· Глава 26 ·
Брат, похоже, точно знал, что говорил, но я не могла в это поверить. Отец никак не мог вернуться к прежнему.
В детстве я не знала, что отец – алкоголик. Тем не менее он уже пил, когда мама с ним познакомилась в конце семидесятых. Тогда ему было двадцать, и у него имелась куча дружков, с которыми он таскался по вечеринкам в своей черной косухе. Он тогда говорил, что пьет только ради ощущения праздника: приняв на грудь пару стаканов, он-де больше веселится. Это было его субботним вечерним удовольствием. Потом стало и пятничным тоже. А позже он начал пить каждый день, начиная с понедельника и заканчивая воскресеньем.
Алкоголь я ненавижу. Он украл у меня отца на много лет, заставив его поверить, что с ним он становится сильнее и счастливее, но все было как раз наоборот. Пьянство все разрушило, уничтожило чистоту наших отношений.
Я никогда не злилась за это на отца. Временами он пытался завязать, иногда ему удавалось обходиться без спиртного месяцами, но оно продолжало его притягивать. Рано или поздно болезнь возвращалась, она была сильнее отца.
Когда отец пил, он не становился жестоким. Но человек, который прикуривал сигарету с другого конца, слишком громко смеялся и ходил зигзагами, не был моим отцом. Он внушал мне страх, стыд, причинял мне боль.
От пьянства умерли его отец и два брата. Для семьи отца алкоголь был чем-то вроде религии: он заставлял поверить в него и сопровождал их до гроба. Восемь лет назад, когда врач сказал отцу, что у него рак мочевого пузыря, он понял, что не настолько уж он неуязвим. Тогда он в одночасье бросил пить и курить, начал бегать. Каждый день жизни стал для него очередной победой. Но я всегда пугалась, когда слышала его смех, видела, что у него блестят глаза или он спотыкается: уж не вернулась ли к нему любовь всей его жизни?
Мне пришлось присесть на кресло. Сестра сделала то же. Она побледнела. Я спросила Ромена:
– Почему ты так говоришь?
– Потому, что я уверен. Уже не раз он казался мне каким-то странным, вздрагивал, когда я собирался к нему подойти.
– Но мы бы сразу заметили! – закричала Эмма. – Сразу видно, когда он пьян!
– Вовсе не факт, не думаю, что он пьет столько, чтобы это стало заметно. Вы не обратили внимания на его периодические отлучки?
– Я недавно приехала, и вчера днем он действительно уходил и отсутствовал часа два-три, но он искал подарок Милану на день рождения.
– Значит, только я заметил, что он вернулся без подарка?
Я покачала головой, кто-кто, а уж я-то пьяных чуяла за версту. Но тут вмешалась сестра:
– Точно, на днях он пошел покупать устрицы, ходил битый час и не нашел их нигде.
– Ага! – воскликнул Ромен. – Я же говорил, что уверен.
Несколько минут мы сидели молча. Нет, поверить в это я не могла. Только не сейчас, после десяти лет трезвости. Невозможно, невероятно. Я встала и твердо произнесла:
– Мы должны знать точно.
– Собираешься спросить у него?
– Нет, я боюсь его обидеть. Но мы поступим по-другому: в следующий раз, когда он уйдет, мы за ним проследим. Таким образом мы узнаем правду.
Ромен и Эмма согласились, не расставшись окончательно со своими сомнениями. Да и я, если честно, сама уже начала подозревать неладное. Если выяснится, что отец вернулся к бутылке, семейному покою придет конец.
21 марта 2004 года
Я складывала папки, когда ты позвонил мне в агентство.
– Сегодня вечером я приглашаю тебя в ресторан!
Ты только что устроился программистом в сеть магазинов «Товары для дома» после нескольких лет работы по договорам. Я бы подумала, что именно это событие ты и собирался отметить, если бы ты не спросил размер моего кольца на безымянном пальце. Уж точно, в языке HTML ты преуспел больше, чем в умении делать сюрпризы.
