Глава 5.

— Леша, в подразделении растет недовольство тобой… — серьёзно сказала мне Вика, когда мы остались с ней одни на площадке перед квартирами. – Ты сегодня Воробья до бессознательного состояния довёл, на сколько я поняла из разговоров, а когда он попытался попросить тебя научить этому приёму, ты сослался на тайну Рода.

– Вика, ты же понимаешь…

– Понимаю, Лёша. — прервала меня девушка. – Очень хорошо понимаю, Ваше Императорское высочество! Но и ребят я очень хорошо понимаю, Лёша. Попробуй взглянуть на всю эту ситуацию с их точки зрения — появляется молодой князь Пожарский, раз-раз – и все лежат! Всех он быстрее, всех сильнее, пачками кладёт «на лопатки» опытных сотрудников подразделения! Я краем уха слышала, как Васильев Орлову, Смолову и Пасеку отчитывался вечерком — он не может поручиться, что ты способен «работать» у кого-то на подборе, нервы могут не выдержать нашей медлительности… – грустно улыбнулась она. – А это правда, что ты очень хорошо чуешь противника?

– Правда. – кивнул я.

-- А мы все только общее направление чуем, и то… А количество этого самого противника вообще определить не в состоянии, только по стихиям, да интенсивности техник. Вот и Васильев на это особо упирал, типа, Камень ему не только указал на соседнюю комнату в доме, но и количество «условного противника» обозначил. Так что, с его слов, если и использовать Камня в боевых операциях, то только пускать вперёд и «подбирать» за ним. Расстроился?

Да… Ситуация в Корпусе складывается примерно такая же, как и в Лицее – вроде, всех победил, а почёта и уважения не прибавилось… Получается даже наоборот.

– Есть немного, Вика. – ответил я.

– Тебя вообще родичи в Корпусе оставлять собираются? – девушка смотрела на меня серьёзно.

– Пока да.

– Вот и служи, не обращая внимания на остальных. – Вяземская усмехнулась. – Они поговорят, поговорят, и забудут – понимают же, что тебя пошлют туда, где остальные не справятся, или справятся только с потерями. Я тебя предупредила, так что на Васю и остальных не обижайся! Феофан, кстати, как и Воробей, к тебе у Смолова на «подбор» просились, но я тебе ничего не говорила. – улыбалась она.

– А ты? – хмыкнул я.

– Я вообще у тебя, можно сказать, первой на «подборе» была, Лёшка! Повторить совсем не против. Но на меня хотят девок этих новеньких повесить, будь они неладны! – Вяземская нахмурилась. – Даже штаб-ротмистра обещали на днях присвоить…

Я вытянулся и тихонько рявкнул:

– Поздравляю, госпожа штаб-ротмистр!

– Рано, курсант! – хмыкнула она. – Вольно! Пошли уже, Леська заждалась, наверное.

Расположившись в гостиной нашей звезды, мы открыли очередную бутылку вина.

– Вика, а может ты здесь поживёшь, пока я на гастролях? – спросила, как бы между делом, у Вяземской Алексия, а я поперхнулся вином. – За Алексеем, заодно, присмотришь…

– Как вариант. – кивнула Вика с улыбкой, с огромным удовольствием колотя меня по спине. – Тотальный контроль за вьюношем нашим, со взором горящим, установить не обещаю, но сделаю всё, что смогу, Леся!

– Спасибо, подруга! – поблагодарила хозяйка квартиры.

– Э-э-э… – начал я приходить в себя.

– Молчи! – в один голос воскликнули девушки.

А какой у меня был выход – только смирится. Да и льстила, в конце концов, такая «трогательная забота» моему самолюбию. И я решил поменять тему, а то мои красавицы ещё что-нибудь, не дай бог, придумают:

– Мы с вами Сашку Петрова совсем забыли в Сочи пригласить.

– Точно! – хлопнула себя по лбу Леся ладошкой. – Как же неудобно получилось! Лёшка, звони ему, но не говори, что мы про него совсем забыли.

Действительно, получилось очень некрасиво! Было стыдно не сколько перед другом, а перед собой. Может прав Прохор? И мне новый статус, бабки и самолёты в голову ударили? Надо срочно исправлять свои ошибки.

– Сашка, ты ещё не спишь? – спросил я, услышав «Алло».

– Готовлюсь ко сну, твоё высочество! – это прозвучало как издёвка, особенно в контексте моих мыслей о себе, но было понятно, что мой друг меня просто троллит. – Что хотел, Лёха?

– Не я хотел, Саша, а Алексия. Сейчас ей трубку дам.

– Привет, Александр! Как дела? – поинтересовалась девушка. Выслушав ответ, сказала. – Хочу тебя на свой концерт в Сочи пригласить в эту субботу. Понимаю, что неожиданно. Отдаю трубку обратно Алексею, он тебе всё остальное расскажет. – она вернула мне телефон.

– Саш, так получилось, что у меня теперь есть самолёт. Два часа, и мы в Сочи. У Пожарских в Мацесте поместье есть, так что с жильём проблем не будет.

– Ну, вы даёте! – сказал Петров. – Конечно же, я согласен! А покупаться в море успеем?

– Всё успеем, Сашка! До пятницы с тобой свяжусь, обговорим подробности. Спокойной ночи!

– И тебе… Неспокойной! – хмыкнул он. – Пока!

– Я так понимаю, что всё хорошо, он согласен? – улыбалась Леся.

– Да. – кивнул я.

– Отлично. Я, кстати, со своей девочкой переговорила насчёт Александра. – продолжила она. – Та согласилась, да и денежка вышла совсем невеликая. У Прохора возьму, не переживай. – успокоила она меня. – Вика, проследишь, чтобы Петров не отказался от подарка?

– Уж будь уверена, не откажется! – хмыкнула Вяземская. – Прослежу! И вообще, Леся, тебе не кажется, что наш с тобой подарок засиделся? Вино вон пьёт, комплиментов нам, таким красивым, добрым и замечательным, не говорит, в то время, когда мы устройством личной жизни его друга озабочены? А-а?

– И то верно, Вика! Что будем делать с подарком?

– А что с такими подарками делают? Разворачивают и смотрят, к чему бы приспособить…

– Прохор, поможешь Леське самолёт подобрать? – именно такой фразой началось наше общение с моим воспитателем, когда я зашёл в свою квартиру утром в среду.

– Ты, Лёшка, совсем берегов не видишь? – он отставил в сторону чашку. – Самолёт – это тебе не банка горошка для салата, не машина, которую ты подбираешь исходя из того, куда едешь! И даже не марка Калашникова, подходящая для той, или иной операции! Это самолёт, Лёшка! В которых я совсем ничего не понимаю!

– Ты чего завёлся-то? – усмехнулся я. – Здесь же всё просто – узнай сколько народа будет летать, будет ли с ними аппаратура, или она перемещается по железке, другие там какие вопросы… Логистика, короче.

– Какая ещё логистика, Лёшка? Ты издеваешься? – Прохор действительно начал нервничать.

