Книга: Двериндариум. Мертвое
Назад: ГЛАВА 17. Праздник
Дальше: ГЛАВА 19. Мертвомир

ГЛАВА 18. Ожидание

— Давайте посмотрим, что с вами, февр Стит, — сказала врачевательница Куартис. — Снимите рубашку, пожалуйста.
— Это просто царапины, — я поморщился, но послушно разделся и сел на высокую кушетку в лекарской.
Госпожа Куартис, несмотря на поздний час, выглядела бодрой и собранной.
— Много работы? — спросил я, покосившись на булькающую колбу в углу лекарской. Меня от этого места всегда немного знобило и хотелось дать деру.
— Изучаю яд песчаной гадюки. Изумительные, невероятные свойства! — улыбка Саманты могла бы осветить Вестхольд. Все же госпожа Куартис поразительная женщина. Яды и неизвестные болезни радуют ее куда больше, чем красивые платья или драгоценности!
Она окинула изучающим взглядом глубокие кровавые борозды на моей груди и прищурилась.
— Так-так. Эфрим?
Я кивнул.
— Его поймали?
— Нет.
— Ясно. Дышите равномерно, февр Стит, — врачевательница взяла мою руку и приложила пальцы к запястью, где бился ток крови.
Глаза Саманты Куартис стали отрешенными, а я ощутил легкое покалывание в теле. Понимая, что врачевательница изучает мой организм, я старался не двигаться и не мешать.
— Интересно, — протянула леди, выпуская мою руку. — Очень интересно…
— Не уверен, что меня радует ваш интерес, — хмыкнул я. — Что-то не так?
— Раны неглубокие, хоть и неприятные. Но мышцы и сухожилия не разорваны. Я наложу мазь, и через пару дней все затянется. Вы совершенно здоровы, февр Стит, ваш организм находится в идеальном состоянии. Если не считать одного нюанса…
Я нахмурился. В чем дело?
— Скажите, вы не принимали недавно настой из зерен Змеевой Травы?
— Я впервые слышу об этом растении, — резко произнес я, предчувствуя недоброе.
— Однако… однако симптомы вашего организма весьма сходны с тем действием, которое оказывает Змеева Трава.
— Она… вызывает влечение? — внезапно выпалил я и увидел изумленный взгляд леди Куартис.
— Влечение? О, ничего подобного, с чего вы взяли? Совсем наоборот. Мой учитель травоведения называл траву — змеиной тропой. Мол, она ведет душу человека на темную сторону и, ступив на нее однажды, нет дороги назад. Мой учитель обладал большим воображением, февр Стит, — Саманта лукаво улыбнулась. Но тут же стала серьезной. — Змеева Трава усиливает агрессию, злобу, ярость. Туманит сознание и не дает мыслить здраво, вызывает бессонницу и приступы раздражительности. Маленькую искорку злости она разжигает до испепеляющего пламени. Довольно редкое растение с необычными свойствами. Когда-то им пытались лечить Стылую болезнь, но после моего трактата о вреде некоторых растений Змееву Траву запретили к использованию, — врачевательницы улыбнулась и тут же сокрушенно покачала головой. — Трава давала облегчение симптомов, но, на мой взгляд, это совершенно нерезультативно. Вреда от нее больше, чем пользы! Потому что побочные явления слишком непредсказуемы. Однажды я лечила пациента, отравившегося Змеевой Травой. К сожалению, его состояние было плачевным. Он впал в неконтролируемую ярость и разнес нам всю лекарскую.
Госпожа Куартис развела руками.
— Я не собираюсь разносить вашу лекарскую. Я не употребляю Змееву Траву, и моя темная сторона по-прежнему спит, — улыбнулся я. — Извините, но вы ошиблись, госпожа Куартис.
Врачевательница задумалась. Ее тонкие чуткие пальцы перебирали склянки и пузырьки на столе, словно хрупкая целительница не могла и минуты находиться без движения.
