Час настал.

Те, кому не хватило билетов, штурмовали вход. Капельдинеры еле сдерживали напор. Зал был полон. Публика собралась самая блестящая, почти целиком мужская. В задних рядах партера сидел Диамант. За ним наблюдал с балкона Нитяев. Ближе к сцене заняли места Грохольский и Тишинский. Непримиримые враги пребывали в приподнятом настроении, обменивались шутками и любезностями.

Через два ряда перед ними сидел Левицкий вместе с Турчановичем. Пристав не рискнул взять жену на «праздник разврата», как она выразилась, однако выпросил для себя и помощника два билета из личного фонда Александрова.

После дружеского рукопожатия и обмена любезностями разошлись по ложам бельэтажа князь Барятинский и великий князь Николай Николаевич. Даже особам царствующего дома ничто человеческое не чуждо. Лебедев уселся как простой смертный в последнем ряду кресел, за которым начинались места на стульях. Недалеко от него с трудом сидел Фабио Капелло. Перевязка груди давила, но он не замечал боли, с волнением разглядывая занавес.

Репортерам газет, которых распорядился пропустить Александров, мест не досталось, они держались в проходах. А вот Шереметьевский не явился. Он долго прикидывал, как оказаться любезным и Барятинскому, и великому князю. Неразрешимый узел он попросту разрубил: отдал билет приятелю из Департамента.

Среди всеобщего ажиотажа мелькал дымок слуха: будто Кавальери не выйдет на сцену. Выдвигались различные версии: от невероятной – ее украли черкесы, до обыденной – звезду скосил петербургский климат. Говорили шепотком, но уверяли, что сведения точные, получены из театральных кругов. Зрители с любопытством поглядывали на Барятинского, но князь меньше всего походил на страдальца, у которого пропала любовница. Его присутствие должно было опровергать слухи. Но слухи ширились. Кое-где уже говорили, что вместо Кавальери выступит талантливая дебютантка. Она будет выступать инкогнито, в платье звезды и в маске, чтобы публика не сразу устроила скандал. Откуда брались эти слухи, никто сказать не мог. Сведения передавались из уст в уста, не имея ни начала, ни конца. Самые отчаянные устраивали пари: выйдет Кавальери или ее заменят.

До начала оставались считаные минуты. Оркестр занял места в оркестровой яме, репетируя, как всегда, вразлад.

Курочкин и агенты были на местах. Ванзаров нарочно прибыл позже всех. Ему доложили, что Горже появилась в театре около пяти и не выходила из гримерной. Он не пошел в зал или за кулисы, остался около служебного входа. Без четверти восемь туда подошла барышня в костюме горничной. Она несла такой большой букет для мадемуазель Кавальери, что цветы закрывали лицо. Ванзаров вежливо открыл перед ней дверь и лично проводил до гримерной, чтобы не споткнулась по дороге. В артистическом коридоре было пустынно. Все, кто мог, оказались в зале.

Августовский вечер был темен. У театра и в саду зажгли фонари. Из темноты спешила дама. Заметив Ванзарова, устремилась к нему.

– Как там Анечка? – спросила она, забыв поздороваться. – Благодарю, что за ней приглядывали. Что так задержалась? Получила ангажемент? Не утерпела я, девятый час, а ее все нет.

– Ваш дочь пришла сегодня в театр? – спросил он, когда смог вставить слово.

– Разве не знаете? Вы же с нею были…

– В котором часу Анна уехала из дома?

– Так ведь в третьем, наверное… Прежде за вами в сыск заглянула…

Чаще всего точный и продуманный план рушит обычная мелочь. Анна Фальк не была мелочью. План надо было менять на ходу. Отослав мадам Фальк на террасу ресторана, пока еще пустую, Ванзаров дал сигнал Курочкину. Филер материализовался из воздуха, не понимая, зачем вызвали. Ему был показан снимок Анны Фальк. Курочкин барышню не видел: агенты взяли театр под наблюдение в четыре часа дня. До этого они были заняты другим делом…

Появилась Жанетт. Она сошла с пролетки и бегом направилась к служебному входу. Горничная была в глухом черном платье. Помахала Ванзарову и блеснула зубками в милой улыбке. Было не до нее. Требовалось принять решение: оставить план как есть или срочно поменять. Из двух зол Ванзаров выбрал третье: приказал Курочкину и филерам взять под наблюдение оба выхода. И брать каждого, кто попал в список из двух фамилий.

Тем временем в зрительном зале оркестр начал вступление. Занавес подняли.

Отеро выпорхнула босоногой. На лодыжках сверкали брильянтовые браслеты. Брильянты искрились на запястьях, переливались в серьгах. На груди искрился пожар брильянтового нагрудника размером с обеденную тарелку. Великий князь Николай Николаевич остался доволен эффектом: каждый рубль, вложенный в брильянты, приятно бодрил кровь. Не зря потратил деньги. Прочую мужскую публику радовали не только брильянты. Платье представляло собой прозрачную тюлевую накидку, дразня фантазию на грани непристойного поведения. Хотя кто ее посадит: Левицкий хлопал усерднее других, Турчанович не отставал от него. Аплодисменты сотрясали зал.

Королева брильянтов открыла бой испанским танцем, неистовым и диким.