В школе было два заводилы – Витантонио и Джокаваццо. Они были самые сильные, самые отважные, самые независимые – и соперничали за симпатии однокашников. Все остальные ученики, не обладая их темпераментом, делились на две враждующие стороны в соответствии с воинственными замыслами своих вожаков.

Мало кто из учеников оставался в стороне от этого соперничества, только одиночки, всегда решавшие за себя, – хромой Арджезе, которого никто не любил, и Санте Микколи, который места себе не находил от тоски по дому и бродил по школе как тень. Они составляли небольшую отдельную группу, и жилось им несладко: тем, кто не принадлежал ни к одной из сторон, доставалось от всех. Особенно страдал Микколи, его несколько женоподобная внешность будила в соучениках агрессию. Витантонио защищал его на расстоянии и пресекал любые попытки самоутвердиться за его счет. Зеленые глаза Микколи напоминали Витантонио о Джованне.

Ссоры между противниками возникали по малейшему поводу, и очень скоро никто уже не мог вспомнить причины. Хотя причины никого и не заботили – это искала выхода энергия, зажатая в тиски суровой дисциплины католической школы.

Витантонио и Джокаваццо научились обмениваться взглядами исподлобья и издалека ненавидеть друг друга. Их соперничество имело долгую историю и уходило корнями в те времена, когда оба учились в начальной школе Беллоротондо и в средней школе в Мартина-Франке, однако там они демонстрировали взаимное уважение и избегали прямых столкновений. Но в закрытой школе в Бари контакты были неизбежны, и битва один на один в том последнем триместре 1935 года казалась неминуемой.

Она едва не произошла, когда однажды дружки Джокаваццо донимали беднягу Арджезе, который пытался убежать, приволакивая ногу. Витантонио в одиночку вышел на его защиту и разогнал преследователей. Он только что повалил на землю двух последних драчунов, поставив им подножку, как появился задира Джокаваццо:

– Смотрю, ты не боишься этих недоносков. А вот связаться со мной у тебя кишка тонка.

– Если ты хочешь настоящей драки, так и скажи, увидимся на футбольном поле. А сейчас пусть твои дружки оставят Арджезе в покое. Он чуток хромает, потому что болел в детстве полиомиелитом, но зато он умнее всех вас вместе взятых. Видел я, как вы бегаете за ним перед экзаменами.

Джокаваццо посмотрел Витантонио в глаза, но ничего не ответил. Тем временем собрались друзья того и другого, ожидая только знака вожаков, чтобы начать работать кулаками, но Джокаваццо вдруг повернулся к противнику спиной и крикнул своим:

– Уходим! Что вы здесь забыли?

До сих пор сценарий всегда был неизменен: вожаки дрались вместе с тремя-четырьмя товарищами, но никогда один на один. Поэтому когда они наконец бросили вызов друг другу, новость распространилась молниеносно. Полшколы собралось поддержать соперников.

Драка произошла на следующий день после возвращения Витантонио, который из-за собственной болезни и зрелища разбитого апоплексическим ударом крестного был как никогда чувствителен. Он тайком курил в кабинке туалета, когда услышал, что Джокаваццо насмехается над семьей тети:

– Пальмизано были трусы. Иначе как объяснить, что вся семья вымерла? Говорю вам, причина может быть только одна. На войне смерть сразу видит трусов.

Витантонио распахнул дверь и налетел на своего врага. Он захватил его врасплох и сразу вжал в стену. От растерянности Джокаваццо пропустил два удара кулаком в лицо и упал на пол. Витантонио снова набросился на него, и они выкатились в коридор.

«Конвертини и Джокаваццо убивают друг дружку в туалете на третьем этаже!» – эта новость мгновенно облетела школу, вокруг дерущихся стала собираться толпа.

Витантонио был проворнее и здорово умел обхватить противника, не давая ему двигаться. Однако Джокаваццо был сильнее и у него был хороший удар, это уравнивало шансы. Они дрались уже довольно долго, катаясь по полу, обоим не хватало воздуха, и у обоих во рту был привкус крови. Витантонио сумел поймать и заломить за спину руку Джокаваццо, придавив противника к полу. Наконец он надежно держал его. Тут послышался голос Франко:

– Давай, убей его! Убей!

Витантонио увидел налитые кровью глаза кузена и с неудовольствием отвел взгляд. Франко всегда был его лучшим другом, и Витантонио приходил в отчаяние от того, что тот вечно идет на поводу у самых агрессивных товарищей. Ему неприятно было видеть, что кузен вне себя от возбуждения. Но в этот момент он заметил, что не один Франко распалился от их драки, – полшколы, ученики разных классов, наблюдали за ними и подзадоривали. Это открытие поразило Витантонио. Он понял, что все жаждут стать свидетелями унижения побежденного, чтобы таким образом самоутвердиться, и мгновенно потерял всякую охоту продолжать поединок. Никто из окружающих не заслуживал этого зрелища. Если они хотят пощекотать нервы, пусть дерутся сами. Он навалился животом на спину Джокаваццо и прошептал ему на ухо:

– Ничья? Сделаем вид, что надоело, и ну их всех.

Тот не ответил, но перестал яростно вырываться.

– Давай же, развернись и сбрось меня, – продолжал Витантонио.

Через мгновение оба стояли на ногах, отряхивая школьную форму и еще поглядывая друг на друга с недоверием. Витантонио первым нарушил молчание.

– Имей в виду, ты чудом уцелел. В следующий раз так просто не отделаешься, – бросил он, чтобы соблюсти приличия.

– В следующий раз ты и пикнуть не успеешь. Сегодня тебе просто повезло, – ответил Джокаваццо не очень уверенно, поскольку еще не понял, что произошло.