— Возможно… что ж, тогда могу предположить, что такие симптомы вызвал неизвестный яд, содержащийся в когтях эфрима, — сказала она и оживилась, словно нашла что-то чрезвычайно занимательное. — Очень интересно! Позвольте, я возьму вашу кровь, февр Стит?
— Это обязательно? — поморщился я.
Но врачевательница даже не ответила, просто воткнула мне в плечо иглу с желобком и подставила мензурку.
— Ох, не надо так смотреть! — проворчала она. — Храбрые, несокрушимые февры, а стоит увидеть иглу, так бледнеете, словно девицы! Уже все!
Шустро вытащила иглу, запечатала мензурку и занялась моими ранами. Протерла травяным настоем, наложила мазь и ловко перебинтовала.
— Три дня покоя, исключить волнения и резкие движения, — приказала врачевательница, вручая мне листок с предписаниями. — Повязку менять каждый день. И прошу, не вздумайте надеть вашу грязную рубашку! О, эти мужчины… Вот, возьмите, потом вернете.
— Благо Двери, — пробормотал я. Натянул серую лечебную рубаху, протянутую госпожой Куартис, распрощался и вышел.
Дождь, к счастью, прекратился. Листок с предписаниями я выкинул в урну возле Вестхольда и ускорил шаг, чтобы не замерзнуть от холодного ветра с моря.
Я шел и думал. О том, что почувствовал, когда тварь схватила Иви. Когда зверь взлетел, сжимая ее в своих лапах.
Желание убить тварь и сейчас выстужает кровь. А ведь у меня прямой приказ взять чудовище живым. Я нарушил его, даже не задумавшись. Я сделаю это снова, если мы встретимся. Уничтожить. Разодрать, убить! Я хотел этого.
Мысли путались, а инстинкты словно взбесились.
В доме на улице Соколиной Охоты горело окно в гостиной. Я задержался на ступенях, глядя на это окно и ощущая странные эмоции. Я не привык, чтобы меня кто-то ждал. И это оказалось… приятно.
Вошел, и тут же навстречу вылетела Иви. Она успела искупаться и переодеться в бархатный бордовый халат. На ногах девушки красовались толстые шерстяные носки, и я хмыкнул, увидев их.
И тут же Иви обняла меня, принялась ощупывать.
— Тебя перевязали? Насколько серьезны раны? Что сказала врачевательница?
— Что мне стоит держаться подальше от эфримов и моей сестры, которая пытается меня задушить, — сказал я, снимая с себя руки Иви. Отодвинул девушку. — Разве я не велел тебе ложиться спать?
— Когда это я тебя слушалась, — фыркнула негодяйка. Но взгляд остался встревоженным. — Я… за тебя переживала.
Я постоял, пытаясь вернуть себе дыхание. Переживала.
— Очень убедительно, — с деланной насмешкой протянул я. — Еще немного — и поверю. Иди в кровать, Иви.
Она мотнула головой, и пряди рассыпались по плечам.
— Побудь со мной? — выдохнула она. — Чуть-чуть.
Побыть с ней в темной спальне — не самая лучшая идея. Но я видел покрасневшие глаза Иви и дрожь, которую она пыталась скрыть. Иви боялась.
Шагнул к ней, не думая, схватил за плечи, глядя в глаза с расширенными зрачками. Зелени в ее радужках не осталось, лишь тьма.
— Иви. Я смогу тебя защитить. От эфрима. Ото всех. Ты слышишь? — она медленно кивнула и я разжал пальцы.
— Ложись в кровать. Я умоюсь и приду.
Она топталась на паркете, и я вдохнул.
— Я приду, обещаю.
В купальне привел себя в порядок, пытаясь не намочить бинты, опоясывающие грудь. Переоделся в мягкие штаны, накинул рубашку и вошел в спальню сестры. Она завозилась, отодвигаясь. Я убедился, что Иви надежно укрыта покрывалом, и лег на край кровати. Ребра отозвались глухой болью.
Иви подвинулась ближе и провела ладонью по бинтам на моей груди. Я перехватил ее руку и стиснул зубы.
