Притча о безрассудном богаче
(Лк. 12, 13–21)
Некто, видя, сколь велико влияние Господа, обратился к Нему с просьбой, чтобы Господь повелел брату его разделить с ним наследство. Господь отказал ему в этом, ибо Он пришел на землю не для того, чтобы разбирать мелочные тяжбы, основанные на человеческих страстях. Притом Он проповедовал отречение от имений, а кроме того, то или иное решение Его могло вызвать в той или другой тяжущейся стороне неудовольствие и даже столкновение и судебное следствие, чего Господь, конечно, не желал допустить.
Не в том, однако, причина, что Господу чужды людские интересы вообще, а в том, что задача Господа — не внешние меры водворения порядка, а перевоспитание сердца и воли людей. Это — пример для всех проповедников Евангелия и служителей Церкви.
В связи с обращенной к нему просьбой Господь рассказал притчу, предостерегающую от недуга любостяжания, то есть страсти к приобретению имений для наслаждения благами мира сего: Жизнь человека, то есть его благополучие или счастье, не зависит от изобилия его имения (Лк. 12, 15).
У одного человека случился богатый урожай в поле. Не помышляя нисколько о будущей жизни, он думает о том лишь, как бы использовать свои богатства для наслаждений в настоящей жизни. Нет у него мысли ни о Боге, ни о духовной жизни, но только о животных чувственных удовольствиях: покойся, ешь, пей, веселись (Лк. 12, 19). Он и не подозревал, что наступил последний день его земной жизни, и ему не придется насладиться собранными сокровищами: Безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? (Лк. 12, 20). «Никакой пользы не получишь уже ты от собранного богатства, а что после тебя будет с этим богатством, тебе уже безразлично».
Вместо того, чтобы собирать земные богатства себе, надо «в Бога богатеть» (см. Лк. 12, 21), то есть заботиться о приобретении вечных нетленных богатств, или добродетелей, которые можно приобрести, расходуя земные богатства не для низменных плотских наслаждений, а на добрые дела всякого рода.
Притчи об ожидании Второго пришествия Христова: о рабах, ожидающих возвращения господина своего, и о верном и благоразумном домоправителе
(Мф. 24, 42–51 и Лк. 12, 35–48)
Надо быть готовым на всякий час, ибо неизвестно, когда произойдет Второе пришествие Христово или придет смерть, что для человека имеет одинаковое значение, ибо и в том и в другом случае человек должен будет дать отчет Богу в том, как он проводил свою земную жизнь.
Да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящи (Лк. 12, 35). Образ взят от восточной широкой одежды: когда нужно было что-нибудь делать, эту широкую и длинную одежду перетягивали поясом, чтобы она не мешала. Это выражение означает поэтому быть готовым. Светильники горящи выражает ту же мысль: рабы должны быть готовы встретить своего господина с зажженными светильниками, когда он возвращается домой ночью.
Как исправные слуги должны быть готовы встретить своего господина в любое время ночи, когда бы он ни возвратился, во вторую ли стражу или в третью, так истинные последователи Господа Иисуса Христа должны быть всегда нравственно готовы встретить Его Второе пришествие. За эту духовную бдительность Господь обещает блаженство — блаженны рабы те (Лк. 12, 37). Это блаженство образно представляется тем, что господин препояшется и сам станет услуживать своим рабам, сделав их как бы своими гостями, — это величайшая честь, какая только может быть воздана рабам по восточным обычаям.
На вопрос Петра, к апостолам только относится эта приточная речь или ко всем (см. Лк. 12, 41), Господь не дает прямого ответа, но из дальнейшей речи видно, что увещание Господа о духовной бдительности относится ко всем последователям Христовым. В этой второй притче Господь ублажает верного и благоразумного домоправителя, которого господин поставил над слугами своими, за исправное исполнение доверенной ему службы — раздавать им в свое время меру хлеба (Лк. 12, 42) и предсказывает печальную участь тому рабу-домоправителю, который, не ожидая скорого возвращения своего господина, начнет небречь о своих обязанностях и станет бесчинствовать: начнет бить слуг и служанок, есть и пить и напиваться (Лк. 12, 45). Такой раб подвергнется тяжким мукам: рассечет его (Мф. 24, 51; Лк. 12, 46) — казнь, употреблявшаяся на Востоке для самых тяжких преступников.
Евангелист Лука добавляет к этому далее, что наказание для таких нерадивых рабов будет неодинаковое: знавший волю господина своего понесет более тяжкое наказание, чем не-знавший, но и последний будет наказан — за то, конечно, что не позаботился узнать волю господина (см. Лк. 12, 47–48). Кому было дано больше возможностей исполнять эту волю, тот будет и больше наказан за неисполнение ее.
Господь предсказывает разделение среди людей
(Лк. 12, 49–53)
Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! (Лк. 12, 49). Под этим огнем святые отцы понимают духовную ревность, которую пришел насадить Господь в сердцах человеческих и которая неминуемо породит разделение и вражду между людьми, ибо одни горячо, всем сердцем примут учение Христово, а другие воспротивятся ему.
Так как этот огонь ревности должен был возгореться с особой силой только после крестных страданий Христовых, Его Воскресения, Вознесения и ниспослания Святого Духа апостолам, то Господь выражает желание скорее креститься тем крещением, которым Он должен креститься, то есть скорее понести ожидающие Его страдания для искупления человечества, в результате чего возжжется этот огонь ревности. В результате искупительного дела Христова среди людей уже не будет того зловредного мира, который объединяет людей на преступной почве и удаляет их от Бога, но наступит спасительное разделение: последователи учения Христова отделятся от врагов Христовых.
Вражду, возникшую на этой почве даже между близкими родственниками, мы видели особенно во время гонений на христиан со стороны язычников, но она неизбежна всегда, ибо зло ненавидит добро и стремится его уничтожить.
Призыв к покаянию в связи с гибелью галилеян и падением силоамской башни
(Лк. 13, 1–5)
Пришедшие из Иерусалима рассказали Господу о Галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их (Лк. 13, 1). Евреи часто восставали против римского владычества, и, вероятно, это было одно из таких возмущений, происшедшее в храме во время одного из больших праздников, когда вооруженные римские воины охраняли в нем порядок. Судя по этому повествованию, Пилат приказал убить возмутившихся галилеян в храме в то самое время, когда там приносились жертвы, вследствие чего кровь убитых смешалась с кровью жертвенных животных.
Иисус Христос объяснил, что эту насильственную смерть в таком святом месте нельзя объяснять тем, что эти галилеяне были грешнее всех прочих, поэтому не следует думать, что не пострадавшие таким образом праведнее пострадавших. Тех, кого Господь не наказывает столь суровым образом, Он только долготерпит, ожидая их покаяния.
Смысл слов Господа тут такой: «Вы — такие же грешники, как и те, и так же погибнете, если не раскаетесь. Над теми суд Божий уже совершился, а над вами еще совершится так или иначе, если не покаетесь». Возможно, что здесь Господь намекает на суд Божий, совершившийся над еврейским народом, когда Тит Флавий разрушил Иерусалим и громадное количество евреев погибло подобным же образом в храме, как эти убитые Пилатом галилеяне.
При этом уже Сам Господь вспоминает другой случай, когда восемнадцать человек в Иерусалиме были погребены упавшей силоамской башней. Из этого случая тоже некоторые могли сделать вывод, что эти восемнадцать человек были грешнее всех прочих жителей Иерусалима. Оба несчастных случая Господь предлагает объяснять иначе: это — лишь предупреждение живущим, чтобы они покаялись, ибо, если не покаются, все так же погибнут.
Развивая дальше эту же мысль, Господь рассказывает притчу о бесплодной смоковнице.
Притча о бесплодной смоковнице
(Лк. 13, 6–9)
Под образом хозяина виноградника в этой притче разумеется Господь Бог, Который ждет покаяния еврейского народа, представленного в притче под образом бесплодной смоковницы. Сажать смоковницу в винограднике — необычное дело, но в этом высказывается та важная мысль, что еврейский народ занимал особое положение избранного народа, стоя одиноко среди прочих народов мира, как одиноко должна была стоять смоковница среди виноградника.
Под виноградарем разумеется Господь Иисус Христос, пришедший к избранному народу Божию еврейскому и три года общественного служения Своего делавший все возможное, чтобы обратить еврейский народ к спасительной вере в Себя как в Мессию, ожидавший от евреев плодов этой Своей работы.
В следующий год срубишь ее (Лк. 13, 9) — грозное предуказание на кару Божию, постигшую еврейский народ за то, что он все же не обратился к Богу, не принес ожидаемых плодов и на четвертый год общественного служения Господа Иисуса Христа предал Его крестной смерти, за что был отвержен Богом и наказан нашествием римлян и страшным разрушением Иерусалима и храма.
Сын Божий (виноградарь притчи) представлен здесь как Ходатай за людей, умоляющий Бога Отца о милосердии к ним.
Исцеление скорченной женщины
(Лк. 13, 10–17)
Во время пребывания Своего в Галилее Господь, уча в одной из синагог, совершил там чудо исцеления женщины, которая восемнадцать лет была скорчена и не могла выпрямиться. Начальник синагоги вознегодовал на то, что исцеление было совершено в субботу, когда, по закону, ничего нельзя было делать, и высказал это негодование вслух, обращаясь к народу. Господь назвал его за это лицемером, как Он обыкновенно называл фарисеев, указав этим, что его негодование вызвано не мнимым нарушением субботнего покоя, а просто завистью к Господу-Исцелителю.
