Книга: Через Урянхай и Монголию
Назад: V. УРЯНХАЙ — ПЕРВЫЕ БОИ С БОЛЬШЕВИКАМИ
Дальше: VII. В РЕЗИДЕНЦИИ ЯН-ЧУ-ЧАО

VI. ТЯГОСТНЫЕ МГНОВЕНИЯ

Мы по-прежнему вели тогда партизанскую войну с большевистскими отрядами, однако наша ситуация становилась всё более тяжёлой по причине нехватки патронов, а также с точки зрения на всё более усиливающуюся в отношении нас агрессивность большевистских войск. Добытые в Турайе телеграфные аппараты, мы расставили в тайге и связали телеграфной линией Минусинск — Усинское. Из выловленных таким образом большевистских депеш узнали мы, что командование Красной Армии намеревалось послать в Урянхай полк пехоты, полк кавалерии, а также дивизион пулемётов. Сафьянову было приказано, чтобы он любой ценой постарался как можно быстрее разбить наш отряд. Перед лицом такой угрожающей ситуации решили мы ударить по Усинскому и реквизировать находящиеся там склады амуниции. Поставили мы себе также задачу расстрелять наиболее ожесточённых врагов, то есть Сафьянова, Романова и Филиппова. Чтобы всё же обмануть бдительность большевиков, двинули вначале наш отряд на Белоцарск. Захватили здесь склады зерна, предназначенные для обеспечения советских армий, находящихся в Сибири, а также воюющих на Польском фронте. Эти склады содержали 70 000 пудов зерна.
В тайге ожидали нас свежие новости, посланные со специальным курьером от Лукасевича. Таким образом, мы узнали, что Сафьянов собрал 150 человек и собирался ударить по Баянголу, однако был разбит китайцами, а затем при переправе через Енисей наткнулся на вновь организованный отряд Шилова, от которого получил такую взбучку, что с остатками разгромленного отряда должен был удирать в Туран, а оттуда в Усинск. Кроме того, из рапортов, обнаруженных у большевистских курьеров, мы узнали, что поручик Занин был схвачен и доставлен в Минусинск, отряд же его распался на две части, из которых одна, под командованием полковника Яхонтова, скрылась в лесах, другая же — с полковником Чемагиным во главе — потерялась в глуби тайги без следа. Из этих рапортов узнал я также о расстреле многих знакомых мне людей, между прочими, поручика Шидловского, а также Ивана Ивановича Янченко, моего сердечного приятеля, который в течение двух месяцев жил у меня в Минусинске.
В рапорте Шилова было, в конце концов, известие о проходе в окрестностях Улан-Тайги небольшого отряда, руководимого поляком профессором Оссендовским, и о победоносной стычке этого же отряда с большевистскими патрулями.
После нескольких дней отдыха в тайге мы решили ударить по Усинскому. Большевики, убеждённые, что все наши отряды объединились под Белоцарском, стянули туда свои резервы. Дерзкое нападение на Усинское, где находились 450 солдат пехоты, 200 кавалерии и 80 конных партизан — было для них совершенно неожиданным. Результатом этого нападения стала для нас добыча достаточно серьёзного количества карабинов, как и ящиков с патронами и ручными гранатами. Заспанные и не ориентирующиеся в ситуации, большевики, вначале совершенно не защищались. Только после тревожного сигнала трубы посыпались выстрелы и заработали пулемёты. Видя серьёзную опасность со стороны неприятеля, значительно превосходящего численностью, возвратились мы в тайгу, унося с собой ценные трофеи.
В погоню за нами двинулись большевистские отряды, которые, однако, благодаря хитрой и дерзкой тактике поручика С., попали в засаду и, войдя в так называемый Волчий Яр, были почти полностью истреблены казаками.
Обстреливаемые со всех сторон скрытыми среди камней нашими солдатами, большевики любой ценой хотели выбраться из яра. В это время сержант Андреев, вместе с несколькими казаками, забросал красноармейцев ручными гранатами.
Последствия этой атаки оказались ужасными. Понесший жестокий урон отряд большевиков рассыпался по степи, как стая дроф. В это время полегло 50 красных. Между прочим, сын комиссара Филиппова. Романову и Сафьянову удалось скрыться.
