Эпилог. 24 августа 2012 года, вечер
Солнце давно скрылось за холмами Альберобелло. На площади в Беллоротондо медленно угасал день. То был один из тех летних вечеров, что лениво тянутся, когда свет дня уже колеблется, но все не уступает место тьме. Наконец подул легкий ветерок, который, с уверенностью можно было сказать, доносился с моря, со стороны Остуни. Температура быстро снижалась. После ужасной дневной жары наконец становилось хорошо.
Зажглись первые огни в окнах, улицы заполнились смеющимися компаниями молодежи. Многие семьи вынесли стулья из домов на улицу, чтобы посидеть в прохладе. С современных проспектов нижней части Беллоротондо доносился шум машин и мотоциклов, разъезжавших туда и сюда, лишь бы покрасоваться. Деревня вдруг совершенно преобразилась.
Цикады на рожковых деревьях стали петь громче, пытаясь перекрыть неожиданно явившихся со всех сторон конкурентов. На смотровой площадке толпились парочки, в центре площади болтали матери, приглядывая краем глаза за детворой, что играла в прятки возле памятников двум войнам.
Какая-то женщина крикнула из ближайшего окна:
– Nonno!
Старик попытался встать, и мы с Анной бросились помочь ему. Мы подали ему руки одновременно, и он привычным движением оперся о нас обоих. Мы потихонечку зашагали к южному краю площади, но когда поравнялись с памятником павшим в Первой мировой войне, старик остановился. Он подошел к каменной доске, склонился над списком погибших и провел по нему рукой, осторожно скользя пальцами по высеченным в камне именам. Он выпрямился как раз в тот момент, когда за ним прибежала молодая женщина и стала торопить домой. Увидев ее, он повернул голову в нашу сторону и с гордостью сообщил:
– Моя внучка!
– Папа говорит, что если ты сейчас же не придешь, можешь идти ужинать в казино, потому что дома кухня закрывается в девять, – со смехом сказала та, поприветствовав нас кивком головы.
– Вот. Когда вам будет девяносто четыре, вас опять будут ругать, как малых детей, – ответил он, снова обращаясь к нам.
Мы засмеялись и подошли к запыхавшейся женщине. На ней были очень узкие джинсы и майка на тонких бретельках с глубоким вырезом. На вид лет тридцать с небольшим, на редкость красива – смуглая, зеленоглазая, с длинными черными волосами, собранными в хвост. От бега волосы упали ей на грудь, целиком закрыв левое плечо.
Старик попрощался с нами. Он взял мои руки в свои, крепко их сжал, а затем повернулся к Анне и простился с ней таким же образом, широко улыбнувшись вдобавок. Затем поблагодарил нас и взял внучку под руку.
Поворачиваясь, чтобы уйти, женщина движением головы отбросила волосы назад, открывая ключицу. Под ней мелькнуло какое-то пятнышко, как будто бы родинка, и на мгновение нам показалось, что видны очертания красного сердца, но мы сообразили это, когда женщина уже повернулась спиной. Стоя у памятника, мы с Анной удивленно переглянулись и стали смотреть вслед старику, который вместе с внучкой неторопливо покидал площадь.
Когда мы наконец решили догнать их, было уже поздно. Они как раз дошли до стены сада. Старик обернулся, еще раз взмахнул рукой на прощанье и скрылся в боковой калитке.
Когда мы уходили с площади, уже вовсю дул морской ветер, на улице было хорошо. На сей раз апокалипсис обходил Беллоротондо стороной. Очевидно, потому, что история уже довольно наказала этот несчастный уголок юга Италии.
