Глава семнадцатая
Пэт свалилась со страшным бронхитом и не выходила из дома. Лиз не хотела подвергать Рози риску, поэтому хоть они и выбирались на короткие прогулки по парку или вдоль побережья, однако за покупками для старушки дочь она решила не брать.
– Я уйду всего на час, – сказала она Эсме, которая предложила подменить ее. После возвращения Рози из больницы Лиз неожиданно сблизилась с соседкой. – Заскочу в супермаркет да выпью с Пэт чаю, – добавила она, застегивая куртку, – она там одна скучает. Если что понадобится – я на связи.
– Не понадобится, – не поднимая головы, заверила Рози.
Она сидела за кухонным столом, заваленным цветной бумагой, заставленным баночками с краской и клеем, и мастерила для Роберта открытку с благодарностями. Задумка была сложная – открытка раскладывалась гармошкой, по углам с каждой стороны ее украшал рисунок с витиеватой каймой. Рози корпела над ней уже несколько часов. Эсме была на удивление тихой и послушно подавала художнице инструменты.
– Передай ей от меня привет и скажи, пускай выздоравливает, – попросила Рози.
Лиз отметила, что волосы у дочери потихоньку отрастают, такие же густые и шелковистые, как и раньше. Уже на дюйм выросли. Лиз нравилось их ерошить, когда Рози позволяла, – аккуратно, чтобы не задеть шрам. Тот еще побаливал, хоть заживал и неплохо.
Рози стеснялась и с непокрытой головой показывалась только близким друзьям, которым доверяла. На людях она обматывала голову шарфом, и Лиз, на время болезни дочери отказавшаяся от ярких аксессуаров, делала то же самое, желая поддержать Рози. А чтобы разбавить однообразие, они постоянно меняли стили.
Рози окрепла и набрала вес, и Лиз позволила себе взглянуть в будущее с надеждой. Да, зрение у дочери ухудшилось, но никаких других последствий нет. На шестом осмотре в понедельник врачи сказали, что девочка снова может ходить в школу, пусть пока и всего на несколько часов.
Они обсудили химио- и лучевую терапию, но решили пока подождать и каждые три месяца делать томограмму. У них имелись все основания надеяться, что опухоль, небольшой фрагмент которой не смогли удалить, «уснула» и больше не даст о себе знать. Если это и впрямь так, то лучше и не придумаешь.
Пэт, непривычно сердитая, принялась жаловаться на весь белый свет, начиная с доктора и заканчивая Натаном, который по ошибке бросал ее почту в соседский ящик.
– Совсем на адрес не смотрит, – сетовала она, кутаясь в лоскутное одеяло, подарок Лиз, – сколько раз ему твердила, но все без толку. Еще немного – и напишу на него жалобу в Центральное почтовое управление.
– Я поговорю с ним при встрече, – успокоила ее Лиз.
Холодильник у Пэт стоял почти пустой, и Лиз пожалела, что не сходила вчера в магазин.
– Говорят, его мать в больницу попала, так что у него, наверное, голова другим забита.
Они сидели в маленькой гостиной, набитой сокровищами, купленными или полученными в подарок – фарфоровыми викторианскими красавицами в роскошных шляпах и кринолинах, бесчисленными деревянными и фаянсовыми совами всевозможных размеров, коллекцию которых Лиз с Рози пополняли, если на деревенском празднике или рождественской ярмарке им вдруг попадалось что-то подходящее, стеклянными вазами и безделушками. Дополняла все это черно-белая фотография Пэт с мужем, сделанная в день их свадьбы.
В комнате стояла невыносимая жара, поэтому Лиз сняла свитер и закатала рукава черной водолазки. Пэт глухо закашлялась.
– Не знаю, смогу ли и дальше жить здесь одна, – мрачно сказала она, – лестница очень неудобная, и если вдруг я не выкарабкаюсь…
– Куда вы денетесь, – перебила ее Лиз, – от антибиотиков кашель пройдет, и вы выздоровеете. А дом можно обустроить. Хотите, я присмотрю лестничные подъемники?
Пэт пробормотала что-то о «начале конца», и Лиз пошла за печеньем.