При этом Господь пояснил, что в субботу не запрещается творить добрые дела, если допустимы даже необходимые житейские дела, как, например, забота о домашнем скоте. Сию же дочь Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить от уз сих в день субботний? (Лк. 13, 16) — то есть именно в субботу уместно творить благодеяния людям, нуждающимся в помощи.
Дочь Авраамову, то есть исцеленная была природная иудеянка, и начальник синагоги, на котором лежала обязанность заботиться о благосостоянии своих пасомых, должен был бы радоваться такому благодеянию Христа Спасителя, а он негодует.
Связал сатана. Эти слова толкуются неодинаково. Одни полагают, что болезнь этой женщины происходила от действия нечистого духа, которому Господь попустил скорчить эту женщину, как попустил, например, наслать проказу на праведного Иова. Другие полагают, что болезнь этой женщины была результатом ее порочной жизни. Святитель Григорий Двоеслов считает, что как бесплодная смоковница, так и скорченная женщина — суть два образа одной и той же испорченности человеческого рода.
Выслушав Господа, все противившиеся Ему стыдились, так как, конечно, не могли не сознавать справедливости Его слов, а весь остальной народ, люди простые, радовался о всех славных делах Его (Лк. 13, 17).
О тесном пути в Царствие Божие
(Лк. 13, 22–30)
По дороге, когда Господь направлялся из Галилеи к Иерусалиму, некто задал Ему вопрос: Господи! неужели мало спасающихся? (Лк. 13, 23). Очевидно, вопрошавший поставил такой вопрос, имея в виду строгость некоторых требований Христа Спасителя от желающих войти в Царство Мессии. Господь отвечает на этот вопрос не ему только лично, а всем, строго и резко: Подвизайтесь войти сквозь тесные врата (Лк. 13, 24).
Этот образ часто Им употреблялся. Царство Мессии, или Церковь Христова, представляется здесь под образом дома, который кроме больших парадных дверей имеет еще узкую тесную дверь, через которую только иногда дозволяется вход. Многие бы поискали войти в эту тесную дверь, но не смогут, так как они испорчены нравственно и в них множество всевозможных предрассудков относительно Царства Мессии. Смысл образа в том, что для иудеев того времени вход в Царство Мессии являлся действительно тесным входом через покаяние и самоотвержение, к чему, благодаря распространявшимся через фарисеев предрассудкам, они были мало способны.
Когда хозяин дома встанет (Лк. 13, 25). Бог представляется домохозяином, сидящим и ожидающим друзей Своих, приглашенных на вечерю, а потом встающим и запирающим двери своего дома и не позволяющим войти другим. Это — изображение времени Суда Господня над каждым человеком и над всеми после Второго пришествия Христова. Все грешники будут осуждены оставаться вне покоя, где происходит вечеря Господа с Его друзьями, как недостойные блаженного общения с Богом. Хотя они осознáют свои грехи и будут стремиться войти туда, но будет уже поздно. После смерти уже нет покаяния.
Отвергнутые, они станут говорить: Мы ели и пили пред Тобою, и на улицах наших учил Ты (Лк. 13, 26). То есть неудостоившиеся войти на вечерю будут напоминать Хозяину, что они знакомы Ему, были некогда внешними последователями Христова учения. Но так как они не были истинными христианами, то будут отвергнуты.
Мы ели и пили пред Тобою, и на улицах наших учил Ты — эти слова особенно подходят в буквальном смысле своем к иудеям, отвергнувшим своего Мессию, а потому и лишившимся права на вход в Царство Мессии. Они узнáют свою ошибку во время Второго Его Пришествия, но тогда будет уже поздно, и они получат ответ: Не знаю вас… отойдите от Меня все делатели неправды (Лк. 13, 27). Вместо отвергнутых иудеев в Царство Мессии войдут уверовавшие во Христа язычники от востока и запада, и севера и юга (Лк. 13, 29), то есть со всех концов вселенной.
И вот, есть последние, которые будут первыми, и есть первые, которые будут последними (Лк. 13, 30). Иудеи считали себя первыми, но, как отвергшие Мессию, окажутся последними; первыми же в Царстве Мессии окажутся язычники, которых они считали последними. Точно так же и все те, которые сами считали себя первыми, но в действительности не исполнявшие как должно заповедей Христовых, окажутся на Страшном Суде «последними», а те, кого они презирали, будут «первыми».
Христос отвечает на угрозы Ирода и сетует о гибели Иерусалима
(Лк. 13, 31–35 и Мф. 23, 37–39)
Под видом дружбы и заботливого участия фарисеи советуют Господу удалиться из пределов Ирода Антипы. Из того, что Господь в ответ назвал Ирода лисицей (см. Лк. 13, 32), можно предполагать, что эти фарисеи были подосланы самим Иродом с целью застращать Господа и удалить Его из Галилеи. Так как Господа постоянно окружали толпы народа, то, по-видимому, Ирод опасался, чтобы не произошло какого-нибудь народного волнения. Сам расправиться с Господом он не решался, а потому и решился удалить Господа таким образом. В таком поступке Ирода действительно сказались хитрость и лукавство лисицы.
Се, изгоняю бесов и совершаю исцеления сегодня и завтра, и в третий день кончу (Лк. 13, 32), то есть «Я буду творить Свое дело, несмотря ни на какие угрозы, до времени». Это были действительно последние дни пребывания Господа в Галилее, ибо Он уже шел к Иерусалиму (Лк. 13, 22), где ожидала Его крестная смерть.
Не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима (Лк. 13, 33). Сколько глубокой грусти в этой священной иронии! И действительно, как показывает история, пророки умирали насильственной смертью главным образом в Иерусалиме. Это вызывает у Господа чувство глубочайшей грусти об этом священном городе: это — «голос милосердия, сострадания и великой любви», как отмечает святитель Иоанн Златоуст. Здесь предсказание о страшной каре Божией, постигшей Иерусалим в 70 году, когда его опустошили римляне.
Сказываю же вам, что вы не увидите Меня, пока не придет время, когда скажете: благословен Грядый во имя Господне! (Лк. 13, 35). Здесь разумеется день Второго пришествия Христова, когда неверующие невольно поклонятся Господу.
Исцеление страдающего водянкой
(Лк. 14, 1–6)
Когда Господь был в субботу в доме одного из начальников фарисейских (Лк. 14, 1), то есть, по-видимому, у какого-нибудь иудейского начальника, принадлежавшего к фарисейской секте, или у какого-нибудь выдающегося фарисея, перед Ним предстал страждущий водяной болезнью, считавшейся неизлечимой. Так как фарисеи наблюдали за Ним (Лк. 14, 1), то есть ждали случая, чтобы обвинить Его в чем-либо, то Господь, прежде чем исцелить больного, спросил их: Позволительно ли врачевать в субботу? (Лк. 14, 3). Они не решились сказать, что нет, ибо закон не запрещал этого, а только вымышленные предания старцев. Тогда Господь одним прикосновением исцелил больного, а фарисеям прочел наставление об осле или воле, упавшем в колодезь, ясно показывавшее, что можно совершать в субботу дела милосердия (см. Лк. 14, 5). Это было так убедительно, что не могли отвечать ему на это (Лк. 14, 6).
Притча о любящих первенствовать
(Лк. 14, 7–15)
Когда началась вечеря, фарисеи спешили сколько возможно скорее занять высшие места. Господь стал смело и откровенно порицать такое их честолюбие, причем сказал им притчу (Лк. 14, 7), — собственно, притчу не в строгом смысле этого слова, а назидание, заимствованное от приточного часто употреблявшегося Спасителем образа брачного пиршества, как наиболее многолюдного и торжественного из пиршеств.
Когда ты будешь позван кем на брак, не садись на первое место (Лк. 14, 8). Этими словами Господь не думал давать, конечно, лишь обыкновенное правило благоразумия. Здесь речь идет о внутреннем расположении сердца, почему Господь и закончил притчу словами: Всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лк. 14, 11).
Это было сказано гостям, а хозяину Господь дал особое наставление. Заметив, что он пригласил только своих друзей, родственников и богатых соседей, Господь внушил ему, что неправильно приглашать только тех, от которых можно получить ответное воздаяние за угощение, а надо приглашать нищих, увечных, слепых и хромых, которые ничем воздать за приглашение не могут; нехорошо гнушаться бедных, как делали это фарисеи, а надо смотреть на трапезу как на дело, могущее иметь нравственную цену, — как на доброе дело. За это последует воздаяние от Бога в будущей жизни — в воскресение праведных (Лк. 14. 14). Общий смысл наставления такой же, как в Нагорной проповеди: Если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? (Лк. 6, 32).
Услышав это, некто из гостей воскликнул: блажен, кто вкусит хлеба в Царствии Божием! (Лк. 14, 15). «Вероятно, он не был духовен, чтобы понять, то есть водился человеческими размышлениями», — предполагает блаженный Феофилакт. Иными словами, высказал господствовавшее между фарисеями чисто чувственное представление о Царстве Мессии. Но, может быть, он, употребляя образную речь, начатую Господом, хотел просто выразить, как блаженны те, которые будут участниками в Царстве Мессии.
Притча о званных на вечерю
(Лк. 14, 16–24)
В ответ на это восклицание одного из участников обеда Господь рассказал притчу, в которой под образом вечери представил Царство Мессии, или Церковь Христову. Устроитель этой вечери, Господь Бог, посредством закона и пророков, как через слуг Своих, приглашал весь иудейский народ вступить в это Царство, а когда это Царство приблизилось, вновь послал повторить Свое приглашение уже Самого Мессию-Христа.
