В городе землевладельцы и коммерсанты входили в Культурное общество – престижный клуб, члены которого не обращали внимания на претенциозное прилагательное в названии на фасаде здания, где они собирались и пропагандировали скорее карточные игры и застольные беседы, нежели культуру. Происходившие в Культурном обществе партии в карты превращались в легенды, как и дискуссии, на которых обсуждалось экономическое положение региона и трудности, с которыми приходилось сталкиваться в попытке найти толковых и преданных фирме работников. Из политики же обсуждалось только международное положение, отчего участники собраний чувствовали себя настоящими космополитами. Члены клуба делились на сторонников оси «Рим – Берлин» и соглашений, которые Муссолини планировал заключить с нацистской Германией, и тех, кто делал ставку на улучшение отношений с Англией, но все единодушно одобряли экспансионистские намерения дуче относительно юга Франции, Средиземноморского региона и, разумеется, Восточной Африки.

Заседания кружка проходили одновременно в гостиной и в библиотеке – в последней читали исключительно газеты. Если же кто-нибудь подходил к полке, чтобы взять книгу, то только затем, чтобы справиться о каком-либо факте, который мог бы помочь победить в споре, зашедшем в тупик из-за недостатка решающих аргументов. После обеда играли в карты – в трех или четырех специально обустроенных комнатах, за закрытыми дверями, особенно с тех пор, как ставки выросли и один старик даже поставил на кон свое имение.

После снова собирались в гостиной с рюмкой коньяка или граппы, курили гаванские сигары и говорили о картах, пока некоторые не начинали незаметно удаляться в направлении сада. В саду было очень хорошо, особенно летом – две старые липы и лавр давали превосходную тень, – но не потому друзья культуры стремились туда. Их привлекала спрятанная в глубине сада калитка, ведшая во двор соседнего дома. Соседний сад был меньше, и в нем чувствовалась женская рука: в горшках росли миниатюрные розы, в больших кадках – гортензии, стены были увиты девичьим виноградом, а в углу небольшой фонтан изливался изо рта русалки в чашу, где плавали красные и черные рыбы.

После обеда или после ужина заседавшие в Обществе господа пересекали торопливым шагом оба сада и оказывались в доме Прекрасной Антонеллы. Антонелла была хорошенькой вдовой разорившегося коммерсанта, содержавшей самый известный в городе дом свиданий. Парадный подъезд выходил на второстепенную улицу, но им почти никто не пользовался до наступления темноты, когда обитатели окрестных домов уже спали. И если бы девушки принимали клиентов только с главного входа, «мадам» давно бы разорилась. Но, по счастью, сад Культурного общества находился по соседству и поставлял Прекрасной Антонелле лучших клиентов во всей Апулии.

Большинство товарищей Витантонио учились с ним в закрытом лицее Горация в Бари. Там они спали, ели и готовили уроки под надзором учителей-священников, но на занятия в старших классах каждый день ходили в школу на набережной Лунгомаре. За партами сидели в алфавитном порядке, так что соседом Витантонио Конвертини оказался Аурелио Кавалли, родом из Бари. Его семья жила в доме напротив заведения Прекрасной Антонеллы, мать была модисткой, и из окна мастерской открывался вид на сад Культурного общества и тайный садик дома свиданий. Кавалли отличала предпринимательская жилка, и его сразу посетила идея коммерческого толка: когда мать уходила снимать мерки с заказчиц, он за деньги пускал приятелей наблюдать за обитательницами соседнего дома.

Путь Витантонио и его товарищей по учебе так и так пролегал мимо дома Кавалли, и вскоре они превратились в самых преданных почитателей Антонеллы. Укрывшись в швейной мастерской, школяры, смеясь, подсматривали за девушками, которые выходили в сад в одних комбинациях и помогали друг другу причесываться. Но вот в окнах второго этажа включался свет, и зрители приходили в страшное напряжение, боясь пропустить момент, когда соседки станут раздеваться. Наблюдения нечасто увенчивались успехом, но воображение дорисовывало то, чего не удавалось увидеть, и возбуждение было таким, словно они сами побывали в той комнате и ничто не препятствовало им разглядывать женскую наготу. Особенно когда переодевалась Изабелла Дардичче, самая молодая из всех, нежная, как спелая ягода, при одном взгляде на которую текли слюнки.

Вскоре наиболее активные члены швейного клуба придумали еще одно развлечение: они стали отмечать визиты, наносимые в соседний дом взрослыми, и смеяться над товарищами – сыновьями завсегдатаев. Однажды, обновляя список посетителей, Витантонио с удивлением увидел, что дядя Анджело выходит из здания Культурного общества, пересекает сад – и вот уже приветствует девиц как старых знакомых.

– Черт, дядя Анджело! – вырвалось у него.

