ГЛАВА 25

Стемнело рано. К ночи поднялся ветер. Он шевелил разросшийся камыш, и казалось, будто со всех сторон несется неторопливый, уверенный человеческий разговор.

Черный автомобиль с ярко-зажженными фарами свернул с главной дороги на проселочную грунтовку и медленно покатил вдоль окрестностей озера Ялпуг. Вскоре, миновав едва различимую в темноте развилку, повернул налево, выехал почти к приграничному пункту, белесоватые столбики которого были обмотаны колючей проволокой.

Граница еще не начиналась, но уже на подъезде с 3-х километров советская сторона принимала усиленные меры безопасности. Именно здесь, в окрестностях Болграда, проходила граница с Молдавией. И Молдавия, и сам Болград принадлежали Румынии и считались особо горячей точкой.

Постоянные волнения среди местного населения плюс провокации с обеих сторон — и советской, и румынской, делали этот островок удивительно красивой природы затаенной зоной боевых действий. Эти действия хоть и не начинались открыто, но ощущение тревоги постоянно витало в воздухе, создавая зону усиленного напряжения.

Черный автомобиль не доехал до первого приграничного пункта совсем чуть-чуть и остановился вровень с камышом. Автомобиль сразу был замечен пограничниками.

Советской стороной граница охранялась особенно тщательно, а потому с пункта наблюдения тревога тут же была передана начальству, которое, поднявшись на вышку наблюдения, припало к биноклю.

Полевой бинокль был такой мощности, что начальство тут же разглядело номера автомобиля. Это были номера 1-го отдела НКВД, что сразу вызвало у всех пограничников особый трепет.

— Твою ж мать!.. — в священном ужасе выругалось начальство, не зная, что теперь делать — звонить в штаб, поднимать тревогу или позволять беспрепятственно ездить страшному автомобилю по пограничной территории.

— Позвонить в штаб? — предложил заместитель начальства, не особо сведущий в тонкостях обращения с ужасающим карательным ведомством.

— А ну цыц! — рявкнуло начальство. — Дозвонимся тут. Может, у них спецоперация, и все документы по форме… Иначе чего шастают здесь с такой наглостью. Хотя… Из штаба ничего не сообщали, никаких особых указаний не было. Может, разыскивают кого. Ладно. Будем наблюдать. В случае чего — пойдем на опережение.

Автомобиль между тем продолжал стоять. Из него вышли трое мужчин в форме и медленно пошли к приграничной линии. Двигатель машины продолжал урчать, и было видно, что в салоне находится еще один человек. Впрочем, кто там был, разглядеть оказалось невозможно, в бинокль попадала только форменная фуражка, низко надвинутая на глаза.

Мужчины шли медленно, словно осматриваясь. Подошли к одному из столбиков. Тот, кто шел посередине, прислонился к нему, навалившись всем телом.

— Что ж он творит? — рассеяно произнес пограничник.

Между НКВДшниками завязался разговор. Двое жестикулировали, размахивали руками. Третий, тот, что у столба, внимательно слушал. Это длилось недолго. Наконец мужчины отсалютовали по-военному стоящему у столба и быстро пошли к автомобилю. Залезли внутрь. Взревел двигатель. Машина покатила вперед и через время свернула направо, на еле заметную тропку среди камышей.

— Что делать будем? — не выдержал заместитель начальника.

— Пойдем к нему! — тяжело вздохнул начальник, затем, присмотревшись в бинокль внимательней, скомандовал: — Нет, отставить! Подождем.

Дело было в том, что в бинокль стала отчетливо видна форма стоящего у столба человека и его фуражка. Знаки отличия соответствовали очень высокому чину руководства НКВД.

Командир погранзаставы вспотел, у него затряслись руки. Ситуация между тем развивалась критическая.

Человека заметили с румынской стороны. Острый луч прожектора румын полоснул по одинокой фигуре, всматривающейся вдаль. Румыны пришли в движение.

