Глава 8
Усвоенные уроки

Мари, поторопись, а то мы опоздаем! – проворчал Хан. В храме зазвонили колокола – это означало, что прошли очередные полчаса. – И можешь провести гребнем по волосам? Они выглядят как мышиное гнездо.

– Но я не хочу в школу, – жаловалась девочка, завязывая шнурки. – Давай навестим Люциуса. Он учит меня ловить рыбу.

– Сейчас дождь. Да и маме не нравится, что ты бываешь у Фроусли, – отговаривал сестру Хан. – Она считает, что старик плохо на тебя влияет.

– Маме не нравится и то, что ты к нему ходишь, – возразила Мари, стараясь распутать колтуны. – Но ты все равно это делаешь.

– Когда дорастешь до моих лет, тогда и будешь сердить маму, – ответил парень, отметив, что Мари слишком смышленая, а ее язык может доставить проблемы.

Он ничуть этому не удивлялся.

Взяв у девочки гребень, он начал при помощи деревянных зубьев и собственных пальцев приводить в порядок волосы сестренки.

– Мама все равно не узнает, – настаивала Мари. Она дергалась, когда брат больно раздирал ее пряди. – Она допоздна будет в замке.

– Прекрати, Мари, – строго сказал Хан. – Если ты не научишься читать, писать и считать, тебя будут обманывать всю жизнь. И как ты без этого сможешь обучиться чему-то еще?

– Мама не умеет читать и писать, но она работает на королеву, – спорила девочка.

– Поэтому она и хочет, чтобы ты ходила в школу, – ответил брат.

Минуло уже две недели с тех пор, как Хан принес в дом амулет, и в жизни их семьи произошли перемены. Сали Алистер устроилась на работу в прачечную замка Феллсмарча. Там платили хорошие деньги, но ей нужно было уходить спозаранку, еще до рассвета, поскольку требовалось успеть пройти через весь город по многочисленным мостам. Также у женщины не получалось возвращаться домой до темноты, и дети самостоятельно готовили ужин. Но, по крайней мере, у них был ужин.

Теперь Хан был вынужден отводить Мари в школу и забирать ее обратно домой, что затрудняло ему встречи с Люциусом. Пару раз юноша брал сестренку с собой. Сегодня он собирался отвести Мари на учебу, заглянуть в «Бочонок и Корону», а также в другие таверны, проведать отшельника и вернуться к тому времени, когда у Мари закончатся занятия. Конечно, был риск, что «южане» выследят его, но по-другому поступить парень не мог.

Хан намочил тряпку в тазу и протер лицо девочки, чтобы служители храма не подумали, что о ней не заботятся. Правда, он не мог ничего поделать с ее одеждой, хотя его сестра была не единственной среди учеников, носивших обноски, годные лишь на тряпки.

– Давай, Мари!

На узких улочках и в переулках Тряпичного рынка было еще темно. Всю ночь шел проливной дождь. Хан проснулся от того, что на его лоб и щеки капала вода с протекающей крыши. Повсюду были лужи, а сточные канавы превратились в ручьи. Потом ливень утих и сменился неприятной моросью. Хан укрыл Мари чересчур широким плащом, и они шагали в обнимку, пошатываясь, как неуклюжее четвероногое животное.

– Не понимаю, почему занятия начинаются рано, – ныла Мари. – Ведь в запасе – целый день.

Впереди ехала тележка с выпечкой. Хан оттащил сестренку с дороги. Колымага проехала мимо и обрызгала их обоих до колен.

– Таким образом подмастерья могут получать образование, не бросая работы, – объяснил парень.

Храм Южного моста обосновался в дальнем конце района. Хану всегда казалось, что тот, кто построил замок Феллсмарча, также приложил руку и к этому сооружению. Высокие башни вздымались до небес и напоминали о том, что существовал другой мир, помимо Тряпичного рынка и Южного моста, несмотря на то, что он был недосягаем.

На облицовочном камне вокруг входа были вырезаны виноградные лозы, листья и цветы. Со всех сторон храма на людей глазели горгульи, а водосточные трубы были увенчаны фантастическими существами, которые, должно быть, вымерли во время Раскола, поскольку в настоящее время такие нигде не встречались.