Посланный Мессия явился прежде всего к «званым» — иудеям — с вестью о том, что приблизилось Царство Небесное: Идите, ибо уже все готово (Лк. 14, 17). Но те из иудеев, к которым в первую очередь относился этот призыв, как к знатокам ветхозаветного закона, — книжники и фарисеи и прочие руководители избранного народа Божия, как бы сговорившись, начали отказываться от приглашения. Предлогами к отказу служили их земные, чувственные побуждения, из-за которых они оказались глухи к Божественному призыву и отвергли пришедшего к ним Мессию-Христа.
Тогда Господь повелел Мессии звать мытарей и грешников, а так как места оставалось и после этого много, то Господь призвал затем и язычников в Свое Царство.
Все отозвавшиеся на евангельскую проповедь вошли в Царство Мессии — Царство Божие, а пренебрегшие зовом книжники и фарисеи оказались вне его.
Учение об истинных последователях Христовых
(Лк. 14, 25–33)
Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери… тот не может быть Моим учеником (Лк. 14, 26). «Смотри, не соблазнись сим изречением, — говорит блаженный Феофилакт, — ибо Человеколюбец не бесчеловечно учит, не самоубийство внушает, но хочет, чтобы искренний Его ученик ненавидел своих родных тогда только, когда они препятствуют ему в деле богопочтения и когда он при отношениях к ним находит затруднения в совершении добра». Если плотские привязанности представляют собой решительные препятствия к последованию за Христом, то надо возненавидеть их ради Христа и разорвать с ними все. Ненависть перестает быть безнравственным чувством, когда она направлена на то, что решительно отклоняет человека от высшего его назначения — спасения души.
Наставление о самоотвержении, необходимом истинному христианину, Господь подкрепляет притчами о желающем строить башню (см. Лк. 14, 28–30), о войне между двумя царями (см. Лк. 14, 31–32) и о соли (см. Лк. 14, 34–35).
Смысл притчи о башне таков. Решившийся со всем самоотвержением стать последователем Христовым должен заранее рассчитать свои силы и подготовить себя как следует к предстоящему подвигу, чтобы не стать потом посмешищем для людей.
Тот же смысл и во второй притче. Желающий стать последователем Христовым должен приобрести духовные средства для этого, из которых первое — самоотвержение. Иначе он не сможет исполнить своего доброго намерения и даже может подвергнуться опасности поражения со стороны духовных врагов. Просить о мире (Лк. 14, 32) — это, конечно, употреблено только для наглядности притчи, но не означает того, что нужно заключать мир с духовными врагами. В притчах не все черты подлежат истолкованию в духовном смысле: некоторые употребляются без всякого внутреннего смысла, лишь для большей живости повествования.
Последователи Христовы сравниваются с солью, предохраняющей от разложения все, с чем она смешана. Но ученики Христовы, не имеющие силы нравственного самоотвержения, уже ни на что не пригодны, как соль, потерявшая свою силу.
Притча о блудном сыне
(Лк. 15, 11–32)
Этой притче святой евангелист Лука, который один только и приводит ее в своем Евангелии, предпосылает две кратких притчи о заблудшей овце (см. Лк. 15, 1–7) и о потерянной драхме (см. Лк. 15, 8–10). Фарисеи и книжники осуждали Господа Иисуса Христа за то, что Он принимает грешников и ест с ними (Лк. 15, 2). На это Господь и рассказал им эти притчи, в которых изображается, сколь великая бывает радость на небесах, когда грешники, казавшиеся уже погибшими, потерянными для Царствия Небесного, каются.
Под девяноста девятью праведниками, не имеющими нужды в покаянии (см. Лк. 15, 7), толкователи Евангелия понимают обычно Ангелов Божиих или праведников, уже отошедших в вечность и сподобившихся блаженства. Драхма — небольшая серебряная монета.
В этих притчах Господь использует естественное свойство человеческого сердца, которое радуется потерянному и вновь найденному предмету больше, чем тому, что не было потеряно, хотя бы это стоило несравненно дороже.
Далее в притче о блудном сыне Господь уподобляет радость Божию по поводу покаяния грешника радости чадолюбивого отца, к которому вернулся его блудный сын.
У некоторого человека было два сына (Лк. 15, 11). Под образом этого человека представляется Бог. Два сына — это грешники и мнимые праведники книжники и фарисеи. Младший, по-видимому, достигший уже совершеннолетия, но, конечно, еще неопытный и легкомысленный, просит выделить ему полагающуюся часть отцовского имения, согласно закону Моисееву, третью часть, в то время как старший брат получал две трети (см. Втор. 21, 17). По получении имения в младшем сыне явилось желание жить на свободе, по своей воле, и он ушел в далекую страну, где расточил имение свое, живя распутно (Лк. 15, 13).
Так человек, наделенный от Бога дарованиями духовными и телесными, почувствовав влечение ко греху, начинает тяготиться Божественным законом, отвергает жизнь по воле Божией, предается беззаконию и в духовном и телесном распутстве расточает все те дарования, которыми наделил его Бог.
Настал великий голод (Лк. 15, 14). Так нередко Бог посылает грешнику, далеко зарвавшемуся в своей греховной жизни, и внешние бедствия, чтобы заставить его образумиться. Эти внешние бедствия — одновременно и наказание Божие, и призыв Божий к покаянию.
Пасти свиней (Лк. 15, 15) — самое унизительное для истого иудея занятие, ибо закон иудейский гнушался свиньей, как животным нечистым. Так грешник, когда привязывается к какому-нибудь предмету, через который удовлетворяет свою греховную страсть, доводит себя нередко до самого унизительного состояния.
Даже рожков никто не давал ему (Лк. 15, 16). Рожки — это плоды одного дерева, растущего в Сирии и Малой Азии, которыми кормят свиней. Этим указывается на крайне бедственное состояние грешника.
И вот он «приходит в себя». Придя же в себя (Лк. 15, 17) — это чрезвычайно выразительный оборот речи. Как больной, выздоравливая после тяжкой болезни, сопровождающейся потерей сознания, приходит в себя, так и грешник, весь объятый грехом, может быть уподоблен такому больному, потерявшему сознание, ибо он уже не сознает требований закона Божия и совесть в нем как бы замирает. Тяжкие последствия греха в соединении с внешними бедствиями наконец заставляют его очнуться: он как бы просыпается, приходит в себя от прежнего бессознательного состояния, и трезвое сознание к нему возвращается.
Он начинает видеть и понимать всю бедственность своего состояния и ищет средство к выходу из него. Встану, пойду к отцу моему — это решимость грешника оставить грех и покаяться. Я согрешил против неба, то есть перед святым местом обитания Бога и чистых безгрешных духов, и пред тобою — пренебрежением к любящему отцу, и уже недостоин называться сыном твоим — выражение глубокого смирения и сознания своего недостоинства, каковыми всегда сопровождается искреннее покаяние грешника. Прими меня в число наемников твоих — выражение глубокой любви к дому и крову отеческому и согласие хотя бы на самых тяжелых условиях быть принятым в дом отчий (Лк. 15, 18–19).
Все дальнейшее изображение событий имеет целью подчеркнуть беспредельность любви Божией к кающемуся грешнику, Божественное всепрощение и ту радость, которая бывает, по словам Христовым, на небесах… об одном грешнике кающемся (Лк. 15, 7). Отец-старец, издалека увидев возвращающегося сына и еще не зная ничего о его внутреннем настроении, сам бежит ему навстречу, обнимает и целует его, не давая договорить ему до конца покаянных слов, велит обуть и одеть его вместо рубища в самую лучшую одежду и устраивает в честь его возвращения домашний пир. Все это — человекообразные черты того, как по любви к кающемуся грешнику Господь милосердно приемлет его покаяние и ущедряет его новыми духовными благами и дарами взамен утраченных им через грех.
Был мертв и ожил (Лк. 15, 24). Грешник, отчуждившийся от Бога, — это то же, что мертвый, ибо истинная жизнь человека зависит только от источника жизни — Бога. Обращение грешника к Богу представляется поэтому как воскресение из мертвых.
Старший брат, гневающийся на отца за милосердие к младшему брату, — это живой образ книжников и фарисеев, гордых своим по виду точным и строгим исполнением закона, но в душе холодных и бессердечных в отношении к своим братьям; хвалящихся исполнением воли Божией, но не хотящих иметь общения с кающимися мытарями и грешниками. Как старший брат осердился и не хотел войти (Лк. 15, 28), так и мнимые точные исполнители закона фарисеи гневались на Господа Иисуса Христа за то, что Он вступает в близкое общение с кающимися грешниками. Вместо сочувствия брату и отцу старший брат начинает выставлять свои заслуги, брата не желает даже называть братом, а презрительно говорит: Этот сын твой (Лк. 15, 30).
Ты всегда со мною, и все мое твое (Лк. 15, 31). Этим указывается на то, что фарисеи, в руках которых закон, всегда могут иметь доступ к Богу и духовным благам, но не могут заслужить благоволения Отца Небесного при таком извращенном и жестоком духовно-нравственном настроении.
