Книга: Мыс Чёрных сов
Назад: ГЛАВА 17
Дальше: ГЛАВА 19

ГЛАВА 18

 

Ржавая тяжелая цепь растянулась по газону, загораживая проход. Впереди виднелся шлагбаум. Сбоку — будка часового с флагом, развевавшимся над крышей. Она сверкала свежей краской. Выглядело все серьезно.
Запах моря ощущался слабо. Его почти не было в воздухе. Зина пыталась почувствовать его изо всех сил, но ничего не произошло. Пахло мазутом, прогорклым маслом, очевидно, с кухни, и краской от сторожевой будки. Пестрая смесь запахов витала в воздухе, создавая причудливый антураж этого места, такого отличного от всех остальных. Вдалеке было море.
Оно блестело сквозь бетон дорожек, ведущих в воинскую часть, сверкало на солнце огромным сгустком драгоценного света, выступающего над бетонным плацем и домиками казарм. Но запаха в нем не было. Здесь море было всего лишь декорацией, и вызывало тревогу. Зина ощущала нервную дрожь, витавшую в воздухе, как живой организм. Потому здесь пахло не морем — пахло тревогой. И сквозь нее были видны полированные, металлические части стоящих под солнцем военных кораблей.
Зина подошла к сторожевой будке часового, где молоденький солдат в форме красноармейца скучал, опираясь на длинную винтовку, решительно протянула ему пропуск.
Накануне ночью она тщательно продумала свой визит. Идти в военную гавань означало балансировать на краю глубокой пропасти без всяких средств поддержки и защиты. С ней могло произойти все, что угодно.
Скорей всего ее могли арестовать, и было за что. Зина собиралась проникнуть на военный объект самым незаконным способом. Шестое чувство, особенно развившееся у нее в последние дни, подсказывало, что здесь Бершадов ей не поможет. Тем более, у нее вообще нет никаких полномочий от НКВД. Она как бы там не работает. А поэтому поход Зины в военную гавань был сродни самоубийству, отчаянию человека, готовящемуся спрыгнуть с высокой скалы и надеющемуся, что либо внизу мягко, либо у него вырастут крылья. А высота — оптическая иллюзия.
Зина прекрасно помнила рассказ Маши о том, что какой-то солдатик подтвердил ей, что эсминец «Лейтенант Шмидт» действительно вышел из Одессы. Крестовская собиралась сама найти подтверждение этому и разведать обстановку. В общем, без визита к военным кораблям никак нельзя было обойтись.
Поэтому всю ночь Зина думала, кем ей предстать. И остановилась на том, что самый лучший способ — отправиться в санчасть. Как медик, Зина надеялась найти общий язык с врачом. И, возможно, расспросить о многом.
Солдатик внимательно изучил пропуск, несколько раз поднимая глаза на Зину. Похоже, она не внушала ему доверия.
— Куда направляетесь?
— В медсанчасть, — сказала Зина, — я врач.
— Но гражданским другие пропуска выдают! — нахмурился солдат.
— Не знаю. Мне выдали такой. Что-то не так? — лучезарно улыбнулась Крестовская.
— Ладно, — солдатик что-то отметил в журнале, — покажите сумку.
Зина показала. Чтобы подтвердить, что она врач, предусмотрительно положила туда коробку со шприцами и лекарства.
— Проходите. Вы знаете, куда идти?
— Нет. Я у вас в первый раз.
— Впереди двухэтажное здание, видите? Обойдите его с правой стороны. С другой стороны здания — вход в санчасть, она на первом этаже.
Дорога к зданию была абсолютно пуста, и Зина не решилась под пристальным взглядом солдатика поменять направление. Она почти физически чувствовала, как он уставился ей вслед.
Санчасть сразу можно было определить по острому запаху хлорки. В коридоре направо была приоткрыта дверь. Зина заглянула внутрь — палата на четыре места. Из четырех заняты всего две койки. Двое молоденьких мальчишек, один из них с перевязанной головой, с тревогой уставились на нее.
— Почему вы без халата? Кто вас сюда пустил? — раздался за спиной строгий голос. Обернувшись, Зина увидела высокую темноволосую женщину средних лет с суровым, абсолютно лишенным улыбки лицом. На женщине был белый халат. На груди — стетоскоп.
— Простите… Я ищу главврача. У меня пропуск, — сказала Зина.
— Без халата? Выйдите немедленно из палаты! — скомандовала женщина.
Зина покорно вышла в коридор.
— Пропуск! — Зина протянула свой пропуск.