Никто вокруг тоже ничего не понял. Уже дважды за последнее время их лишали удовольствия поглазеть на отличную драку.

– Почему ты не добил его? Если бы ты сломал ему руку, он бы не скоро очухался, – упрекнул брата Франко. Он был сильно разочарован.

Витантонио промолчал. Остальные ученики выжидательно смотрели на противников, надеясь, что они еще набросятся друг на друга. Тут подоспел школьный префект по дисциплине:

– Кто начал?

Оба с вызовом посмотрели на отца Пиуса, что означало: жаловаться тут никто не будет. Неожиданно для всех заговорил Франко:

– Это Джокаваццо виноват.

Витантонио смерил его испепеляющим взглядом и счел долгом взять вину на себя:

– Неправда. Это я начал.

В конце концов оба оказались в кабинете отца Пиуса, в зале Льва Тринадцатого – в «камере пыток», как его называли ученики. Некоторые в качестве наказания часами выстаивали там с книгой в руках – как правило, с житиями святых или Священной историей – без права передохнуть или сходить в туалет. Рекорд был установлен учеником, простоявшим двадцать четыре часа. Префекту все равно было, что написано в книгах, которые выдавались провинившимся, главное, чтобы были потяжелее и чтобы наказание запомнилось надолго.

– Ну ты даешь, Конвертини! – крикнул Джокаваццо с противоположного конца кабинета, когда префект вышел, оставив их с книгами в руках. А еще через четыре часа попросил Витантонио:

– Покарауль.

После чего выскользнул в безлюдный в этот час коридор, ведущий к учебным аудиториям, вошел в первую дверь и написал на доске: «Отец Пиус спит с сестрой Лючией».

Вскоре вся школа была в курсе сплетни. Какой-то ученик утверждал, что однажды утром, войдя в кабинет префекта, чтобы подмести, застал того в объятиях монахини. Другие говорили, что видели обоих в саду и они «кое-чем занимались», а некоторые клялись, что застукали их в аудитории или видели, как они целуются в кабинете.

На следующий день Витантонио решил расспросить Джокаваццо:

– А как ты узнал про префекта и сестру Лючию?

– А я и не знал, я все выдумал. А теперь гляди-ка – оказывается, все и сами давно заметили…

Витантонио покривился:

– Отец Пиус сукин сын, но даже он не заслуживает такого поклепа. Репутация – это святое.

– Это личные счеты. Отец Пиус сам подал мне идею. Знаешь, кто такой приор Джованни Монтеро?

Витантонио понятия не имел, куда клонит Джокаваццо. Поэтому пожал плечами и приготовился слушать.

– Монсеньор Джованни Монтеро был приором базилики Святого Николая в Бари. В 1662 году его обвинили в связи с монахиней, и вице-король отправил в Бари архиепископа города Бриндизи выяснить, что в этих слухах, не смолкавших несколько месяцев, правда. Когда стало известно, что ведется расследование, список предполагаемых грехов приора стал расти как на дрожжах, ему стали приписывать отцовство двоих детей (хотя не пояснялось, кем была мать – замужней ли дамой, свободной или рабыней) и в конце концов обвинили в изнасиловании кучерской жены и заодно в совращении самого кучера. Следствие заключило, что все это бредни, которые охотно распространялись злыми языками в обществе, где людям только дай кого-нибудь оговорить. Но дело было уже сделано. В глазах жителей Бари приор базилики Святого Николая был виновен. Совершенно как наш префект по дисциплине.

Витантонио все больше и больше недоумевал. Джокаваццо считался одним из самых тупых учеников во всей школе.

– Откуда ты все это знаешь?

– Отец Пиус сам выкопал себе яму, наказав нас. Знаешь, какую книгу он мне дал в «камере пыток»? «Церковная история Бари сквозь века». Там целая глава про монсеньора Монтеро. – Джокаваццо лукаво посмотрел на Витантонио и подытожил: – Все слухи про префекта, которые я пустил, я взял из книги, которую он сам мне всучил.

И громко расхохотался, отчего бывшие неподалеку ученики обернулись. Они не могли взять в толк, почему эти двое, вместо того чтобы дубасить друг друга, стали вдруг секретничать.

С того дня они стали не разлей вода. Однажды утром, выходя из класса, Джокаваццо подошел к Витантонио:

– У моего младшего брата, Раффаэле, тоже был полиомиелит. – Он сглотнул и добавил: – Родители стыдятся его и не отдают в школу. Он живет у бабушки с дедушкой.

Какое-то время друзья молча шли рядом. Джокаваццо смотрел в пол. Вдруг он спросил:

– Ты не обидишься, если я проучу этого придурка Франко за то, что он меня сдал?

– По мне – пожалуйста, только руки не распускай. Он мой двоюродный брат, и если ты полезешь в драку, то я буду его защищать.

На следующий день двое в капюшонах напали на Франко в туалете и раздели догола. Он весь вечер просидел, рыдая, сжавшись в вонючем углу, обхватив руками колени и спрятав лицо. Перед ужином один из учителей-священников услышал всхлипы, обнаружил несчастного и вывел из туалета, укрыв одеялом.

Дома в воскресенье Франко рассказал менее унизительную версию произошедшего: двое в капюшонах напали на него и побили.

– Скажи мне имена, и их выгонят! – в ярости закричал отец.

Но Франко не знал, что ответить. Это мог быть кто угодно. Несмотря на покровительство Витантонио, он был не слишком популярен. В школе пообещали детально расследовать случившееся и примерно наказать виновных, но оставалось всего две недели до летних каникул, и дело так ничем и не кончилось.