— Больно, да? — выдохнула сестра мне в плечо.
Я промолчал. Иви тяжело вздохнула и придвинулась еще ближе под мой бок. Пальцы закололо от желания ее обнять. Но я не пошевелился.
— Ты не можешь мне рассказать? — спросила она. — Про… про эфрима?
— Прости, я связан клятвами и обязательствами. Февры дают обеты молчания, Иви. Особенно каратели. Особенно…я. Я не могу рассказать. По крайней мере, в этом мире.
— В этом? — она приподнялась, и в блике лунного света блеснули ее волосы.
— Скоро все изменится, — вздохнул я. — Ты откроешь Дверь и многое поймешь. Я… я хотел дать тебе больше времени. Но ты очень настойчивая. И быстрая.
— Кажется, ты не очень этому рад.
— Я удивлен, — прикрыл я уставшие глаза. — Впрочем, чему удивляться. В двенадцать лет ты связала свою няню, заперла ее в чулане и сбежала из дома, переодевшись мальчишкой. И сумела добраться до Аквантиса. Отец сходил с ума, пытаясь тебя найти. Ты всегда была безрассудной, Иви. Но… решительной.
— Это что же, комплемент?
Я уловил в ее голосе улыбку.
— Не знаю. Я не знаю, как к тебе относиться. Ты… ты не такая, как я думал.
— Хорошая сестра? — прошептала она.
Я помолчал, впитывая тьму, наполненную запахом, шепотом, шорохом. Легкое дыхание Иви на моей коже, между плечом и шеей. Тонкий аромат моего любимого мыла. Интересно, почему она всегда пользуется им, а не земляничным, купленным специально для нее?
Мягкая прядка ее волос, щекочущая мне руку.
До одури хотелось раскрыть браслет, но я удержался.
— Не такая плохая, — протянул я.
Иви тихо рассмеялась. Легкая вибрация, отозвавшаяся внутри меня вспыхнувшим пожаром. Вот же склирз вонючий! Надо убираться отсюда. Надо…
Иви положила ладонь на мою руку и прижалась к плечу.
— Я рада, что приехала в Двериндариум, Кристиан, — чуть слышно произнесла она. — И что узнала тебя.
— Попытайся уснуть, — голос предательски дрогнул. Я уставился на светлый квадрат окна, потому что во тьме мои чувства оказались слишком обостренными. Вот только…
Потянулся свободной рукой и расстегнул браслет. Лишь на миг. Один миг. Жадно глотнул проклятую ежевику, ваниль, хвойную горечь…
— Иви, ты что-нибудь знаешь о Змеевой Траве?
Она сонно зевнула и пробормотала:
— Никогда не слышала.
Я застегнул браслет, бездумно уставившись в темноту.
Иви соврала.
* * *
Кристиан так и не ушел. Похоже, усталость его все-таки свалила, и он просто уснул в той позе, в которой лежал. Утром я проснулась раньше и какое-то время лежала, рассматривая парня. Бледные лучи восходящего солнца слегка разбавили ночной сумрак и высветлили тени. Во сне Крис притянул меня ближе, и я поняла, что мне нравится тяжесть его руки на моем теле. Но осторожно отодвинулась, продолжая рассматривать февра. Я смотрела на его скулы, морщинку между бровей, которая не разглаживалась даже во сне, четко очерченные и такие чувственные губы, темные ресницы и падающие на лоб пряди волос. Рассматривала небольшой шрам в уголке левого глаза и крошечную точку-родинку над верхней губой. Одеяло было на мне, февр лежал в штанах и распахнутой рубашке, и мой взгляд опустился ниже. На перебинтованную грудь, сильные руки. Я подробно рассмотрела вихрь на его шее и колючий узор, выступающий из-под браслета. Рисунок-звезда около сердца сейчас был скрыт повязкой. Загорелую золотистую кожу Кристиана хотелось потрогать. Ощутить под ладонью сухой рельеф, гладкость, силу. Тяжесть…
Кристиан красивый, благородный, смелый. Защитник и воин. Неудивительно, что Ливентия в него влюбилась.