— Странно. Никогда такого не видела. Зачем вы пришли сюда?
— Я хотела поговорить с главврачом по поводу одного пациента, который поступил к нам вроде бы из вашей санчасти, из военной гавани, — вдохновенно начала врать Зина, но женщина строго перебила ее:
— Следуйте за мной!
Завела в кабинет и закрыла дверь.
— Куда поступил? Куда именно — к вам? — усевшись за стол, женщина жестом предложила Зине сесть напротив и вдруг прищурилась. Это странное выражение придало ей доброжелательности и даже какой-то женственности.
— В городской морг, — решилась Зина.
А дальше произошло невероятное. Встав с места, женщина закрыла окно, задернула его шторой, затем заперла дверь на ключ и повернулась к Зине с выражением крайней тревоги на лице.
— Кто вы такая? Как достали этот фальшивый пропуск?
— Он не фальшивый, — запротестовала Зина.
— Прекратите! Это списанный образец. Его изъяли из употребления. Мне стоит только позвать охрану, и вас арестуют! Говорите немедленно правду! Кто вы такая и зачем проникли сюда?
— Я действительно врач! И я ищу одного человека. Своего двоюродного брата, — Зина вспомнила легенду, — его звали Леонид Капустин. Он вышел из Одессы на эсминце «Лейтенант Шмидт» и пропал. Они шли в док в Севастополе. Но не дошли.
— Тише! — Женщина села напротив Зины, обхватила голову руками. — Откуда вы знаете про этот эсминец?
— Я же вам сказала — двоюродный брат…
— Ну вот, теперь арестуют нас обеих! Вы что, не понимаете, что это военная тайна?
— Нет. Я же не знаю! Что с этим кораблем? Вы можете рассказать?
— Вы Зинаида Крестовская, правда? — вдруг улыбнулась женщина.
— Откуда вы меня знаете? — опешила Зина.
— Во-первых, я видела вас в морге, когда приходила по делам к Борису Рафаиловичу. А во-вторых, Кац был близким другом моего мужа. О вас ходят легенды, между прочим! Единственная женщина-патологоанатом. Но я слышала, что вас убрали из морга.
— Это правда, — кивнула Зина, — после того, как арестовали Каца.
— Не говорите об этом! — женщина изменилась в лице.
— Мне очень жаль… — печально вздохнула Зина.
— Вы правда ищете своего двоюродного брата? — Женщина снова прищурилась.
— Это правда, — Зина не спускала с нее глаз.
— Что ж… Тогда примите мои соболезнования.
— Вы о чем? — испугалась Зина.
— Эсминец «Лейтенант Шмидт» пошел на дно где-то в глубинах Черного моря во время проведения тайной операции. Я знаю, что на корабле проводился какой-то очень секретный эксперимент, поэтому о нем запрещено говорить.
— Но хоть кто-то из экипажа выжил?
— Трое. Их доставили сюда, в Одессу, на спасательном катере. Двое умерли в тот же день. А третий… Это отдельная история. Он поправился, выжил. И, как только пошел на поправку, сбежал. Его ищут до сих пор.
— От чего умерли? — Зина вся прекратилась в слух.
— Ожоги. У них были серьезные ожоги, 85 процентов тела. Даже если бы их отвезли в больницу, все равно бы не спасли. У третьего было меньше, всего 30 процентов. Обожжены были в основном ноги. Поэтому он и выжил.
— Ожоги? — удивилась Зина, — но от чего?
— Они-то говорить не могли, — горько усмехнулась женщина, — а вот третий кое-что рассказал. Он рассказал, что на корабле был пожар.
— Пожар? — в памяти Зины всплыл рассказ Маринова.
— Да, пожар, — кивнула врач, — очень серьезный. Он унес жизни почти всех членов экипажа. Корабль очень быстро пошел на дно.
— Пожар на корабле в море — распространенное явление, — Зина снова подумала о рассказе Маринова. — Почему же такая секретность?
— Откуда мне знать? Что-то там было, на этом судне, о чем не хотят говорить, — женщина вдруг понизила голос, — учтите, сейчас я расскажу вам то, о чем никто не знает, об этом запрещено говорить. Но я просто узнала вас. Как говорят, Одесса большая деревня. Так вот, это не единственный пожар, после которого пострадавших привезли сюда, ко мне.
— Был еще пожар в море? — насторожилась Зина.
