Глава четырнадцатая
Склонившись над унитазом, Лиз оттирала со стенок что-то мерзкое, и тут в кармане завибрировал телефон. До конца смены оставалось недолго. Она быстро стянула резиновые перчатки и достала мобильный.
В спешке она не посмотрела на номер, но по голосу узнала классную руководительницу Рози. Неужели опять Кайл?
– Боюсь, тут у нас кое-что случилось, – сказала учительница. Голос прозвучал беспокойно, словно она звонила Лиз против своей воли. – Не волнуйтесь, с Рози все в порядке, просто маленький эпизод за завтраком… Ей только что вызвали скорую и отвезли в больницу…
У Лиз все поплыло перед глазами.
– Эпизод? Что это значит?
Судя по словам учительницы, ничего страшного не произошло. Тогда зачем Рози забрали на скорой? Значит, все-таки что-то случилось. Миссис Микин чего-то недоговаривает.
– Что произошло? Куда ее увезли?
Вопросы переполняли ее, будто ванну – вода, готовая вот-вот хлынуть через край, невозможно было собраться с мыслями, какой-то абсурд…
– Она… начала заваливаться набок, – сказала миссис Микин, – сейчас состояние у нее стабильное, но врачи хотят взять какие-то анализы.
Заваливаться? В каком смысле? Рози всегда немного заваливается влево. Просто они чересчур остро отреагировали на это. Недоразумение – вот что произошло.
– Сначала они решили, что дело в больной ноге и руке, – может, нерв защемило, – но левая сторона ее лица словно онемела, и глаз выглядел странно.
Лиз почувствовала, как заколотилось сердце, услышала свое дыхание, учащенное, прерывистое. Из горла вырвался какой-то нечленораздельный звук – между стоном и всхлипом.
Она сползла на холодный кафель, сжимая в руках телефон, точно спасательный трос. Сбылся худший из ее ночных кошмаров – тот, что нагоняет страх на любого родителя, когда его ребенок вдали от дома. Впрочем, это ведь и есть ночной кошмар? И она вот-вот проснется.
Пора прекращать истерику. Будь Лиз там, она бы знала, что делать.
Рози. Ехать к ней, срочно.
– Где она? – спросила Лиз.
Наконец-то слова собеседницы начали складываться в связные предложения. Рози сейчас на пути из Лондона в плимутскую больницу, где ей предстоит дальнейшее обследование. Ее сопровождают бригада скорой помощи и еще один врач. Машина только что выехала и прибыть должна около двух часов дня. Лиз нужно в главную приемную – там ей ответят, где Рози.
Она встала и, бросив швабру, ведро и тележку с перчатками, рванулась в серое октябрьское утро, мимо приемной с девушками за стойкой, мимо опаздывающих офисных сотрудников со складными велосипедами и стаканами кофе.
Надо поговорить с Касей, но где ее найти? И снова пальцы нащупывали телефон в кармане, а затем пролистывали экран в поисках номера.
– Стой, – скомандовал голос из трубки, когда она рассказала о случившемся, – у тебя с собой сумка, ключи?
Лиз с досадой вспомнила, что оставила их в шкафу наверху.
– Я принесу. Жди на месте, никуда не уходи.
Без них она и так никуда не уйдет.
Не в силах сдержать беспокойство, она мерила шагами парковку. В голове стучало так, что казалось, сейчас произойдет взрыв и асфальт забрызгает мозгами.
Почему они не позвонили ей сразу, едва Рози стало плохо? Почему не позвонили из лондонской больницы? Даже не верилось, что драма разворачивалась в то время, пока она занималась обычной рутиной, ни о чем не подозревая.
А вот и Кася бежит – в руках пальто и сумка, черные брови сдвинуты, губы решительно сжаты.
– Я довезу. – А когда Лиз собралась было возразить, добавила: – Ты не можешь вести сама, это опасно. Посмотри, в каком ты состоянии.
Лиз трясло, и она нехотя согласилась: садиться за руль действительно плохая идея.
– Я сказала девочкам из приемной положить на стекло твоей машины записку, – продолжила Кася; тра-та-та-та-та, – так что можешь оставить ее здесь, тебя не оштрафуют.
Дорога прошла словно в тумане. Слушать Касю, время от времени ворчавшую на других водителей и громко им сигналившую, удавалось лишь вполуха. В иных обстоятельствах Лиз почувствовала бы себя виноватой, что из-за нее столько хлопот, однако сейчас она не могла думать ни о чем, кроме дочери.