– На понятном тебе языке это называется «обеспечение». Не умеешь сам… обеспечивать – найди людей, которые умеют. Кто мне говорил, что я второе лицо в порядке наследования целой Российской Империей? А ты, на секундочку, мой любимый воспитатель! – решил я «подсластить пилюлю». – Вот и будь добр соответствовать этому высокому званию!

Крыть было нечем, и Прохор так и замер с уже готовыми сорваться с языка очередными отмазками.

– Есть, соответствовать, твоё Императорское высочество… – кивнул он грустно. – В сковородке омлет, на столе бутерброды. И как же было спокойно в Смоленском имении!

Ворвавшаяся в квартиру Вяземская ополовинила мой омлет и прихватила с собой пару бутербродов – она, видите ли, уже опаздывала на службу. Следующей появилась Леся, которая плотно взяла Прохора в оборот именно насчёт самолёта, а я спокойно направился в Университет в сопровождении уже пары других полицейских.

Долгорукие и Юсупова уже были на месте. Поручкавшись с улыбающимся Андреем, я протиснулся, как ни в чём небывало, на «своё» место между девушками.

– Привет, красавицы! – поздоровался я.

– Мы с тобой не разговариваем! – отвернулась Инга.

– Что за детский сад? – ничуть не расстроился я, встал, пошёл обратно и сел рядом с Долгоруким, с другой стороны от девушек. – Как дела, Андрей?

– Нормально. – улыбался он. – Но по дороге домой будет хуже… Судя по настроению наших красавиц, злость свою они выместят на мне.

– Ничем тебе помочь не могу. – я сделал вид, что сочувствую ему. – Кстати, сегодня вечером с наследником Голицыных играю. – и рассказал Долгорукому подробности телефонного разговора.

А в остальном повторилась история понедельника – Юсупова с Долгорукой меня игнорировали, вернее игнор был взаимным, а Шереметьева в кафе опять пыталась всех помирить. В один прекрасный момент мне всё это надоело, я со всеми попрощался и направился домой.

– Всё, о прежних отношениях с Пожарским можете забыть. – кинула Шереметьева подружкам, глядя на выходящего из кафе молодого князя. – Перегнули вы палку. Ему теперь на нас откровенно плевать!

– И ничего мы не перегнули! Мы его воспитываем! – возразила ей Долгорукая.

– Это тебе Инга так сказала? – хмыкнула Анна. – Можешь, Наташка, даже не отвечать. А теперь послушайте меня. То, что Пожарский постоянно вам уступал, совсем не означало то, что им можно вертеть, как вам вздумается! Делал он это из вежливости и нежелания идти на конфликт. Ему с вами ещё учиться. Помните ту запись из бильярдной? – Юсупова с Долгорукой кивнули. – Видели, а выводов не сделали – он терпел, терпел, а потом… три гвардейца в реанимации! А прошлоё твоё выступление, Инга, ничему тебя так и не научило. Думаешь, и в этот раз просто извинишься, и всё? Алексей тебя даже простит, из вежливости. А прежнего общения всё равно не будет! Следующее. Что вы знаете о личной жизни Пожарского? – она оглядела подружек, и остановила свой взгляд на Долгоруком. – Даже Андрей, с которым Алексей приятельствует, ничего нового сказать не может! Мы совсем о нём ничего не знаем, а в прошлый четверг так вообще что-то произошло, пол города на ушах стояло! А вы со своими вопросами к нему лезете! Он, опять же из вежливости, пытается всё перевести в шутку, а вы, две дуры, лезете в бутылку! Повзрослейте уже! Это не Лицей! А Пожарский – не ваша игрушка!

Юсупова сидела с ничего не выражающим лицом, Долгорукая, казалось, вот-вот заплачет.

– Аня дело говорит! – серьёзно сказал Андрей. – Похоже, Алексею и вправду надоели ваши капризы. И знаете, что самое печальное? Они даже его уже не раздражают… Как сказала Аня, ему просто наплевать.

– И что делать? – спросила Наташа.

– Долгорукая, соберись! – внезапно вмешалась Инга. – Где твоя гордость? Я один раз уже извинилась перед этим Пожарским! Больше унижаться не буду! Пошли уже, нечего тут нюни распускать! Ты же видишь – эти двое тоже против нас!

Когда Инга и Наташа вышли из кафе, Андрей сказал Анне:

– Правильно ты их дурами назвала, ничего со времён Лицея не поменялось. Что делать будем?

– Поговори с Алексеем, сыграй на его благородстве, пусть не обращает внимания на выходки твоей сестры и Инги. А там посмотрим…

– Договорились. – кивнул Долгорукий.

Дома со мной отказался разговаривать ещё и Прохор – он с важным видом расхаживал по гостиной и разговаривал с кем-то по телефону, периодически поддакивая и делая пометки в блокноте. Закончив разговор, он кого-то набрал и кинул в трубку – «Зайди». От моей попытки выяснить, чем это таким важным он занят, мой воспитатель отмахнулся, и уставился на дверь, в которую зашла Алексия.

– Так, присаживайся! – сказал он девушке, дождавшись, когда она меня поцелует. – Расклад такой. Для твоих целей лучше всего подходит тридцати местный ЯК-42. В нём ты, твой администратор, гримёр, костюмер, два звукаря, два осветителя, восемь человек балета и охрана со всеми вашими шмотками и аппаратурой, разместитесь с комфортом. Техники готовят самолёт, экипаж из Императорского лётного отряда сегодня вечером принимает борт.

– Спасибо, Прохор! – заулыбалась Леся, нагнулась к нему и поцеловала в щёку.

Он же после этого встал и шутливо отчитался:

– Ваше пожелание выполнено, Ваше Императорское высочество! Учимся работать в обеспечении!

– Вольно, Прохор! – хмыкнул я. – Спасибо!

– Лёшка, я до сих пор в шоке! – Леся подскочила ко мне и обняла. – Отдельный самолёт!

Дальше, пока я полдничал, Прохор с Алексией мне рассказывали все перипетии сегодняшнего дня – первое, что сделал мой воспитатель, это позвонил завхозу, Владиславу Петровичу, которого напряг образовавшейся проблемой. Тот, не растерявшись, напряг кого-то ещё, кто разбирался в этих вопросах. Разбирающийся позвонил Прохору и поставил перед ним ряд вопросов, после ответа на которые и должен был произойти оптимальный выбор воздушного судна. На эти вопросы отвечала уже Алексия, которая, в сою ачередь, напрягла своего администратора. Последнему, кому звонили, был Пафнутьев, курирующий весь тур в целом, и охрану в частности.

– Лёш, я знаю, что у тебя сегодня игра, а потом встреча с дядьями, но постарайся придти пораньше. – попросила Леся. – Я же завтра улечу… По этому поводу в десять вечера в «Избе» лёгкий банкет заказала. Вика будет, Сашка Петров приедет, Прохор тоже.

– Постараюсь освободиться пораньше. – пообещал я.

– Лёш, а можно Пафнутьев придёт? – попросила она.

