Глава 45
Поединок

Всю свою жизнь он шел именно к этому моменту, все его предыдущие деяния лишь подводили к предстоящему дню, который и определит, кем ему быть: возвеличиться навеки или пропасть из истории; и представившейся возможности он не упустит.

Хан Тимур смотрел на выстроившееся напротив него русское войско. Надо сказать, впечатление враг производил весьма сильное: сверкающие на солнце кольчуги, ровные ряды щитов, стройные порядки. Без всяких сомнений, это главные силы врага, его «песьеголовым» соратникам, скорее всего, вовсе никто не противостоит или же лишь небольшие силы заслона. Ему не хотелось идти по южному направлению, он знал, что именно здесь враг попытается остановить набег, но выбора ему не предоставили. Вот только вожак степняков представлял все весьма туманно, он же получил унаследованную от отца сеть соглядатаев и разведчиков, а тот не скупился, создавая эту паутину. Тимур знал все, или почти все о враге. Командовал вражескими силами богатырь Святогор, опытный воевода и очень опасный. Тугарин Змей во время прошлого набега не пожалел отправить против одного богатыря свой лучший отряд – кешик. Самые лучшие воины во всем войске: десять тысяч человек; и все, чего они смогли добиться, это блокировать богатыря в его крепости. Тугарин был очень высокого мнения о способностях Святогора, и Тимур всецело доверял его мнению. Но один сюрприз, встречу со старыми знакомыми, он богатырю организовал. Посланник хана добрался до подножия святой горы и передал весть воинам кешика. Большинство ветеранов не захотели возвращаться к ратной жизни, но нашлось и немало тех, кто еще не забыл, что такое быть воином Великой степи. Сейчас им должно быть от сорока до пятидесяти лет, ратники еще в силе, а опыт и мастерство бесследно не исчезают. Степняк однажды – степняк навсегда.

Итак, ему противостоит хорошо вооруженное, дисциплинированное войско под командованием умелого и опытного воеводы. И именно ему, хану Тимуру, среднему сыну Картауса, предстоит сломать хребет старому врагу Степи – русскому государству. Преимущество у него только одно: весьма значительный численный перевес. Кто-то, у кого вместо головы шапка из собачьей головы, попытался бы просто задавить врага количеством и бездарно положил бы все воинство, бессильно теряя свои силы в бесплодных попытках проломить крепкую оборону. Но только не он. Тимур никогда не был выдающимся воином, но зато он хорошо умел использовать свою голову. Знания, на обучение которым его отец не жалел денег, не пропали впустую. Он изучал сотни битв прошлого, он заранее знал все, на что надеется соперник.

Левый фланг русского войска уперся в овраг, центр усилен, значит, удар будет справа, возможно, и в центре, но маловероятно. Если русские думают, что к ним пришли безмозглые дикари, то им предстоит очень неприятное открытие. Он сполна сумеет использовать свое единственное преимущество, вот только совсем не так, как от него ждут. Тут дело даже не в том, что у него получится переиграть Святогора. Тимур знал, что это у него не получится. В огромном перечне битв, о которых хан только читал, богатырь участвовал самолично. А вот сделать так, что превосходство врага в умении не станет играть существенной роли, он сможет…

Тимур отвлекся от своих мыслей. Взгляд его упал на стоявшего рядом шута, который осматривал порядки врага в подзорную трубу, взятую трофеем на острове Буяне.

– Что думаешь, человек, похожий на моего отца?

– Они готовы к бою. Конница – справа, ее не видно, но ржание коней доносится именно оттуда; стало быть, главный удар последует на правом фланге. И наши войска его могут не выдержать. Что бы кто ни думал о ребятах в собачьих шлемах, но они не побегут никогда. А вот наши воины вполне могут.

– Ты не видишь главного, человек, похожий на моего отца. Прям как мой папашка, тот тоже много чего не замечал, поэтому он теперь кто – шут?

Шут напрягся: вокруг стояло множество командиров и вождей, а также посыльных, для отдачи приказов хана своему воинству.

– Шут, я тебя спрашиваю: где сейчас мой отец, на которого ты так похож? – Тимур нагло дразнил своего спутника, и тот не мог перечить хану на виду у всех.

– Ваш отец сейчас – беглец и неудачник.

– Молодец, хороший шут. Я раньше не понимал этой его страсти иметь своего шута, но теперь понимаю. Так, ладно, пора уже и развлечь нашего богатырского друга Святогора, выдвигаемся.