Прожектор замелькал, появились солдаты, стали слышны обрывистые, резкие команды на румынском. Все это не предвещало ничего хорошего, но немного облегчало задачу командира советской погранзаставы. Мозг сработал четко, по команде, хоть и не полученной сверху: высокого чина из внутренних органов надо защищать.

— Бондаренко! — рявкнуло начальство. — Тревога! Боевое построение! К оружию!

У советских взвыла сирена. Бондаренко, со всех ног бросившийся выполнять приказ, был одесситом, поэтому тихонько ворчал себе под нос: «Ну стоит — и шо?»

Между тем значительные силы пограничников скопились и с советской, и с румынской стороны. Стрельбу никто не открывал, не осмеливался, но ситуация явно была напряженной. Наконец командир погранзаставы не выдержал. Велев своим людям прикрывать его со всех сторон, он решился подойти к стоящему НКВДшнику. Другого выхода все равно не было. Суета румын по ту сторону границы явно не предвещала ничего хорошего.

В это самое время на небольшом участке границы, именуемом «браконьерские плавни», на воду спустили лодку. Этот участок всегда охранялся очень слабо, чем пользовались местные жители с обеих сторон, с легкостью переходя границу в обоих направлениях. Теперь же, когда все силы погранзаставы были сосредоточены на странном и неприятном инциденте в приграничной полосе, про «браконьерские плавни» забыли и советские, и румыны.

В лодке уже был проводник — местный житель, который за особую плату перевозил желающих попасть в Румынию. Перебравшись туда, да еще с фальшивыми документами, можно было двигаться дальше, открывая для себя целый мир.

Зина даже не помнила, сколько они просидели на кухне Виктора Барга в полном молчании, за чаем, который успел давно остыть. К чаю не прикоснулся ни Виктор, ни Зина. Было не до того — там, где время превращалось в живое существо, намерения которого невозможно было разгадать. Враждебное или сочувствующее, время тщательно скрывало свои планы.

— Что ты хотел сделать с ним? — Зина нарушила молчание первой, вскинув на Виктора глаза, полные отчаяния. — Сдать властям? Убить?

— Я не хочу его убивать, — ответил Виктор, — я не для того его спас, чтобы убить. Он не виноват, что родился таким. А от властей я его уже забрал.

— Что он хочет? — не сдавалась Зина. — Вы говорили об этом?

— Спроси его сама, ладно? — огрызнулся Виктор.

— Не представляю как! — хмыкнула Зина.

Оба снова погрузились в молчание, прерываемое лишь монотонным тиканьем часов.

Дверь скрипнула. На пороге кухни появился Асмолов — вернее, как теперь знала Зина, Ноэль Гару. Он выглядел совершенно нормально, был лишь более бледен, чем обычно. На нем была человеческая одежда — рубашка и брюки. С влажных после душа волос капала вода. Под глазами пролегли темные круги.

Асмолов почти бесшумно вошел в кухню и остановился, с тревогой глядя на них обоих. Зина избегала встречаться с ним взглядом.

— Я ждал тебя раньше, — сказал Асмолов, глядя на Зину, — все ждал, когда догадаешься и придешь.

— Только один вопрос, — наконец-то Зина решилась посмотреть на его лицо. — Зачем ты привез труп солдата на вскрытие? Зачем весь этот цирк?

— Это не цирк, — глухо отозвался Асмолов, — я хотел понять, что со мной. Правда ли, что я сделал это… И еще мне так лихо с самого начала удалось изображать следователя НКВД…

— А ты ничего и не изображал! — хмыкнула Зина. — Ты ведь и работал в НКВД. Правда, в 9-м отделе. Не многое потребовалось менять.

— Что теперь? — Асмолов переводил тревожный взгляд с лица Виктора на лицо Зины. — Что вы решили?