Притча о неверном домоправителе
(Лк. 16, 1–17)
Это — притча, которая совершенно напрасно многих смущает. Прекрасно объясняет епископ Феофан Затворник, что «всякая притча прикровенно и образно объясняет сущность какого-нибудь предмета, но она не во всем подобна тому предмету, для объяснения которого берется. Поэтому не следует все части притчи изъяснять до тонкости». В притче важна только основная мысль ее.
В притче о неверном управителе многих смущает, что хозяин имения, под которым, несомненно, разумеется Бог, похвалил своего управляющего за то будто, что тот, будучи отставлен от управления имением, совершил мошенничество, подделав с должниками своего господина расписки для того, чтобы они приняли его в домы свои (Лк. 16, 4), то есть чтобы снискать себе в их лице поддержку после потери должности. Но господин похвалил управителя не за мошенничество как таковое, а за находчивость, которую тот проявил, оказавшись в бедственном положении.
Смысл притчи тот, что все мы лишь временные обладатели земных благ, которые находятся в нашем распоряжении лишь потому, что Господь доверил их нам на время нашей земной жизни. И мы должны использовать эти земные блага так, чтобы с помощью их обеспечить себя в будущей вечной жизни. Мы, однако, этого часто не делаем, не проявляем догадливости, какую проявил неверный управитель, почему Господь и сказал, что сыны века сего догадливее сынов света в своем роде (Лк. 16, 8). Между тем мы, подобно приточному управителю, должны были бы приобретать себе друзей богатством неправедным, чтобы они… приняли нас в вечные обители (Лк. 16, 9).
Богатство называется неправедным, потому что часто неправедно приобретается, часто неправедно употребляется, часто делает человека несправедливым в отношении к другим и никогда не оправдывает прилагаемых о нем попечений и возлагаемых на него надежд. Поэтому единственно разумное употребление богатства — это использовать его на помощь нуждающимся, употребив на всевозможные добрые дела, дабы таким образом сделать его средством к приобретению себе Царства Небесного. Ведь богатство все равно мы так или иначе потеряем, с собой его на тот свет не возьмем, а добрые дела, сделанные при его помощи, всегда останутся с нами и послужат нашему оправданию на Страшном Суде Божием.
В заключение Господь говорит: Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом. Итак, если вы в неправедном богатстве не были верны, кто поверит вам истинное? И если в чужом не были верны, кто даст вам ваше? (Лк. 16, 10–12). То есть если вы в земном богатстве были неверны — не умели им распорядиться как должно, на пользу души, то как можете вы заслужить, чтобы вам поверено было богатство духовное, богатство благодатных даров?
Сребролюбивые фарисеи в ответ стали смеяться над Господом (см. Лк. 16, 14), не желая, видимо, сознавать, что страсть к земному богатству может быть препятствием к приобретению духовных даров. В обличение им Господь произнес целую притчу о неправильном употреблении богатства — о богатом и Лазаре.
Притча о богатом и Лазаре
(Лк. 16, 19–31)
Основная мысль этой притчи та, что неправильное употребление богатства лишает человека Царства Небесного и низводит его в ад на вечные муки.
Один богатый человек одевался в порфиру и виссон (Лк. 16, 19). Порфира — это сирийская верхняя одежда из дорогой материи красного цвета, а виссон — белая, тонкая, нежная материя из египетского льна. Этот богач, живя роскошно, каждый день пиршествовал (Лк. 16, 19), живя, следовательно, в свое удовольствие.
У ворот его дома лежал нищий именем Лазарь. Слово «Лазарь» буквально значит «Божия помощь», то есть «нищий, всеми оставленный, кому можно надеяться только на Бога». Псы причиняли ему еще больше страданий, приходя и облизывая струпья его, а он, видимо, не имел силы отогнать их.
В этом именно нищем богач и мог себе снискать друга, который и принял бы его по смерти в вечные обители, по мысли предыдущей притчи. Но богач, как видно, был человеком бессердечным, безжалостным к нищему, хотя и не скупым, поскольку каждый день пировал. Он не жалел денег, но тратил их лишь на свои удовольствия.
По смерти Лазаря душа его была отнесена Ангелами на лоно Авраамово. Не сказано «в рай», потому что рай был отверзт только страданием и Воскресением Господа Иисуса Христа, но выражается лишь та мысль, что Лазарь, как истинный сын Авраама, разделил с Авраамом его посмертный жребий, улучив состояние, полное утешительных надежд на будущее блаженство, ожидающее всех праведников. Лазарь заслужил эти вечные обители (Лк. 16, 9), без сомнения, своим тяжким и безропотным страданием.
Умер и богач, и похоронили его (Лк. 16, 22). Упоминается о похоронах, вероятно, потому, что они были роскошны, в то время как труп Лазаря был просто выброшен на съедение диким зверям. Но богач оказался в аду в муках. И вот видит он вдали Авраама и Лазаря на лоне его. Так созерцание грешными блаженства праведных увеличивает страдания грешников в аде и, может быть, возбуждает в них надежду, хотя и тщетную, на облегчение.
Как прежде Лазарь желал насытиться только крошками, так теперь обнищавший богач просит только о нескольких каплях воды, чтобы остудить воспаленный язык. Богачу, однако, отказывается и в этом малом утешении. Как Лазарь утешается в полной соразмерности со своими прежними мучениями, так и богач страдает в такой же полной соразмерности со своим прежним беспечным и бессердечным весельем.
Кроме того, Авраам приводит и другое основание своему отказу: неизменяемость приговора Божия, вследствие которого между местом блаженства праведников и местом мучения грешников устанавливается непроходимая пропасть, в полном соответствии с нравственной пропастью, разделяющей тех и других.
Авраам отказывает богачу и в просьбе послать Лазаря в дом отца его, чтобы предупредить его братьев, дабы они не следовали примеру его жизни. У них есть Моисей и пророки (Лк. 16, 29), то есть писаный закон Божий, из которого они могут научиться, как надо жить, чтобы не попасть на место мучений. Богач признается, что братья его, подобно ему, глухи к закону Божию и что только необыкновенное явление умершего могло бы образумить их и заставить переменить образ жизни на лучший (см. Лк. 16, 30). На это Авраам возразил, что если они дошли до такого нравственного падения, что не слушаются голоса Божия, выраженного в слове Божием, то всякие другие уверения будут также напрасны (см. Лк. 16, 31).
Неверующий, даже пораженный необычайностью явления умершего, потом все же начнет себе объяснять это явление как-нибудь иначе и снова останется таким же неверующим и неисправленным. Что это так, видно из того, как упорно неверовавших иудеев нисколько не убеждали бесчисленные знамения и чудеса, которые совершал Господь Иисус Христос. Они не уверовали, даже видя воскрешение Лазаря, помышляли даже убить его. Все дело в том, что сердце, испорченное грехом, упорно не желает верить в будущие муки, ожидающие грешников, и убедить его никакими чудесами в этом нельзя.
Учение о святости брака и о девстве
(Мф. 19, 3–12; Мк. 10, 2–12; Лк. 16, 18)
Каждый раз, когда фарисеи приступали к Иисусу Христу с каким-либо вопросом, они делали это не для того, чтобы научиться от Него, но чтобы «искусить» Его, не скажет ли Он чего-нибудь противного закону, дабы можно было обвинить Его. Так и тут они спросили Его: По всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею? (Мф. 19, 3).
Об этом был спор среди фарисеев и народа. Одни, следуя учению раввина Гиллеля, говорили, что разводиться можно по всякой причине; другие, по учению раввина Шаммаи, утверждали, что развод допустим только по причине прелюбодеяния. Фарисеи ожидали, какое мнение выскажет Иисус Христос, чтобы возбудить против Него сторонников противоположного мнения. По закону Моисееву, позволяется дать жене разводное письмо, если после брака она не найдет благоволения в глазах мужа, потому что он находит в ней что-нибудь противное (Втор. 24, 1).
Не делая никакого намека на различие мнения раввинов, Господь из Писания указывает на образ творения Богом мужа и жены и, раскрывая тем истинный смысл брака как богоустановленного учреждения, премудро разрешает искусительный вопрос. Бог сотворил одного мужчину и одну женщину, следовательно, в намерении Творца было, чтобы мужчина имел лишь одну жену и не оставлял бы ее.
Эта связь супружеская ближе и теснее, чем кровная связь сына с отцом и матерью, которых он оставляет ради жены: два человека становятся, как один, по мыслям, чувствам, намерениям, действиям — они должны быть одним существом. А если они так соединены, по первоначальному Божественному установлению, то и не должны разлучаться. Только одно исключение может быть, когда допустим развод, — вина прелюбодеяния, но это потому, что прелюбодеянием самим по себе уже разрушается идея брака, брак сам собой перестает тогда существовать.
Моисей позволил развод лишь по жестокосердию (Мф. 19, 8; Мк. 10, 5) — вследствие того, что мужья мучили и истязали нелюбимых ими жен, то есть допустил меньшее зло ради избежания большего. Христос же восстанавливает первоначальный закон брака, утверждая его нерасторжимость.
Ученики, смутившись таким требованием, сказали: Если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться (Мф. 19, 10), то есть лучше совсем не вступать в брак, чем, вступив, терпеть при себе жену злую и сварливую, не имея возможности отослать ее от себя. Господь Своим ответом исправляет такое легкомысленное суждение учеников. С одной стороны, Он подтверждает, что действительно лучше не жениться, а с другой — указывает, что безбрачие, соединенное с сохранением целомудрия, не только не легче состояния брачного, но даже настолько трудно и тяжко, что не все могут взять на себя этот подвиг: не все вмещают, то есть могут подъять и понести, слово сие, то есть такое дело, но кому дано (Мф. 19, 11).