– Лесь, это же твой отец. Приглашай, конечно!

– Хорошо. – благодарно кивнула она.

До «Метрополии» я добирался на «Волге». Моего нового водителя, тоже Юрия, мне представил ротмистр Михеев.

– Такое ощущение иногда складывается, Алексей Александрович, что он с рулём в обнимку родился! – охарактеризовал он мне Юрия. – «Нива» сопровождения светится не будет.

Но во время поездки мой новый водитель продемонстрировал мне лишь плавность езды, что, наверное, должно было свидетельствовать лишь о его профессионализме.

На входе в шаровню, помимо охраны Долгоруких, стояли ещё и серьёзные ребята в одинаковых чёрных костюмах.

– Среди гостей Его Императорское высочество Цесаревич, ваше сиятельство. – прокомментировал мне ситуацию знакомый охранник. – Повышенные меры безопасности…

«Ага, батя в здании!» – с улыбкой подумал я, и прошёл мимо Дворцовой полиции, которая не обратила на меня особого внимания, или сделала вид, что не обратила. Народу, по сравнению с моими прошлыми посещениями сего заведения, существенно прибавилось – кто-то вернулся из тёплых краёв, кто-то с загородных имений, в которых проживали всё лето. Первых, кого я заметил, были мои дядья – оба в одинаковых по цвету брюках, жилетках и белых рубашках. Мой гардероб ни у кого не должен был оставить сомнений, что мы из одного Рода. Сначала я подошёл к Григорию. Чтоб не отвлекать от игры, быстро поздоровался, и переместился к соседнему столу, чтоб поприветствовать Константина. Отойдя от них, набрал Голицына.

– Вижу вас, Алексей Александрович. – услышал я в трубке. – Поднял руку.

Оглядевшись, заметил высокого мужчину лет сорока, сорока пяти, в костюме-тройке, с поднятой рукой, который, судя по кию в руке и рассыпанным шарам, разминался за столом недалеко от того места, где я стоял.

– Рад познакомиться, Глеб Алексеевич! – протянул я ему руку.

– Взаимно, Алексей Александрович! – пожал он её. – Как и положено потомственным военным, вы, Пожарские, оделись единообразно? – усмехнулся он, мотнув головой в сторону моих дядьёв.

Двойного смысла в его словах я не почувствовал, да и сам Голицын производил, на первый взгляд, весьма приятное впечатление.

– Нет, Глеб Алексеевич. Просто наш портной сказал, что на награждении за первое, второе и третье место в этих образах мы будем смотреться просто замечательно!

Голицын рассмеялся, и ответил:

– Нисколько в этом не сомневаюсь, Алексей Александрович! После слов вашего портного даже и не знаю, стоит ли к столу подходить, или сразу сдаться… Ну, да ладно! Приступим?

– Да. – кивнул я, доставая кий из чехла.

– Алексей Александрович, у меня предложение. Вернее, два. Первое – играть на интерес, скажем… – он задумался, – на тысячу рублей. Чисто для того, чтобы стараться. Второе – играть будем в «Сибирку» по старым правилам, без всяких там активных разбоев и «дураков». Неочевидные шары – только под заказ. Штраф – с полки на стол. Как вам?

– Отыгрыш – два борта, борт-перекат, перекат-борт? – спросил я.

– Безусловно. – кивнул он.

– Принимается. – согласился я.

– Разминайтесь, Алексей Александрович. – улыбнулся Голицын. – Я пока до уборной схожу.

Пока он ходил, я оглядел зал, и увидел отца в том самом углу, где у меня произошла та незабываемая игра с троицей Измайловцев. Он тоже играл, его соперника я не знал. Голицына не было минут пятнадцать, за это время я успел чуть размяться и понять, что стол сделан максимально близко к стандартам – довольно строгие лузы, и сукно с нормальным раскатом.

– Жребий? – спросил у меня вернувшийся Голицын, снимая пиджак.

– На ваше усмотрение.

Он схватил со стола первый попавшийся шар.

– Чёт. – выбрал я.

Шар оказался под номером «одиннадцать».

– Я, с вашего позволения, разобью. – озвучил своё решение Голицын.

Собрав шары в треугольник, я, следуя подсказкам Глеба Алексеевича, выставил пирамиду. Он поставил биток ближе к правому борту, и нанёс удар по левой грани пирамиды, после которого я понял, что эта встреча будет у меня долгой – высокая, «офицерская» стойка Голицына, долгое прицеливание в стандартной ситуации и классический начальный удар игроков «старой школы» – еле задев пирамиду, биток от короткого, затем длинного, бортов вернулся в дом, и запарковался на ближнем коротком борту – всё кричало именно об этом. Удар был выполнен мастерски – пирамида осталась на месте, между отдельными шарами лишь появился зазор, да и «размер» удара впечатлял – биток плотно «лежал» на борту, наносить удар по нему мне было крайне неудобно – доступна только верхняя часть шара, мост нормально не поставишь, а значит велика вероятность ошибки. Если и дальше мой соперник будет так угадывать «размер», про меня потом могут сочувственно сказать: «И была у него вся жизнь на борту!». Делать было нечего, и я, целясь как можно тоньше, ударил аналогичным образом. Получилось не очень – сработало подсознание, я попал чуть толсто, а значит и энергия у битка уменьшилась, что привело к тому, что шар до борта не вернулся, остановившись за линией дома. Слава богу, не встало ни одной нормальной «подставки»! Здесь меня ждал другой неприятный сюрприз – Голицын, который ждал завершения моего удара сидя на диване, встал, сфокусировал взгляд на столе, и неторопливо пошёл этот самый стол обходить со всех сторон. Остановившись перед битком, он, как я понял, начал просчитывать варианты очередного отыгрыша, для чего ему понадобилось опять вернуться к пирамиде и смотреть уже предполагаемые соударения шаров во избежание «подставки» уже мне. Удар он нанёс с третьего подхода, потратив, на всё про всё, около четырёх минут. Незабвенный Дмитрий, маркёр из Смоленска, предупреждал меня и о таких ситуациях, и даже, порой, играл со мной именно в таком стиле. Главное, что от меня требовалось, – терпеть, и играть в «свою» игру, к которой привык. Основной проблемой оставалась кладка, то есть результативность моей игры – после долгих пауз между ударами, или затяжных отыгрышей, можно было «остыть» и не забить даже элементарного шара, которого ты реализуешь в обычной игре «с закрытыми глазами».

Тем не менее, Голицын отыгрался, но не так идеально, как в первый раз, – мне хоть и пришлось ставить мост на борту, но удар наносить было вполне удобно. Через полчаса не было забито ни одного шара – мы демонстрировали друг другу «красоту отыгрыша». Я даже удостоился похвалы от Глеба Алексеевича:

– С вами очень приятно играть, Алексей Александрович! Вы понимаете игру! Как бы не закончилась наша встреча, всегда буду рад составить вам компанию на бильярде!

– Взаимно, Глеб Алексеевич! Всенепременно воспользуюсь вашим предложением! – кивнул с улыбкой я.