Рядом располагались библиотеки и кельи послушников, а также сады и подсобные постройки для приготовления еды. Это был совсем не монастырь, но здесь принимали жителей окрестных районов и кормили их пищей – как духовной, так и вполне материальной.

Каждый мог войти внутрь и взглянуть на произведения искусства, которые собирали более тысячи лет. Тут имелись картины, скульптуры и гобелены, краски которых были настолько яркими, что буквально светились.

Как только Хан и Мари вошли в боковую дверь, огромные колокола пробили начало нового часа. Ребята отряхнулись, как пара промокших псов, разбросав капли по плиточному полу коридора.

Занятия проходили в одной из расположенных рядом часовен. Когда брат и сестра очутились внутри, служитель Джемсон стоял на амвоне и рылся в записях. За его спиной выстроился ряд мольбертов с картинами из храмовой коллекции: их священник использовал во время урока.

Дюжина учеников вертелась на подушках, взятых со скамей. Это была пестрая стайка девочек и мальчиков разного возраста: от семи до семнадцати лет. Некоторое были в одежде для повседневной работы – после занятий их ждал привычный труд.

Увидев Джемсона, Хан понял, что скоро начнется урок истории.

– История, – пробурчала Мари, будто подслушала мысли брата. – Зачем нам знать о том, что случилось еще до нашего рождения?

– Надеюсь, это сделает нас умнее и мы не допустим те же ошибки в будущем, – ответил ей Хан и улыбкой поприветствовал Джемсона.

Старый служитель постоянно цитировал эту фразу, и парень сообразил, что учитель оценит шутку.

– Хансон Алистер! – произнес Джемсон. Он вышел из-за амвона и направился к брату с сестрой. Подол облачения развевался вокруг худых ног служителя. – Прошло немало времени! Неужели вы решили почтить нас своим присутствием?

– Ну… я… – промямлил юноша, понимая, что Мари с любопытством на него смотрит. – Вообще-то, я не могу остаться. У меня неотложные дела…

– Он думает, что уже достаточно умен, – сказала Мари, обкусывая ноготь.

– Нет, совсем не так, – оправдывался Хан. – Просто мне нужно сейчас работать и…

– Очень жаль, – перебил его священник. – Мы будем обсуждать Раскол и его отображение в искусстве в разные века. Увлекательнейшая вещь!

Для Джемсона все было увлекательным. И, что хуже, его энтузиазм заражал. Но на сей раз у Хана имелись веские причины интересоваться Расколом. Рассказ Люциуса не выходил из головы и не давал покоя. Амулет, спрятанный в тайнике кузницы во дворе, мог быть частью давней истории. Хану хотелось услышать подтверждение тому, что он считал истиной. Только…

– Честно говоря, у меня дела на Южном мосту, и я не могу взять Мари с собой, – произнес он. – Я решил, что она может подождать меня здесь.

Священник внимательно смотрел на парня. Без сомнений, он заметил синяк и вспухшую щеку, но не счел нужным говорить об этом вслух. Вот что в Джемсоне очень нравилось Хану.

– Ладно. Но в любом случае большую часть дел на Южном мосту не осуществить в столь ранний час, – сухо сказал служитель.

Именно так. Хан и надеялся, что «южане» еще спят. По крайней мере, сейчас у него меньше шансов наткнуться на хулиганов.

«Раньше я никогда не пытался избежать неприятностей, – подумал юноша. – Наоборот, я их искал».

– Вот что я тебе скажу, – Джемсон проявлял свою привычную настойчивость. – Оставайся с нами, а потом Мари посидит со служителями в библиотеке, пока ты будешь в отлучке. Если нужно, мы накормим ее ужином, – учитель замолчал, но не сдержался и добавил: – Береги себя. Хорошо? Если не ради себя, так ради Мари.

– Я всегда осторожен, – ответил парень, взглянув на сестру. – И я смогу задержаться у вас, но ненадолго.

Алистер не мог использовать отговорку, что вышел из возраста ученичества. Занятия посещали парни и постарше него.