Этими словами Господь возносит состояние девства на такую нравственную высоту, на которой находятся высшие и совершеннейшие состояния духовной жизни, ибо все лучшее, чем может обладать человек, Он всегда представляет как драгоценный дар Отца Небесного: например, разумение таин Царствия Небесного (см. Мф. 13, 11); веру Петра (см. Мф. 16, 17) и многое другое. Кому дано не значит, однако, что этот дар Божий не зависит от нашей собственной воли. Святитель Иоанн Златоуст говорит, что дано тем, которые хотят. Вступающий в подвиг девства имеет великую нужду в помощи Божией и получает ее, если добросовестно ищет.
Далее Господь сравнивает безбрачие с добровольным скопчеством, которое, конечно, нельзя понимать буквально, грубо физически, как это ясно из всего контекста. Это скопчество духовное, а не телесное. Господь и противопоставляет его именно физическому скопчеству, когда говорит, что есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей (Мф. 19, 12). О них нельзя сказать, что они взяли на себя подвиг девства, ибо они, по самой физической природе своей, неспособны к брачной жизни. Сделать себя скопцом для Царства Небесного (Мф. 19, 12) — значит совершенно отсечь плотское вожделение, убить в себе плотскую похоть и решиться вести безбрачную жизнь ради более удобного служения Богу и достижения Царствия Небесного, чему очень мешают заботы семейные.
Кто может вместить, да вместит (Мф. 19, 12). Никто не принуждается к этому подвигу, но кто чувствует себя в силах подъять его с помощью Божией, тот должен решиться на это. «Этими словами, — говорит святитель Иоанн Златоуст, — Господь показал совершенную возможность сей добродетели, чтобы тем сильнее возбудить в воле желание оной».
Беседа о силе веры и об обязанности исполнять заповеди
(Лк. 17, 5–10)
Апостолы приступили к Господу с просьбой о том, чтобы Он умножил их веру, ибо чувствовали, что вера их недостаточна для тех дел, к совершению которых они призываются (ср. Мф. 17, 19–20). Апостолы, несомненно, веровали в Господа Иисуса Христа, но, так как они не отрешились еще вполне от ложных фарисейских понятий о Мессии и Его Царстве, вера их иногда колебалась, и это мучило их. На эту просьбу их Господь повторил свои прежние слова о силе и могуществе истинной веры, хотя бы она была совсем мала, как горчичное зерно (см. Лк. 17, 6).
Из малого горчичного семени вырастает большое дерево — такая большая сила заключается в этом ничтожном по виду зерне. Точно так и самая слабая, но искренняя вера, если она только будет в апостолах, возрастет и усилится в них так, что будет в состоянии производить необычайные чудесные дела.
Это место не имеет того неблагоприятного для апостолов оттенка, как в Евангелии от Матфея (см. Мф. 17, 20), где слова Господа звучат укором. Тут они звучат обнадеживающе для апостолов, являются как бы увещанием и вместе с тем пробуждают в них надежду.
Дальнейшие слова кто из вас, имея раба пашущего… (Лк. 17, 7 и далее) имеют такой смысл: когда вера ваша настолько возрастет, что будет творить великие чудеса, берегитесь гордыни и самомнения, чтобы не утратить вам плодов такой веры. Это — дар Божий, которым надо пользоваться с великим смирением, каковым смирением этот дар еще более возгревается.
Таким образом, не отвечая прямо на просьбу учеников умножить их веру, Господь приточно указывает им способ усиления ее смирением и предостерегает от опасности. Это предостережение было тогда особенно нужно апостолам еще потому, что они водились некоторыми несовершенными воззрениями: спорили о первенстве в Царстве Мессии, ожидали себе наград внешних и тому подобное.
Господь приводит в пример то, что бывает между господином и слугой: если раб пашет землю и пасет скот, то господин считает ли это заслугой? Когда раб приходит с поля усталый, показывает ли внимание к его усталости, приглашает ли скорее садиться за стол? Нет. Господин велит послужить сначала ему. Станет ли он потом благодарить раба, когда тот исполнит все его приказания? Не думаю, — отвечает Господь и затем заключает Свою речь словами: Так и вы, когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать (Лк. 17, 9–10).
Смысл этого не тот, что Господь не похвалит Своих рабов и не даст им отдыха, а тот, что мы сами на добрые дела свои должны смотреть как на долг, а на себя — как на непотребных рабов, которые ничего сверх уплаты долга не можем принести Владыке. Иными словами, у человека заслуги перед Богом быть не может.
Исцеление десяти прокаженных
(Лк. 17, 11–19)
Это чудо Господь совершил во время последнего Своего путешествия из Галилеи в Иерусалим на последний праздник Пасхи, когда Он был распят. Прокаженные целой группой в десять человек остановились вдали (Лк. 17, 12), ибо закон запрещал им приближаться к здоровым людям, и громким голосом умоляли Господа помиловать их. Господь повелел им идти и показаться священникам. Это значило, что Он Своей чудотворной силой исцеляет их от болезни, ибо посылает их к священникам для того, чтобы они, согласно требованию закона, освидетельствовали исцеление их от проказы, при чем приносилась жертва и давалось позволение жить в обществе.
Покорность прокаженных слову Господа — идти на освидетельствование к священникам — указывает на их живую веру. И они действительно по дороге заметили, что болезнь их оставила. Получив исцеление, они, однако, как это часто бывает, забыли о Виновнике своей радости, и только один из них, самарянин, возвратился к Господу, чтобы поблагодарить Его за исцеление.
Этот случай показывает, что хотя иудеи и презирали самарян, последние оказывались иногда выше их. Господь со скорбью и кротким упреком спросил: Не десять ли очистились? где же девять? (Лк. 17, 17). Эти девять — живой пример человеческой неблагодарности Благодетелю Богу.
Беседа о пришествии Царствия Божия и о Втором пришествии Христовом
(Лк. 17, 20–37)
На вопрос фарисеев, когда придет Царствие Божие, Господь отвечает: не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17, 20–21). Для Царствия Божия не назначено определенного места в мире, ибо оно не материально: существо Царствия Божия во внутреннем обновлении и освящении людей.
Фарисеи под Царством Божиим понимали земное царство Мессии, открытия которого, вместе с освобождением от ига ненавистных римлян, они ожидали. Господь внушает им, что это царство духовное, внутреннее, а не внешнее, земное, чувственное и что оно уже наступило.
Внутрь вас есть понимается двояко. Во-первых, Царство Божие уже пришло — оно среди вас, среди народа иудейского, хотя вы и не замечаете его по своей духовной слепоте. Во-вторых, Царствие Божие невидимо для внешних очей, ибо оно водворяется в душе человека.
Сказав о наступлении Царствия Божия, которое вначале будет только как бы духовной закваской, внутренне преобразовывающей мир, Господь переходит потом к мыслям о бедствиях, ожидающих иудеев, которые не приметили наступления Его Царствия (разрушение Иерусалима римлянами в 70 году), и о явном открытии Царства Его, которое наступит со Вторым Его пришествием, во всей славе своей, подобно молнии, сверкнувшей от одного края неба… до другого (Лк. 17, 24). Так же неожиданно, как всемирный потоп во дни Ноя или гибель Содома и Гоморры во дни Лота, будет и пришествие Христово на суд с Иерусалимом при разрушении его и Второе пришествие — на суд со всем родом человеческим в конце мира. Тогда надо будет идти во сретение Господу, не озираясь на осужденный мир, подобно жене Лотовой, ибо тогда совершится окончательное разлучение праведников и грешников, хотя бы они находились вместе за одним и тем же занятием (см. Лк. 17, 26–36).
Пораженные этим, ученики спросили, где все это будет происходить. На это Господь ответил им поговоркой: Где труп, там соберутся и орлы (Лк. 17, 37; ср. Авв. 1, 8), то есть как хищные птицы слетаются туда, где лежит труп, так и карающий суд Божий проявит себя там, где замерла внутренняя жизнь и началось духовное разложение.
Притча о судье неправедном
(Лк. 18, 1–8)
Тяжкое время будет при Втором пришествии Христовом, но не нужно по этому поводу унывать, а нужно всегда молиться (Лк. 18, 1). А как молиться, Господь образно представил в притче о судье неправедном, который не хотел исполнить просьбы обижаемой вдовы защитить ее, но наконец все же исполнил только потому, что она не давала ему покоя, докучая ему.
Господь не хочет сравнивать Бога с судьей неправедным (лишнее доказательство того, что в притчах не все подробности подлежат истолкованию в духовном смысле), но только, как вывод от худшего к совершеннейшему, делает заключение, что тем более Бог всеблагой и всеправедный защитит Своих избранников, если они будут вопиять к Нему день и ночь, хотя бы Он вначале и медлил выступать на защиту их (Лк. 18, 7).
Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? (Лк. 18, 8). Несмотря на ту несомненную истину, что Бог защитит избранных Своих вскоре (см. Лк. 18, 7), найдет ли Он таких верных, которые имели бы такое постоянство и такую настойчивость в молитве, какая требуется? Иными словами: нечего опасаться, что Бог не защитит верных Своих от грядущих бед и напастей, а скорее можно опасаться, что верных таких на земле ко времени Второго пришествия Христова не будет.
