

– Хорошая мысль, – ответил Ганс-Петер. – Она ведь наверняка обосрется.

Оба понимающе захихикали.

А тем временем в носовой каюте катера Кари осторожно двигала всем, что могло двигаться. Кости вроде не сломаны, хотя одна бровь здорово распухла и постреливает болью.

Лежа на боку на голом металле, она понемногу разогревала мускулы, насколько позволяли впившиеся в руки и ноги пластиковые хомуты.

Приглядывая за прозрачным люком, перекатилась на бок, попробовала сесть, упираясь спиной в край одной из коек. Долго возилась, растягивая напряженные сухожилия и прижимая согнутые ноги к груди, и наконец, с пятой попытки, все-таки продела сначала лодыжки, а потом и колени через связанные руки. Теперь они оказались спереди. Она заметила, что четыре пластиковые стяжки на запястьях – точно такие же, что и на ногах. Такие же толстые. Их свободные концы торчали далеко в стороны.

При этом воспоминании Кари словно накрыло горячей волной. И эта волна принесла с собой не только гнев – она принесла энергию.

Как освободиться от этих хомутов? Задача крайне непростая. Можно порвать одну или даже две обычные стяжки, резко, ударом, опустив поднятые руки, чтобы локти разошлись по бокам от костей таза – предплечья в данном случае работают как рычаги с большим выигрышем в силе, – но не такие толстенные и не когда их целых четыре. Можно еще ослабить замки, вставив под язычок трещотки какой-нибудь подходящий клинышек. До стяжек на руках ей было не достать, но таким способом вполне можно попробовать вскрыть те, которыми связаны ноги. Крест Святого Петра со спрятанным в нем кинжальчиком под кулачный хват, обычно висящий на шее, бесследно пропал. Кари оглядела каюту – ну хоть какой-нибудь инструмент, хотя бы шпилька для волос, хоть что-нибудь!

Извернувшись назад, она осмотрела пол между сходящимися к носу катера койками – может, действительно шпильку кто-нибудь обронил. Ничегошеньки. Туалетная кабинка с душем и прокачным морским унитазом, зеркало, шкафчик… Весы на полу. Заглянула под койки, прощупала пол. Ничего, кроме пары вонючих палубных туфель-топсайдеров. Где бы взять что-нибудь плоское, узенькое, металлическое, чтобы поддеть защелку? Кинжальчик неизвестно где. Карманы вывернуты, висят наружу. Ее явно тщательно обыскали. Кожу на груди жгло – похоже, что там здоровенная ссадина. Словно кто-то потерся небритым подбородком… Бр-р!

«Плоское и металлическое? ЯЗЫЧОК ЗАСТЕЖКИ-МОЛНИИ У ТЕБЯ НА ДЖИНСАХ!»

Кари кое-как расстегнула джинсы. Стала потихоньку-помаленьку стягивать их вниз по ногам – очень мешали хомуты и на руках, и на лодыжках. Попыталась было просунуть язычок молнии в замок одной из стяжек на руках, но без помощи пальцев ничего не получалось – свободно болтающийся язычок все время срывался, соскакивал с пластикового кубика. Ладно, попробуем на ногах. Две ножные стяжки были затянуты спереди. Крепко ухватив язычок кончиками пальцев, Кари вставила его в замочек верхней стяжки. Нет. Нет. Выскакивает, сволочь! Нет. Нет. Нет. Да! Защелка подалась, длинный свободный хвост хомута выскользнул из замка и, разогнувшись, упал на пол. Она сразу же затолкала его под койку, чтобы не бросался в глаза.

Потерла красную полоску на ноге, оставленную впившейся в нее пластиковой лентой, и принялась за следующую стяжку. Эта оказалась поупрямей – сдалась только на двенадцатой попытке. Замки оставшихся располагались сзади. С одной из них, очень туго затянутой, пришлось возиться на ощупь. Ушло на это добрых десять минут, в течение которых под корпусом катера вместе с водой неумолимо убегали назад время и расстояние. Вторая оказалась посвободнее, и ее удалось провернуть вокруг ног – с ней Кари справилась всего за три попытки.

Но как же все-таки подступиться к тем, что на руках? Без помощи пальцев с крошечным язычком от молнии никак не справиться. Он лишь бессильно тыкался в пластиковый кубик замка, все время соскакивая с него.

Сидя на полу, Кари привалилась головой к краю койки. Вдруг – чьи-то шаги за дверью каюты.

Раз ноги свободны, можно драться даже со связанными руками. Спрятать ноги под койку, притвориться спящей? Нет, драться!

Тем более что в душевой кабинке есть тяжелые весы.