Виктор буркнул что-то невразумительное, резко поднялся из-за стола и вышел из кухни, закрыв за собой дверь. Зина почувствовала укол страха. Однако Асмолов не выглядел агрессивным.

С интересом она вглядывалась в его лицо. Теперь ей были понятны все странности в его поведении. Он вел себя совсем не так, как должен был вести себя настоящий сотрудник НКВД. В квартире Евгения, когда вытолкал ее до приезда настоящих следователей. И во время убийства санитара-студента. В морге. В Лузановке. После убийства старика-санитара. Когда обнаружил в Лузановке труп. Когда следил за ней на Энгельса и забрал от тюрьмы. Что от нее хотел — понять свою болезнь. Все странности теперь становились на свои места, получив логическое объяснение. И это объяснение устраивало ее, каким бы диким оно ни было.

Думая так, Зина перестала испытывать страх. Правда всегда вселяла в нее уверенность.

— От тебя не пахнет страхом, — вдруг сказал Асмолов.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Зина.

— Я чувствую теперь все запахи. Могу отличить.

— Разве страх пахнет?

— Еще как!

Внезапно Асмолов пересек кухню с такой скоростью, которую сложно было представить в его коренастом теле, и… опустился на колени возле ног Зины.

— Помоги мне, — взмолился он, — помоги мне! И однажды я помогу тебе, когда настанет день, — в его глазах заблестели звезды, напоминающие живые человеческие слезы.

— Как я могу тебе помочь? — растерялась Зина.

— Отпустите меня… Я хочу уехать отсюда. Хочу вернуться во Францию и выяснить историю своей семьи. Я больше не буду убивать людей. Я буду убивать животных. Поэтому я убил ту собаку. Я больше не хочу убивать людей.

— Ты не сможешь… — Зина покачала головой, — ты болен.

— Дай мне шанс! Последний шанс есть даже у приговоренного к смерти. Позволь мне хотя бы исправить то, что я натворил, и убраться отсюда. В Румынию. А через Румынию я доберусь до Франции.

— Почему именно в Румынию? — В душе Зины снова появилась тревога, но тут же угасла. Она не верила, не могла поверить, что человек, столь искалеченный системой, как этот несчастный, сможет выполнять секретный приказ НКВД.

— В Румынии есть лес Хойя-Бачу. Он расположен рядом с румынским городом Клуж-Напока. Этот лес окружает замок Бран, построенный в XIV веке, — владение Влада Цепеша, знаменитого Дракулы. Это самый удивительный лес на земле. Дорога в него заросла кустарником, деревья изменили форму. Местные жители не осмеливаются ходить туда. И там меня ждут. Оттуда мне помогут перебраться во Францию.

— Кто ждет? — уточнила Зина.

— Этого я не могу сказать. Я обещал. Со мной связались, меня нашли. Если я уеду отсюда, я больше никогда не вернусь сюда.

Зина задумалась — так напряженно, что не заметила, как появился Виктор.

— Я слышал уже все это, — сказал он, заходя в кухню, — нужно твое решение и нужен план. Поддельные документы достать ему я могу. Есть люди, которые занимаются этим. А вот план, как переправить его через румынскую границу, необходим. Если, конечно, ты поможешь.

Зина посмотрела в окно. Уже был вечер, начинало темнеть. Двор наполнился людьми. Было слышно, как кричат маленькие дети. Мучительного выбора не было. Собственно, его не было совсем. Зина посмотрела на Асмолова, все еще стоящего на коленях.

— Встань. Ты не для того обрел свободу, чтобы стоять на коленях. Встань. Я помогу.

Только к рассвету, когда первые солнечные лучи позолотили стены кухни, был составлен план. Все трое просидели целую ночь, придумывая различные варианты, до тех пор, пока не остановились на одном.