Притча о мытаре и фарисее
(Лк. 18, 9–14)
Какова должна быть эта молитва верных последователей Господа, дабы она могла привлечь Его помощь и защиту, Господь показывает в рассказанной Им после этого притче. Она повествует о том, как молились в храме два человека, фарисей и мытарь. Фарисей молился с чувством самомнения, самопревозношения, выставляя перед Богом свои добрые дела как заслуги и уничижая других людей. Мытарь молился с сознанием своей греховности, своего недостоинства. В результате он пошел оправданным в дом свой более, нежели тот, то есть фарисей (Лк. 18, 14), ибо, как выражает Господь идею этой притчи в заключительных словах ее: Всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лк. 18, 14). Следовательно, молиться нужно со смирением, с сердечным сокрушением о своих грехах.
Молитва мытаря «Боже, милостив буди мне грешнику» (см. Лк. 18, 13), как образцовая, вошла во всеобщее употребление.
Благословение детей
(Мф. 19, 13–15; Мк. 10, 13–16 и Лк. 18, 15–17)
Из трех евангелистов, сообщающих об этом событии, подробнее всех повествует о нем святой Марк, который говорит, что Господь вознегодовал на учеников Своих за то, что они не допускали к Нему детей (см. Мк. 10, 14). Сколь велика, следовательно, была любовь Господа к детям, если Он, с величайшей кротостью и терпением переносивший людские неправды, вознегодовал на учеников Своих!
Любовь Свою к детям Господь объясняет указанием на их достоинства и эти достоинства ставит примером для подражания всем, желающим войти в Царствие Небесное, говоря, что кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него (Мк. 10, 15), то есть Царствие Божие надо принять в свое сердце с таким же чистым, невинным и непорочным расположением духа, каким оно бывает у малых, еще нравственно не испорченных детей.
Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие (Мк. 10, 14). Отсюда вывод, что великий грех совершают те родители и воспитатели, которые не приводят детей ко Христу, научая их вере христианской. Еще больший грех тяготеет на тех из них, которые намеренно отклоняют детей от пути веры.
О богатом юноше
(Мф. 19, 16–26; Мк. 10, 17–27 и Лк. 18, 18–27)
Об этом юноше или князе, как называет его святой Лука (см. 18, 18), спрашивавшем Господа Иисуса Христа, что ему делать, дабы наследовать жизнь вечную, рассказывают все три первых евангелиста. Эта беседа, как и дальнейшие, происходила по пути в Иерусалим, куда уже шел Господь на предстоящие Ему страдания.
Обращаясь к Господу, юноша назвал Его: Учитель благий! (Мф. 19, 16). Господь на это сказал: Что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог (Мф. 19, 17), то есть если ты обращаешься ко Мне только как к учителю, а следовательно, как к обыкновенному человеку, то не следует Меня называть благим, ибо это название приличествует только Богу.
На его вопрос Господь предложил ему: «Соблюди заповеди (Мф. 19, 17). Юноша, очевидно, предположил, что Господь говорит о каких-то особенных, неизвестных ему заповедях, а потому спросил: Какие? (Лк. 19, 18). Но Господь указал ему на обыкновенные заповеди Десятословия, поименовав только некоторые из них — шестую, седьмую, восьмую, девятую и пятую, а затем общую заповедь о любви к ближнему.
На это юноша ответил, что все эти заповеди он сохранил от юности своей (Мф. 19, 20). Надо полагать, что исполнение заповедей он понимал по-фарисейски, иначе бы не решился так сказать. Но все же важно, что он считал себя еще не докончившим все, что нужно для спасения: совесть, очевидно, подсказывала ему, что одного такого внешнего исполнения заповедей недостаточно. Тогда Господь раскрыл ему тайну христианского совершенства в словах: Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною (Мф. 19, 21).
В ответ на этот призыв к высшему совершенству юноша отошел от Господа с печалью, потому что у него было большое имение (Мф. 19, 22). Следовательно, богатство, которым он обладал, стало таким его кумиром, расстаться с которым он не мог. Этот кумир он предпочел даже жизни вечной, к которой, по-видимому, искренно стремился. Имея в виду эту страсть, порабощающую себе всего человека, а не богатство само по себе, Господь сказал: Истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное (Мф. 19, 23).
Евангелист Марк говорит, что ученики ужаснулись от слов Его (Мк. 10, 24). И это понятно, ибо богатство — такая вещь, которой все так желают, и, по закону, есть знак благословения Божия человеку, а между тем Господь поставляет его таким сильным препятствием на пути к Царствию Божию. Чтобы успокоить учеников и объяснить, в каком смысле Им это сказано, Господь говорит: Дети! как трудно надеющимся на богатство войти в Царствие Божие! (Мк. 10, 24). Как поясняет святитель Иоанн Златоуст, «Христос не богатство порицает, но тех, кои пристрастились к нему», ибо грешной природе человека богатство представляет много соблазнов и препятствий к исполнению закона Божия.
Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие (Мф. 19, 24). Это народное присловие, доселе употребительное на Востоке, означает, что дело невозможно или чрезвычайно трудно исполнимо. Некоторые под верблюдом понимают тут корабельный канат, делавшийся из верблюжьей шерсти. Другие полагают, что под игольными ушами здесь надо понимать очень низкие и узкие калитки, через которые с трудом пролезает верблюд.
Не само по себе богатство опасно, но то, что человек на него надеется и все счастье жизни своей в нем полагает, так что богатство становится как бы его кумиром. Но апостолы все же в волнении недоумевали: Так кто же может спастись? (Мф. 19, 25). На это Господь, воззрев на них, то есть самым взглядом Своим успокаивая их волнение, сказал: Человекам это невозможно, Богу же все возможно (Мф. 19, 26), то есть милующая и спасающая благодать Божия сильна сделать и то, чего не может сделать человек одними своими собственными силами: Бог может исцелить богача от препятствующей его спасению язвы любостяжания.
Апостолы, оставившие всё ради Христа, наследуют жизнь вечную
(Мф. 19, 27–30; Мк. 10, 28–31 и Лк. 18, 28–30)
В связи с ответом Господа богатому юноше святой апостол Петр от лица всех апостолов предложил Господу вопрос, какая будет награда им за то, что они все оставили и последовали за Христом. Были они люди бедные и немногое имели — сети, уды, лодки да бедные жилища, но это немногое было их все, что они действительно оставили ради последования за Христом и этим явили подлинное самоотвержение. Может быть, апостолы сомневались, могут ли они стать совершенными при своей бедности.
На это Господь успокоил их, сказав, что не только они, но и всякий, кто ради Него и Евангелия оставит все, к чему привязан своей душой, получит великую награду, и притом не только в будущей, но еще и в этой, земной жизни. Оставивший свой дом или родных получит во сто крат домов и родственников в лице истинных христиан и их жилищ.
Действительно, в первые века христианства, во время гонений, это предречение Господа исполнялось буквально: все христиане составляли как бы одну семью, все были братья и сестры во Христе, и дом каждого из них был всегда открыт для каждого христианина, был для него как бы его собственным домом взамен оставленного ради Христа. Отрекшийся ради Христа и Евангелия от своего дома и своей семьи вступал в дом каждого христианина, как в свой собственный, и находил в нем для себя как бы новую семью: и отца, и мать, и братьев, и сестер, и детей. Но главная награда — конечно, в веке грядущем: жизнь вечная.
Под «пакибытием» (см. Мф. 19, 28) разумеется обновление мира, которое откроется воскресением мертвых, всеобщим Судом и преобразованием неба и земли. Тогда апостолы будут участвовать в прославлении Богочеловека Иисуса Христа, принимая участие в суде Его над израильским народом и над всеми людьми свидетельством и ходатайством.
Многие же будут первые последними, и последние первыми (Мф. 19, 30). Евреи, как избранный народ Божий, считали себя первыми среди других и рассчитывали быть первыми и в будущей жизни. Но Господь сказал, что многие из них (конечно, за неверие в Него как Мессию) окажутся в будущей жизни последними, а покаявшиеся мытари и грешники, а также и язычники окажутся первыми.
Притча о работниках в винограднике, получивших равную плату
(Мф. 20, 1–16)
Эта притча имеет целью уяснить, как может оказаться, что последний будет первым. Сделает это милосердие, благость Божия. Царствие Божие представляется здесь под образом домохозяина, нанимающего работников в свой виноградник. Сговорившись с первыми, нанятыми им рано поутру… по динарию на день (Мф. 20, 1–2), он при расплате дал по динарию же и всем остальным, которые начали работу не с утра, а позже: с третьего, шестого, девятого и даже с одиннадцатого часа.
Пришедшие первыми начали роптать на такую расплату, считая ее несправедливой. Но домохозяин на это возразил: друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не властен в своем делать, что хочу? или глаз твой завистлив от того, что я добр? (Мф. 20, 13–15).
Динарий равнялся десяти римским ассам или одной греческой драхме, что составляло на Востоке обычную поденную плату. День у евреев делился на двенадцать часов, которые отсчитывались с утра, начиная от восхода солнца.
Смысл этой притчи тот, что Господь Сам распоряжается наградами за служение Ему: люди не могут входить с Ним в какие-либо договоры или заключать условия. Вознаграждает Господь людей единственно по Своей благости.
Надо знать также, что в деле спасения человека так мало делается самим человеком, что о возмездии по долгу не может быть и речи. Господь вознаграждает не по долгу, а по благодати, а следовательно, с полной свободой, по собственному Своему усмотрению. Поэтому тот, кто меньше подвизался, может получить не меньше много подвизавшегося. В этом заключается надежда грешников, которые одним покаянным вздохом, исходящим из глубины души, могут привлечь милосердие Божие и благодать, очищающую их грех.