С нашей стороны погиб только один казак, который, будучи раненым, лишил себя жизни, чтобы не попасть в руки большевиков. Освободившись от погони, въехали мы в тайгу. Дорога была тяжёлой. Кони то и дело проваливались в глубоком снегу, покрывающем землю. Наконец, после целого дня похода доплелись мы до хутора Павлова. На расстоянии одного километра находился хутор другого брата Павлова, к которому направился на ночлег со своим взводом поручик С. Поручик Меньщиков, как дежурящий в эту ночь, выехал в сопровождении пятерых казаков проверить окрестности, я спал с хорунжим Архиповым в одной избе, Шмаков и Андреев легли спать в соседней постройке. К сожалению, не суждено нам было долго отдыхать! Ночью разбудил нас крик Данилова:
— Ради Бога вставайте — красные около дома!
В первое мгновение, полусонный, я не отдавал себе отчёта в том, что происходит. Только свист пуль вернул мне самообладание. В мгновение ока схватил я пояс с револьвером и гранатами, выбежал на подворье, вскочил на коня и, как бешеный, помчался вперёд, преследуемый градом пуль.
За маральником встретил Шмакова. От него узнал, что своим спасением мы обязаны поручику Меньщикову, который, заметив опасность, первым поднял тревогу, сам же погиб на посту, сражённый смертельной пулей в голову. Не знали мы, что происходит с поручиком С., который вместе со своим взводом ночевал в усадьбе второго брата Павлова. Зная, однако, что он неимоверно бдителен, осторожен и прекрасно знает окрестности, не опасались за его судьбу.
После короткого размышления решили мы направиться в усадьбу казака О., находящуюся в 25 км. Сперва нашу дорогу освещало зарево пожара — это большевики подожгли хутор Павлова. Однако у Осиповых ожидала нас неприятная неожиданность. Дом и все постройки были полны большевиков, из которых несколько, пустившихся за нами в погоню, пали, разрубленные нашими казаками. Перед значительным числом врага мы были вынуждены спасаться бегством в тайгу. По-видимому, большевики, собравшись выловить наш отряд, окружили нас плотным кольцом, таким образом, нужно было тотчас же отказаться от партизанской войны и скрыться в зарослях тайги.
Решили поделить наш отряд на две части. Одна должна была просочиться между оградой Ширнина и Уйюком, в тайгу, оставить там коней в усадьбе Богатова и на лыжах пойти на базу, чтобы сторожить её от вероятного нападения. Другой группе было поручено идти в Баянгол, забрать там оставшихся людей и вещи, после чего хребтом Танну-Ола они должны были дойти до Косогола, оттуда же, после объединения с отрядом Шилова, также идти на зимнюю стоянку, на базу. Группа, состоящая из 17 человек, среди которых было несколько раненых, осторожно передвигалась вперёд, в сторону Баянгола.
Груз печали лежал у нас на душе. Подсознательно мы все ожидали какого-нибудь неприятного сюрприза. К сожалению, предчувствие нас не обмануло. В 60 км от Баянгола нашли мы коня, загрызенного волками. Ширнин, осмотрев его, утверждал, что это не сойотский конь, потому что не содрана с него шкура, что является обычаем сойотов. После этих слов охватило нас ещё большее беспокойство. В молчании двигались мы вперёд с оружием, готовым к выстрелу, приготовившись ко всякой вероятности. Царящую среди нас тишину прервало неожиданное замешательство, вызванное поимкой какого-то сойота, который, подойдя к Шмакову, подал ему зажатую в руке бумажку. Из этой бумаги, написанной Осиповым, узнали мы об очень печальных фактах, а именно о том, что большевики, убив всех людей из нашего отряда, заняли Баянгол. Из наших людей уцелел только автор письма, который в эту минуту, как сообщил, скрывался у Болдыр Гелина. Эти неожиданные и такие очень печальные вести удручили нас невероятно. Не могли мы решить, что делать. Двигаться вперёд или идти назад? И первое, и второе было очень опасным. Таким образом, решили скрыться в тайге и идти до истоков Ак-кема, оттуда же продвигаться в сторону Кемчика или Джедана.
Провидение, видимо, бодрствовало над нами, потому что только мы изменили направление и поднялись на гору, с которой открывался вид на окрестности, увидели на покинутой нами тропинке отряд большевиков, состоящий из 200 человек, поняв, что шли они нам на встречу, которой нам счастливо удалось избежать. Ведомые Ширниным, который лучше всех ориентировался на местности, добрались мы до истоков Ак-кема. Ночи проводили преимущественно в юртах сойотов, благодаря чему могли ближе приглядеться к их жизни и обычаям.
