После подписания перемирия солдаты стали возвращаться домой. Они были убеждены, что наконец вернутся к нормальной жизни и все будет как раньше, но на деле вышло иначе: все изменилось. Из-за нехватки рабочих рук многие семьи потеряли урожай, и хозяева согнали их с земли; избежавшие мобилизации счастливчики разбогатели за счет этих несчастных; многие женщины, отчаявшись в одиночестве, не дождались мужей с фронта и уехали с какими-то авантюристами; младшие дети не узнавали отцов, пришедших с войны, и убегали от них.

Судьба решила жестоко посмеяться над Примо Карнерой. Ему были уготованы все несчастья разом: родителей выгнали из дома, и они этого не пережили; жена уехала с каким-то ловким проходимцем, а дети, увидев его, разревелись и не захотели даже подойти. Двух дней не прошло, как Примо принял решение. Уже давно семьей для него стали боевые товарищи, на фронте они поклялись друг другу в вечной дружбе, и он верил, что они его не предадут. С несколькими другими такими же разочаровавшимися в жизни солдатами он отправился в горы.

Партизаны так и не узнали его настоящего имени, а сам он говорил, что не помнит его. Ему нравилось прозвище, полученное в деревне. Он был два метра пять сантиметров ростом, весил сто двадцать пять килограммов и был силен как бык. Когда Примо Карнера завоевал в Нью-Йорке титул чемпиона мира, друзья решили, что у него с их односельчанином есть определенное сходство, и окрестили того именем боксера. С тех пор он навсегда стал «Примо Карнерой» и гордился этим.

Встретившись с лейтенантом Донованом, Примо Карнера со своим отрядом перешел в его распоряжение, и они вместе дошли до Майеллы. Витантонио и Рузвельт сразу приняли Карнеру, с первого взгляда поняв, что он слишком хороший парень, чтобы бросать его одного среди очерствевших людей, собиравшихся в горах. Все партизаны были верны делу свободы, но многие были разочарованы в жизни, обожжены войной, Примо же, напротив, был добр и наивен, всегда готов отдать последнее, всем верил. Этим он тоже походил на добродушного боксера-великана.

– Ты должен подготовиться ко дню, когда все это кончится. После войны мы разойдемся по домам и ты останешься один, – говорил ему Витантонио, пытаясь заставить товарища задуматься. – В школе мы с одноклассниками тоже клялись друг другу в вечной дружбе, но с тех пор, как я уехал из Бари, никого из них больше не видел. С тобой будет так же.

Тот смеялся. Срывал зонтик фенхеля, совал в рот и принимался жевать. Затем вынимал и жеваным стебельком грозил Витантонио:

– Ты поостережешься бросать меня одного! Вы с Рузвельтом – моя семья!

– Но мы же всего месяц знакомы.

– У меня ни одна подружка столько не продержалась. Даже женат я был меньше.

Он снова закусывал стебелек фенхеля и уходил, смеясь.

Прибыв в Майеллу, в горы, они обнаружили, что готовые начать неравную борьбу с немцами добровольцы стекаются туда дюжинами. Они съезжались со всей Италии, настроенные преодолеть идеологические разногласия, что разделяли их все эти годы; большинство были бывшими солдатами, которые отказывались мириться с параличом военного командования. В первом же лагере, разбитом совместно с партизанами, Витантонио напал на след Джованны. Она уже несколько дней была в Майелле вместе с Сальваторе, и о них уже пошла молва.

Когда он отправился было на их поиски, Англичанин получил приказ от союзнического командования: нужно было дождаться партизанскую колонну, сопровождавшую американского капитана Льюиса Кларка, специалиста по химическому оружию, которого им следовало провести еще севернее, в сердце немецкого арьергарда. Целью было обнаружить за «линией Густава» оборудование и склады, где было возможно производить и хранить иприт. В те месяцы линия между Терамо и Кассино обозначала границу, делившую Италию надвое: к югу лежали территории, освобожденные союзниками, к северу – земли, подконтрольные марионеточному правительству Муссолини на службе у оккупационных сил нацистов, устроивших его побег из тюрьмы в Абруццо в результате дерзкой операции, проведенной по личному распоряжению Гитлера.

Этот неожиданный приказ смешал планы Витантонио, но в нем же таился сюрприз.