– Отлично! Замечательно! – Лицо Джемсона вновь приобрело «профессорское» выражение, и он обратился к классу. – Вчера мы обсуждали события, предшествовавшие Расколу. Сегодня мы поговорим о некоторых его участниках. Кто может назвать имя одного из них?

– Королева Ханалея! – отважно воскликнула какая-то девчушка.

– Умница, Ханна! – похвалил ее служитель так одобрительно, будто ученица только что превратила навоз в золото. – Да, это Ханалея, за которую мы каждый день благодарим Создательницу!

Джемсон развернул одно из полотен, и Хан сразу узнал картину: «Ханалея благословляет детей». На ней легендарная королева выглядит тринадцати- или четырнадцатилетней. Она сидит за арфой, облаченная в белоснежные одежды, как святая. Ее блестящие волосы убраны в слабую косу, а на нежных, словно фарфоровых, щеках играет румянец. Ханалея похожа на красивую куклу, которые выставлены в витринах магазинов вдоль Тракта королев. Именно о такой мечтала Мари, но ее мечте не суждено было сбыться.

На этой картине Ханалея с доброжелательной улыбкой протягивает руки к группке маленьких детей. От королевы исходит сияние, озаряющее их восхищенные личики.

– Здесь Ханалея еще юная дева… она изображена до тех ужасных событий, которые мы…

– Извините, служитель Джемсон, – встрял Хан. – А художник знал Ханалею?

Джемсон, которого перебили, удивленно уставился на парня.

– Повтори, пожалуйста?

– Когда была написана картина? – спросил юноша. – Ханалея нарисована с натуры или это всего лишь догадки художника о том, как она могла выглядеть?

Джемсон улыбнулся:

– Господин Алистер, мы забыли, что вы отсутствовали на предыдущих уроках. Картина написана Седвином Мэллисоном в пятьсот пятом году Нового Времени. О чем это говорит?

Серьезный мальчик в поношенной одежде подал голос:

– Полотно было создано более чем через пять столетий после Раскола. Поэтому художник не мог видеть живую Ханалею.

– Значит, она могла выглядеть совершенно по-другому? – размышлял Хан.

Священник кивнул.

– Именно такое вполне возможно. Какие же отсюда следуют выводы?

Началось обсуждение того, что Джемсон называл «социально-историческими условиями»: какое влияние оказывали на искусство религия и политика и как, в свою очередь, искусство формировало взгляды людей. Интерес наставника передался и его ученикам, которые выглядели одновременно ошеломленными и заинтригованными.

– В жилах Ханалеи текла кровь племени. Какова вероятность того, что у нее были голубые глаза и светлые волосы? – спросил Джемсон. – Скорее королева обладала темными волосами и смуглой кожей.

– А есть ли картины, написанные теми, кто лично ее видел, преподобный? – поинтересовался Хан.

– Я не знаю, – признался служитель. – Но они могут храниться в храмовых архивах. Почему бы вам не изучить данный вопрос и не выступить с докладом перед классом?

Джемсон постоянно пытался вовлечь ребят в практическую работу, ради которой нужно было провести много часов в библиотеке – и прийти на урок в следующий раз.

– Ну, может быть, – произнес парень.

Джемсон слегка кивнул, понимая, что лучше не настаивать.

– Итак, мы отметили влияние Ханалеи на науку и искусства. Кого еще вы можете назвать?

– Короля Демонов, – Мари задрожала.

Несколько учеников сделали жест призвания Создательницы, отгоняющий зло.

– Да, верно. Король Демонов собственноручно изменил судьбы мира и чуть не разрушил его, – служитель демонстративно развернул второй мольберт и продемонстрировал очередную картину. Если Хан правильно помнил, она называлась «Обезумевший Король Демонов». Художник написал полотно в мрачных красных и фиолетовых тонах. Фигура в плаще с капюшоном застыла посреди огненного круга. Руки были возведены кверху, фанатичные глаза сверкали в тени капюшона, но остальные черты лица были полностью скрыты. Хан заметил свисающий с правой костлявой руки Короля Демонов зеленый амулет. Змея кольцами обвивалась вокруг посоха. Внезапно парень ощутил приступ тошноты.