Кари поднялась на ноги – спокойней, спокойней! – и связанными руками воздела весы высоко над головой. Едва только на пороге каюты показался Матео, как она с такой силой врезала ему ногой по яйцам, что он едва не оторвался от пола. Еще один пинок в солнечное сплетение прервал готовый сорваться с его губ крик, Матео согнулся пополам, и в ту же секунду на затылок ему со всей силы обрушились тяжеленные весы. Он рухнул на металлический пол лицом вниз. Повернув свое орудие боком, Кари дважды врезала ему по черепу углом весов. Второй удар прозвучал уже скорее как шлепок, словно угодил во что-то мягкое. Остро запахло мочой, под неподвижным Матео стала быстро расплываться бесформенная лужа.

Он всего лишь пару раз что-то глухо каркнул – едва ли громче, чем приглушенный гул моторов и шлепки волн о корпус. Может, Ганс-Петер из-за штурвала ничего и не услышал, но через несколько минут он все равно определенно хватится Матео.

Руки, руки, нельзя плыть без рук – разве что лечь животом на спасательный круг или жилет! Еще раз проверила каюту – по нулям. Быстро обыскала Матео в надежде найти нож или ствол. Но у Ганса-Петера хватило ума не отправлять вниз этого беспредельщика вооруженным. В карманах – ничего ценного, только коробочка с какими-то дурацкими мятными драже, черт бы их побрал!

Как еще можно освободиться от этих проклятых стяжек?! Со связанными руками далеко не уплывешь. С каждым натужным вдохом в ноздри проникали запахи, которыми была пропитана лодка. Запахи грязных простыней и запекшейся крови. Мочи от валяющегося под ногами мертвеца. Нестираных носков от палубных туфель, КОЖАНЫЕ ШНУРКИ КОТОРЫХ ЗАПРОСТО ПЕРЕПИЛЯТ ПЛАСТИК.

Сколько у нее времени? Да всего ничего.

Ганс-Петер уже орал вниз из-за штурвала:

– Проверь хомуты и пулей назад, Матео! Если ты ее трахнешь, я тебя просто убью! Мы продаем только свежее мясо!

Кари отыскала вонючие туфли, пальцами и зубами развязала и вытащила кожаные шнурки. Связала их вместе, чтобы получился один длинный. Продела получившийся кожаный шнур над стяжками, на концах завязала по широкой петле. Вставила в них ступни, как в стремена, и принялась попеременно сгибать и разгибать ноги, словно на велосипеде – кожаный шнур, посвистывая, заелозил туда-сюда, вгрызаясь своими острыми гранями в крайние стяжки. Пластик нагрелся, закурился дымком, связанные руки окутали теплые волны.

Опять вопль Ганса-Петера:

– Матео, быстро наверх, сукин ты сын! Я не давал тебе разрешения лизать ей сиськи!

Правой-левой, раз-два, кожаный шнур все вжикает по пластику. Дымок, тепло, и вдруг – ПУМ! – одна из боковых стяжек лопнула, распрямилась, свалилась вниз. Шнур перескочил на следующую. Опять вжиканье, струйки дыма – ПУМ! – вот и вторая на полу. Но тут одна из петель вдруг соскочила со ступни. Сумасшедшая секунда, чтобы опять заправить ее на место, – и опять вжик-вжик-вжик! Не останавливаться! Вжик-вжик-вжик – ПУМ!

Вжик-вжик-вжик-вжик-вжик-вжик – ПУМ!

Руки наконец свободны – только немного занемели; в них словно вонзились сотни маленьких иголочек, когда кровь вновь побежала по сосудам.

Встав ногами на койку, Кари подлезла головой под выступающий над палубой прозрачный люк, как раз вовремя, чтобы увидеть проплывающий над ним огонек и полоску света – лавандовую, словно нёбо распахнутого клюва ястреба. Нижняя часть мостового пролета на дамбе! И тут же высоко наверху две звездочки – красная и белая! Это предупредительные огни для самолетов на высоких антеннах по соседству со Станцией морских птиц, где остались ее учебники и пакет с подкормкой для деревьев! Когда катер подальше отошел от моста, она увидела быстро летящую вдоль него цепочку автомобильных огней – словно очередь трассирующими пулями из тяжелого пулемета.

Стоя на койке, можно запросто открыть световой люк. Но люк – на носовой палубе. Ганс-Петер из-за штурвала сразу это заметит. Катер, не сбавляя хода, двигался уже значительно южнее дамбы. Медлить нельзя.