– Кстати, мне тут сплетню рассказали, – вспомнила старушка, когда Лиз вернулась, и потянулась к тарелке.
– Да ну?
Подруга Элейн из Салташа услышала от знакомой, что одна супружеская пара из Плимута выиграла в лотерею.
– Два с половиной миллиона, – сказала Пэт взволнованно, – владельцы газетного киоска. Всего несколько недель назад, но магазинчик они уже закрыли. Видно, им прямо не терпелось. Переезжают теперь в особняк на побережье. Огласки им, похоже, не хочется, поэтому в газетах о них ничего не написали. А вот их сын разболтал все в колледже внуку знакомой Элейн, который новость и разнес. Если бы это я выиграла, то не утерпела бы и рассказала всем на свете. А ты?
Лиз потеряла дар речи. Все детали совпадали: владельцы газетного киоска, особняк на побережье, колледж, молчание Айрис и немногословность Джима. И то, что он сказал о перепавших им деньгах. Впрочем, возможно, это просто совпадение. Ведь иначе он наверняка рассказал бы ей хоть что-то?
– Владельцы газетного киоска? – выдавила она наконец.
Пэт только этого и ждала.
– Да, – живо ответила она, вмиг забыв о своих болячках и невзгодах, – сюда они перебрались из Лондона. Семья, как я слышала, порядочная, хотя сын малость разгильдяй. Ничего серьезного, просто отдыхать слишком любит. А здорово все-таки выиграть такую кучу денег. Даже представить трудно, да? Как будто спишь наяву.
Лиз подумала о лотерейных билетах, которые она купила за все эти годы, и о том, как они с Рози – особенно Рози – по субботам ждали результатов. И всегда повторяли: в следующий раз повезет больше. Что ж, за друзей она рада. Если кто и заслуживал выигрыша, так это они. Нужно поговорить с Айрис – объяснить, что никакие деньги не помешают их дружбе.
Пэт сменила тему и сказала, что скучает по вечерам с Рози. Чувствуя себя почти виноватой, Лиз ответила, что для нее вряд ли найдется работа – ни в «Хрустально чисто», ни в «Улитке на часах».
– И Кася, и Роберт уверяли, что я могу вернуться в любой момент, но я не знаю… Прошло уже почти шесть недель.
– Конечно, они тебя ждут, – обнадежила Пэт, – да и кто не ждал бы? Ты всем нам здорово поднимаешь настроение.
Она принялась пересказывать новости о семье своего брата и обо всех своих подругах.
– Сколько же у вас подруг! – воскликнула Лиз, знавшая всех по именам: Маргарет, Беа, Винни, Мо и других.
– Большинство-то, разумеется, уже умерли, – сказала Пэт, опять помрачнев, – теперь дело за мной.
– Чушь, вам еще жить и жить, – возразила Лиз, – да и нельзя вам сейчас на тот свет, иначе как мы с Рози без вас обойдемся?
Она встала, чтобы снова поставить чайник, и сказала, что ей пора. У Пэт вытянулось лицо.
– Еще чашечку не выпьешь?
Лиз покачала головой. И так засиделась.
– Скоро опять забегу, – пообещала она, вернувшись из кухни с чаем для Пэт, и легонько поцеловала старушку в щеку, – кашляете вы уже меньше. По-моему, идете на поправку, но еще несколько дней придется усиленно лечиться.
– Ночью кашель хуже, – проворчала Пэт и демонстративно закашлялась, – я сказала врачу, что мне надо антибиотики посильнее, но их у нее не было. Готова поспорить: она считает, что со стариками возиться нечего. Небось спит и видит, как мы все засунем головы в духовку и избавим ее от лишних хлопот.
Пока Рози смотрела фильм, Лиз взяла телефон и закрылась в спальне. Этого разговора она боялась и хотела настроиться. Она не знала, что ей думать. С одной стороны, скрытность Айрис ее поразила – да и безразличие к судьбе Рози, честно говоря, тоже. Теперь же, когда Лиз узнала, что на друзей свалилось целое состояние, молчание Айрис казалось ей почти непростительным. Лиз в жизни бы не поверила, что подруга на такое способна. С другой стороны, Айрис заслуживает того, чтобы ее выслушали. Лиз не хотелось раньше времени осуждать ее.