– Кое-кто утверждает, что он стал воплощением Разрушителя, – рассказывал священник. – Другие – что им овладели силы зла, а могущество темной магии опьянило его. Никто не сомневается в том, что он был на редкость одаренным.

– А что он там держит? – спросил Алистер.

Джемсон повернулся к холсту.

– Этот амулет часто изображается на картинах с Королем Демонов. Считается, что он – прямое свидетельство использования темной магии.

– Что случилось с талисманом? – продолжал интересоваться Хан. – Где он сейчас?

Служитель хмуро посмотрел на юношу, будто пытаясь понять причину столь внезапных вопросов.

– Не имею понятия. Полагаю, племена его уничтожили сразу после Раскола, как и большинство самых сильных магических предметов. В любом случае, это знание потеряно для истории.

– Когда нарисована картина? – не унимался Хан. – И кто автор?

Джемсон наклонился и изучил медную табличку, прикрепленную к раме.

– Мандрейк Байяр написал ее в пятьсот девяносто третьем году Нового Времени, – священник пристально посмотрел на выгравированную надпись. – Это подарок семьи Байяров.

– Байяров? – сердце Хана пропустило удар. – Но откуда художник узнал про амулет, если тот уничтожили задолго до того, как картина была написана?

Ученики изумленно уставились на парня, но он не обращал на них никакого внимания.

Джемсон пожал плечами:

– Это традиционный элемент на картинах с Королем Демонов. Я считаю, что Мандрейк Байяр скопировал ее с более ранних работ.

«Наверное, – подумал Хан, – но, может быть, его нарисовали с натуры».

– Как его звали? – выпалил Хан.

Джемсон нахмурил брови.

– Кого?

– Короля Демонов? У него было другое имя? Раньше? – допытывался Алистер.

– Разумеется, – служитель выглядел озадаченным. – При рождении ему дали имя Алжер Уотерлоу.

Для Хана храм Южного моста являлся во всех смыслах святилищем. Он был убежищем на вражеской территории: здесь можно было спрятаться, когда возникала такая необходимость. Парень ощутил беспокойство, когда покинул надежные храмовые стены и направился к улицам Южного моста. Это был его первый поход в опасный район после столкновения с «южанами» в Переулке кирпичников.

Мари жаждала присоединиться к брату. Все, чем он занимался, вызывало в ней жгучий интерес, даже если дело было скучным, или рискованным, или запретным. Прежде чем попрощаться с сестрой, Алистер взял с нее обещание никуда не уходить. Последнее, что он хотел, – искать девочку по всему Южному мосту.

На всякий случай Хан не пошел по Переулку кирпичников, а повернул на запад и побрел вдоль реки, наморщив нос от зловонного запаха. Он решил, что, если «южане» его выследят, он нырнет в реку Дирн. Правда, в ее воды осмелился бы прыгнуть только тот, кто спасал свою жизнь. Чистейшая река, берущая начало на востоке Призрачных гор, превращалась в настоящую сточную канаву в Феллсмарче. Это очень не нравилось племенам, считавшим реку священной.

На улицах царила подозрительная тишина даже для столь раннего времени суток, а королевская стража с необычайной частотой попадалась на глаза. Хану удалось скрыться от нескольких патрулей «синих мундиров», и приходилось выстраивать маршрут таким образом, чтобы избегать скопления солдат на перекрестках улиц. Не важно, виновен ты или нет, на Южном мосту следовало избегать стражи. Эта традиция передавалась от поколения к поколению.

Когда Хан добрался до «Бочонка и Короны», почти наступил полдень – это было время разгара дневной торговли, однако лишь половина уличных прилавков оказалась занята. Угрюмый Матье навалился на стойку, нарезая баранью ногу на дольки размером с тарелку.

– Привет, Матье! – поздоровался Хан. – Я пришел за пустыми…

Хозяин таверны застыл, уставившись на парня, будто увидел демона. Он спрятал нож в карман фартука, достал бутыли из-под стойки и выставил их перед Ханом, не отрывая от него глаз.

– Что происходит? – спросил Алистер, складывая бутылки в суму. – На улицах никого, за исключением кучи стражников, – это не совсем обычно.