– Не положи…те все войско, мой хан, пытаясь пробить вражескую оборону.

– Шутов и неудачников не спрашивают, – хищно усмехнулся Тимур. Хан поднял руку, отдавая приказ, и воинство Великой степи двинулось вперед.

Пересвет стоял со своими людьми в центре позиций. Святогор решил, что отряд сторонников милостивого бога устойчивее других, что было совершенно верно. Даже гиганты Горыня и Дубыня здесь. Гибель их друга Усыни во время мятежа жрецов Перуна, да еще и на стороне восставших, вывела здоровяков из себя, и те даже на какое-то время покинули столицу, вернувшись в свою деревню. Но когда весть о том, что царица собирает войска для противостояния набегу степняков, достигла их медвежьего угла, гиганты не остались в стороне.

– Смотри, воевода: началось, кажись. – Дубыня указал на пришедшие в движение ряды неприятеля.

Даже отсюда было видно, что врагов гораздо больше, но Пересвет не слишком волновался: в битвах количество крайне редко решало исход, мастерство и стойкость определяли куда больше. Войско врага замерло на расстоянии трех полетов стрелы, из рядов противника выехал всадник и, потрясая копьем, принялся разъезжать вдоль рядов, что-то выкрикивая на своем языке.

– Гляди, никак предводитель всей этой братии, – предположил Горыня.

– Сомневаюсь, – не согласился Пересвет, – уж больно простая на нем одежа, кожанка обычная.

– Во-во, – гулко поддакнул Дубыня, – да и не станут они рисковать предводителем, его наш богатырь из лука сбить сможет. Ты видал, как Еруслан стреляет? И лук у него непростой, такой только богатырь может натянуть. Нет, тут что-то не то. Смотри, он руками в нашу сторону что-то показывает…

Воин и правда делал им какие-то жесты, явно неприличные, а войско степняков отзывалось одобрительным воем. Грянул хор голосов в поддержку, кочевники стройно скандировали:

– Че-лу-бей! Че-лу-бей!

– Чего они хотят-то? Давайте уже драться!

– Погоди, он же на поединок вызывает! – осенило Горыню.

Степное воинство разразилось каким-то куриным кудахтаньем, словно подтверждая слова гиганта.

– Пойду я, заломаю этого петушка. – Горыня двинулся вперед, но Пересвет его остановил.

– Ты слишком большой, тебя еще за богатыря примут… Так мы могли бы и Святогора послать. Надо честного поединщика выставить. Я пойду.

– Ты?

– Я. Или, думаешь, я в седле сидеть разучился? Я десять лет конным отрядом командовал!

Пересвет вскочил на коня и помчался сквозь ряды на холм, откуда наблюдал за битвой Святогор.

– Дозволь мне выступить поединщиком, – без обиняков попросил бывший боярин у воеводы.

Святогор задумчиво уставился на инока.

– Да не сомневайся, доспех у меня отличный, оружие ладное, сражаться конным не разучился. Собью я этого задаваку.

– Понимаешь, боярин, – нахмурился богатырь, – это Челубей. Разведка доносит, он лучший воин у врага. А представь, что будет, если он тебя уложит. Это и врагов воодушевит, и наши войска озадачит.

– А кого ты пошлешь? Если вовсе вызов не принять, тоже позор, вроде как струсили.

– Богатыря. Михаила Потока.

– Негоже на честный поединок богатыря выставлять. Был бы с той стороны батыр, тогда иное дело. Этот позор хуже поражения.

– Может, ты и прав. Эх, черниговского поединщика отправить бы, да все лучшие полегли… Уверен, что справишься, – а, боярин?

– Справлюсь, – кивнул Пересвет, – у него защита легкая. Да и бог не позволит своему защитнику проиграть.

Услышав слова про бога, богатырь скривился, но спорить сейчас не стал. Победа посланника церкви вполне могла поднять боевой дух воинства, а это немалого стоит.

– Хорошо, иди. Но даже не думай проиграть.

– Кто же о таком думает! – рассмеялся Пересвет. Пришпорив коня, он устремился вперед.

Инок выехал перед воинством и, покачивая копьем, тоже начал движение вдоль своих рядов. Кочевники перестали кудахтать и разразились одобрительными возгласами. Представление вот-вот должно было начаться. Челубей надел шлем, взял протянутый кем-то щит, Пересвет сделал то же самое. Кольчуга у инока была отменная, восьмерного плетения, такую пробить или разорвать – задача непростая, разве что прямым ударом копья на скаку, а враг был слишком легко одет. Безусловно, подвижность у соперника куда выше, но сражаться почти без защиты – это безумие. Щит у врага круглый и небольшой и выглядел куда менее грозно, чем каплевидный щит русского.