Она всегда была с ней рядом. Поцарапанная коленка, дурное самочувствие или неприятности из-за других детей – что бы ни приключалось, Рози знала: если она попросит, мама примчится к ней в мгновение ока.
Но именно сегодня, когда мама оказалась нужна как никогда, Лиз находилась очень далеко – не только физически, но и мысленно, ведь она понятия не имела, что происходило. А теперь от Рози ее отделяли целых четыре часа, и ничего с этим не поделать. От беспомощности, отчаяния и паники она была не в силах даже заплакать.
– Не переживай, может, это ложная тревога, – прорезался голос Каси, и Лиз чуть не рассмеялась от облегчения.
Ну конечно! Рози наверняка не спала всю ночь – в одной-то комнате с другими девочками – и совсем вымоталась. Ее левые рука и нога были еще более неловкими, чем обычно. Все просто перестраховались.
Но потом в памяти всплыли слова миссис Микин: «Левая сторона ее лица словно онемела… Глаз выглядел странно».
От нее что-то скрывают, хотят сообщить обо всем при встрече? Сердце снова бешено заколотилось, и ей захотелось закричать.
Успокойся, Лиз, так от тебя никакого толку. Надо собраться.
Наконец машина подъехала к главному больничному входу. Кася предложила подождать, но Лиз отказалась:
– Возвращайся на работу. Больше помощь не нужна, правда.
– Позвони, когда что-то прояснится, – скомандовала Кася.
Лиз пообещала позвонить.
Она ворвалась в здание, не обращая внимания на взгляды тех, кто топтался у входа и катил коляски с пациентами по коридору или к лифтам.
– С моей дочерью что-то случилось, – сказала она женщине за стойкой. Неужели это ее собственный голос так звучит? – Ее везут сюда на скорой из Лондона.
Чтобы в регистратуре поняли, о ком речь, и установили, куда положат Рози, потребовалась уйма времени. В итоге Лиз направили в отделение экстренной помощи детям, где медсестра в голубой униформе предложила ей чаю.
– Держите, – сказала она мягко, протягивая Лиз пластиковый стаканчик, – я положила сахар. Думаю, лишним не будет.
В приемной она была не одна. Разложив на низеньких столиках блокноты, дети что-то рисовали цветными карандашами или сидели на полу возле коробок с игрушками. Взрослые безучастно оглядывали светлые стены, тихо переговаривались или без особого интереса листали журналы.
– Я должна знать, как она, – отчаянно взмолилась Лиз, до чужих взглядов ей не было дела, – никто мне ничего не объясняет.
Медсестра села рядом, положила ей руку на плечо.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, – все так же мягко проговорила она, – я понимаю, что вы встревожены, но с Рози все в порядке. Если бы она была в опасности, ее оставили бы в Лондоне и не повезли бы сюда. А везут ее сюда, чтобы провести анализы, и вы скоро сможете ее увидеть.
– Но в чем же дело? – Нет ничего страшнее неведения. – Когда я посадила ее вчера в автобус, она отлично себя чувствовала.
Медсестра обняла ее за плечи.
– Точно не знаю, но, кажется, в машине она болтала с врачами, так что с ней наверняка все в порядке.
Лиз воспрянула духом, даже улыбнулась. Хоть что-то. Раз Рози болтала, значит, с ней и правда все хорошо.
– Анализы покажут, что стряслось, – продолжала медсестра, – она в надежных руках, поверьте.
Лиз благодарно кивнула. Рози не при смерти, а медсестра больше ничего не знает. Скорая вот-вот приедет, и тогда наконец ей все объяснят. А пока нужно просто чем-то себя занять.
Сладкий чай пришелся очень кстати. Лиз немного успокоилась и даже написала Роберту, что на работе сегодня не появится. В подробности вдаваться она не стала и только сообщила, что в Лондоне самочувствие Рози ухудшилось и что ее везут сюда.
Не упомянула она и прошлый вечер – теперь он ничего не значил. Не верилось, что еще утром она вела себя как глупенькая втюрившаяся школьница. Ее переполняла злость на себя. Скорей бы все забыть.
Ответ пришел почти сразу: «Очень жаль это слышать. О работе даже не думай. Держу кулаки за Рози, а ты пиши, как идут дела. Целую, Роберт».
Еще пару часов назад Лиз принялась бы размышлять над этим «целую» – всерьез это или просто дань моде, всегда Роберт так подписывается или это предназначается ей одной? Но не сейчас.
