Глава 7
Гербера – беззаботность
На следующее утро я просыпаюсь в спальне, залитой солнечными лучами, пробивающимися сквозь занавески.
Ничего себе. В Лондоне я привыкла к наглухо закрытым шторам. Я переворачиваюсь на другой бок, натягиваю покрывало на голову и пытаюсь заснуть снова. Какое там: в голове крутятся события вчерашнего дня, и я ложусь на спину и смотрю на неровный потолок.
После моего нечаянного объявления в пабе Джейк проводил меня домой, а потом пешком отправился к себе. Поскольку он выпил, то фургон благоразумно оставил возле гавани. О магазине он больше не заикался – понял по моему молчанию, что мне многое надо обдумать, и я была ему благодарна за это.
Что меня дернуло ляпнуть такое Кэролайн и всему пабу? Я была уверена в своем желании остаться в Сент-Феликсе не больше, чем в прогнозе погоды на побережье.
Но, как я сама не далее как вчера заявила Джейку, раз сказала, так и сделаю. Путь к отступлению отрезан.
И все-таки, получается, пора мне браться за дело. Я и цветы! Я перекашиваюсь. Этот союз явно не из тех, что благословляются на небесах.
В спальне становится теплее, и я думаю, что в Сент-Феликсе выдастся приятный, солнечный денек. В такой, пожалуй, лучше сводить с городом знакомство. Я сбрасываю покрывало и задумываюсь.
А почему я, собственно, решила, что поселиться в тихом городке возле моря – такая уж плохая идея?
Что меня ждет, если я возьму обратно данное слово, сбагрю кому-нибудь магазин и вернусь в Лондон? Меня выгнали с работы в гостинице, у меня по большому счету не было друзей, и жила я в крохотной квартирке над винным магазином в Барнете – вытребовала себе самостоятельность, после того как наотрез отказалась работать с Вайолет и Петал в Ливерпуле. И это отличный повод не ходить к Терезе: ее ассистент мне уже четыре раза названивал, чтобы перенести на другое время последний сеанс, который я отменила. К моей досаде, мама взяла на себя расходы по лечению, хотя все остальные расходы я оплачивала сама. Переубедить ее не удалось, как я ни пыталась.
Но торговать цветами… От одной этой мысли мне делается не по себе.
А если мне кто-нибудь поможет? Тогда меньше придется возиться с цветами самой. Возьму на себя всю деловую рутину, а всем остальным пусть помощник занимается!
Эврика! Попробую, а если не получится, уеду до наступления зимних холодов. Как хорошо будет провести здесь лето…
Я лежу в постели, в восторге от своего плана, по моим стандартам весьма недурного. На какое-то время не только маму порадую, но и жителей Сент-Феликса.
Внезапно кто-то барабанит во входную дверь.
Кого там принесло? Я смотрю на часы и обнаруживаю, что уже почти восемь. Хорошо я повалялась, предаваясь мечтам.
Я выбираюсь из кровати и прямо в пижаме шлепаю через холл и кухню. Приоткрываю переднюю деревянную дверь и выглядываю через щель.
Уж не знаю, кого я там ожидаю увидеть во вторник в восемь утра, но определенно это не взбудораженный клубок ярких лохматых волос.
– Привет, ты Поппи? – спрашивает клубок, пытаясь засунуться в щелку.
Я приоткрываю дверь чуть шире.
– Да… А ты кто?
– Эмбер. Меня твоя мама послала, – сообщает она так, как будто я должна быть в курсе.
– В самом деле?
– Да, помочь тебе с магазином. Она же говорила?
– Нет.
– Странно. Она собиралась тебе позвонить… – Эмбер задумывается, запускает украшенную кольцами пятерню во всклокоченные рыжие патлы и морщит веснушчатый нос. И вдруг спрашивает: – Сегодня же среда?
– Нет, вторник.
– А, вот оно что! – И она воздевает руки кверху. – Она должна позвонить тебе сегодня. Я посеяла сутки где-то над Атлантикой.
Она смотрит на меня и улыбается.
– Можно мне войти?
Я встряхиваю головой, чтобы взбодриться. Распираемая энергией американская хиппи – это не совсем то, к чему я привыкла перед утренней чашкой кофе.
– Ну, раз тебя мама послала, заходи, – вздыхаю я и впускаю ее в коттедж.
Эмбер со своими пожитками возится в гостиной, а я готовлю чай: травяной, привезенный гостьей, и простой черный для себя – поскольку молоком я разжиться еще не успела.
Все, что мне пока удалось узнать, – это что Эмбер сегодня утром прилетела в аэропорт Бристоля из Нью-Йорка, с пересадкой в Дублине. Потом села на поезд и уже здесь, в Сент-Феликсе, взяла такси. Она объясняет, что не спала целые сутки, потому так измоталась и все путает.
Я приношу две чашки чая наверх.