Соперники встали друг против друга, каждый подле своего строя. Степняк поднял вверх копье, и степняки заорали слова поддержки и одобрения. Пересвет проделал то же самое и услышал такой же дружный рев за своей спиной. Все формальности соблюдены, и бойцы начали сближаться. Вначале медленно, но чем ближе к врагу, тем сильнее пришпоривали всадники своих коней.

«Сейчас я тебе покажу кое-что, мой степной недруг», – мысленно пообещал врагу инок. Был у него особый удар, как раз для такого случая; лихой удар копьем на всем скаку с уклонением. Враг приближался стремительно, поединщики сшиблись на середине поля, Пересвет ударил копьем и проткнул врагу бок, копье степняка, направленное прямо в грудь, скользнуло по кольчуге, прорывая ее. Инок вскрикнул от боли, но его рана казалась царапиной, кольчуга спасла, а вот он врага ранил смертельно. Победа! Однако степняк и не думал сдаваться; развернув коня, он кинулся на Пересвета сзади, тот развернулся чуть медленнее и получил болезненный укол копьем в ногу.

Бывший боярин отбросил свое копье, в ближнем бою он с ним управился бы плохо, особенно против куда более подвижного соперника. Челубей делал выпады своим оружием, пользуясь преимуществом в скорости и ловкости, Пересвет как мог отбивал удары булавой. Щит он отбросил, враг держался справа и парировать свои удары щитом не позволял, а занять более выгодную позицию не получалось. Обе рати шумели, громко поддерживая своих бойцов; враг наседал, а он еле отбивался. Надо отдать должное: этот Челубей был очень хорош, вот только, судя по всему, с закованными в броню врагами до этого дня не встречался. Еще один пропущенный выпад, и еще одна рана. Пересвету становилось все труднее удерживать врага; почему тот не падает, ведь его рана должна быть более серьезной, и почему он так ловко нападает?..

От потери крови соображать становилось все трудней, бой свелся к обмену ударами и попытками их отбить. Укол, отбил, еще укол, снова отбил, еще укол, теперь в ногу, снова боль. Попытался достать врага – булава рассекла воздух на расстоянии пальца от головы степняка… промазал. Враг снова ударил, опять в ногу. Нашел слабое место, кольчуга не закрывала икры, только бедра, и враг уже трижды сумел его поразить. Кровь текла широкой струей, но перевязать рану или даже как-то ее закрыть не было никакой возможности. «Умри уже, пожалуйста, умри уже!» – взмолился Пересвет. Услышал ли бог его просьбу к сопернику или сказалась потеря крови, но удары врага тоже становились все более вялыми. На какой-то момент степняк замер, навалившись на шею коня, и Пересвет из последних сил вдарил по недвижному телу булавой. Челубей кулем свалился с коня, этот удар ничего не значил: поединщик врага был уже мертв. Русское войско взорвалось криками восторга, над рядами степняков стояла могильная тишина.

Надо бы поднять руку и воодушевить своих товарищей… но рука больше не слушалась инока. Кровь текла из проткнутых ног, и силы стремительно покидали бывшего боярина. Теперь – направить коня к своим рядам; только бы добраться до своих, а там уж будь что будет… Он пришпорил коня, или, точнее сказать, попытался пришпорить, но ноги тоже не слушались. «Иди же, глупое животное, – взмолился Пересвет, – иди же к своим!..» Но хорошо выученный боевой конь не двигался с места: без команды же нельзя… Пересвет навалился на шею коня, надеясь, что тот истолкует это как команду вперед, и конь медленно двинулся к стене щитов. Да, молодец, Захарка, хороший конь; вперед, еще немного… Он что-то прошептал коню, или ему это только показалось, все вокруг темнело. Стена щитов все ближе, только бы продержаться: осталось совсем чуть-чуть… пять саженей, четыре, три…

Не доехав совсем чуть-чуть, Пересвет рухнул с коня. Воины кинулись вперед, но инок был уже мертв, замершие глаза победителя смотрели в небо, словно ожидая встречи со своим господом. Теперь криками ликования взорвалась орда кочевников; взвыли трубы, и степняки ринулись вперед.