Выше говорилось, что когнитивные способности, как правило, положительно коррелируют с показателями физического здоровья. В природных популяциях, судя по всему, это действительно так. Однако крайне интенсивный отбор на когнитивные способности или на увеличение мозга, используемый в лабораторных экспериментах, может приводить к обратной ситуации, когда сверхбыстрый рост мозга в череде поколений покупается ценой ухудшения каких-то компонентов приспособленности. – Здесь и далее прим. авторов.

Напомним, что на общепринятом среди эволюционных биологов жаргоне “заинтересованность” в чем-то означает, что аллели, способствующие этому чему-то, повышают приспособленность (поддерживаются отбором). И не более того.

Статистика в отношении людей показывает, что жестокое обращение с детьми вплоть до убийства намного чаще встречается среди отчимов, чем среди отцов (Daly, Wilson, 1988; Weekes-Shackelford, Shackelford, 2004). Но все же у людей мужской инфантицид – исключительно редкое явление.

Ключевая роль родства в эволюции альтруизма оспаривалась (Nowak et al., 2010), хотя большинство ведущих эволюционистов сочли возражения несостоятельными (Abbot et al., 2011). Чтобы прояснить этот важный вопрос, необходима прямая проверка предсказаний теории родственного отбора в эволюционных экспериментах.

На самом деле доля плохих мутаций, скорее всего, заметно меньше, потому что самые зловредные мутации отбраковываются на внутриутробной стадии. Пренатальная смертность у нашего вида остается высокой. Поэтому те мутации, которые мы видим у живых новорожденных, – это уже частично отфильтрованная, очищенная выборка.

Недавно удалось показать, что вредные мутации в геноме человека (а также дрозофилы – другие виды пока не проверялись) имеют тенденцию усиливать вредные эффекты друг друга. Это значит, что по мере роста числа вредных мутаций в геноме приспособленность сначала снижается медленно, а потом все быстрее. Это обстоятельство очень сильно помогает отбору очищать генофонд от мутационного груза. Вероятно, именно поэтому мы до сих пор не вымерли при столь высоком темпе мутагенеза (Sohail et al., 2017). Причины взаимного усиления эффектов вредных мутаций, возможно, связаны с тем, что каждая система организма обладает неким запасом прочности и может выдержать некоторое количество мутационных повреждений, сохраняя работоспособность. Но в какой-то момент очередная мутация становится “соломинкой, ломающей спину верблюду”. Острая внутривидовая конкуренция тоже может способствовать этому феномену. Например, если для того, чтобы оставить потомство, достаточно быть сильнее или здоровее 50 % конкурентов, то вредные мутации будут для вас не слишком вредны до тех пор, пока вы остаетесь в “верхней половине рейтинга”.

Эту фразу мы хотим номинировать на премию за самое политкорректное высказывание года.