— Да. Пожар на немецком эсминце возле острова Змеиный. Точно такой же, как и на «Лейтенанте Шмидте». Корабль тоже быстро пошел на дно. Но двое немцев выжили. У них были ожоги около 40 процентов. Они совсем не говорили по-русски. С ними общался тот третий с «Лейтенанта Шмидта», он еще у меня лежал, он хорошо знал немецкий язык. Он мне и переводил их рассказ о пожаре.
— И что произошло с немцами?
— Буквально через неделю, когда они уже начали поправляться, состояние стабилизировалось, приехали НКВДисты и увезли их во внутреннюю тюрьму НКВД. А мне пригрозили, что если я скажу хоть кому-то, то мне не поздоровится.
— Почему же вы говорите сейчас мне?
— Потому что… — Женщина заговорщически понизила голос и с опаской оглянулась по сторонам, — потому что сейчас к отправке готовится третий корабль. Это старый, списанный крейсер. По слухам, на нем будет проводиться точно такой же эксперимент, как был на «Лейтенандте Шмидте». А это значит, что он больше не вернется, а вся команда погибнет.
— Почему вы так думаете?
— Я не думаю, я знаю. Ко мне часто все начальство ходит. Я им даю заграничные таблетки от похмелья. И я подслушала их разговор.
— Ужасно… — Зина содрогнулась.
— Ужасно носить это в себе и знать, что ты ничего не можешь сделать, — сказала женщина, — поэтому и рассказываю вам.
— А третий? Что произошло с третьим?
— Сбежал ночью, через окно. Мы же на первом этаже. Думаю, каким-то образом подкупил тех, кто стоит на вахте на входе. Приезжали НКВДисты, всех допрашивали. А я-то что? Он сбежал ночью. Ночью меня не было. Я же здесь не ночую. Но я слышала краем уха, тоже от начальства, что его не нашли, ищут до сих пор.
— Как его найти? Вы ведь знаете? Вы знаете то, что не сказали НКВДистам? — догадалась Зина.
— Ну… Кое-что не сказала. Он ведь у меня долго лежал. Мы разговаривали. Ничего об этом парне я не знаю. Но я знаю, где работает его дед.
— Где? — Зина буквально подпрыгнула на стуле.
— Возле зоопарка, напротив входа в Привоз, у его деда лавка. Он таксидермист.
— Кто? — не поняла Зина.
— Таксидермист. Это тот, кто чучела из животных делает. По-старому — чучельник. Набивает чучела из животных, которых ему охотники привозят. И для зоопарка, для музеев тоже делает. Этот парень говорил, что с детства помогал деду в работе. Тот его вырастил, так как у него не было родителей. И ему нравилось работать с дедом, хотя вот лично мне эта работа всегда казалась отвратительной. Впрочем, каждому свое.
— Спасибо вам! — Зина в полной мере могла оценить ценность этой полученной информации.
— А теперь уходите, и как можно быстрее! — женщина поднялась. — Пока вас еще кто-то кроме меня не увидел. Вам повезло, что парень на вахте дурак. Если этот пропуск увидит кто-нибудь, вас расстреляют. Впрочем, вы и сами это знаете. Не понимаю, где вы его взяли, но вы ввязалась еще в ту авантюру. Бегите отсюда. Спасайтесь.
Зине не надо было повторять дважды. Как можно быстрей она поспешила покинуть эту морскую базу. Ей повезло — она никого не встретила на обратном пути.
Рыбные потроха и старые тряпки, гниющие цветы и остатки свежих овощей, объедки, ошметки, шкуры, веревки, деревяшки — все это, перемешанное, сваленное в кучу, валялось за Привозом, там, где к самым трамвайным рельсам подступали торговые ряды.
Начало Эстонской улицы за Привозом всегда считалось одесской клоакой. И несмотря на попытки советской власти навести порядок в таком пестром, многонациональном и невообразимом месте, как Привоз, за Эстонской сразу начинался хаос, бороться с которым не мог никто. Подступали многие, но проваливались почти сразу абсолютно все попытки.
Точно так же, как желание властей перенести свалку в другое место. Мусор убирали время от времени, но все равно он возвращался вновь, постепенно превращаясь в страшную визитную карточку Привоза.
Здесь же, на Эстонской, было нечто вроде своеобразной биржи, где толкались рабочие всех видов и мастей, поджидая случайных нанимателей. Конечно, было все это незаконным. И время от времени власти все же разгоняли столпотворение работяг.
Но все равно — все возвращались на свое прежнее место, и те, кто хотел нанять рабочих подешевле, для небольшого объема работ, знали, что надо идти за Привоз, на Эстонскую.