Рядом с Витантонио на наблюдательном пункте сидел Паскуале Рагузео. Его родители были из тех немногих крестьян, что сумели сколотить состояние, возделывая виноград, и отправили сына учиться. Витантонио глазом моргнуть не успел, как Паскуале высунулся в окно и закричал:

– Дядя Анджело, дядя Анджело!

Витантонио сжался от стыда.

– Придурок! Теперь он поймет, что я шпионю за ним!

Последствия не заставили себя ждать. Назавтра к модистке явился председатель Культурного общества, который посоветовал ей быть осмотрительнее, если она дорожит своим делом и репутацией.

– Портниха, которой открыты все двери в городе, не должна ничего ни видеть, ни слышать. Это профессиональная тайна, как на исповеди, – пригрозил гость хозяйке, клявшейся в слезах, что больше такого не повторится.

В тот же день наследнику Кавалли пришлось скрепя сердце закрыть свое предприятие.

Однако этим дело не кончилось. В ближайшее воскресенье после обеда в палаццо дядя Анджело встал из-за стола, приобнял Витантонио за плечи и сказал:

– Пойдем, угощу тебя сигарой.

У Витантонио душа ушла в пятки. Дядя никогда ему не нравился, и он полагал само собой разумеющимся, что их антипатия взаимна. В кабинете они сели друг напротив друга, дядя раскурил для Витантонио сигару. Юноша обливался потом и спрашивал себя, долго ли продлится эта показная любезность и в какой момент она сменится припадком ярости. Но никакого припадка не последовало. Напротив, дядя налил ему рюмку арманьяка от французских партнеров и заговорил еще мягче:

– Ты уже вырос, Витантонио, и тебе наверняка недостает отца. Есть вещи, о которых он должен был бы рассказать тебе. Возможно, момент настал, и я хотел бы поговорить с тобой на правах родственника. Как у тебя с девушками?

Витантонио поперхнулся и не сумел скрыть удивления. Он не знал, стоит ли рассказывать, что Сальваторе пару раз водил его в таверну с плохой репутацией на окраине Беллоротондо. Витантонио был в замешательстве. Пытаясь выиграть время и понять, к чему клонит дядя, он решил действовать осторожно и притвориться невинным.

– Знаете, дядя… Я…

– Я вижу, что ты еще не познал женщину. Возможно, настал момент с кем-нибудь тебя познакомить. Я дам тебе адрес, и ты скажешь, что пришел от меня. Но ничего не говори Франко – между мужчинами бывают дела, которые не стоит обсуждать со своими детьми.

Дядя приглашает его к проститутке? Витантонио ушам своим не верил. Мысли метались в голове, и тут его осенило.

– Я очень благодарен вам, дядя, но я не хотел бы делать этого в Беллоротондо. Боюсь, тетя узнает и огорчится.

– Хм… А где тебе будет спокойнее?

– Может быть, в Бари. За Корсо Витторио Эммануэле есть улица, и на ней дом, который выглядит очень скромно, вход через сад Культурного общества…

Если дядя Анджело и удивился, то ничем себя не выдал. Он просто кивнул, и через два дня Витантонио пошел в клуб вместе с ним.

– Мой племянник прилежно учится и заслуживает доверия, так что я записал его в Общество, чтобы он время от времени приходил позаниматься в библиотеке, – объяснил Анджело партнерам по картам. – К тому же ему полезно будет послушать разговоры умных людей.

Витантонио покрутился перед книжными шкафами, а через некоторое время незаметно выскользнул в сад. Пройдя через калитку и направляясь на оплаченное дядей свидание с Изабеллой Дардичче, он поднял голову и подмигнул сыну модистки, подглядывающему из окна ателье.

Наутро об этом знала вся школа, и когда Витантонио вышел во двор после первого урока, товарищи встретили его аплодисментами и завистливыми взглядами.

Если дядя Анджело говорил, что едет в город, никто не знал, имеет ли он в виду Бари, Бриндизи или Таранто. Он ездил на деловые обеды, в Культурное общество и на политические собрания, но в семье ему никогда не докучали вопросами и не напрашивались в попутчики, так что об этих отлучках мало что было известно. Пока Витантонио не увидел его из окна швейной мастерской. С того дня дядя стал уделять племяннику больше внимания, надеясь, что тот положительно повлияет на сына, который уехал учиться в Рим и внезапно оказался на войне в Испании, а на днях должен был вернуться в Беллоротондо.

После проделки Паскуале дядя Анджело, приезжая в Бари, всегда забирал Витантонио из школы и брал с собой в лучшие рестораны. Учителя не чинили ему препятствий, находя, что общение со старшими мужчинами в семье очень полезно для воспитанников – будущих хозяев промышленности региона. Время от времени дядя также брал его с собой на встречи с клиентами и представителями иностранных деревообрабатывающих компаний.