Эмбер уже на балконе, подставляет лицо ярким солнечным лучам.
– За такой вид умереть не жалко, – говорит она, обернувшись.
– Да, такое еще поискать. – Я передаю ей чашку и сама смотрю на открывающийся пейзаж. Он куда красивее, чем казалось вчера. Сегодня весь залив как на ладони. Кристально чистая голубизна моря порою кажется прозрачной в ослепительном солнечном свете. Как все меняется в погожий день.
– Твоя мама говорила, что Сент-Феликс – это что-то особенное, – говорит Эмбер. – Но такой красоты я не ожидала.
– Так зачем ты приехала? Я знаю, что по маминой просьбе, но для чего?
Эмбер пробует чай.
– М-м-м… Ромашка. Это так успокаивает! А я твой новый флорист, – заявляет она. – Я работаю с твоей мамой в Бруклине. Хвастаться не люблю, но я одна из лучших цветочниц Нью-Йорка.
– Потрясающе, – киваю я. – Эмбер, я не сомневаюсь в твоем таланте. Но почему ты оставила Нью-Йорк и поехала в Сент-Феликс? Это совсем не то же самое.
– Люблю перемены, – говорит Эмбер и снова отхлебывает чай.
– Вообще с маминой стороны было рискованно тебя сюда отправлять. А если бы я решила продать магазин?
– А она знала, что ты его оставишь, – уверенно сообщает Эмбер.
– Откуда, если я сама до сегодняшнего утра этого не знала? Я это решила за полминуты до того, как ты в дверь постучала.
– Я по ее лепесткам прочитала, – говорит Эмбер, возвращается в комнату и садится в кресло-качалку. – Вот это круто!
И она принимается качаться.
Я иду за ней.
– Что значит по лепесткам прочитала?
– Я погадала по ее лепесткам. Это что-то среднее между чаинками и картами Таро.
У меня глаза лезут на лоб. Она что, серьезно?
– Может, я пожалею, что спросила, – говорю я, садясь на диван напротив нее. – Но все-таки как можно читать чьи-то лепестки?
Эмбер сонно улыбается.
– Это дар. Если хочешь, погадаю тебе, пока я здесь.
– Нет, спасибо, в этом нет необходимости.
– А чего ты боишься? – Эмбер смотрит поверх моей головы остекленелым взором. – Ты в курсе, что у тебя очень грязная аура? Могу почистить.
И прежде чем я успеваю вежливо отказаться, она продолжает:
– Я вижу вокруг тебя много тьмы, Поппи. – Она вздрагивает. – Много тьмы и боли.
– Что тебе еще моя мать наговорила? – кричу я, взвиваясь на ноги. – Это никого, кроме меня, не касается!
– Эй, сестренка, полегче. Ничего мне твоя мать не рассказывала, я сама все вижу.
– Нечего тут видеть. – Я подхожу к французскому окну и смотрю на белые клочки облаков в ярко-синем небе. – Эмбер, я не хочу показаться грубой, я правда очень рада, что ты будешь мне помогать. Я ничего в цветоводстве не смыслю.
На самом деле я с трудом верю своему счастью. Выходит, мне никого не надо искать. Вычеркнут первый пункт из списка всего, что предстоит сделать, чтобы поднять магазин.
– Но я буду признательна, если цветами дело и ограничится. У меня свои дела, и все эти спиритические штучки – ты в них разбираешься, но мне они не подходят.
Огромная чайка зависает прямо перед балконом. Пару раз взмахивает крыльями и смотрит на меня так, будто спрашивает, что мне понадобилось на ее территории. А потом уносится прочь на поиски добычи.
– Твой талант нас очень выручит, не сомневаюсь, – говорю я, следя за чайками, охотящимися за рыбой. – Я не очень представляю, что будет с магазином после открытия. Ты меня застала врасплох со своим приездом. И если у тебя есть какие-нибудь идеи, то я с радостью их выслушаю…
Поворачиваюсь, не дождавшись ответа: кресло больше не раскачивается, а Эмбер сладко спит.
Круто.
Я стаскиваю с дивана покрывало и осторожно укрываю Эмбер. Она и ухом не ведет, и я спускаюсь к себе в спальню, чтобы переодеться.
Я оставляю Эмбер посапывать в кресле, а сама отправляюсь за завтраком. Вчера я ухватила только рыбу с чипсами и на этот раз иду в супермаркет за основными продуктами типа молока, масла, джема и хлеба. Попозже, когда у меня будет время составить список, затарюсь всем остальным.
На обратном пути я останавливаюсь возле «Голубой канарейки». Пироги в витрине выглядят так же заманчиво, как и в детстве. Только теперь не надо вставать на цыпочки, чтобы их разглядеть.
Человек в горчичного цвета брюках и плотной белой футболке с изображением голубой канарейки вытаскивает из магазина рекламный щит. Ставит его на тротуар и улыбается мне.