За эти сорок минут для меня стало окончательно понятно, что Голицын не «берёт меня измором», а просто играет в свою игру, в своём привычном темпе. Первая партия, длившаяся без малого полтора часа, закончилась со счётом шесть-восемь в пользу моего противника. «Закатал» он меня знатно, практически ничего не подставляя, а сам реализовывал всё, что я ему «оставлял» после моих ошибок. Вторая партия началась после того, как мы выпили по чашечке кофе, успев обсудить отдельные позиции и лучшие варианты из решения. По правилам старой «Сибирки» разбивал опять Голицын, как выигравший прошлую партию. Начальный удар он опять выполнил идеально – пирамида практически не потревожена, биток на борту. Но я уже приспособился к стилю его игры, чувствовал себя спокойно и уверенно. Вторая партия закончилась со счётом восемь-три в мою пользу. При разбое в третьей партии, биток у меня застрял в лузе. Пока Голицын рассматривал варианты для продолжения, подошли мои дядья, сообщили, что выиграли свои встречи, и поинтересовались нашим счётом. Услышав, что мы успели сыграть всего две партии, они не удивились.

– Глебушка, ты в своём репертуаре! – прокомментировал игру Голицына Григорий.

– Как умею… – хмыкнул тот.

Бросив чехлы с киями на диван, мои дядьки встали недалеко от нас, и принялись наблюдать за игрой. Вскоре к ним присоединились их соперники по игре, а минут через тридцать, когда счёт у нас с Голицыным стал три-три, подтянулись и остальные игроки из бильярдной, в том числе и мой отец. Послышались предложения о пари, причём везде фаворитом был Голицын, который, в один прекрасный момент, попросил у меня прощения, хитро подмигнув, и обратился к присутствующим:

– Ваше Императорское высочество, господа! Раз уж так сложились обстоятельства, и наша игра с князем Пожарским вызвала такой интерес, прошу делать ваши ставки, учитывая наши с Алексеем Александровичем десять копеек! – это означало, что мы продолжим игру, гарантированно имея на двоих десять процентов от общей суммы ставок. – Мы подождём.

После слов Голицына маховик азарта раскрутился на полную – Цесаревича усадили на соседний диван и поставили перед ним стол, дружно выбрав ответственным за приём ставок, вооружили его бумагой и ручкой, и понеслось! Суммы звучали в десятки тысяч рублей, с предпочтением в сторону Глеба Алексеевича, которого, как я понял, считали очень сильным игроком. Когда кто-то из особо азартных озвучил сумму в сто тысяч, мой отец быстро высказал ему «фи», посоветовав держаться в рамках приличий, а лишние деньги, если таковые имеются, отдать на благотворительность. Сказанное возымело эффект – народ чуть успокоился. А со мной рядом встал Голицын, и сказал:

– Выигрывает, как водится, только казино… Так что мы с вами, Алексей Александрович, в накладе не останемся в любом случае! Деньги –пыль, но согласитесь, что такие деньги дорогого стоят! – он, с улыбкой, мотнул головой в сторону двух с лишним десятков азартных аристократов, не обращающих на нас никакого внимания.

– Полностью с вами согласен, Глеб Алексеевич! – кивнул я.

Минут через десять ставки были сделаны, а мы продолжили игру. Тишину в бильярдной нарушали лишь звуки соударяющихся шаров, щелчки пальцами, когда нам с Голицыным удавались особенно красивые «отыгрыши» и сложные «проводки» (удары, при которых биток прикатывается в неудобное место для противника, по дороге не задевая других шаров, кроме того шара, от которого «отыгрываются». Основная сложность – правильно рассчитать всю траекторию, не задев при этом рассыпанные по столу другие шары), наши с Глебом Алексеевичем заказы – «свой к себе», «от борта в угол», «чужой от борта в середину», да вздохи разочарования при не забитых шарах. Третью партию мы заканчивали «в последних шарах», при счёте семь-семь. Мне понадобилось всё моё терпение, чтобы пару раз не «бросится» на сложные шары. Проиграл я её, пытаясь забить чужого «по отыгрышу» – играешь по лузе, но удар наносишь таким образом, чтобы биток после удара, двигаясь по инерции, в любом случае оказался на борту. Чужой шар элементарно застрял в губках лузы, и мой противник, не целясь, закончил партию. Один-два, не в мою пользу. Не повезло. Четвёртую партию выиграл, не дав Голицыну ни единого шанса – злость на себя добавила куража. Разбой в пятой оказался результативным, и я на контровую партию обеспечил себе фору в шесть шаров, забив ещё пять своих «с руки». Надо отдать должное Глебу Алексеевичу – он не «отъехал» (психологически не сдался), и продолжил бороться, умудрившись «разгрузить» меня на четыре шара после моей ошибки на «отыгрыше», но потом «подставился» сам, и я закончил партию и встречу комбинацией из двух чужих в середину.

Среди зрителей пронёсся вздох разочарования – большинство из них «ставили» на Голицына.

– Поздравляю, Алексей Александрович! – он с улыбкой протянул мне руку. – Вы играли очень достойно и одержали заслуженную победу! Может ещё и встретимся на этом турнире. Постараюсь через «подвал» по турнирной сетке на вас выйти и потребовать реванша!

– Очень на это надеюсь, Глеб Алексеевич! – кивнул я. – Спасибо за доставленное удовольствие! – поблагодарил я его, нисколько не покривив душой, – играть с Голицыным было хоть и очень долго, но достаточно комфортно.

Дальше дело коснулось вещей меркантильных – денег. Оказалось, что нам с Голицыным полагалась на двоих сумма в районе сорока тысяч рублей. Он сразу же перекинул через приложение на телефоне тысячу на мой счёт. Следующие полчаса, под руководством Цесаревича, за соседним столом решались финансовые вопросы зрителей – отец указал присутствующим счёт, на которые они должны были перевести ставки, потом с этого счёта перечислили наши с Голицыным «десять копеек», затем четырём победителям – моим дядьям и ещё двум мужчинам, которые, как я понял, поставили на меня из чувства противоречия.

– Мы с Костей в тебе и не сомневались! – сказал Григорий, отведя меня в сторонку. – С нас причитается. Да и Глеба надо отблагодарить – умеет он на ровном месте денег заработать! И другим даёт.

– Лёшка, может в следующий раз посидим? Поздно уже… – Константин глянул на часы. – Тебе же завтра в Университет твой. – дядька и не подумал скрывать нежелания со мной общаться, да и лёгкое призрение при произнесении им слова «Университет» говорило о многом.

– Успокойся, Костя! – одёрнул младшего брата Григорий. – Отец нам с тобой что в прошлый раз сказал?

– Не лезть, куда не просят. – криво улыбнулся Константин. – Извини, племяш… – прозвучало не вполне искренне.

– Ничего страшного, я всё понимаю. – кивнул я. – Это вы меня простите, что не соответствую высоким требованиям Рода Пожарских. Семьям привет! – я развернулся и направился на выход.

