I. В РУКАХ БОЛЬШЕВИКОВ

В течение нескольких дней после сдачи оружия и выезда нашей делегации, которая должна была заключить договор с многими, находящимися здесь большевиками, командующий Пятой Советской Армии издал приказ о переводе в тюрьму всех польских офицеров, из добровольцев же дивизии начали создавать рабочие дружины, которые должны были работать в тайге, строить новую железную дорогу и т. п.

Слишком хорошо я знал большевиков и их систему, чтобы спокойно ожидать того, как со мной поступят, и поэтому при первой предоставленной мне возможности, добрался я до Красноярска, откуда намеревался выехать на север, до Енисейска, куда временами приходят шведские суда, или на юг до Минусинска, откуда можно было добраться в Монголию и Китай.

Несмотря на то, что не было у меня средств на жизнь, решил в настоящий момент искать работу и знакомства, которые бы помогли осуществить мои планы.

Бродя по городу, заметил я в одном доме надпись «Контора инженерных работ». Вошёл без раздумья, надеясь, что удастся мне получить здесь какое-то занятие. После долгой беседы с начальником канцелярии, обещали мне место техника на фабрике сельскохозяйственных орудий в Томске.

Судьбе было угодно, что в это самое время в помещении конторы находились большевистский комиссар, который распознал во мне помощника коменданта поезда № 104. Приглядевшись ко мне внимательно, он спросил:

— Сдаётся мне, Вы были в Польской дивизии, если я не ошибаюсь?

Когда я хотел ему возразить, он прервал меня словами:

— Знаю Вас хорошо, потому что в форме военного офицера приходил в Ваш эшелон. Вы были в ту пору помощником коменданта поезда № 104. Ваша фамилия Гижицкий.

На такое решительное и бесспорное доказательство мне оставалось только молчать. Что же было делать? По приказу комиссара я был арестован и посажен на гауптвахту. Всё же, благодаря знанию венгерского языка, мне удалось обмануть бдительность стерегущих меня венгров-большевиков и сбежать. И снова начал я слоняться по городу в поисках какой-нибудь работы. Прячась от большевиков, многократно едва не попадал в их руки. Однажды пошёл к знакомым, намереваясь переночевать у них. Перед тем как лечь спать, услышали мы громкий топот ног и стук в дверь. Проверка! Бежать уже было поздно. По совету самой младшей представительницы этого дома я спрятался в горячем поде огромной печи, из которой только что, собственно, вынули хлеб. Трудно описать, какую муку испытывал я, находясь в такой тюрьме. Горячие кирпичи обжигали мне ноги и руки, пот заливал лицо и глаза, а нехватка воздуха мешала дыханию. Вдобавок каждое мгновение я подвергался опасности, что кто-то из наиболее голодных «товарищей» сунет руку в печь и вместо хлеба вытянет оттуда мою ногу. Не знаю, как долго продолжалась проверка, потому что каждая минута моих мучений показалась мне вечностью. К счастью, всё закончилось благополучно. После безрезультатных поисков большевики покинули квартиру. Никогда не забуду того блаженного мгновения, когда разрешили мне вылезти из печи на Божий свет.

Благодаря случайной встрече с одним из знакомых, получил я место заведующего фабрикой сельскохозяйственных орудий в Минусинске.

Немедленно отправился я в дорогу в компании нескольких польских солдат, которым удалось сбежать из рабочих дружин. Это были: Тадеуш Лукашевич, Павел Палюх, Радера и Люциан Котновские. Пятьсот вёрст от Красноярска до Минусинска прошли мы пешком по замёрзшему Енисею, сопровождая несколько саней, гружёных железом и инструментом. В целях снятия подозрений — при каждой встрече с людьми — выдавали мы себя за немцев.

Минусинск, маленький городишко на Енисее, является пунктом средоточия торговли и промыслов продуктов Минусинской земли, Урянхая и таёжных мест. Речные суда вывозят отсюда миллионы пудов зерна, шкур, мёда и мяса. Каждую весну плывут в Красноярск целые флотилии плотов, унося уходящие вершинами в небо кедры, сосны, ели и лиственницы. В момент моего прибытия в Минусинск господствовал здесь совершенный застой в промышленности и торговле, вызванный постоянными битвами белых с партизанскими отрядами Щетинкина.

Фабрика, руководителем которой я должен был стать, в результате хаотичного и неумелого хозяйствования, представляла собой настоящие руины. Работники были недисциплинированными, относились ко мне недоверчиво, и нужно было много усилий, такта и настойчивости, чтобы запустить в движение эту машину и довести до нормального состояния. Строгий порядок, который я налаживал с момента занятия своей должности, вначале был причиной недовольства многих работников. Однако постепенно наиболее упорные начали втягиваться в новый режим. Благодаря исключительно выгодным материальным условиям (деньги на проведение работ обеспечивал Союз Банков, под управлением которого находилась фабрика), удалось мне провести целый ряд запрещённых советской властью торговых операций, что очень положительно повлияло на развитие фабрики. Работа подвигалась вперёд в быстром темпе.

Неожиданное расположение в Минусинске 27 Дивизии Пятой Советской Армии повлияло отрицательно на течение жизни этого, до сих пор относительно спокойного, города. Для меня лично, как для управляющего фабрики, начался период целого ряда неприятностей и недоразумений, связанных с положением, которое я занимал. Постоянные заказы большевиков, за которые они не платили ни гроша, и которые должны были, как «срочные», быть выполнены с просто небывалой пунктуальностью, вели фабрику к упадку, меня же — к последней степени расстройства.

Случилось даже, что когда однажды я отказался принять заказ, оправдываясь тем, что не могу его выполнить без разрешения вышестоящей власти, рыцарский представитель большевистской армии вытащил из-за пояса револьвер и, приставив его к моему виску, крикнул:

— Контрреволюционер! Убью на месте!

Если бы не активное вмешательство моих рабочих, которые неожиданно для меня самого вырвали у храброго «защитника пролетариата» револьвер и отвели его в «Революционный Трибунал», всё это дело могло бы принять значительно более неприятный для меня оборот. Несмотря на благожелательную позицию, какую заняли по отношению ко мне рабочие и фабричные власти, был два раза арестован большевиками на основании обвинения в спекуляции и два раза выпустили меня из Чека по поручительству фабричного комитета. Но в таких условиях работать в дальнейшем было невозможно.

Я начал хлопотать с целью перевода меня в другую местность, но как дирекция, так и работники не хотели об этом слышать.

Случилось, однако же, нечто, что заставило меня бежать. Однажды появился на фабрике комиссар 27 Большевистской дивизии, который распознал во мне контрреволюционера. Напрасно старался я его убедить, что я не тот, за кого меня принимают.

Прощаясь со мной, комиссар предупредил, что вскоре явится снова для тщательного выяснения всего этого дела.

Я немедленно сообщил о грозящей мне опасности дирекции, прося о моём немедленном переводе или освобождении от обязанностей. В этот же самый день меня послали в деревню Ермаковскую, находящуюся в 70 км южнее, куда также приехал со мной Лукасевич. Однако вскоре после прибытия в Ермаковскую я был арестован и препровождён в Чека.