Она несколько раз глубоко вздохнула и набрала номер. Восемь долгих гудков, небольшая пауза, и вот включился автоответчик. Когда Лиз услышала резковатый лондонский акцент, у нее перехватило дух. «К сожалению, в настоящий момент я не могу подойти к телефону…»
Она дала отбой, не оставив сообщения.
Следующую попытку дозвониться она предприняла в шесть вечера. Снова никакого ответа, но Айрис обязательно увидит оповещение о пропущенных звонках и перезвонит. Лиз вспомнила, что телефон подруга всегда держала под рукой, рядом с кассой, потому что обожала онлайн-игры в слова. Теперь, когда она не работает, у нее наверняка стало больше времени на свое увлечение.
После ужина Лиз попыталась – без особого успеха – убедить Рози порешать математические задачки, которые задал ей учитель.
– Ненавижу математику, – сердито заявила Рози, швырнув учебник на пол, – скучища!
Лиз решила не настаивать, они поиграли в карты и затем, завалившись на кровать, уткнулись каждая в свою книжку. Несколько дней назад она набрала в библиотеке книг с крупным шрифтом. Читать Рози любила, и, хотя некоторые книги были ей пока не по возрасту, Лиз подумала, что немного взрослого чтения вреда не причинит, а она тем временем подберет что-нибудь более подходящее.
Когда Рози заснула, Лиз приняла ванну и тоже собралась ложиться. Перспектива провести вечер в одиночестве перед телевизором радости у нее не вызывала. Сейчас, распрощавшись с работой в ресторане, Лиз рано ложилась спать. От скуки она не маялась – скучать было некогда, со всей суматохой вокруг Рози, беготней по докторам, анализами, кардиографией, проверкой зрения и прочим, – но в буднях появилась какая-то монотонность, которой раньше не было и от которой она почему-то уставала сильнее, чем от работы в ресторане и уборки в офисах.
Ее жизни недоставало красок, по сути, в ней был только один яркий огонек, но он составлял весь смысл ее существования – Рози.
Она проверила, не ответила ли Айрис. Ничего. Может, за границу уехала? Ведь когда выигрывают миллионы фунтов, первым делом отправляются на роскошный курорт, верно? На Мальдивы или еще куда.
Она вспомнила, как Айрис настаивала, чтобы Лиз делилась с нею всеми новостями: «Бедная девочка. Передай, что Спенсер про нее спрашивает. Только и слышно “Во-во, Во-во”. Во-во – это он ее так называет. Ему так хочется с ней повидаться – да и нам всем тоже».
Не переставая сомневаться, что поступает правильно, Лиз снова набрала номер Айрис. Гудок, два, три, затем короткая, точно вздох, пауза.
Живот скрутило, как будто она прыгнула с вышки. И вот-вот ударится о воду…
– Привет, Лиз, – голос прозвучал на удивление натянуто, – слушай, я сейчас не могу говорить. Дел по горло…
– Почему ты мне не позвонила?
Прямолинейно и по существу, но именно этот вопрос ее и мучил. Айрис, похоже, решила обороняться.
– Говорю же – я правда была ужасно занята, – слегка запинаясь, ответила она.
У Лиз вспотели ладони, сердце заколотилось. Она терпеть не могла стычки.
– Рози готовилась к операции, от которой зависела ее жизнь, а ты была ужасно занята? Айрис, что происходит?
Айрис помолчала.
– Как Рози? – спросила она словно из вежливости. – Джим сказал, поправляется.
Лиз не сумела ответить, и, чтобы разрядить напряжение, она сменила тему:
– Поздравляю с выигрышем.
Что это? Айрис резко вздохнула? Или ей почудилось?
– Если ты считаешь, что из-за выигрыша наша дружба разладится, то для меня это значения не имеет. То есть я страшно рада за вас, новость чудесная, но это же просто деньги.
В трубке послышался странный смешок, похожий на кваканье. Лиз вздрогнула.
– Все так говорят.
– В смысле?
– Все вдруг решили о себе напомнить – давно пропавшие родственники, «друзья», о которых мы годами ничего не слышали, – объяснила Айрис, – узнали про деньги и сразу налетели, как стервятники. Мерзость.