Небольшой городок Болград граничит с Молдавией, которая принадлежит Румынии. Граница расположена в пяти километрах. Есть озеро Ялпуг, есть лиман. Виктор знал те места. Когда-то давно он был в плавнях возле Болграда, когда Молдавия только вошла в СССР. Есть ли там браконьерские тропы, это можно было разведать. Браконьерские тропы, проводника и румынские документы взял на себя Виктор.

Зина взяла на себя труп, который должен был отвлечь внимание пограничников. Асмолов, обладающий большой физической силой, и Виктор установят этот труп на границе так, чтобы он отвлек внимание пограничников, и возникла непонятная ситуация.

Асмолов должен был добыть машину в следственном управлении НКВД и форму высокого чина. Он уверял, что справится без труда. И, зная обо всех его «подвигах», Зина в этом не сомневалась.

Чтобы отвлечь внимание пограничников, труп оденут в форму офицера НКВД и выставят на видном месте. Пока солдаты будут разбираться, Асмолов перейдет границу.

Проблем с трупом быть не должно. Зина собиралась использовать неопознанное тело, в едва начавшейся стадии разложения. Такие время от времени попадались в морге.

В кабинете все было так же, как в первый раз. Огромный портрет вождя и попроще — Дзержинского. На столе — дорогой коньяк, чашки с кофе и коробка сигар.

За столом сидел Игорь Барг, перед ним, на стуле — Григорий Бершадов. И снова было видно — по напряженным взглядам, по вытянутому в струнку телу Игоря Барга и дрожащим рукам, кто является начальником на самом деле. Легкая, непринужденная улыбка искривила губы Бершадова.

— Я лично доложу в Москве о вашем героическом поведении во время подготовки к спецоперации, — сказал Бершадов, отхлебнув кофе, и изящно поставил чашку обратно, аристократично отогнув мизинец. — Ваши героические заслуги должны быть вознаграждены по достоинству!

— Я только выполнял свой долг советского офицера… и… — голос Барга задрожал от волнения.

— Вот именно! Вы блестяще показали, что такое долг советского офицера! — Губы Бершадова продолжала кривить непонятная ухмылка. — Вы достойны награды! Можете также ждать повышения. Я очень доволен нашим сотрудничеством.

— К сожалению, операцию отменили… Я мог бы еще больше… — От волнения Барг раскашлялся, было видно, что от слов Бершадова он на седьмом небе от счастья.

— Это ничего не меняет. О, не волнуйтесь так! — Протянув руку через стол, Бершадов дружески похлопал его по плечу. — Я уверен, вас будут использовать и в других операциях. Я лично позабочусь об этом.

— Я так благодарен вам… — Голос Барга продолжал дрожать.

— О, не стоит! Вы получите то, что заслужили. Вы герой. Это должно быть вознаграждено. Думаю, вопрос о вашем переводе в Москву не за горами.

— Вы правда так думаете? — Барг чуть не упал со стула. — Меня наградят и переведут в Москву за подготовку к спецоперации «Лугару»?

— Не сомневайтесь даже! — кивнул Бершадов, затем вальяжно, неторопливо поднялся со стула. — Что ж, мне пора. Полечу служебным самолетом завтра утром. Уверен, мы с вами очень скоро встретимся в Москве! Вы герой, Игорь Барг! Браво! Вы должны гордиться своими заслугами.

— Я благодарю вас… я… — Барг вскочил из-за стола и вытянулся по струнке.

— Не стоит благодарности. Все это справедливо. Вы блестяще поработали. Я рад, — Бершадов медленно направился к двери. Остановился на пороге, что-то обдумывая. Затем обернулся.

— Прощайте! — сказал.

Отворил дверь, пропустил в кабинет двоих чекистов. Затем резко вышел, хлопнув за собой дверью. Чекисты подошли к стоящему Баргу, заломили ему руки, вытащили из-за стола.

— Что вы себе позволяете? Что это такое? — заорал он, пытаясь вырваться.

— Следственное управление НКВД. Вы арестованы.