На миг возникло искушение все ему рассказать. Поведать правду обо мне и Ардене. Почудилось, что Кристиан сможет понять…
Понять? Я с досадой прикусила щеку. Кристиан ненавидит ложь и он февр-каратель. Узнав, что его водили за нос, он собственноручно свернет мне шею.
Вздохнув, я посмотрела Крису в лицо. И вздрогнула. Глаза парня были открыты и сейчас внимательно смотрели на меня. Яркая лазурь его радужек потемнела от расширившихся зрачков. Мое сердце ударилось в ребра. И, словно эхо, я услышала вздох Кристиана. Февр моргнул и отодвинулся.
— Который час? — сипло со сна спросил он.
— Не знаю, — я, кажется, тоже немного охрипла. — Солнце встает. Жуткая рань!
Крис хмыкнул, потянулся и встал с кровати, повернувшись ко мне спиной.
— Не вставай. Тренировка на сегодня отменяется. Тебе надо отдохнуть и набраться сил.
Я кивнула, но Кристиан не увидел, потому что уже вышел из моей спальни. Полежав какое-то время, я незаметно для себя снова уснула.
А когда проснулась и спустилась в гостиную, вздохнула с легким разочарованием. Кристиана дома не было. И с чего я решила, что он захочет провести этот день со мной? Он февр, наверняка у него дел полно, несмотря на ранение. Тем более, после вчерашнего нападения эфрима. Последнее до сих пор вызывало у меня дрожь страха и непонимания. Февр Квин велел мне оставаться сегодня дома, и я не осмелилась ослушаться, не хватало еще, чтобы мне снова влепили штрафные звезды. Так что день я провела за книгами, они хоть немного отвлекали от тревожных мыслей и нервного ожидания.
Завтра я открою Дверь. Завтра! Я открою Дверь!
Я, приютский выкормыш, нищенка Вивьен, открою Дверь!
Стоило об этом подумать, и меня начинало колотить от предвкушения.
А еще я думала о рисунке на своем теле, Ржавчине и его исчезновении. Я вспоминала ту зиму, когда мой друг свалился со Стылой болезнью и его лечили Змеевой Травой. Что произошло в тот день, когда я увидела эфрима? В детстве я не задумывалась — боялась, а вот сейчас мысли так и лезли в голову. Почему тот эфрим ушел, так и не тронув беззащитных детей, меня и Ржавчину?
С прошлого мысли перескакивали на настоящее. Сегодня прах старого архивариуса отправится к его родным, а его тайна останется нераскрытой. Из-за меня.
Если бы я могла спросить у старика, что означает рисунок! Где он нашел это изображение и что оно значит! Я ведь всегда считала, что Ржавчина нанес просто линии, без смысла. А теперь понимаю, что это не так.
Но что все это значит?
Вопросов было слишком много, они роились в моей голове, словно мухи, жужжали и сводили с ума. Только ответов у меня не было, и теперь я даже не понимала, где их искать.
Кристиан вернулся поздно и, велев мне выспаться, ушел к себе в комнату. Я вертелась на кровати, не в силах уснуть, представляя завтрашний день и пытаясь угадать, что меня ждет. Какой окажется заветная Дверь? Где она находится? Мне чудились золотые огромные ворота или страшная железная створка с изображением кости и ножа — знака карателей. От нервного возбуждения меня почти тошнило. Посреди ночи в спальню вошел Крис, молча сунул мне стакан молока с какими-то травами, а когда я выпила, лег на кровать и приказал:
— Спать. Немедленно!
Я хотела возразить, но веки налились тяжестью и я зевнула. Успокоительное подействовало, так что я сонно уткнулась носом в плечо Кристиана и почувствовала, как он меня обнял.
Сквозь сон ощутила его губы, прикоснувшиеся к моему виску.
А потом я все-таки уснула.
Назад: ГЛАВА 17. Праздник
Дальше: ГЛАВА 19. Мертвомир