Здесь же были уже понастроены жилые дома. Совсем новые, двухэтажные, они заселялись очень быстро. Новые жильцы попадали в весьма некомфортное жилье — с улицы доносился бесконечный гомон, не прекращающийся даже ночью, а в открытые окна залетал ужасающий запах — запах Привоза, места, которое по праву очень многие считали аналогом знаменитого чрева Парижа.
Пробираясь по щиколотку в строительном и прочем мусоре, который рассыпался из свалки, и толкаясь среди потных работяг, Зина пробиралась вдоль трамвайных путей по Эстонской. Здесь располагалась лавка таксидермиста. Вернее мастерская. И то, что она находилась именно в этом месте, было вполне оправданно: поблизости располагался зоопарк, самый крупный заказчик такого необычного и редкого мастера. Там больше всего использовались чучела животных — для различных отделов. Также они широко использовались в музеях и в институтах, особенно в университете на биологическом факультете.
Готовясь к этому визиту, Зина навела справки и с удивлением узнала, что услуги таксидермиста пользуются большим спросом и на Привозе. В рядах, где продавалось все для охоты и рыбалки, продавались и чучела животных. А охотники шли к таксидермисту, чтобы за отдельную плату увековечить свои самые лучшие охотничьи трофеи.
Лавка находилась на первом этаже небольшого двухэтажного дома. Рядом с ней почему-то соседствовали сапожная мастерская, ремонт мебели и частный кабинет стоматолога, работающий незаконно, без вывески. Это была пестрая смесь, весьма характерная для Привоза.
В единственном окне мастерской было выставлено чучело рыжей лисы. Пасть ее была злобно оскалена, обнажая острые желтоватые зубы, а в блестящих черных глазах застыла ненависть. Зина почувствовала дрожь вдоль спины, глядя на такое ужасающее издевательство над животным.
Дверь лавки была открыта, через окно было видно, что внутри довольно темно. Несмотря на то что был день, все это выглядело достаточно мрачно. Зина долго мялась на улице, не решаясь войти. Затем, в конце концов, все-таки взяла себя в руки.
Внутри лавки действительно было темно. Стоял устойчивый запах формальдегида — Зина узнала его сразу же, так как постоянно использовала в своей работе в морге. Кроме формальдегида, в воздухе пахло и другими медицинскими препаратами, и Зина без труда смогла бы назвать те компоненты, которые использовались для бальзамирования тел в морге. Она различала этот запах потому, что была специалистом, но всем остальным он должен был бы показаться весьма неприятной смесью из гниющих продуктов — к примеру, протухшей рыбы и подгоревших, прогорклых овощей.
На стенах были прибиты полки, на которых стояли чучела зверей и птиц. С огромным внутренним содроганием Зина увидела чучело застывшего в прыжке кота. С ее точки зрения, только психически больной человек мог сотворить такое с кошкой. Эта фигура просто вызывала ужас. Но Зина не могла не отметить, что работа выполнена мастерски. Кошка казалась совершенно живой. И от этого выглядела еще более жутко.
В глубине помещения был прилавок, на котором были разложены какие-то конторские книги — возможно, образцы работ, рисунки или фотографии. На стене тоже были полки, на которых вместо чучел стояли различные банки с реактивами и медикаментами. А за прилавком виднелась еще одна дверь, очевидно, ведущая в соседнюю комнату. В первой комнате, за прилавком, никого не было. Зина подошла ближе и вдруг застыла.
На полке, прямо над прилавком, все-таки стояло одно чучело. И оно производило особенно жуткое впечатление.
Это было чучело огромной белоснежной совы, которая когтями вцепилась в некое подобие ветки. Сова выглядела неправдоподобно живой. Белые пушистые перья блестели даже при таком тусклом свете.
Но самое жуткое впечатление производили глаза — Зина никогда не видела таких. Она даже специально подошла поближе к прилавку, чтобы разглядеть чучело.
Глаза совы были слишком огромными и… квадратными. Перегнувшись через прилавок, Зина уставилась на них. У чучела были вырезаны глаза, и кто-то вставил вместо них почти квадратные, блестящие камни яркого черного цвета, такие гладкие, что они отражали тусклый свет.
Глаза — камни… Это выглядело так жутко, что Зина содрогнулась. Ничего подобного она не видела в жизни! Ей подумалось, что если бы разглядела подобное чучело в пустом доме, то наверняка сбежала бы от ужаса.
Назад: ГЛАВА 17
Дальше: ГЛАВА 19