Какая была цель этой притчи? Петр только что спрашивал: Вот, мы оставили все и последовали за Тобою; что же будет нам? (Мф. 19, 27). Господь не обличил сразу этой гордости младенствующего ума, а как бы, наоборот, даже обещал апостолам высокую награду, но сейчас же рассказанной притчей показал, что награда зависит не от заслуг человеческих, а исключительно от милости Божией, что может даже получиться так, что первые по заслугам получат последнюю награду, а последние по количеству заслуг, призванные Господом в последний момент жизни, могут получить первую награду.
В заключение притчи Господь сказал: Ибо много званых, а мало избранных (Мф. 20, 16), то есть, хотя и многие (собственно, все) призываются к вечному блаженству в Царствии Небесном, избранными для этого блаженства оказываются лишь некоторые — немногие.
Конечно, как и во всяких притчах, и в этой притче не следует отыскивать значения каждой отдельной черты: важна лишь основная идея, основная мысль ее, что человек награждается Богом не по количеству заслуг своих, а единственно по милосердию Божию.
Господь повторяет предсказание о предстоящих Ему страданиях и Воскресении и даёт ответ сынам Зеведеевым о первенстве в его Царстве
(Мф. 20, 17–28; Мк. 10, 32–45 и Лк. 18, 31–34)
Все три синоптика согласно повествуют, что по дороге в Иерусалим Господь вновь стал говорить ученикам о предстоящих Ему там страданиях, смерти и Воскресении. Подробнее всего и живее всего описывает это святой Марк, как, несомненно, слышавший обо всем этом из уст апостола Петра. Он говорит, что Господь шел впереди их (Мф. 10, 32), очевидно, как грядущий на вольное страдание, жаждавший совершить волю Божию (ср. Лк. 12, 50). Ученики же Его, мыслившие человеческое, думавшие лишь о земной славе Мессии, они ужасались и, следуя за Ним, были в страхе (Мк. 10, 32).
Отозвав двенадцать учеников, — очевидно потому, что с ними шло много народа, — Господь наедине поведал им о том, что в Иерусалиме должно совершиться все, написанное о Нем пророками: что Он подвергнется поруганиям, будет осужден на смерть и предан язычникам, то есть римлянам, которые после биений, оплеваний и поруганий убьют Его, а в третий день Он воскреснет. Святой Лука прибавляет к этому, что ученики ничего из этого не поняли, ибо слова сии были для них сокровенны (Лк. 18, 34).
Тогда приступила к Господу мать сынов Зеведеевых, а по святому Марку, и сами они, Иаков и Иоанн, с просьбой — сидеть одному из них по правую сторону Его, то есть занимать второе после Него место в открывающемся, как они думали, земном царстве Мессии, а другому — по левую руку, занимая третье место (Мф. 20, 21). На эту просьбу Господь ответил: не знаете, чего просите (Мф. 20, 22).
Апостолы действительно не понимали тогда, что просить первенства — значит первенствовать в самоотречении и в мученичестве за имя Христово. Они думали, что испрашивают себе только почести, власть и радости. Поэтому Господь Своим вопросом: Можете ли пить чашу, которую Я буду пить? (Мф. 20, 22) — указывает именно на то, что приближение к Нему в Его Царстве будет заключать в себе уподобление Ему в страданиях.
О страданиях здесь говорится как о чаше, которую должны разделить с Христом те, которые хотят быть к Нему ближе. Образ этот заимствован из обычая восточных царей посылать осужденным на смерть чашу с ядом. Сын Божий и представляется в Евангелии как осужденный, которому Отец Небесный посылает чашу смерти (см. Ин. 18, 11).
Или креститься крещением, которым Я крещусь? (Мф. 20, 22). Здесь выражается та же мысль: перенесение страданий представляется как бы погружением в них человека, как бы омовение в воде.
Можем, — отвечали апостолы (Мф. 20, 22) «в жару усердия, не зная, что сказали» (свт. Иоанн Златоуст). Сказали то же, что и все ученики говорили, обещая идти за Господом хотя бы на смерть.
Чашу Мою будете пить (Мф. 20, 23). «Хотя обещаете необдуманно, — как бы так ответил им Господь, проницая Своим Божественным взором время, — но действительно в будущем вы уподобитесь Мне в терпении и подвиге». Но дать сесть у Меня по правую сторону, то есть в Царстве славы, минуя Царство Божие, воинствующее в сем мире, не от Меня зависит, но кому уготовано Отцем Моим (Мф. 20, 23). Это значит: «Не в Моей власти дать всякому желающему, а тем лишь, кому уготовано, кто заслужил это своими подвигами».
Остальные апостолы вознегодовали, очевидно, по зависти, как бы братьям не удалось их искательство. Господь делает внушение всем, убеждая их не искать первенства. В ответ на проявленное ими честолюбие Господь учит их, что основное правило нравственности членов Его Царства, в отличие от царств земных, — это смирение и самоотвержение. Как на пример такого смирения и самоотвержения Господь указывает апостолам на Самого Себя: Он пришел не для того, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих (Мф. 20, 28).
«Многие» названы здесь вместо всех. Все люди находились в духовном рабстве диавола и работали греху. Чтобы освободить их, необходим был выкуп (греч. «литрон»). Господь и дал этот выкуп, искупление («аполитросин»), ценою Своих крестных страданий и смерти.
Исцеление двух иерихонских слепцов
(Мф. 20, 29–34; Мк. 10, 46–52; Лк. 18, 35–43)
Иерихон был большой в то время иудейский город в двадцати верстах к северо-востоку от Иерусалима и в семи верстах к западу от Иордана: город — важный по историческим воспоминаниям. Недалеко от него евреи чудесно перешли через Иордан, когда шли из Египта (см. Нав. 3, 16–17). Это был первый чудесно взятый евреями город (см. Нав. 6, 1–20). Здесь были потом пророческие училища (см. 4 Цар. 2, 5), здесь пророк Елисей совершил чудо, усладив горькие воды (4 Цар. 2, 18–22). Окрестности отличались роскошной растительностью и превосходным климатом, но далее, по дороге к Иерусалиму, лежала скалистая мрачная пустыня, в которой обитали дикие звери и разбойники.
Когда Господь выходил из Иерихона, шествуя обычной для иудеев дорогой из Галилеи через заиорданскую область Перею, за Ним следовало множество народа (Мф. 20, 29), подобно ему шедшего в Иерусалим на праздник Пасхи. Сидевшие при дороге и просившие милостыню слепцы начали кричать: Помилуй нас, Господи, Сын Давидов! (Мф. 20, 30). Это восклицание свидетельствовало о живой вере их в Иисуса Христа как в Мессию.
Народ заставлял их молчать, чтобы они не беспокоили Иисуса Христа, вероятно, потому, что Господь в это время говорил какое-либо поучение народу. Господь спросил их, чего они хотят от Него, и, получив ответ: чтобы отверзлись очи наши (Мф. 20, 33), прикоснувшись к очам их, исцелил их от слепоты, после чего они пошли за Ним.
Об этом рассказывают все три синоптика, но только святой Матфей говорит о двух слепцах. Святой Марк и святой Лука говорят лишь об одном, причем святой Марк повествует о чуде с наибольшими подробностями, указывая даже имя исцеленного слепца — Вартимей, что значит «сын Тимеев». Надо полагать, что один из этих слепых был всем известен, а другого никто не знал, и он был незаметен для многих, почему о нем вторые два синоптика не упомянули.
Еще одна разница в повествованиях: по первым двум синоптикам, исцеление было совершено Господом, когда Он выходил из Иерихона, а по святому Луке, когда Он подходил к Иерихону (см. Лк. 18, 35). Епископ Михаил объясняет, что употребленное святым Лукой греческое слово «энгизин» означает, собственно, не входить, а находиться близ чего-либо. Следовательно, правильнее было бы сказать, что Господь совершил чудо, находясь близ Иерихона, — все равно, при выходе из него или при входе.
Господь Иисус Христос посещает Закхея
(Лк. 19, 1–10)
О посещении Господом начальника мытарей Закхея повествует только евангелист Лука.
Исцелив слепых, Господь вошел в Иерихон, где Его очень хотел видеть весьма богатый человек по имени Закхей, бывший начальником мытарей. Закхей — имя чисто еврейское, означающее «чистый», «праведный». Иерихон славился производством и торговлей бальзама, и должность сборщика податей здесь была особенно важной и вместе с тем выгодной и доходной. Закхей же был не рядовым сборщиком податей, а начальником, которому, вероятно, были подчинены мытари целого округа. Подчеркивается, что он был человек богатый (Лк. 19, 2), ведь так мало богатых следовало за бедным галилейским Учителем!
Будучи мал ростом, Закхей влез на смоковницу, чтобы лучше видеть Господа, окруженного толпой народа. Очевидно, зная доброе нравственное расположение Закхея, с каким он желал видеть Господа, что это не было пустое лишь любопытство, Господь удостоил дом Закхея Своим посещением. Великая радость по поводу того, что Господь не возгнушался им, как грешником, окончательно пробудила совесть Закхея и совершила полный нравственный переворот в его душе.