Да… Ничего не меняется… Хорошо, что Гришка без жены был, которая всегда очень переживала по поводу моего наследства – стану совершеннолетним, и буду управлять имуществом мамы без оглядки на жену будущего Главы Рода. Очень хозяйственная была женщина, как выразился однажды Прохор.

Уже когда выехали со стоянки «Метрополии», практически одновременно, пропиликали два сообщения – дядьки прислали по тридцать тысяч рублей с пометкой «Твоя доля от выигрыша». Деньги эти отправил им обратно, указав в комментарии: «В подачках не нуждаюсь!» Только собрался убрать телефон, как поступил вызов от отца:

– Поздравляю с победой, Алексей!

– Спасибо!

– Чего так быстро убежал?

– Алексию сегодня в тур провожаем. – можно сказать, что и не соврал совсем.

– Понятно. Завтра, после учёбы не задерживайся, а иди прямо домой. Прохор предупреждён. Поедем к генералу Нарышкину, командиру Корпуса, заново знакомится будем. На вечер тоже ничего не планируй, нас ждут в Жуковке. Договорились?

– Договорились.

В «Русской избе» я был около половины двенадцатого, успев по дороге заехать в цветочный магазин и купить большой букет роз для Алексии и маленький для Вики. Народ уже успел выпить и расслабиться, так что от моих оправданий просто отмахнулись, заметив, что всё прекрасно понимают. Девушки поблагодарили меня за цветы и налили «штрафную», после чего веселье продолжилось. Единственный, кто несколько терялся в моём присутствии, был Пафнутьев. Заметив это, Прохор ему заявил:

– Виталя, Алексей Александрович не кусается! Многое другое может, но не кусается! Ответственно тебе заявляю! Так что расслабься!

Расслабился сотрудник Тайной канцелярии, однако, только после того, как рядом с ним уселась Алексия, и что-то сказала.

– Алексей Александрович, ваше здоровье! – поднял рюмку он, а Леся довольно заулыбалась.

– Ваше здоровье, Виталий Борисович! – отсалютовал своей рюмкой я.

Через некоторое время меня отозвал в сторону мой воспитатель.

– Лёшка, отец твой звонил. Завтра, после занятий, у тебя расписан весь вечер. Ты в курсе?

– Да. – кивнул я. – Он мне тоже недавно позвонил.

– Тогда завтра не задерживайся. Забежишь домой, переоденешься, и сразу поедем. А ты про подарки Леськины не забыл? – он достал из пакета две красных бархатных коробочки. – Мне кажется, что ей сегодня их самое время подарить.

– Прохор! Чтобы я без тебя делал! Конечно же забыл! – повинился я. – Но перед Викой теперь будет неудобно…

– Ничего страшного, до поездки в Сочи что-нибудь придумаем. – успокоил он меня.

Вернувшись за стол, я привлёк общее внимание и произнёс тост, в котором пожелал Алексии удачного тура, не забывать про нас и почаще прилетать домой в перерывах между выступлениями, тем более что такая возможность у неё теперь есть. Отдельно сказал, что мы все будем по ней скучать, сами, при первой возможности, будем её навещать. А чтоб Леся уж точно нас не забыла на этих самых гастролях, дарим маленький подарок – я достал по очереди коробочки, открыл их и поставил перед девушкой на стол. Цепочка, серёжки и колье таинственно засверкали в освещении ресторана, привлекая внимание всех за нашим столом. Когда же она пришла в себя, еле от неё отбился… А потом обе красавицы выпали из нашей компании, занятые разглядыванием украшений. Было забавно наблюдать за всегда сдержанным Пафнутьевым, который с лёгкой улыбкой наблюдал за своей воспитанницей. Через некоторое время Леся убежала домой за подаренным ей раньше кольцом. Вернувшись, надела весь комплект полностью и продемонстрировала его нам. Всегда был равнодушен к цацкам – к кольцам, цепочкам, браслетам и прочей ерунде. Исключение составляли лишь часы, и то… Подаренные дедом на шестнадцать лет золотые «Полёт» так и лежали в подарочной коробке, зачем их носить, если есть телефон? Особенное предубеждение у меня было к мужчинам, которые носили серьгу в одном ухе. Был у нас в Лицее такой мальчик… Когда его увидел Прохор, забиравший меня с занятий, он сплюнул и уже в машине рассказал мне анекдот:

Приходит как-то сын-студент домой после занятий с серьгой в ухе. Отец, заметив украшение, произносит:

– Сынок! Серьги в ушах носят или пираты, или пид…сы. А вот корабля я за окном что-то не наблюдаю…

Всё это, конечно, лирика, и в украшениях я ничего не понимаю, но этот гарнитур с маленькими и большими рубинами смотрелся на Алексии очень красиво! Да и сама она была крайне довольна. А у Вяземской так вообще глаза горели! Вот тебе и Валькирия! Шею кому свернуть – нет проблем, стрелять на поражение – не вопрос, с мужиками на кулачках сойтись – запросто! А увидела красивое украшение – взгляда отвести не может! Придётся теперь и её чем-то радовать, иначе побьёт, или, того хуже, доступ к телу ограничит…

Закончили мы сидеть около двух часов ночи. Проводили Сашку Петрова и Виталия Борисовича Пафнутьева, который уже на улице чуть расчувствовался и обнял Алексию, трогательно поцеловав ту в лобик.

– Леська, – уже в квартире нашей звезды сказала Вика, – вот что не говори, я твоего отца не в первый раз вижу, и в Кремле наблюдала, и… – она осеклась. – Но каждый раз мурашки по телу бегут от его взгляда. А с тобой он… другой. Как так?

– Отцовская любовь! – улыбнулась Леся. – Маму с братьями и сёстрами он ещё больше любит.

– Да, Пожарский… – протянула Вяземская. – Я, конечно, у Романовых на многое насмотрелась, но с тобой вообще попала за кулисы всего этого действа! Никогда не думала, что с легендарным Пафнутьевым и с его дочкой выпивать буду!

– Костя! И что отцу теперь говорить будем? – братья Пожарские стояли на крыльце «Метрополии». – Вот кто тебя за язык тянул? Отец же просил наладить с Лёшкой отношения! Посидеть тебя часик ломает, Университет тебе не понравился! А то, что племяш в этом самом заведении, – наследник Рода Пожарских мотнул головой назад, – неделю назад моих троих сослуживцев, из ДШБ на секундочку, покалечил меньше, чем за минуту, тебя не впечатляет? А потом с отцом к нам в полк приехал и уже там командира этих придурков уложил? Крепкого воеводу?

– Да знаю я это всё! – отмахнулся младший Пожарский. – Извини.

– Извини? – взвился наследник. – Тебе вообще все мозги отбили в этом твоём Преображенском полку?

– Ты полк не трогай, братец! – набычился младший. – Да, не сдержался! Так получилось. Перед отцом отвечу сам! Но ничего страшного не случилось, как были у нас хреновые отношения с князем, такими они и остались. Вот и всё.

