– Ты уж сделай милость, батюшка, пособи моему Акимке.

– Вестимо, Трифон Андреич, пособлю, – важно кивнул Шереметев. – Не тревожься, найдем твоему сынку хлебное место.

– Благодарствую, Федор Иваныч, век не забуду.

– Пустое. Ступай, князь, с Богом.

Боярин проводил глазами просителя и удовлетворенно откинулся на стуле. Да-а, вот и настали времена золотые. Конечно, он и раньше не последним человеком на Руси был, но теперь… Это ж надо, такие люди с поклоном приходят! И как же вовремя он тогда, в церкви Успения, подсуетился! Замешкайся он чуток, и Пожарский забрал бы Петрушу под свое крыло. Но нет, Федор Иванович вовремя смекнул, какие выгоды сулит этот неизвестный младенец, и вот вам, пожалуйста – полугода не прошло, а как все изменилось! Богоданный посланец стал царем, но по малолетству своему править не может. А значит, кто на Руси первый человек? Пра-авильно, он, боярин Шереметев. Правитель-регент. От него все зависит: и указы царские, и места в городах, и раздача волостей, да мало ли чего. Царенок-то еще лет десять-двенадцать дитем останется, это ж сколько всего успеешь сделать за это время!

Федор Иванович с удовольствием обвел взглядом комнату. Как удачно все получилось: он переехал в царские палаты, и теперь Петруша под полным его присмотром! Можно было бы и дома жить, благо недалече, но опасно, и не заметишь, как влияние утратишь. А здесь мимо него и мышь не проскочит. Главное, для виду Петруше иногда докладывать да его согласия на законы новые просить. А то вырастет деспотом, как Иван Мучитель, и припомнит свои детские годы, когда бояре к нему невнимательны были.

В дверь снова постучали. В который уже раз? Десятый, не меньше. Вот она, оборотная сторона власти – никакого покоя.

– Да заходь уже, чего скребешься? – раздраженно буркнул Шереметев.

В проеме показалось испуганное лицо Сеньки, дьяка с его двора.

– Да я, батюшка… – замялся тот, заметив, что боярин не в духе.

– Ну, сказывай, что там у тебя?

– Вот, батюшка Федор Иваныч. – Дьяк шагнул в комнату, с поклоном протянул свиток и тут же уткнулся взглядом в пол.

– Та-ак… Опять деньгу подавай…

– Дык коняг-то кормить чем? – не поднимая головы, промямлил Сенька. – И чихнуть не успеем, как зима настанет. Надобно ж загодя запасы копить.

– Ладно, ступай, измыслю уж чего-нибудь.

Шереметев властно махнул рукой, и Сенька тут же юркнул за дверь. Боярин тяжело вздохнул. Н-да-а… Прокорм дюжины лошадей, конечно, дело плевое, но денежный вопрос последнее время как кость поперек горла. Да еще война эта проклятая, никакого доходу, одни убытки. С запада давят поляки, севернее – шведы, где взять денег и людей, чтоб воевать? Все разрушенное восстанавливать – опять плати. А казна что, бездонная? Вон, для венчания на царство пришлось даже бояр тряхнуть, да и в собственную мошну руку запустить.

Ну, ничего, скоро, даст бог, все окупится, сторицей возвернется. А пока малость потерпеть нужно. Он, конечно, расставил своих людишек на денежных местах, но оттуда – что? Ручейки. Вот если бы доход с западных владений…

Землицы Федор Иванович прибрал к рукам немало, но сгоряча отхватил пару волостей в Старорусском уезде, польстившись на имевшиеся там залежи соли, и Козицкий погост в Водской пятине Новгородской земли. Но ныне те места заняты шведами. А когда враг стоит в твоих владениях, какой с них доход?

Замириться бы, ведь вопрос это не только личный, но и государственный. К ляхам вон послов уже засылали, но те выдвинули такие условия – и несколько уездов им передать, и королевичу польскому присягнуть, – что и вспоминать-то не хочется. Попробуешь в боярской думе о таком заикнуться – тот же Пожарский костьми ляжет, но справить мир не даст. Да и зачем ему, Шереметеву, лях Влади́слав, когда есть Петруша?

Федор Иванович вздохнул, уставившись в расписанную золотыми узорами стену. Еще б церковников как-то подмять, а то много воли взяли. Филарета бы у ляхов выкупить, вот это было б дело. Поставить его патриархом да наказать, как правильно вести дела. А что, это мысль. Надо сходить к царенку и все ему рассказать, пусть кивнет согласно. Вот так разок-другой-десятый сходишь, и вырастет Петруша в уверенности, что ты о земле Русской неустанно печешься. Шереметев, пыхтя, встал, одернул длинные рукава и направился в царские покои.

Петр стоял у забранного ажурной решеткой оконца и невидящим взглядом смотрел на возвышающуюся неподалеку колокольню Ивана Великого. Казалось, воздух за прозрачной слюдой чуть колышется в июльском мареве. В комнате, которую ему отвели под игры, было душно и жарко, под потолком назойливо жужжали мухи.