– Ты че, не слыхал? – покосился Матье на Хана.

Тот помотал головой:

– А что стряслось-то?

– Полдюжины «южан» того… с копыт двинули вчерась, – объяснил Матье и снова вытащил нож. – А это чересчур даже для наших улиц, парень. Тела валялись по всей пристани… помяни слово, кто-то послание хотел донести. Поэтому народ и волнуется, не затеяли ли банды снова войну.

– А как они умерли? – пристально посмотрел на него Хан.

– Да странно все обставлено, – ответил хозяин таверны. – Не как обычно – ножиком порезали иль дубинками поучили, а совсем как пытки чьи-то… ну, вроде как вздернули в петле.

– Может, кто-то пытался найти у них заначку? – Юноша старался говорить непринужденно, что у него получалось с трудом, поскольку во рту пересохло.

– Может, и так, – мужчина нацелил нож на Хана. На лице Матье читалось любопытство, смешанное с настороженностью. – Думал, может, ты что-то знаешь.

– Я? – Алистер проверил застежку на суме. – Почему?

– Ты ж главарь «тряпичников». У нас тут все болтают, что «южане» потревожили тебя на днях. Выглядит как расплата.

– Люди часто ошибаются, – ответил Хан. – Я к этому не причастен.

– Хо-ро-шо, – отчеканил Матье. – Только заруби себе на носу, мне не нужны проблемы.

Алистер перекинул суму через плечо.

– Поверь, мне тоже.

Правда, проблемы так или иначе его находили. Покинув «Бочонок и Корону», парень только успел заметить, что снова начался дождь, как вдруг кто-то схватил его за ворот рубахи и ударил о каменную стену таверны.

«Чертовы «южане»!» – подумал Хан. Он ждал, что сейчас ему воткнут нож между ребер, и начал отчаянно сопротивляться, чтобы не быть неподвижной мишенью. Но нападавший держал его одной рукой, притиснув к стене, а другой разорвал суму и принялся изучать ее содержимое. Противник отбросил суму в сторону, раздался звон лежавших в ней бутылок. Бандит начал грубо обыскивать парня. Он обнаружил несколько ножей и кошелек. В конце концов злоумышленник развернул Хана лицом к себе и опять вжал в каменную кладку. Алистер понял, что смотрит на знакомое лицо – нездоровое, с желтизной и узкими огрубевшими губами, за которыми виднелись гнилые зубы. Дыхание оказалось на редкость отвратительным.

Это был заклятый враг Хана, МакГиллен – сержант королевской стражи. А позади него маячили полдюжины «синих мундиров».

– Эй! Верни мой кошелек! – выкрикнул юноша, полагая, что лучше начать этот разговор как можно раньше.

МакГиллен сильно пнул парня в живот: из легких Хана тотчас выбило воздух.

– Ну, все, теперь тебе конец, Кандальник, – процедил МакГиллен, пользуясь тем, что Алистер не мог говорить. – Я сразу понял, кто ответственен за это, и сообразил, где тебя искать. Стоило лишь немного подождать.

– Я… Не знаю… О чем ты говоришь, – прохрипел Хан, сгорбившись. Он обхватил руками живот, чтобы защититься.

Сержант схватил парня за волосы и дернул его голову так, чтобы их глаза встретились. МакГиллен набрал в весе с тех пор, как Хан видел его в последний раз: пуговицы его грязного форменного мундира еле застегивались. Алистер подумал, что, по крайней мере, хоть кто-то на Южном мосту хорошо питался.

– Нет, – произнес Хан, поддаваясь старой привычке усугублять и без того плохую ситуацию. – Это… стража натворила. Я не стану… отдавать деньги.

Все знали, что «синие мундиры» оставят тебя в покое, если ты заплатишь за безопасность нужному человеку. И МакГиллен являлся тем самым нужным человеком.

Сержант обрушил на голову Хана дубину, и тот, прикусив язык, рухнул на колени. Из глаз юноши посыпались искры. Парень закрыл голову руками.

– Прекрати! – Хан не видел того, кто это прокричал.

Возможно, кто-то из «синих мундиров», или Матье пришел к нему на помощь.