Она удалила сообщение и выглянула в окно, надеясь обнаружить в мрачном небе знак надежды, только знака там не было. В нос бил удушливый запах, свойственный всем больницам, – бактерицидной жидкости и залежавшейся еды, собранных вместе потных тел, болезни, тревоги и смирения. Ожидания. Вечного ожидания. Это был другой, полностью отрезанный мир; стоит сюда попасть – и возникает чувство, что выбраться уже нельзя.
«Удачи не забывай мне писать», – пришло от Каси. Лиз представила, как та тащит по ковру пылесос, останавливается, набирает одним пальцем сообщение и сует телефон обратно в карман. Все на бегу. Но Лиз переполнила благодарность, и ей стало стыдно.
Вытащив из стопки потрепанный журнал, она принялась его листать. Советы о здоровье: «Как избавиться от бородавки?» Лиз быстро перелистнула страницу. Объявления о продаже жилья: «Роскошный дом на четверых в тихом районе». Перелистнула и эту. «Подозреваю, что мой муж ходит налево». Журнал полетел обратно на стол. Лиз взглянула на женщину с посапывающим в коляске младенцем и маленьким сыном, играющим с пластиковой фигуркой возле ее ног.
Кто-то из этих детей заболел? Вероятно, иначе бы их сюда не занесло. Но на вид дети вполне здоровы, да и женщина явно не переживает. Сунув руку в оранжевую сумку, та выудила пакетик конфет, мальчик поднял глаза, и мать протянула ему одну штучку, малыш жадно развернул конфетку и затолкал в рот. Женщина достала конфету для себя и, глядя куда-то в пространство, довольно причмокнула.
Возможно, сюда их привела какая-нибудь мелочь – плановый осмотр или выписка. Лиз ощутила укол зависти, хотя тут же приказала себе не глупить. Она ведь понятия не имеет, чего ожидать в случае Рози, и выдумывать всякие ужасы вовсе незачем.
Подошла другая медсестра и спросила у Лиз, не проголодалась ли та.
– На третьем этаже есть столовая, там можно перекусить – бутерброды, пирожные и еще много чего.
Лиз не ела с прошлой ночи, только выпила пару стаканчиков чая, но голода она не испытывала. Напротив, при мысли о еде ее замутило.
– Я не хочу, спасибо.
Наконец ее позвали, и, услышав свое имя, Лиз вздрогнула. К ней подошла первая медсестра:
– Рози только что привезли, она в регистратуре, скоро ее примет доктор. Пойдемте.
Лиз едва сдерживала нетерпение. Она увидит дочь, крепко ее обнимет – и все наладится!
Она шла за медсестрой – сперва к лифту, потом сквозь вереницу коридоров, но вот тяжелые белые двери открылись, и Лиз заморгала, пока ее глаза не привыкли к яркому свету и не разглядели маленькую светлую голову.
Пристегнутая ремнем, Рози, вытянув руки, лежала на носилках. Когда Лиз разглядела носилки и каких-то странных людей вокруг, у нее потекли слезы. Женщина-врач из скорой, в зеленой форме и желтой светоотражающей куртке, в рации потрескивают голоса, вокруг суетятся медсестры, сотрудница регистратуры записывает слова еще одного врача из скорой, а рядом переминается учительница, которую Лиз едва узнала. В центре же всего – ее дочь.
– Рози!
Девочка и голову повернуть не успела, а Лиз уже была у носилок, обнимала дочь. Рози разрыдалась.
– Как ты? – Лиз обхватила ладонями ее голову и немного отстранилась, вглядываясь в лицо – глаза, нос, рот, маленькую плоскую родинку возле уха, – убедиться, что все на месте, что это действительно ее дорогая девочка.
Рози икнула.
– За завтраком на меня вдруг слабость навалилась. Все поплыло перед глазами, ни рукой ни ногой пошевелить не могла. Все мне что-то говорят – а я слышу, но ответить не могу. Ужас.
Она снова расплакалась, и Лиз прижала ее к себе.
– Все хорошо, солнышко, все хорошо. Я рядом.
Пускай смотрят сколько хотят. Левая часть лица у Рози действительно обмякла, точно кто-то стянул кожу вниз, но Лиз все же стало легче: с ней говорила прежняя Рози, настоящая Рози. Теперь, когда они вместе, они справятся.
Девочку отвезли в маленькую палату рядом с регистратурой и переложили на кровать. Учительница вполголоса пересказала, что случилось во время и после завтрака.