Не отрывая взгляда от окна, он машинально вытер пот со лба. Что же все это означает? Когда, наконец, его отсюда заберут? Старая Русь ему порядком надоела, безумно хотелось вернуться домой, в Париж. Оказаться в своей небольшой, но такой уютной квартирке на Монмартре…

Петр обвел взглядом комнату. Да-а, современностью и не пахнет. Все старинное, простое. Хорошо хоть, стол и стулья поставили, привычку виртуальных русичей сидеть на лавках вдоль стен он так и не смог перенять. Вон, даже что-то, напоминающее кресло, приволокли, подушек накидали. В нем любила сидеть Серафима, новая мамка. Впрочем, Петр ее не жаловал и часто прогонял.

Конечно, постарались компьютерщики от души, но ведь надо и честь знать. Сколько уже прошло, полгода? Даже чуть больше. Поначалу он ожидал, что испытание вот-вот закончится, когда народ пришел крестным ходом и Ефрем объявил его государем. Но нет, ни в тот день, ни в последующие ничего не изменилось. Он по-прежнему оставался в этом странном мире в теле трехлетнего малыша. Тогда появилась мысль, что его приключения не окончены и нужно дождаться венчания на царство. Быть может, подразумевается, что до этого момента его попытаются убить или произойдет еще что-нибудь, помешающее ему стать царем? И Петр терпел, ежеминутно ожидая подвоха от виртуальных бояр.

Неделя шла за неделей, но никто на него не покушался. Его перевезли в царский терем, наскоро подлатанный после невзгод «разрушного» времени. Вместе с ним переехал и ушлый Шереметев. Неудивительно, кто ж захочет от своего счастья отказываться.

Петр усмехнулся. Да, Федор Иванович, конечно, пройдоха знатный. Но ни он, ни кто-либо другой никаких козней не замышлял. Всех, казалось, устраивал младенец в роли царя.

В бесплодных ожиданиях прошла весна, наступило лето. А неделю назад состоялось венчание на царство, и он был наречен государем Петром Федоровичем Богдановым. На отчестве настоял Шереметев: вроде бы оно показывало, что новый самодержец ведет свое происхождение от последнего Рюриковича, Федора Ивановича. Но Петр небезосновательно подозревал: народ по простоте душевной считает, что отчество ему дано по имени боярина. Ну, а в фамилию потихоньку переродилось прозвище «Богоданный».

Сколько же можно сидеть в этой компьютерной тюрьме? Когда кончится его заключение? Уже отгремели утомительные торжества, жизнь вошла в обычную колею… Может быть, цель испытания в чем-то другом? Как узнать, что замыслил Жюно, или кто там выдумывал этот проклятый сценарий? Ни связи с ними, ни каких-либо подсказок. Просто сиди и жди как дурак! Или ломай голову в попытках догадаться.

Стоп! Боже, какой же он осел! Ферре! Ведь в этом мире живет Ферре! Вот кто может объяснить, что происходит: ему, как фавориту испытания, наверняка известно гораздо больше! Нужно срочно велеть, чтоб его привезли в Москву. Наверняка так и сидит в своей Костромской вотчине. Петр ринулся к двери и нос к носу столкнулся с Шереметевым.

– Государь. – Боярин поклонился и, тяжело дыша, принялся обмахиваться ладонью. – Ну и жара. Как ты, батюшка, не сопрел ли?

Юный царь покачал головой и вопросительно посмотрел на Федора Ивановича.

– Вот и ладно. Дозволь присесть, государь, ноги в такою духоту не держат.

Еще бы, усмехнулся про себя Петр. Что зимой, что летом носят по сто одежек. Вот и сейчас на боярине был широкий опашень золотой камчи, из-под которого виднелось малиновое атласное платье, в тон красной, усыпанной драгоценными камнями шапочке-тафье. А под всем этим великолепием наверняка еще рубаха и порты – это Петр знал по себе. Попробуй-ка в таком обмундировании выжить душным летним днем.

Петр торопливо плюхнулся на стул, понимая, что боярин не сможет сидеть, пока стоит царь. Шереметев между тем устроился на крытой алым сукном лавке, облокотился на подушки и облегченно вздохнул.

– Я тут умишком своим жалким помыслил, государь: надобно нам Филарета из полона вызволять. Никак неможно ляхам его оставить. А тут он бы мог на вдовеющее патриаршее место встать и чести тебе да Руси прибавить. Казне изъян, вестимо, немалый, да уж как-нибудь сладим.

Петр с готовностью кивнул. Почему бы и в самом деле не выкупить старшего Романова? Что бы там ни было целью испытания, а такое дело по-любому в плюс пойдет.

– И Мису хосю сюда.

– Мишу? Филаретова отрока, что ль?

– Да.

– Добро. И впрямь дельно замыслил, батюшка. Вернется старец, а уж сынок его поджидает. Востер ты умишком-то, государь.