Но МакГиллен настолько разъярился, что полностью сосредоточился на свой жертве.

– Ты прикончил тех «южан»? Да, Алистер? Ты и твои дружки!

Бац! Очередной удар с сокрушительной силой обрушился на предплечье Хана, и он не смог сдержать крик.

– Сейчас ты у меня во всем признаешься, а потом тебя вздернут на виселице. Я приду на это посмотреть.

– Я сказал: прекрати! – прогремел тот же голос, но теперь прямо над ними.

Пораженный Хан вытер кровь, заливавшую глаза, и посмотрел вверх. Он снова увидел опускающуюся дубину. Но что-то пошло не так. Дубина пролетела мимо, и МакГиллен завопил от боли. Алистер прислонился к стене, зажмурился и наклонил голову в сторону, а ноги спрятал под себя.

– Ударишь его еще раз – и я сломаю твой череп! – воскликнул спаситель. – Оставь его в покое.

– Какого черта ты тут вытворяешь? – взревел МакГиллен. – Я здесь отдаю приказы. Я – сержант. Ты – всего лишь капрал.

– Отойдите, сэр сержант МакГиллен, – язвительно произнес капрал. – Мы в королевской страже, сэр, не выбиваем признания из арестантов на улице.

– Ну да! – другой «синий мундир» прыснул от смеха. – Обычно мы их сперва отводим в караульное помещение.

– Ты в порядке? – солдат присел на корточки рядом с Ханом и с тревогой заглянул ему в глаза.

Щурясь сквозь ресницы, Хан с удивлением отметил, что его спаситель оказался совсем юным – не старше, чем он сам. По-детски гладкое лицо «синего мундира» побелело от гнева, а прядь прямых черных волос упала ему на лоб.

У Алистера двоилось в глазах. Он моргнул и ничего не ответил.

– Ты мог убить его! – сказал капрал и с презрением глянул на МакГиллена.

«Ха, – подумал Хан. – А солдат вроде бы забыл, что служит в гвардии».

Зато ему хватило отваги, чтобы остановить МакГиллена.

– Эй, ты, Бирн, послушай меня! – гневался сержант. – Может, ты и сын командира и учишься в военной школе. Но это ничего не значит. Ты – еще мальчишка. Ты не знаешь улиц Феллсмарча так, как мы! Алистер – хладнокровный убийца и вор. Просто не был еще пойман с поличным.

Бирн поднялся и посмотрел на МакГиллена в упор.

– У тебя есть доказательства? Его избили? Это все?

«Славный парень», – мысленно охарактеризовал Хан капрала из знати. Он не был настолько глуп, чтобы произносить что-то вслух.

Сержант пихнул Алистера ногой. Получилось довольно грубо.

– Его называют Кандальником, – заговорил МакГиллен. – Он – главарь банды «тряпичников». Те враждуют с «южанами» уже долгие годы. Пару дней назад «южане» напали на Кандальника в Переулке кирпичников. Если бы не стража, он был бы давно мертв, – «синий мундир» оскалился и провел бледным языком по растрескавшимся губам. – Мы бы оказали услугу обществу, если бы позволили бандитам завершить начатое. Тех отбросов и нашли вчера – ты ж сам видел, что с ними стало. Наверняка дело рук «тряпичников». Никто другой не отважится связываться с «южанами». Это была месть, я уверен. А он, Алистер, ответственен за происшедшее.

Капрал Бирн посмотрел на Хана, тяжело сглотнув.

– Хорошо. Мы отведем его на допрос. Он либо признается, либо нет. И никаких побоев. Признания, которые вы выбиваете из задержанных, ничего не значат. Они скажут что угодно, лишь бы пытка закончилась.

МакГиллен сплюнул себе под ноги.

– Ты еще поймешь, капрал. Нельзя нежничать с уличными крысами. Они ведь и на тебя набросятся: у них-то есть зубы. Поверь мне, – сержант развернулся к подчиненным: – Отведите его. Займемся им в караульном помещении, – то, как он это произнес, заставило Хана задрожать.

Великодушный капрал не сможет быть рядом с ним круглые сутки.

– И кое-что еще, сэр, – добавил Бирн. – Может, вы вернете парню кошелек?