– А ты видел, как на этого самого князяСашка Романов смотрел, папашка евоный? – хмыкнул Григорий.

– И что? – пожал плечами Константин. – Лёшка парень добрый, против родни никогда не пойдёт. Да и отец нас всегда защитит, племяш его сильно любит.

– Отец не вечный, братик! – наследник в очередной раз убедился, что переубёждать Константина в чём-либо – бесполезное занятие. – Что с деньгами делать будем?

– Отцу отдадим, пусть сам решает, что делать с этой «подачкой». – пожал плечами тот.

Утром четверга прощание с Алексией продолжилось – мы втроём переместились в мою квартиру, где заботливый Прохор уже начал готовить завтрак. С помощью девушек это у него получилось ещё быстрее и вкуснее.

– Так, ну-ка не реветь мне тут! – прикрикнул мой воспитатель на Лесю, когда мы с Викой собрались выходить.

У нашей певицы глаза были на мокром месте.

– Всё-всё! Идите уже, в субботу жду вас в Сочи! – вытолкала она нас из квартиры.

На площадке Вяземская поинтересовалась:

– Какие планы на вечер, Пожарский?

– В Жуковку еду, к родичам своим. Соскучились, говорят. – усмехнулся я.

Быстро же Вика начала выполнять заветы Леси!

– Ты только ничего такого не подумай, Пожарский! – чуть засмущалась Вяземская. – Просто, имеет ли мне смысл сегодня сюда приезжать, или нет?

– Ничего определённого тебе, Вика, сказать не могу. – улыбнулся я. – Мне отец вчера вечером позвонил и поставил перед фактом. Так что давай исходить из того, что я останусь ночевать у деда в поместье. В пятницу еду в Ясенево, на тренировку, а вечером приглашён на вечеринку малого Света.

– Малый Свет? – хмыкнула Вяземская. – Вот уж после этой вечеринки я тебя точно здесь буду ждать! И только попробуй с неё домой не вернуться! Иначе всё Леське расскажу! Пока, Пожарский! Завтра в Ясенево увидимся! – девушка поцеловала меня и побежала в гараж – Прохор «сделал» ей там место.

Пока шёл до Университета, успел подумать и понять, что Леси мне будет не хватать. Привык уже к ней, да и она ко мне тоже… Даже стало чуть-чуть грустно. А вот подарком для Вики надо озаботится уже сегодня-завтра, не дай бог, обидится.

Юсупова и Долгорукие уже были в аудитории. Если Андрей мне улыбался, то вот Наташа и Инга моё приветствие проигнорировали. «Ну, и чёрт с вами!» – подумал я, и сел рядом с молодым человеком.

– Не обращай внимания! – хмыкнул он. – Слышал, вы вчера с Голицыным целое шоу устроили? – Долгорукий грамотно перевёл тему.

– Ага. – кивнул я, и до звонка успел рассказать всё в подробностях.

Во время обеда девушки не пожелали садиться за наш стол.

– Анька Шереметьева вчера, после того как ты ушёл, высказала, что о них думает. – сообщил мне Андрей. – Просила тебя на этих дурёх не обижаться.

– Я и не обижаюсь. – ответил я, ковыряясь в салате. – Извини, но Инга с Наташей меня стали сильно напрягать. Какие-то нелепые претензии, постоянные требования и обиды. Надоело. Если так будет продолжаться и дальше, мы просто все дружно поругаемся. Извини, Андрей, ещё раз.

Было видно, что Долгорукому слышать это неприятно – с одной девушкой он дружил с детства, а вторая так вообще – родная сестра.

– Понятно всё, Алексей. – он опустил глаза. – Я тебя понимаю, но сделать ничего не могу. Так что, проехали.

До окончания занятий мы с ним практически не перекинулись больше ни словом, сухо попрощались, но когда я вышел на крыльцо учебного корпуса, тем не менее, почувствовал облегчение – всё претензии высказаны, моя реакция на «исполнения» девушек обозначена, а дальше жизнь покажет.

– Александр Николаевич уже на месте. Сказал, что нас встретят. – Прохор повернул под открывшийся шлагбаум во двор здания Корпуса на Петровке.

И действительно, не успела машина остановиться, как к нам с крыльца устремился уже знакомый по прошлому посещению офицер.

– Господа, прошу за мной.

Беспрепятственно преодолев пост охраны, мы поднялись на лифте на пятый этаж и оказались в приёмной Командира Корпуса. Сидевший за своим столом помощник Нарышкина кивнул нам с Прохором как старым знакомым, указал на стулья и поднял трубку. Что-то выслушав, он встал и открыл дверь.

– Пётр Александрович ждёт вас. Прошу.

Вторую дверь я открывал уже сам. В кабинете нас с Прохором встретили трое – отец, генерал Нарышкин и полковник Орлов. Последние двое стояли.

– Здравия желаем, Ваше Императорское высочество! – рявкнули они, вытянувшись.

Как же мне стало неудобно! Заслуженные, боевые офицеры, а тянутся перед каким-то мальчишкой! Долго мне, видимо, ещё привыкать ко всем этим условностям! Изобразив на лице улыбку, я кивнул:

– Добрый вечер, Пётр Александрович, Иван Васильевич!

– Вольно, господа! – кинул отец. – Без чинов! Присаживайтесь. И ещё. На прошлой неделе господину Белобородову указом Императора даровано потомственное дворянство. Это пока тоже между нами. Поздравляем!

Если Нарышкин Прохору просто кивнул, то вот граф Орлов встал, подошёл к моему воспитателю и крепко пожал руку.

– Очень рад! Ты давно заслужил! – улыбался он.

Когда все вернулись на свои места, отец продолжил:

– Так, с формальностями покончили. Теперь непосредственно по службе Алексея Александровича в Корпусе. Никаких поблажек, особого отношения и неучастия в боевых операциях подразделения «Волкодав» для моего сына быть не должно! – Цесаревич сделал паузу и по очереди посмотрел на генерала и полковника. – Единственным исключением из этого правила являются… – он запнулся, – скажем так, особые способности Алексея Александровича. О них он вас поставит в известность, если сочтёт нужным, но только после согласования этого вопроса с Его Императорским Величеством. Вопросы?

Генерал Нарышкин кивнул, давая понять, что вопросов нет, а вот полковник Орлов медленно поднялся, и, глядя перед собой, сказал:

– При всём уважении к вам, Александр Николаевич, и к Алексею Александровичу, я не могу допустить курсанта Пожарского к участию в боевых операциях, не зная в полном объёме его возможностей. Там жизни людей на кону стоят… Я просто не знаю, что Алексей Александрович выкинет в следующий раз, как уже бывало. Совместная операция с контрразведкой не в счёт.

Повисла пауза. Нарышкин опустил глаза и старался не дышать, отец нахмурился, а я опять почувствовал себя неудобно – граф был абсолютно прав.

– Полностью согласен с Иваном Васильевичем. – вдруг влез Прохор. – У них в подразделении разработаны методики, специальные упражнения, схемы захвата зданий и сооружений, все бойцы друг друга знают, притёрлись, привыкли работать в команде, наконец. А Алексей Александрович из этого всего выламывается! Я всё сказал.

