Пятиэтажный гигант «Пале-Рояль», огромный и напыщенный, мало чем походил на одноименный дворец кардинала Ришелье. Однако название создавало у обывателя флер чего-то элегантно-европейского. Цены здесь держали умеренные: чтобы номера было выгодно надолго снимать семейным чиновникам и инженерам средней руки с жалованьем от ста рублей в месяц. И чтобы голодные студенты не смели сюда соваться. Здесь довольно строго следили за нравами и не сдавали номера на ночь или на часы влюбленным парочкам. Порядки «Пале-Рояля» выгодно отличались от прочих гостиниц вблизи Николаевского вокзала.

Портье довольно строго взглянул на Ванзарова, который желал знать, в каком номере проживает мадемуазель Кавальери. Неизвестному господину отказались предоставить сведения о постояльцах без их согласия. Пришлось показать зеленую книжечку Департамента полиции, чтобы портье назвал люкс на третьем этаже.

Жанетт открыла дверь с охапкой платьев на руке. Она улыбнулась гостю, как всегда, чуть более откровенной улыбкой, чем следует.

– О, месье, как вы нас нашли?

Ванзаров не стал отвечать на детский вопрос, спросил разрешения войти.

– Мадам сейчас принимает ванну, – застенчиво ответила Жанетт, как будто ее застали за чем-то неприличным. Ох уж эти гувернантки…

– Кто там? – донесся голос из глубин номера.

– Месье с большими усами из полиции! – прокричала она в ответ.

– Пусть войдет.

Горничная распахнула дверь.

– Войдите, месье!

Так заманчиво и призывно, будто его приглашают в сказочный мир. Ванзаров спросил, где ванная комната. О приличиях он окончательно забыл. Жанетт без колебаний указала, куда пройти.

Посреди кафельного пола стояла редкая для Петербурга игрушка: чугунная ванна. Чтобы содержать ее, особенно зимой, требовалось столько дров, что подобную роскошь могли позволить себе очень состоятельные господа. Ванзаров к ним не принадлежал. Да и старался мыться ледяной водой. Для закалки организма.

Ванна возвышалась на четырех львиных лапах. В ее утробе лежала Кавальери. Она раскинула руки по краям. Ничего более неприличного, что требовало закрыть глаза, не оказалось. Почти по шею дамы ванна была прикрыта простыней. Все эти европейские привычки.

– Мой милый Фон-Сарофф, вы пришли сказать, что нашли мои брильянты?

Настроение звезды, которую ограбили на невиданную сумму, оказалось легким и светлым. Как будто она простилась с богатством без лишних страданий. Да и чего страдать: поклонники подарят новые.

– Обещаю, мадемуазель Кавальери, найти их.

Обещание прозвучало столь веско, что барышня невольно вздрогнула.

– Как приятно это слышать, вы настоящий рыцарь…

– Но за это я хочу получить с вас обещание…

– Обещание? Что должна вам обещать? – не без тайного кокетства спросила она.

– Дайте слово выступить на бенефисе и не разорять Александрова.

– Он гадкий, противный, жадный и глупый человек… Какое вам дело до него?

– Мне нужно ваше слово, – только сказал Ванзаров.

Кавальери набрала в ладошку воды и отерла лицо.

– Но вы точно найдете мои украшения?

– Более того, больше никакой мешок не упадет, ни одна доска не подломится под вами и даже битого стекла не подкинут под ваш танец.

– Но почему вы так настаиваете? Сколько Александров вам заплатил?

Ванзаров вынул золотую бабочку.

– Эту брошь вы подарили девушке, которую нашли повешенной на тросе. У меня есть основания подозревать вас в убийстве.

Кавальери слишком хорошо умела отличать, когда мужчина с ней шутит, а когда разговор идет серьезный.

– Какие основания? – спросила она.

– Убрать конкурентку. Быть может, у нее был великолепный голос и вы испугались, что она затмит вас.

– Глупости, у нее был дурной голос, очень плохой и слабый, – сказала Кавальери и тут поняла, что выдала себя. Красавец с усами оказался не так прост, как другие мужчины. Его следовало опасаться. Ей нужна была пауза. Кавальери соскользнула под воду и пробыла, сколько хватило дыхания. Она вынырнула и подождала, пока струи воды стекли по лицу. И тогда открыла глаза.

– Что вы хотите, Фон-Сарофф?

– Расскажите, как подарили брошку.

– Это было в феврале, – сказала Кавальери, положив голову на край ванны. – Я оканчивала курсы вокала…

– У кого?

– Профессор Греннинг-Вильде… Лучший педагог по сопрано. Девушка как раз поступила на курс. Это было мимолетное знакомство. Просто знак вежливости. А потом, через два месяца, она пришла в театр и стала просить, чтобы ее прослушали, и я сделала протекцию… Она спела. Это было очень плохо. Мне стало жаль бедняжку. И я решила подарить ей дешевую брошь.

– Почему?

– Не знаю… – Кавальери задумалась. – Она напомнила мне меня, какой я была много лет назад. Тоже полная надежд. Я очень простая девушка, поднялась из самых низов. Видела такое, чего вам и не снилось. Много съела дерьма, через многое прошла и переступила. Но добилась всего… Мне незачем убивать глупышку…

– К кому направили ее в театре? – спросил Ванзаров.

– Что за глупости? Попрощалась, и только. Она сама достаточно проворная, чтобы найти подход к кому нужно.

– Как ее зовут?

Кавальери сморщила лобик:

– Такая русская фамилия: Карлофф, Кралофф, не помню…

– Кто мог убить ее?

Простыня поднялась, обволакивая тело мраморной дымкой. Кавальери восстала из ванны, почти как Венера из волн. Прекрасные формы были слишком хорошо очерчены, чтобы смотреть на них. Хозяйка нарочно повернула их самой выгодной стороной.

– Запомните, мой милый Фон-Сарофф: все зло в этом мире от мужчин. Во всем виноваты мужчины, – и она шагнула из ванны. Ножка на кафельной плитке была прелесть как хороша. На остальное Ванзаров старательно не смотрел.

– Благодарю за мудрость, – сказал он. – Жду от вас обещанное.

Она брызнула на него ладонью.

– Какой вы черствый, Фон-Сарофф, вы так не похожи на русских мужчин… Ну хорошо, я выступлю на бенефисе. При одном условии: найдите мои сокровища.

Настоящее сокровище было обернуто в мокрую простыню. В лучах августовского солнца, что светило в окно, оно было мучительно прекрасно. Настолько, что Ванзаров не посмел поднять глаз.

– Прошу выдать мне ключ от сейфа, – сказал он, протянув руку.

– Не спрашиваю зачем, верю вам, Фон-Сарофф… Желаете знать шифр?

Нужен был только ключ.

Мимо прошлепали голые пятки, оставив следы лужиц, в которых горели искорки солнца.