Весь день я думала только об этом, считая часы, отделявшие нас от момента, которого я так давно ждала. Так ждала, что как бы по неосторожности оставляла в нашей квартире огромное количество «наводок»: рекламу обручальных колец, каталоги свадебных платьев, журналы с провокационными названиями («Давай поженимся», «Сделай мне предложение», «Да, я этого хочу», «Да здравствует свадебная ночь!»).
Я надела самое красивое платье, накрасилась и тщательно почистила зубы: нельзя, чтобы несвежее дыхание вторглось в наши воспоминания об этом великом моменте.
Ты меня ждал в нашей облезлой «Клио» с принужденной улыбкой человека, который собирается прыгнуть в пустоту, но предпочел бы остаться в своей постели. Мы поднялись в успевший стать «нашим» ресторан на вершине дюны Пила. По твоему настоянию мы выбрали столик на террасе, несмотря на холод, в память о нашей первой ночи в машине. Я так была тебе благодарна: это подтверждало мои ожидания и волнения.
После каждой твоей улыбки, после каждого движения в мою сторону мое сердце начинало трепетать: я ждала, что сейчас ты опустишься на колено, достанешь кольцо и сделаешь мне предложение.
Во время закуски я ерзала от нетерпения.
Когда принесли блюдо с морепродуктами, я с трудом удерживалась на месте.
Во время десерта я пребывала в двух шагах от истерики.
А когда принесли счет и ты встал, чтобы направиться к выходу, я была готова к разрыву отношений.
На обратном пути я не сказала ни слова, чтобы не выдать своего разочарования. Зато ты болтал за двоих: «Что за чудный вечер!», «Я очень доволен новой работой!», «Все-таки жизнь прекрасна!», «Какие же вкусные были улитки бюло!». И прочее. Сам ты после этого улитка безмозглая!
Вернувшись домой, я смыла макияж, сняла бюстгальтер пуш-ап, туфли на каблуках, чулки, платье, заколки, а заодно избавилась и от своих пустых мечтаний, поцеловала тебя, не разжимая губ, и залезла в постель. И пока я в сотый раз перечитывала в книге одну и ту же фразу, ты, уже раздетый до трусов, лег со мной рядом.
Ты повернулся на бок, ко мне лицом, и наблюдал за мной, пряча усмешку в уголках губ.
– Что такое? – не выдержала я.
– Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, но не сегодня.
Послышался смех.
– И твой характер я тоже люблю.
Я что-то проворчала, но ты продолжил:
– Мне так нравятся все наши маленькие привычки! Я всегда до смерти боялся, что меня засосет рутина, но с тобой я полюбил и рутину. Я люблю чистить зубы в то же время, что и ты, мне нравится, что две пары нашей обуви стоят при входе, нравится чувствовать, как твои ледяные ноги прижимаются к моим икрам, нравится, когда ты засыпаешь, не дождавшись конца фильма, нравится, как ты злишься из-за мятых наволочек, как поглаживаешь мне спину, перед тем как заснуть, я теряю голову от всех этих милых мелочей жизни, от этой рутины, потому что рядом – ты. И потому, я думаю, что именно здесь, в нашем доме, когда я лежу в постели в одних трусах…
Ты отвернул край одеяла, чтобы посмотреть, во что я одета, и удивленно приподнял брови, прежде чем закончить фразу:
– …а ты – в натуральном оперении, я и должен был спросить тебя об этом.
Просунув руку под свою подушку, ты вытащил маленькую коробочку и открыл ее прямо перед моими глазами. Я резко выпрямилась, точно откидное сиденье. Кольцо сверкало почти так же, как твои глаза.
– Ты согласна?
Я подождала несколько секунд, а потом поняла, что тебе нипочем не произнести самых главных для меня слов. Я могла сказать «да», я просто обязана была сказать «да», но я так мечтала услышать от тебя эти слова, что не в силах была тебе помочь.
– Согласна на что? – проговорила я на грани истерики.
Твои глаза наполнились слезами, мои тоже, я бросилась в твои объятия, не дожидаясь ответа, громко крича: «Да, да, да!»
Неважно, что ты спрашивал. С тобой я была согласна на все.