МакГиллен бросил на Бирна настолько язвительный взгляд, что Хан с трудом удержался, чтобы не рассмеяться. Сержант сунул руку в карман и выудил оттуда кошелек. Для вида немного порылся в нем, дабы убедиться, что там нет холодного оружия, после чего положил кошель в карман куртки Алистера.

Парень не знал, надолго ли кошелек задержится там.

Двое «синих мундиров» схватили Хана за руки и подняли. От боли у него затуманилось зрение. Ему казалось, что в левое предплечье вонзилось множество стеклянных осколков. Солдаты закинули руки парня себе на плечи и поволокли его за собой. Хан безвольно повис, как тряпка, и пытался не терять сознание. Мысли в его голове с бешеной скоростью сменяли друг друга: «Могли ли «тряпичники» расправиться с шестью «южанами»? Зачем им это могло понадобиться? Точно не из-за него и не из-за желания отомстить. Такое масштабное наступление могло привлечь нежелательное внимание стражи. Все знали это. А если не они, тогда кто?»

Так или иначе Хан не ожидал, что с ним обойдутся честно в караульном помещении. Страже нужно кого-то обвинить. Если он пойдет у них на поводу, то окажется на виселице. Юноша вспомнил о Мари, которая ждала его в храме, о матери, стирающей белье в замке Феллсмарча. Им тоже будет несладко. Хан не мог этого допустить.

Они уже миновали храм, сворачивая на мост, перекинутый через реку. Алистер громко застонал, вспахивая ногами землю, будто пытаясь затормозить.

– Эй! Осторожно! – проворчал один из «синих мундиров» и схватил руку Хана покрепче.

Юноша не успокаивался:

– А-а! Моя голова! Она раскалывается! Пусти! – парень изо всех сил пытался высвободиться. – Я чувствую себя ужасно, – произнес он, позволив паническим ноткам прозвучать в его голосе. – Я серьезно! Меня сейчас стошнит! – он закрыл рот и убедительно надул щеки.

– Только не на меня! – сказал державший его «синий мундир». Он схватил Хана за воротник и за пояс штанов, а затем подвел его к каменному борту моста. – Делай свои дела в реку. Только быстро.

Хан оперся здоровой рукой о борт и заехал затылком в физиономию гвардейца. «Синий мундир» заорал и выпустил юношу. Кровь сочилась из его разбитого носа. Алистер запрыгнул на каменный бортик и присел на корточки. Посмотрел на мусор, плывущий по реке.

– Остановите его! – хрипло выкрикнул МакГиллен позади него. – Он сбежит!

Хан почувствовал чьи-то руки, когда уже спрыгнул вниз, стараясь приземлиться как можно дальше от каменных опор моста. Он плашмя упал в мелководную реку, ближе к северному берегу. Каким-то образом ему удалось не удариться о борта лодок, которые заполняли узкий канал. Вынырнув, он начал выплевывать грязную воду. Теперь рвотные позывы были настоящими.

Хорошо, что он умел плавать, благодаря летним каникулам, проведенным в племени. Не многие городские парни могли похвастаться подобным умением.

– Вот он! – голос МакГиллена разнесся над водой. – Он там! Дам пять «девушек» тому, кто его поймает!

Пять «девушек»! Хан был почти готов сдаться сам.

Алистер снова нырнул под воду и вслепую поплыл в сторону Тряпичного рынка. Ему приходилось сильнее толкался ногами: ведь правая рука затекла и не действовала. Хан сильно зажмурил глаза, чтобы в них не попадала мутная вода.

Он вынырнул, чтобы понять, где находится, и скорректировать направление. По шуму голосов парень понял, что его заметили. Уйдя под воду с головой, он постарался затеряться среди скопища лодок и мусора.

Наконец юноша доплыл до причалов Тряпичного рынка, скользнул под доки и по отмели добрался до берега. Парень спрятался между сваями. Он трясся и стучал зубами от холода.

Шум утихал, поскольку гвардейцы все больше рассредоточивались. Спустя некоторое время наступила тишина. Однако Хан дождался темноты и только тогда выбрался из-под причала на берег.