— Как это? За что? Но меня переводят в Москву… — попытался вставить хоть слово Барг.

Один из НКВДшников не выдержал. Схватив за волосы, он ударил его лицом о поверхность стола:

— Молчать, сволочь!

Затем Барга вывели из кабинета, в котором о происшедшем только что рассказывали лишь обильные пятна крови на полу.

Автомобиль с Григорием Бершадовым быстро катил по направлению к железнодорожному вокзалу. Бершадов задумчиво смотрел в окно. Он думал о том, что произойдет буквально на следующий день и о том, что лично он только что отдал команду, зайдя на минуту в кабинет:

— Завтра? Граница в направлении Болграда? Отлично! Они сделают все за нас. Людей убрать, разоружить. Не мешать. Ничем не препятствовать переходу. Докладывать лично…

Крадучись, держа в руке пистолет, командир погранзаставы приближался к стоящему возле границы НКВДшнику.

— Позвольте доложить… Командир погранзаставы… — начал было он, откашлявшись от страха. Страшно было разговаривать с чекистом, страшно было подходить к нему просто так. Исчезнуть можно было и за меньшее. Но ситуация казалась безвыходной. Румыны готовы были вот-вот открыть огонь. А за невмешательство в диверсию на границе командиру погранзаставы уж точно полагался расстрел.

— Здесь граница! Румыны! Вот-вот стрелять начнут! — не выдержал начальник, рявкнув изо всех сил: — Разрешите обратиться?

В ответ было полное молчание. Это показалось совсем странным. Командир подошел поближе, достал фонарик, а затем направил луч света прямо в лицо офицеру. На него смотрел труп с выпученными глазами и высунутым, распухшим языком. Судя по всем признакам, этот человек был мертв не один день.

Лодка едва была видна в камышах. Все было готово к дороге. Проводник-румын неторопливо крепил весла. В кармане пиджака Асмолова лежал фальшивый паспорт гражданина Румынии, выполненный так искусно, что никто не отличил бы его от настоящего.

Становилось прохладно. От воды пахло илом и тиной. Зина не знала, как вести себя в этой ситуации, что говорить.

— Этот лес… — прошептала она, — ты точно доберешься до него?

— Доберусь, — Асмолов обернулся к ней.

В его глазах горели звезды. Это были звезды близкой свободы, предвкушения той дикой свободы, которые способны осветить только самую неординарную душу. Зина вдруг подумала с горечью, что никогда не была такой. Но это подарило ей чувство уверенности. Уверенности в правильности того, что она сделала.

Он был горд и свободен, этот демон ночи, в котором не было ничего от обычных людей. Перед ней стоял несломленный дух свободы. И ей вдруг показалось, что вместе с ним в эту свободную ночь она отпускает всех их, эти тысячи сломленных, замученных и расстрелянных, выпускает их души на волю — смерти вопреки.

Они уходили ввысь не сдавшимися, не подвластными боли и унижениям, повергая в прах любые запреты в том, другом мире, отголосок которого вдруг мелькнул перед ней на мгновенье в чужих глазах. А ветер тихо шевелил камыши в плавнях, продолжая петь свою бесконечную печальную песню, словно читая монотонный речитатив эпитафии, горестно звучащий над этой землей.

Не соображая, что делает, Зина вдруг поцеловала лугару в щеку — кожа его была мертвенно-холодной на ощупь.

— Иди. Мир большой. В нем есть люди, похожие на тебя. Попробуй их найти.

— Помни, — голос лугару прозвучал глухо, — помни — однажды настанет день, и я тебя спасу.

Он прыгнул в лодку. Заскрипели уключины. Что-то пробормотав по-румынски, проводник отчалил от берега. Лодка быстро заскользила вперед.

— Ты меня уже спас, — тихонько прошептала Зина.

— Пойдем, — Виктор взял ее за руку, — опасно стоять так. Пойдем.

Ветер усилился, превращаясь в темную рябь на воде.