– Все произошло так быстро, я едва успела позвонить миссис Микин, как нас уже затолкали в скорую.
Она выглядела вымотанной, для нее эта поездка тоже обернулась суровым испытанием. Лиз поблагодарила ее и сказала, чтобы ехала домой. Судя по всему, на улице учительницу ждал муж.
Рози, уже успокоившись, заговорила почти как обычно.
– А когда они закончат с анализами, можно мне обратно в Лондон? – спросила она с надеждой, явно не осознавая, как изменилось ее лицо. – Ох, мам, какая же у нас была чудесная гостиница! Ты бы видела, как там шикарно! Даже шампунь бесплатный и мыло! Вот бы еще посмотреть динозавров в Музее естествознания! Мне же можно назад, да?
– Посмотрим, – ответила Лиз, не желая ее огорчать.
В палату вошла доктор в белом халате. Уселась на край кровати, и Лиз представила, как ей сейчас скажут, что произошло недоразумение и что они могут идти домой. Пара дней – лицо у Рози восстановится и о случившемся можно будет забыть.
Доктор – высокая, привлекательная молодая женщина, даже слишком молодая для такой ответственной работы – улыбнулась и непринужденно спросила у Рози, как прошла поездка на скорой.
– А мигалку включили?
Девочка кивнула.
– Будет что рассказать в школе.
Рози растянула рот в своей щербатой улыбке – вот только левый уголок губ не приподнялся. Лиз снова охватила паника.
– Так что? В чем дело?
– Ну что ж, – сказала доктор, глядя в свои записи, – мы подозреваем, что произошел инсульт, но пока не получим результаты анализов, утверждать ничего нельзя.
Ее слова прозвучали так, словно речь шла о чем-то совершенно будничном. В голове у Лиз загудело, во рту пересохло. Инсульт? Но он ведь бывает лишь у стариков, уж никак не у маленьких девочек.
– Но это невозможно. С чего бы у нее вдруг инсульт?
Доктор ободряюще улыбнулась Рози, затем повернулась к Лиз.
– Нет-нет, мы совершенно не уверены. Необходимо провести тщательное обследование.
Следующие несколько часов прошли сумбурно: анализ крови, кардиография, пикающие мониторы, странная еда, которая не нравилась Рози, и случайные разговоры с родителями и детьми в том отделении, куда их направили.
– Доктор к вам подойдет, как только мы получим результаты, – пообещала медсестра, не сообщив, однако, сколько это примерно займет времени и можно ли будет отправиться сегодня домой. Значит, снова ждать.
Шел уже восьмой час. Вероятнее всего, придется остаться тут на ночь. Лиз позвонила Пэт – единственной, у кого был ключ от ее квартиры, – и попросила заскочить туда за пижамой, зубной щеткой, одеждой и книгой, которая лежит на прикроватной тумбочке, а также захватить кое-что для Рози.
– Передайте вещи таксисту, а я сама заплачу, когда нам их привезут, – сказала Лиз, но Пэт так разволновалась, что и слышать об этом не хотела.
– Я попрошу либо Джин, либо Барбару или Эйдена, и они меня подбросят.
– Время уже позднее, – сказала Лиз.
– Ничего не позднее.
Примерно через час Пэт в бежевой куртке и темной юбке появилась у дверей отделения. В руках она держала полиэтиленовый пакет и пакетик с шоколадным печеньем. За ней в голубом свитере и коричневых брюках следовала хмурая Джин. Должно быть, очень торопилась – даже пальто не накинула.
Лиз так обрадовалась им, что, если бы не Рози, наверняка разрыдалась бы. Она бросилась к ним, обняла.
От Пэт пахло морем и розами. Ее дряблая, слегка шершавая щека была такой родной.
– Ничего себе, – сказала старушка, похлопывая Лиз по спине шишковатой рукой, – ну какая же здесь суета.
Джин так крепко сжала Лиз, что та едва могла вздохнуть.
– Одна из моих мамочек задержалась, иначе бы мы быстрее приехали. Ты, наверное, извелась вся.
Наконец они втроем направились к Рози.
– Привет, малышка, – мягко сказала Джин, устроившись на краешке кровати и взяв Рози за руку, а Пэт взволнованно вглядывалась в лицо девочки. От их внимания, разумеется, не укрылась кривобокая улыбка, но они не подали вида.
– Ну и напугала же ты нас, – заговорила Пэт, – я тебе шоколадные печенюшки привезла, наши любимые, да?
Старушка подмигнула, и Рози хитро покосилась на мать.