Последнюю фразу Айрис выплюнула.
У Лиз закружилась голова. Та ли это Айрис? Прежняя Айрис из «Утренних новостей» была доброй и великодушной, но голос в трубке звучал холодно и жестко.
– Мне не нужны твои деньги, – тихо сказала Лиз, – даже не верится, что ты и обо мне так думаешь.
Айрис усмехнулась:
– Недели выдались непростые.
Она ищет у Лиз сочувствия? Да, похоже на то.
– Честно говоря, это такое потрясение, что я совсем растерялась. Словно небо на землю обрушилось.
Лиз подумала о Рози: ее дочь сейчас спит, голова со светлым пушком лежит на подушке, и под отрастающими волосами отчетливо виден длинный шрам.
– Я так боялась, – сказала она. – Рози могла умереть.
Возможно, Айрис просто не понимает, насколько все серьезно. Чтобы скрыть дрожь в голосе, Лиз закашлялась.
– Но сейчас-то ей получше? – Айрис словно отмахивалась от назойливого ребенка, который ноет, что оцарапался.
– Не совсем.
«Врачи удалили опухоль не полностью, потому что иначе Рози могла ослепнуть, или ее могло парализовать, или она стала бы отставать в развитии», – хотела она сказать, но поняла, что собеседнице все равно. Это не Айрис, это кто-то другой.
Повисло неловкое молчание, с нарастающим смятением Лиз ждала ответа.
– Мне правда некогда, – сказала Айрис, – у меня действительно уйма…
– …дел. Ты занята, понимаю.
Будто она позвонила, чтобы навязать страховку или телефонный опрос.
– Позвоню, когда пыль немного уляжется.
– Хорошо.
– До связи, милая.
Даже «милая» прозвучало не дружеской фамильярностью, а пустой любезностью.
Поджав ноги и обхватив голову руками, Лиз сидела на кровати, не в силах избавиться от ощущения, что она вошла пещеру настолько глубокую и темную, что свет туда не проникает.
«Узнали про деньги и сразу налетели, как стервятники». Неужели Айрис считает Лиз одной из них? От этой мысли ее затошнило.
Однако пренебрежение, с которым Айрис отнеслась к Рози, было хуже подозрений в корысти. Лиз стало так обидно, что она решила при Рози даже не упоминать о бывшей подруге и ее родственниках, словно одни их имена могли запачкать.
Рози часто повторяла, как скучает по ним, особенно по Спенсеру и Даррену. «Мам, он такой веселый, вечно меня смешит!» Лиз проглотила комок в горле. Надо придумать объяснение, почему она с ними больше не увидится. Огорчать Рози нельзя, девочка и так настрадалась.
Увы, поделиться Лиз было не с кем, потому что остальные ее друзья Айрис не знали. Да и обсуждать подругу не хотелось, как бы обижена на нее она ни была.
Наконец она встала, накинула поверх пижамы пальто, прошла на цыпочках мимо комнаты Рози и открыла дверь на задний двор, где закурила, сделала несколько затяжек и затушила сигарету. В окнах у Тони свет не горел. Наверное, вместе с Фелипе укатил в Лондон.
Лиз надеялась, что свежий воздух поможет перестать думать об Айрис, но ничего не вышло. Перед глазами стояло лицо подруги, в ушах звучал ее голос. А она так и не поинтересовалась о своем лотерейном билете. Лиз вдруг страстно захотелось узнать о его судьбе. Глупо, конечно. Айрис проверила ее билет и выбросила его. Или же он валялся в магазине, пока его не выкинули вместе с прочим мусором.
По спине у Лиз вдруг побежали мурашки, она поежилась. Она бросила сигарету в урну, вернулась в дом. Это ведь был последний купленный ею лотерейный билетик. Запирая дверь, она решила, что с этим точно покончено, уж слишком хорошо она разглядела, что происходит с теми, кому повезло выиграть.
Деньги столь быстро и столь сильно изменили Айрис. Как кольцо Саурона – Фродо. Себе Лиз такого не желала. Если внезапно свалившееся богатство влечет такое, то лучше уж оставаться бедной.