Вдруг двигатели сбавили обороты, застучали-затряслись на холостом ходу. Кари быстро защелкнула хлипенькую щеколду на двери. Вопли Ганса-Петера доносились уже откуда-то с трапа, ведущего в каюту.

Спускается вниз!

Она толкнула обеими руками люк и, подтянувшись, выбралась на палубу. Ганс-Петер уже неистово пинал дверь каюты.

С собой он прихватил ружье с транквилизатором.

Заметив распахнутый люк, Шнайдер тут же бросился обратно наверх, громко стуча ногами по трапу. Разбежавшись по палубе, Кари прыгнула ласточкой за борт, без всплеска вошла в воду и быстро поплыла к темному размытому силуэту Птичьего острова.

Практически в ту же секунду на палубу выскочил Ганс-Петер с ружьем в руках. Развернул мощный прожектор, поймал ее в луч, вскинул ружье.

Оказавшись в потоке яркого света, Кари тут же нырнула. Дно оказалось совсем рядом – она даже видела чуть впереди свою собственную тень, скользящую по песку под лучом прожектора.

Скоро пришлось привсплыть, чтобы глотнуть воздуха, – легкие уже были готовы взорваться. Опуская голову обратно под воду, Кари услышала, как хлопнуло ружье. Дротик бессильно воткнулся в путаницу волос, быстро скрывающуюся под водой.

Ганс-Петер злобно уставился на протянувшуюся от катера искрящуюся световую дорожку. Больше дротиков при себе нет. Придется спускаться вниз.

Бросил ружье в открытый люк на койку, метнулся обратно к штурвалу. Прожектором можно было управлять и с открытого мостика – кнопками, – и ослепительный луч, пошарив над водой, опять нашел Кари. Ганс-Петер толкнул обе рукоятки газа вперед до упора. Катер присел на корму, рванулся вперед. «Да если даже и раздавлю на хрен этой долбаной лодкой, все равно не уйдешь!»

Кари умела плавать быстро, но плавать так быстро ей еще никогда не доводилось. Два мощных дизеля завывали позади все ближе и ближе, но неумолимо приближался и остров, до которого оставалось всего каких-то полсотни ярдов.

Моторы, казалось, ревели уже где-то прямо над головой, яркое световое пятно убежало далеко вперед – высокий форштевень оказался так близко, что даже опущенный до упора прожектор был уже совершенно бесполезен. И тут катер с полного ходу сел днищем. Несколько секунд слышались только хруст, скрежет и треск, пока он по инерции полз по россыпям мелких камешков на песчаной отмели, окаймляющей Птичий остров. Ганс-Петер, крепко ударившись грудью о штурвал, вылетел через ветрозащитный козырек мостика на носовую палубу, но моментально вскочил.

Кари плыла, пока не начала задевать руками песчаное дно. Потом выпрямилась и, вспенивая воду, отчаянно пошлепала к нависающему над водой темному силуэту Птичьего острова. Быстрей, быстрей! Хотя не лучше ли разобраться с ним прямо в воде? «Развернись и задай ему перцу! Нет, в воде я не могу бить ногами, а у него пистолет».

Скорее в мангровую чащу, скорее на остров! Спотыкаясь о раскиданный по земле мусор, выброшенный с прогулочных лодок и нанесенный с реки – сломанные термоящики, бутылки, пластиковые кружки, – она все бежала без оглядки, перепрыгивая через белеющий в полутьме между деревьями светлый хлам и спотыкаясь о темный, вдыхая крепкий запах птичьего помета. Вразнобой забормотали сидящие в гнездах птицы, закопошились на деревьях разбуженные скворцы, громко возмутились ибисы.

На острове – ни одной расчищенной дорожки, только узенькие заросшие тропки.

На то, чтобы сгонять вниз за дротиками и отдать якорь – иначе севший на мель катер вскоре унесло бы приливом, – у Ганса-Петера ушли считаные секунды, после чего он тоже спрыгнул в воду. Быстро загнав в ствол новый дротик, на своих длинных ногах он поспешно двинулся вброд к густым мангровым зарослям на краю Птичьего острова, с ружьем в одной руке и фонарем в другой. Пистолет заткнул сзади за пояс.

Нужно было спешить – морской патруль мог в любой момент обратить внимание на перекосившийся на мели катер. Продраться сквозь густые заросли у воды оказалось нелегкой задачей – мешали ружье и тяжелый фонарик.

Спотыкаясь и оступаясь, Кари добежала почти до того места, где недавно сняла с дерева запутавшуюся в леске скопу. Сейчас бы хоть какое-нибудь оружие! Что угодно – дубинку, рыболовный гарпун… господи, да хоть что-нибудь!