– Сядьте уже, Иван Васильевич! – раздражённо махнул рукой Цесаревич. – Вы курируете подразделение, и не мне вас учить, как действовать в боевой обстановке. Что предлагаете?

– Для курсанта Пожарского идеально подойдёт роль «свободного охотника». – сказал Орлов. – Мои спецы до его уровня всё равно не дотягивают, будут работать на «подборе». Но я всё равно должен хотя бы примерно представлять себе возможности моего подчинённого. – твёрдо произнёс полковник.

Отец повернулся к Прохору, тот кивнул.

– Хорошо, Иван Васильевич. – вздохнул Цесаревич. – Когда у курсанта Пожарского следующая тренировка?

– Завтра.

– Завтра он прибудет в Ясенево и даст вам ответ. – отец встал. – Всего хорошего, господа!

Попрощавшись с Нарышкиным и Орловым, мы покинули кабинет.

– Так, езжайте в Жуковку, Михаил Николаевич вас уже ждёт. – сказал нам мой отец. – Встретимся на полигоне, там всё и обсудим. – он сел на переднее пассажирское сидение тонированной «Нивки», которая быстро выехала со двора здания Корпуса.

По дороге в Жуковку мы с Прохором успели обсудить состоявшийся разговор.

– Лёшка! Прав Орлов, как ни крути, прав! – мой воспитатель на секунду отвлёкся от дороги и посмотрел на меня. – Я бы тебя тоже ни на одну серьёзную операцию в команде с другими «волкодавами» не отправил. Всё не по плану может пойти. А вот в качестве «свободного охотника» с группой поддержки – ты для выполнения отдельных задач просто незаменим! – хмыкнул он. – Но как я понял, вопрос с «допуском» Орлова будет решать твой царственный дед, так что расслабься, Лёшка, от тебя уже ничего не зависит!

Мы немного помолчали, и я решил поделиться с Прохором моими «проблемами» с университетскими друзьями, стараясь рассказать всё максимально объективно. Он внимательно выслушал и посоветовал:

– То, что прогибаться под этих истеричек не стал, молодец. Но и сам ситуацию не обостряй. А так – плюнь и разотри! У тебя этих фифочек великосветских будет ещё до хрена! Вот увидишь! – ухмыльнулся он.

Вдогонку, не удержавшись, я описал свою встречу с дядьями.

– Да… – протянул мой воспитатель. – Родственников не выбирают. Тут, Лёшка, уже чисто твои семейные дела. Комментировать морального права не имею.

– Да я и не прошу. Так, поделился с тобой…

Когда были уже в поместье, заметили, что Князь Пожарский встречает нас на парковке у дома. Не видел его четыре дня, за которые он здорово посвежел лицом.

– Поехали! – он указал на гольфмобиль. – Нас уже ждут. Прохор, за руль. Как дела, внучок?

– Всё нормально, деда. Как сам? Вижу, что морщины чуть разгладились, свежее стал, да и походка изменилась.

– Что есть, то есть! – он ещё больше выпрямился на сидушке. – Помолодел, силы прибавилось… Во всех смыслах! – усмехнулся дед. – Так что спасибо тебе огромное за вторую молодость, Лёшка! – он приобнял меня. – Теперь, как в сказках, проси что хочешь!

– Поместье в Мацесте на эти выходные! – не стал «стесняться» я.

– Прохор мне уже звонил, завтра всё будет готово к вашему приезду. – заверил меня дед. – Пользуйся!

– Спасибо!

Заехав на территорию Романовых, мы, в отличие от прошлого раза, повернули направо, в противоположную сторону от дворца.

– На полигон едем. – прокомментировал дед.

Когда из-за пригорка, вернее искусственной и облагороженной насыпи, открылся полигон, я слегка обалдел – Родовой полигон Романовых был, как минимум, раз в пять больше полигона Пожарских, его дальняя граница просто терялась в дали. Чуть отойдя от первого шока, я заметил группу людей, комфортно расположившихся в большой беседке, на стоянку рядом с которой и направил гольфмобиль Прохор, к четырём похожим, но с гербом Романовых на бортах. Навстречу нам из беседки вышли Император, Цесаревич и Великие князья Владимир Николаевич, Николай Владимирович, Александр Владимирович и Константин Владимирович. Последним появился брат отца, Великий князь Николай Николаевич, который мне подмигнул.

Князь Пожарский сделал шаг вперёд и поклонился.

– Ваше Имп… – начал он.

– Миша, прекрати! – отмахнулся Император. – Все свои. Церемоний у меня и так хватает! Давайте уже, проходите вовнутрь. – он развернулся, и направился обратно в беседку.

Поздоровавшись с великими князьями, мы последовали за моим дедом по отцу.

– Миша, хоть ты и не красная девица, но встань, пожалуйста, и дай нам всем на тебя полюбоваться! – улыбаясь, попросил князя Император.

Смотрины длились минут пять. Великие князья наделали деду кучу комплиментов, а он только усмехался.

– Как общее самочувствие, Миша? – наконец, поинтересовался Николай Третий. Выслушав ответ, задал следующий вопрос. – Как с силой? Впрочем, попозже оценим. Теперь ты, Прохор, поведай присутствующим свои ощущения.

Мой воспитатель отчитался по-военному кратко.

– Для тех, кто не в курсе. – Император оглядел Великих князей. – До «Правила» Прохор был у нас крепким воеводой. Свой сегодняшний уровень он сейчас продемонстрирует. Пойдёмте.

Мы вышли из беседки и остановились, а мой воспитатель продолжал идти вглубь полигона, остановившись от нас метрах в трехстах.

– Саша, засеки время. – бросил сыну Николай Третий.

И тут Прохор продемонстрировал «огненный шторм», технику, которую я видел всего лишь несколько раз в детстве, в исполнении деда. Море ревущего огня растеклось по полигону, языки пламени поднимались больше, чем на двадцать метров! Это было очень красивое и завораживающее зрелище. Я был очень горд за своего воспитателя, тем более что имел к его возросшему мастерству самое непосредственное отношение! Но, одновременно с этим, было обидно за себя, свою клятую бесталанность в стихиях! Наконец, «огненный шторм» стих, Прохор развернулся и направился к нам.

– Одна минута, тридцать пять секунд. – озвучил результат отец. – Очень неплохо!

– Согласен. – Император и Великие князья закивали головами. – Миша, сколько у тебя был рекорд?

– Около двух минут, Государь. – сообщил князь Пожарский. – Думаю, что сейчас силы хватит на больше. Я пошёл.

По дороге он встретился с Прохором, похлопал того по плечу, и направился дальше.

«Огненный шторм» в исполнении князя Пожарского был на порядок мощнее Прохоровского – огонь бурлил буквально везде, насколько хватало взгляда, и гудел он так, что закладывало уши. Земля под ногами дрожала, отдельные языки пламени поднимались вверх метров на шестьдесят! Если уж после «огненного шторма» моего воспитателя выжили бы очень немногие, то после дедовского – вообще без шансов! Не хотел бы я попасть под эту технику и сам, а уверенности в собственных силах после увиденного существенно поубавилось!