Витантонио не доверял дяде Анджело. Он никогда его не понимал. В конторе лесопилки Конвертини тот поддерживал установленную бабушкой дисциплину, но был при этом капризен и непостоянен. Особенно это проявлялось в отношениях с рабочими, тут дядя Анджело был полной противоположностью синьоры Анджелы, которая умела соблюдать дистанцию, но неустанно пеклась о благе работников, считая их величайшим сокровищем фирмы.

Анджело настолько привык к компании Витантонио, что однажды позвал его с собой, направляясь к врачу. Выходя, он был несколько растерян: медсестра вручила ему пакетик порошка, который следовало растворить в воде и принять, прежде чем отправляться на рентген желудка. Все, что в Анджело было от конторского деспота и придиры, куда-то улетучивалось, стоило ему покинуть свой кабинет, он оказывался не способен даже на самое простое решение. Дядя не знал, где принять этот порошок, и наконец сказал Витантонио:

– Пойдем в «Альберго делле Нацьони».

Через двадцать минут они сидели в совершенно пустом в этот час зале лучшего ресторана Бари. Официант в белых перчатках принес серебряный кувшин, растворил в воде содержимое пакетика и подал дяде Анджело бокал. Официанту пришлось долить воды трижды, чтобы дядя полностью принял прописанную врачом дозу.

Рентген не показал ничего особенного, и через несколько дней дядя Анджело снова повел Витантонио в «Альберго делле Нацьони», чтобы отпраздновать радостную новость. На сей раз они пришли в обеденное время. Уже принесли еду, когда дядя извинился, что отвлечет его. Витантонио испугался было, что речь пойдет об амурных похождениях, но дядя неожиданно заговорил о Франко и семейном предприятии:

– Я хотел бы, чтобы ты оставил учебу и начал работать на фабрике. Это единственный способ привлечь Франко к нашему семейному делу. Хватит уже ему вертеться вокруг военных, пора занять место наследника на лесопилке Конвертини. Вы с ним ладите, с тобой он чувствует себя уверенно. Однажды дело перейдет к нему, и тогда ты станешь правой рукой хозяина и будешь получать достойное жалованье.

Дядя аккуратно, жестом человека из хорошего дома, взял приборы и полностью сосредоточился на рагу из куропатки с капустой, которое давно уж требовало внимания. Но едва он поднес вилку ко рту, как весь его политес испарился. Он ел торопливо, не отрывая локтей от стола, и громко чавкал. Витантонио неприятно было на него смотреть. Он набрался храбрости и сказал:

– Но… я решил изучать законы. Мне хотелось бы защищать апулийских крестьян.

– Законы?.. Крестьян?.. Что ты несешь? Что это за дело?..

– Это то, чем я хочу заниматься. Я хочу помогать небольшим крестьянским хозяйствам добиваться улучшения условий и защищать их от произвола землевладельцев, которые даже не живут здесь и знать ничего не желают о проблемах региона.

– О чем ты говоришь! Что за чушь! Конвертини не может бросить семейное дело, чтобы заниматься горсткой несчастных, от которых не будет проку!

– Я все обдумал и хочу продолжать учебу. Франко уже взрослый и вполне сможет сам заниматься лесопилкой, и он способнее, чем вы думаете. Если бы вы были с ним ближе, возможно, он не удрал бы в Испанию, чтобы добиться вашего уважения.

Нападение фашистов на Сальваторе заставило Витантонио трезвее взглянуть на мир; он стал сильнее. Он говорил и сам удивлялся своим словам. Витантонио поднял голову и посмотрел дяде в глаза. Он заметил, что тот с трудом дышит, и подумал, что дядя растолстел как свинья: щеки розовые и полные, двойной подбородок совершенно скрывал шею, а глаза и рот казались непропорционально маленькими на этом раздувшемся лице.

– На фабрике ты будешь хорошо зарабатывать, – попытался дядя вернуть разговор в прежнее русло.

– Оставьте ваши деньги при себе, – отрезал Витантонио.

Дядя Анджело испугался. Его лицо странно скривилось, а правый глаз нервно дернулся. Никто и никогда так дерзко не противился его воле, и уж тем более он не ожидал ничего подобного от девятнадцатилетнего сопляка. Но ему необходимо было убедить племянника, потому Анджело сделал вид, что не придает значения его словам.

– Быть правой рукой хозяина лесопилки Конвертини – это не шутки. Со временем ты сможешь делать самостоятельные инвестиции и сколотишь состояние. Однажды тебе придется взять на себя обязательства перед семьей и быть на высоте, так что сейчас ты должен быстро вникнуть в дело, а затем, когда вернется Франко, обучить его.

– Бабушка и тетя тоже хотят, чтобы я выучился. Я решил стать адвокатом.

– Они будут хотеть то, что я им прикажу. И тебе не мешало бы! Надо иметь немного семейной гордости, чтобы не заниматься всякой чепухой.

– А эта семейная гордость не помешает мне быть простым наемным служащим в конторе двоюродного брата?..