Сойоты живут в юртах, сооружённых самым простым способом. Это, прежде всего, деревянный скелет, покрытый войлоком из овечьей шерсти. В центре юрты имеется так называемый «таган», то есть род треноги, под которым разведён костёр. У стены, напротив двери, стоит алтарик (так называемый, бурхан-шире), на котором доминирующее место среди других богов занимает статуэтка Будды. С левой стороны алтаря находится женское царство — здесь стоит широкая монгольская кровать. Чужим людям приближение к кровати или сидение на ней абсолютно запрещено. Входя в юрту, приветствуют хозяина стандартным выражением «Менде ашак» и занимают место, согласно достоинству.
Самый достойный гость садится у алтаря, напротив двери, имея с правой стороны своих подвластных. После выкуривания трубок (монах нюхает табак), начинается беседа. Применительно к понятиям сойотов о хорошем воспитании, в первую очередь следует спросить о состоянии здоровья скота и коней, только потом поинтересоваться здоровьем хозяина, его жены и детей. Во время беседы гостей хозяйка в деревянных чашках сомнительной чистоты готовит зелёный солёный чай (чай с солью и молоком), а также просо, которое заменяет хлеб. К просу подают масло или очень острый твёрдый сыр. На больших приёмах меню представлено наполовину сырым бараньим мясом или излюбленным лакомством сойотов — испечённым на углях сусликом. Стульев здесь нет в употреблении. Все присутствующие сидят на подогнутых под себя ногах. Только наиболее почётные гости получают подушечки из кошмы или войлока. Сойоты не пользуются вилками, едят при помощи пальцев и ножей. У бедных сойотов вместе с людьми в юртах пребывают ягнята и телята, что не слишком положительно отражается на чистоте одежды. Ночью же очень часто эти милые квартиранты будят живущих здесь людей лизанием их лица или хватанием за нос. Любезность сойотов, по мнению гостей, распространяется порой так далеко, что жёны и дочки хозяина готовы служить гостям своими всяческого рода услугами, которые европейцы, с хотя бы минимальными моральными и эстетическими требованиями, пользуются чрезвычайно редко.
Так, идя от юрты к юрте, дошли мы до российского поселения Чакул. Здесь неожиданно наткнулись мы на большевиков. Произошла схватка. Под градом наших пуль большевики начали отступать. В какой-то момент я почувствовал, что мой конь шатается, хотел вынуть ноги из стремян, но в ту самую минуту конь упал, придавив меня своим телом. Что было дальше, не помню, так как потерял сознание. Очнувшись, увидел, что лежу на снегу, а Ширнин и Шмаков перевязывают мне ногу. Узнал, что в победе над большевиками в значительной мере помогли нам сойоты, которые внезапно зашли им в тыл. После размещения меня на носилках, отряд двинулся в сторону Джедана. Однако после преодоления нескольких вёрст, встретили мы китайский пикет, с капитаном Ли-Ши-Фу во главе. Наша делегация в лице Шмакова и Архипова направилась к капитану с просьбой о предоставлении помощи и пристанища; капитан согласился на предоставление нам попечения и пропуска нас в Джедан при условии, что сдадим оружие. Не очень охотно — мы были вынуждены принять это условие. Мне и всем офицерам позволили оставить револьверы. Однако китайцы не пустили нас в Джедан, но на месте нашей встречи поставили несколько юрт, которые отдали в наше распоряжение, снабдив нас также несколькими мешками муки и несколькими баранами. Лечением моей сломанной ноги занялся Болдыр Гелии. Однажды посетил нас капитан Ли-Ши-Фу. В порыве возмущения я учинил ему скандал за то, что, несмотря на высказанное обещание, он не защитил Баянгол. Капитан объяснил, что поступил согласно распоряжению наместника, который приказал ему сдать Баянгол на милость большевиков. По моей просьбе, капитан, добрый в сущности человек, позволил Шмакову ехать к наместнику в Джедан с целью получения разрешения на наш въезд в Монголию.

 

Назад: V. УРЯНХАЙ — ПЕРВЫЕ БОИ С БОЛЬШЕВИКАМИ
Дальше: VII. В РЕЗИДЕНЦИИ ЯН-ЧУ-ЧАО