– Три минуты, десять секунд. – озвучил результат отец. – Гарантированное поражение всего живого. Да и неживого тоже. Кроме нас. – он усмехнулся и оглядел родичей. – те согласно закивали. – Алексей, отойдём. – мы отошли метров на десять от беседки. – Смотри. – указал он на сплошную горящую и дымящуюся лаву, в которую превратилась земля полигона.

От отца повеяло, и над полигоном начали формироваться облака, которые через несколько секунд превратились в огромную тучу тёмного цвета. Засверкали молнии, и на землю, вернее, лаву обрушился сильный ливень с градом. Поднявшееся облако густого пара отец ветром начал отгонять в противоположную от нас сторону, причём, грозовое облако осталось на месте и продолжало поливать полигон дождём. Минут через десять, когда пар перестал подниматься, он сказал:

– Самое время заняться ландшафтным дизайном.

Земля под ногами задрожала, загудела, и поверхность полигона начала выравниваться, скрывая следы воздействия огня.

– Здорово! – не стал я скрывать своего восторга.

– Не переживай, Алексей! И ты так сможешь! – заверил он меня. – Судя по записям в Родовом архиве, твоё развитие полностью повторяет развитие прадеда Александра. Даже опережает его. Бумаги мы с отцом и дядькой Владимиром пока просматриваем, скоро они тебе будут доступны.

– Хорошо, я подожду.

– Пошли, нас уже заждались.

Нас действительно ждали.

– Алексей, – сразу, как я зашёл в беседку, обратился ко мне Император, – результат твоей «правки» деда и Прохора налицо, если можно так выразиться. А нас ты сможешь «поправить»? – он показал на родичей.

– Смогу, наверное. – кивнул я.

– Хорошо. – улыбнулся он. – Тогда я разгребусь с делами, и в конце следующей недели готов приступить.

– Это невозможно, Коля! – возразил Великий князь Владимир. – А вдруг что-то пойдёт не так?

– Согласен с дядькой! – влез отец, а все остальные Великие князья дружно загомонили, решительным образом поддерживая Владимира Николаевича.

– Цыц! – рявкнул Император. – Развели мне тут демократию! Хорошо, пусть это будет Володя. – он посмотрел на брата. – Согласен?

– Да. – удовлетворённо кивнул тот, и, в свою очередь, спросил у меня. – Алексей, ты не против?

– Не против, но с одним условием.

– Говори. – заинтересовался Император.

– Я начну «править» всё подразделение «волкодавов».

Наступила пауза.

– У твоего Рода, Алексей, есть Дворцовая полиция, Валькирии и Тайная канцелярия, с её специальными группами. – пристально смотрел царственный дед на меня. – Почему «волкодавы»?

– Я там служу.

– Хорошо, пусть будет по-твоему. Мне твой отец доложил о сегодняшнем разговоре с Нарышкиным и Орловым. Графу я «допуск» дам, он и так в этих «допусках» по самую маковку. Но очень прошу тебя, Алексей, не забывай про Род, какими бы благородными не были твои мотивы! Род должен быть у тебя на первом месте!

– Я помню про это, Государь! – кивнул я.

– Отлично. А теперь приглашаю всех на ужин. – Император встал и направился на выход.

В столовой нас ждала Императрица, которая опять начала меня тискать.

– Ты приедешь в гости в эти выходные? – спросила она у меня.

– Нет, Государыня, я в Сочи улетаю, на концерт Алексии.

– Я же просила называть меня бабушкой. – Мария Фёдоровна сделала вид, что обиделась.

– Хорошо, бабушка. – покорно сказал я.

– Вот, другое дело. – удовлетворённо кивнула она. – Где жить будете?

– В Мацесте, в поместье Пожарских.

– В следующий раз, когда куда-нибудь соберёшься, обязательно сообщи мне. Я быстро всё организую. Привыкай, по возможности, пользоваться имуществом и возможностями своего Рода, нечего Пожарских лишний раз напрягать. Договорились?

– Договорились, бабушка. – кивнул я.

А про себя подумал: «Ну и хватка у бабули, судя по ощущениям! Под предлогом заботы задушит в объятиях. Надо держаться от неё на как можно большем расстоянии, от греха подальше!»

Ужин прошёл спокойно, никаких серьёзных тем не поднималось. А вот когда мы уже собрались уезжать, отвёл отца в сторону.

– Как «аура власти» влияет на девушек? – спросил я.

– Сногсшибательно! – усмехнулся он. – Заметил? – я кивнул. – А Прохор это заметил ещё в начале лета, когда вы с ним в Университет на обзорную экскурсию приезжали. Оборачивались на тебя девушки, а ты не замечал. У тебя, как и у прадеда Александра, это ещё больше выражено, чем у всех остальных Романовых, так что привыкай к повышенному интересу со стороны слабого пола, сынок! И ещё. Про случай во вторник, на тренировке в Ясенево, – отец смотрел на меня уже серьёзно, – когда ты сознание «волкодаву» погасил. Эта техника называется «Свеча». Типа, дунул, и загасил свечу. Этой техникой владеют очень и очень немногие на Земле, можно сказать, единицы. О них мы поговорим с тобой как-нибудь в другой раз, но вот методики по защите от подобного воздействия существуют давно, и успешно применяются, с некоторыми нюансами, правда. По таким методикам обучаются в обязательном порядке сотрудники Дворцовой полиции, Тайной канцелярии и все Валькирии, которым ты сознание так просто не «погасишь». Понятно почему?

– В целях обеспечения безопасности. – кивнул я.

– Верно. Так что имей это ввиду, Алексей. И завтра, после Ясенево, мне позвонишь, и отчитаешься за тренировку. Договорились?

– Да.

– Андрей, почему нам Наташа жалуется на Пожарского? – князь Долгорукий недовольно смотрел на внука.

Не менее недовольно смотрел на сына Наследник Рода.

– Они с Ингой Юсуповой совсем с ума сошли по поводу Алексея. – вздохнул младший Долгорукий. – Проходу ему не дают, постоянно обижаются, если он отказывается выполнять их глупые требования. Из-за этих двух капризных девчонок у меня с Пожарским отношения стали натянутыми.

– То есть, ты хочешь сказать, внучок, что он совсем не виноватый, а твоя сестра с Юсуповой всё выдумывают?

– Да. – кивнул Андрей. – Можете Шереметьевым позвонить, Анька так же, как и я думает.

Что не так с этим Пожарским? – устало поднялся с кресла князь. – Пожарский здесь, Пожарский там! Мы теперь уже и дома о нем постоянно разговариваем! Идите! – Глава Рода раздражённо указал сыну и внуку на дверь. – И с этой плаксой малолетней с женой разберись! – посмотрел он на Наследника. – А про Пожарского этого больше слышать не хочу!