– Ну как, – говорит он. – Соблазнить вас чем-нибудь вредным, но вкусным?
– Попробуйте, – ухмыляюсь я. – Все такое аппетитное.
– И что будоражит ваше воображение? Из выпечки, разумеется?
– М-м… – И тут я вспоминаю. – А нет ли у вас пирожных с заварным кремом? Я их часто тут покупала, когда была маленькой.
– Дорогая моя, конечно же, есть! Это одно из наших фирменных пирожных. Идемте, идемте! – Он затягивает меня в магазин. – Деклан! Пирожные готовы?
– Как раз поспели, Энтони! – откликается веселый голос из глубины магазина, и человек чуть более худой, уже в красных брюках и в такой же футболке, прикрытой синим фартуком, вносит поднос, полный пирожных с заварным кремом.
– Сколько вам? – спрашивает Энтони, становясь к кассе.
Я вспоминаю про Эмбер, спящую в коттедже.
– Два, пожалуйста.
– Отлично. – Энтони заворачивает пирожные. – Так когда вы их покупали?
– Ох, много лет назад. В детстве я приезжала сюда на каникулы.
– Как мило. Вы, наверное, знали дядю Деклана. Это от него Деклан унаследовал магазин.
– И все рецепты! – сообщает Деклан, вынося новый поднос, на этот раз со сдобными булочками, и ставя его на прилавок. – Вот эти точно как у дяди.
– Тогда они великолепны, – улыбаюсь я, протягивая Энтони десятифунтовую купюру. – Это мои любимые.
– Вы здесь снова на отдыхе? – спрашивает Деклан, становясь за прилавок. – В это время года туристов маловато.
– Как и в любое другое, – бурчит Энтони, барабаня по клавишам кассы.
Деклан сердито смотрит на него.
Я набираю побольше воздуха. Давши слово – держись.
– На самом деле я хозяйка цветочного магазина дальше по улице. Я Поппи, внучка Розы.
В первый момент Энтони и Деклан ошеломлены, а потом приходят в восторг.
– Ох, дорогая, что же вы сразу не сказали?! Это потрясающая новость! Мы обожали Розу. Были совершенно опустошены, когда ее не стало.
Энтони снова лезет в кассу и вместо сдачи сует мне обратно десятифунтовую купюру.
– За наш счет, – говорит он. – Я должен был догадаться: Роза ведь тоже любила пирожные с кремом!
– Правда?
И как я забыла!
Он кивает. А потом лезет в карман за платком и вытирает глаза.
– Простите! – бормочет он, отворачиваясь. – Увидеть вас здесь, узнать, что вы будете заниматься чудесным магазином Розы… Я так взволнован!
Деклан улыбается мне.
– Он слишком впечатлительный. Я уже привык.
До меня внезапно доходит.
– Ваши имена! Энт и Дек!
Энт оборачивается, и выражение горя на его лице сменяется радостью.
– Круто, правда? Сначала мы из-за этого очень злились, а теперь, когда Энт и Дек стали мировыми знаменитостями, это нам только на пользу.
– Я бы не назвал их мировыми знаменитостями, милый, – говорит Деклан. – Но нашему бизнесу это на руку.
Он смотрит на заднюю стену магазина, и я вижу тщательно выведенную надпись:
Добро пожаловать
в пекарню «Голубая канарейка»!
Ее хозяева
Энт и Дек
будут рады вам помочь.
– Покупателям нравится, – продолжает Деклан. – И они ничуть не разочарованы, что их обслуживаем всего лишь мы.
– Еще бы! – говорю я. – Думаю, вы ничуть не хуже тех. Если не лучше.
– Когда вы собираетесь открыть магазин? – спрашивает Энтони. – С тех пор как ваша бабушка легла в больницу, им занималась Женская гильдия, но методы у них… – Он корчит гримасу. – Скажем так, до уровня Розы они не дотягивали.
– Давай начистоту: как Роза, с цветами обращаться никто не умел, – говорит Деклан с грустью. – У нее был какой-то совершенно особый дар.
Они понимающе смотрят друг на друга.
Что такого чудесного могла бабушка делать с цветами? Помню, люди от нее уходили осчастливленными, иногда даже до слез, и мне это тогда казалось странным. Как же у нее так получалось?
– Я еще точно не знаю, когда мы откроемся, – говорю я. – По счастью, ко мне на помощь приехал флорист из самого Нью-Йорка!
– Как это изысканно! – восклицает Энтони. – Жду не дождусь посмотреть на их стиль! Надеюсь, он… или это она?
– Она.
– Она сумеет привнести манхэттенские нотки в магазин. В последнее время там этого очень не хватало.
И они снова переглядываются.
– Мы обе будем стараться изо всех сил, – заверяю я, теряясь в догадках, что означают эти взгляды.
– Тут понадобится нечто большее, моя милая, – говорит Деклан. – После всего, что тут последнее время творилось, нужно настоящее чудо.