Мертвая птица, тоже запутавшаяся в леске. Потом еще одна. Сломанное удилище. Пустая коробка от пива «Миллер Лайт».

Под бледной луной чередой неслись облака, тусклый лунный свет то и дело еще больше тускнел, помигивал, словно пульс.

Тысячи птиц что-то бормотали, ворочались среди густых древесных крон. Кругом пронзительно пищали голодные птенцы, пока родители не успокаивали их, отрыгнув в жадно разинутый клюв полупереваренную рыбу.

Вдоль края мангровых зарослей деловито шагала ночная цапля, высоко поднимая голенастые ноги и то и дело замирая на месте, изогнув змеиную шею и нацелившись куда-то острым клювом. Ночь была полна жизни.

Кари все еще тщетно шарила глазами по земле в поисках кого-нибудь оружия, когда вдруг услышала, как Ганс-Петер с треском проламывается через заросли, – выходит, успел уже выбраться на сушу. Замерла, затаилась за каким-то темным кустом. Вскоре среди веток мелькнула гладкая, как бильярдный шар, голова, подсвеченная призрачным лунным светом. Он прошел совсем близко. Сзади за поясом – пистолет. В ухе – серьга Антонио. Пройдя мимо, вышел на небольшую прогалину, на которой она обнаружила висящую на дереве скопу.

Кари осторожно попятилась дальше в кусты – может, получится обойти его сзади и выхватить пистолет из-за пояса. «Так-так, аккуратней. Потихоньку пробуй ногой землю, прежде чем ступить всем весом. Чтобы ни одна веточка не хрустнула».

Но тут где-то у нее над головой с громкими воплями снялся с дерева попугай, затрещал крыльями, полетел прочь. Ганс-Петер резко развернулся к ней, вскинул ружье с транквилизатором. Хлопок. Как только дротик прожужжал возле самого уха, Шнайдер сразу кинулся на нее. Кари изо всех сил пнула его ногой в ляжку, но он навалился, обхватив обеими руками, повалил, прижал к земле. Руки ее оказались намертво прижаты к груди. Ганс-Петер был очень силен. Намертво захватив ее шею согнутой рукой, другой он уже шарил в кармане – искал запасной дротик, чтобы просто воткнуть его, как шприц.

Вдруг что-то задело ее по лицу – то, что свисало у него с шеи, болталось прямо перед ее глазами, – и она поняла, что это ее крест Святого Петра. Ганс-Петер перехватил ее другой рукой, чтобы залезть в противоположный карман, и в этот момент Кари резко ударила его головой в переносицу. Потом еще и еще. Рука сама поймала болтающийся в воздухе крест, выдернула из него лезвие с перекладиной. Короткое, но и не то чтобы очень! Она ткнула его в мякоть прямо под подбородком, потом еще и еще, почти в одно и то же место, раскачивая клинок из стороны в сторону, проворачивая винтом. Клинок проникал ему в рот, разрывая крупные кровеносные сосуды под языком – собственно, на что-то подобное он и был рассчитан. Шнайдер выпрямился, сел на колени, вцепившись скрюченными пальцами в лицо, разразился кашлем, выплевывая тягучие брызги крови. Извернувшись, Кари выбралась из-под него; он потянулся было за спину за пистолетом, но опять схватился за горло – кровь теперь струилась у него из ноздрей, ручьями заливала грудь, совершенно черная в лунном свете. Вскинул голову и тут же сложился пополам, стал неуклюже отползать. Кари выдернула у него засунутый сзади за пояс пистолет и выстрелила ему в позвоночник. Ганс-Петер привалился к дереву, на котором некогда висела скопа. Сидел спиной к дереву и смотрел на нее в лунном свете. Она смотрела на него в ответ. Не моргая, смотрела ему прямо в глаза, пока он не умер. Тогда Кари подошла к нему и стянула с шеи свои четки с верхушкой крестика.

Небо все заметней окрашивалось в рассветные тона. Гнездовье на глазах оживало. С Птичьего острова Кари уже могла различить силуэт дамбы – огоньки на высоких вышках возле Станции морских птиц на глазах тускнели, как тускнеют звезды с наступлением рассвета. Станции, на которой остались ее учебники, ее пакет с «Вигоро», ее студенческий билет колледжа Майами-Дейд.

Она подобрала пару двухгаллонных пластиковых бутылей – одна уже была с крышечкой, горлышко другой пришлось затянуть обрывком полиэтилена, примотав его леской, – связала их между собой, соорудив нечто вроде спасательного нагрудника. А затем, прошлепав по мелководью и окунувшись в воду, Кари поплыла навстречу новому дню.