– Мы всегда брали только по одной – правда же, бабуся?
– Да-да, – засмеялась Пэт, – а потом мы всегда прятали мешочек обратно.
Она присела на пластиковый стул рядом, а Лиз примостилась в изножье кровати. Джин по-прежнему держала Рози за руку, время от времени похлопывая ее и поглаживая, точно зверька. Они проболтали больше получаса. Лицо у Рози уже было не таким бледным, и если бы не обмякшая левая половина лица, девочка бы совсем не выглядела больной. Лиз все не могла поверить, что ее дочь в больнице. Она в очередной раз поймала себя на мысли, что произошла какая-то ошибка. Не было у Рози никакого инсульта. Доктора просто не знали историю ее болезни и неверно истолковали симптомы.
Впрочем, и лицо тоже понемногу восстанавливается. Скорее всего, у нее просто защемило нерв или что-то в этом роде. Девочке надо всего лишь выспаться как следует.
Когда доктор наконец вернулась, Лиз уже нисколько не сомневалась, что новости окажутся хорошими.
– Мы пойдем, – сказала Джин, поднимаясь, – держи нас в курсе, ладно?
– Вы точно найдете дорогу? – забеспокоилась Лиз. Больница представляла собой целый лабиринт из коридоров и лестниц.
– А как же, – весело отозвалась Пэт, – мы пока еще в своем уме.
Лиз переместилась на стул, а доктор с блокнотом в руке села в ногах у Рози. По ее бесстрастному лицу было не определить, с какими вестями она пришла. Спросив Рози, как та себя чувствует, доктор повернулась к Лиз.
– С Рози произошло то, что мы называем микроинсультом.
В ушах у Лиз зазвенело, голос врача поплыл.
– Надо сделать томограмму… Оставайтесь на ночь здесь… Завтра ее перевезут в Бристоль…
Голос ее был так спокоен, что Рози не встревожилась. Ее беспокоило лишь, что в Лондон она не вернется.
– Пускай лучше мама свозит тебя в Лондон в другой раз, – сказала доктор, – и вообще, по-моему, это перехваленное место, слишком много народу, слишком грязно. У нас куда приятнее.
Рози утомилась и, когда в полдесятого в комнате погасили свет и другие дети угомонились, задремала. Для Лиз рядом с кроватью дочери поставили раскладушку, медсестра принесла простыню, подушку и одеяло, но лежать все равно было неудобно, да и в голову лезли всякие мысли.
В полутьме Лиз добрела по коридору до больничной кухни, чтобы заварить себе чай и сделать пару тостов с маслом. Кусок не лез в горло, но она заставила себя поесть: впереди ждало неведомое, и надо набраться сил.
Вымыв посуду, она села на красный стул в пустой комнате отдыха. В глаза бил яркий свет. Лиз взяла журнал, но читать не смогла. Сжалась на стуле, опустила голову на спинку и закрыла глаза.
Она все не могла принять случившееся. Отчаянно хотелось обратить время вспять, вернуться в недавнее прошлое. Прежняя жизнь выглядела такой простой. Да, с деньгами приходилось туго, работа выматывала и, пожалуй, порой ей бывало одиноко. У Рози тоже имелись проблемы, но в целом дочь была счастлива, а это означало, что и Лиз тоже.
Теперь все изменилось. Будущее набухло черной тучей, и Лиз думала, справится ли она.
Она держалась слишком долго, с шестнадцати лет, когда умерла мама и они с отцом остались вдвоем. Тогда сердце у Лиз тоже болело – так сильно, что, казалось, никогда не пройдет. Когда Рози поставили диагноз, Лиз вернулась домой и поняла, что отныне она существует ради того, чтобы ничто в этом мире не мешало ее дочери жить свободно и чувствовать себя такой же, как все. Но когда Грег сообщил, что бросает их, ее парализовал страх, она не могла представить, как будет существовать дальше, однако ей удалось собраться, двигаться вперед, обустроить для себя и Рози новую жизнь. И эта жизнь была вполне себе ничего. Они были счастливы. А теперь…
Сидя одна посреди ночи в пустой, неуютной комнате, она впервые за день позволила себе зарыдать. Слезы текли по щекам, тело сотрясалось. Микроинсульт. Что же это значит? Жизнь Рози в опасности? Лиз вжала голову в колени и принялась раскачиваться, повторяя как мантру: «Пожалуйста, не отнимайте у меня мою дочь, пускай с ней все будет хорошо».