Сознавая, что совесть его нечиста в способах приобретения имения, он дает во всеуслышание торжественное обещание загладить свой грех любостяжания: половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо (Лк. 19, 8). На это Спаситель отвечает: Ныне пришло спасение дому сему, потому что и он (то есть Закхей) сын Авраама не только по плоти, но и по духу (Лк. 19, 9). Далее речь Господа обращена к тем, которые были недовольны, что Христос зашел к грешному человеку (Лк. 19, 7).
Покаяние Закхея — это образец истинного покаяния, которое не ограничивается лишь бесплодным сожалением о содеянных грехах, но стремится загладить эти грехи противоположными им добрыми делами. Поэтому Евангелие о Закхее всегда читается перед первой приготовительной к Великому посту Неделей о мытаре и фарисее.
Притча о десяти минах или о талантах
(Лк. 19, 11–28 и Мф. 25, 14–30)
Находясь еще в доме Закхея, Господь тут же рассказал притчу о десяти минах, которая имеет много сходства с изложенной у евангелиста Матфея притчей о талантах. При всем их большом сходстве есть между этими притчами и существенные различия. Притом, как видно из Евангелия от Матфея, притча о талантах была рассказана Господом значительно позже, в связи с его беседами о Втором Его пришествии, кончине мира и Страшном Суде. Тем не менее основная идея обеих притч одна и та же, а потому можно их рассматривать параллельно.
В притче о минах речь идет о человеке высокого рода, который отправлялся в дальнюю страну, чтобы получить себе царство и возвратиться (Лк. 19, 12). Образ взят, видимо, из положения в то время царской власти в Иудее. Иудейские цари должны были отправляться для утверждения в своем царском достоинстве в Рим. Так делал Архелай, сын Ирода Великого, так же поступил и Ирод Антипа, тетрарх Галилеи. В притче о талантах речь идет просто о человеке, отправлявшемся в чужую страну (Мф. 25, 14). В обеих притчах под этим лицом подразумевается Христос, от Которого многие евреи ждали в то время открытия на земле славного царства Мессии.
В притче о минах господин дает десяти рабам десять мин, каждому по мине, дав им приказ, чтобы серебро было пущено в оборот. Мина — сто драхм. В притче о талантах господин, уходя, передал рабам все свое имение, вручая каждому такую часть, с которой он был бы в силах управиться. Один талант — это около шестидесяти мин. Конечно, в обеих притчах под рабами подразумеваются ученики и последователи Христовы, которые получают от Господа как разнообразные дарования, так и разные внешние блага, которые они должны использовать и умножать во славу Божию, на пользу ближним и во спасение своей души.
Далее в притче о минах мы находим обстоятельство, подобного которому нет в притче о талантах. Граждане возненавидели этого высокорожденного человека и отправили вслед за ним посольство, сказав: не хотим, чтобы он царствовал над нами (Лк. 19, 14). Здесь черта, напоминающая недавний случай с Архелаем, ездившим в Рим. Иудеи, не любившие его, отправили в Рим посольство из пятидесяти человек просить, чтобы он не был утвержден царем, хотя и напрасно. В отношении к Господу Иисусу Христу здесь имеется в виду отвержение Его еврейским народом как своего Мессии, но напрасно, ибо Он остался как их, так и всего мира Царем и Судией, Который потребует отчета от рабов Своих и накажет не хотевших признавать Его власти.
Под возвращением господина в обеих притчах разумеется Второе пришествие Христово, когда каждый должен будет дать отчет на Страшном Суде, как он использовал данные ему Богом дарования и внешние блага. Умножавшие свои мины и таланты удостоятся похвалы и получат каждый соответствующую своему усердию награду. Скрывший свою мину или талант будет наказан, как лукавый раб и ленивый (Мф. 25, 26), не пожелавший трудиться над данными ему дарами благости Божией, в котором благодать Божия остается бесплодной.
Обвинения ленивым рабом своего господина в жестокости — это обычное самооправдание грешника, по греховности своей потерявшего чувство сыновства к Богу и представляющего Бога поэтому жестоким и несправедливым.
Кто делает доброе употребление из своих благ, тот приумножает их; нерадивый же и беспечный лишается и того, что имеет. Поэтому всякому имеющему дано будет, а у неимеющего отнимется и то, что имеет (Лк. 19, 26). Притча о минах оканчивается угрозой сурового наказания еврейскому народу за непризнание Господа Иисуса Христа Мессией.
Закончив притчу, Господь пошел далее по направлению к Иерусалиму.
Воскрешение Лазаря
(Ин. 11, 1–46)
Об этом событии рассказывает только один евангелист Иоанн.
Еще во время пребывания Господа в Перее Им было получено известие о болезни любимого Им друга Лазаря, жившего в Вифании со своими сестрами Марфой и Марией. Это семейство было особенно близко Господу, и Он, бывая в Иерусалиме, надо полагать, часто посещал его, чтобы отдохнуть там от шума постоянно следившей за Ним толпы и лукавых совопросников, книжников и фарисеев.
Сестры послали сказать Господу: Господи! вот, кого Ты любишь, болен (Ин. 11, 3) — в надежде, что Господь Сам поспешит прийти к ним, чтобы исцелить болящего. Но Господь не только не поспешил, а даже нарочно остался на том месте, где был, еще два дня (Ин. 11, 6), сказав, что эта болезнь не к смерти, но к славе Божией, да прославится через нее Сын Божий (Ин. 11, 4). Господь знал, что Лазарь умрет, и если сказал «его болезнь не к смерти», то потому, что намерен был воскресить его.
Только спустя два дня, когда Лазарь уже умер, Господь сказал ученикам: Пойдем опять в Иудею (Ин. 11, 7). Господь указывает не на Вифанию, а на Иудею как на цель их путешествия, чтобы вызвать наружу ведомую Ему и гнездившуюся в сердцах учеников мысль об угрожающей Ему в Иудее опасности. Этим Господь хотел укоренить в них мысль о необходимости, а потому и неизбежности страданий и смерти их Учителя. И ученики действительно высказали страх за Него, напоминая, что еще недавно иудеи хотели побить Его в Иерусалиме камнями.
На это опасение учеников Господь отвечает аллегорической речью (см. Ин. 11, 9–10), заимствовав ее от обстоятельств, в которых Он находился в то время. Это было, вероятно, ранним утром, при восходе солнца. Они имели, следовательно, двенадцать дневных часов для своего путешествия. В продолжение всего этого времени можно совершать путешествие беспрепятственно. Опасно было бы, если бы пришлось путешествовать после захода солнца, ночью, но в этом нет надобности, ибо до Вифании можно успеть дойти еще ранее захождения солнца.
В духовном смысле это значит: время нашей земной жизни определено высшей Божественной волей, а потому, пока это время продолжается, мы можем без страха идти определенным нам путем, исполнять дела, к которым мы призваны: мы безопасны, ибо Божественная воля охраняет нас от всяких опасностей, как свет солнца охраняет ходящих днем. Опасность была бы, если бы в нашем деле застала нас ночь, то есть когда мы, вопреки воле Божией, вздумали бы продолжать нашу деятельность — тогда мы споткнулись бы.
В отношении к Иисусу Христу это значит, что жизнь и деятельность Господа Иисуса Христа не кончится раньше определенного ей свыше срока, а поэтому ученики не должны страшиться угрожающих Ему опасностей. Совершая свой путь во свете воли Божией, Богочеловек не может подвергнуться опасности непредвиденной.
Объяснив это, Господь указывает на ближайшую цель путешествия в Иудею: Лазарь, друг наш, уснул; но Я иду разбудить его (Ин. 11, 11). Смерть Лазаря Господь назвал сном, как это делал и в других подобных случаях (см. Мф. 9, 24; Мк. 5, 39). Для Лазаря смерть действительно была как бы сном по ее кратковременности. Ученики не поняли, что Господь говорит о смерти Лазаря, принимая во внимание ранее Им сказанное, что эта болезнь не к смерти. Они полагали, что Господь придет и чудесно исцелит его.
Если уснул, то выздоровеет (Ин. 11, 12). Это было сказано, вероятно, для того, чтобы отклонить Господа от путешествия в Иудею: «Нет надобности идти, раз болезнь приняла благоприятный оборот». Тогда Господь, отстраняя всякое прекословие учеников и желая подчеркнуть безусловную необходимость идти в Иудею, сказал прямо: Лазарь умер (Ин. 11, 14). При этом Иисус добавил, что радуется за них, апостолов, что Его не было в Вифании, когда Лазарь был болен, так как простое исцеление его от болезни не могло бы укрепить веру их в Него так, как предстоящее теперь великое чудо воскрешения его из мертвых. Решительно прекращая разговор, вызванный опасениями учеников, Господь говорит: Но пойдем к нему (Ин. 11, 15).
Хотя нерешительность и была побеждена, но опасения учеников не рассеялись, и один из них — Фома, называемый Дидим, что значит «близнец», — выразил эти опасения весьма трогательным образом: Пойдем и мы умрем с ним (Ин. 11, 16), то есть: «Если уж нельзя отвратить Его от этого путешествия, то неужели мы оставим Его? Пойдем и мы на смерть с Ним».
Когда они приблизились к Вифании, оказалось, что Лазарь уже четыре дня как находится во гробе. Вифания же была близ Иерусалима, стадиях в пятнадцати (Ин. 11, 18), то есть около двух с половиной верст — в получасе ходу. Это сказано для того, чтобы объяснить, каким образом в доме Марфы и Марии в немноголюдном селении оказалось много народа.
Марфа, как отличавшаяся большей живостью характера, услышав о приходе Господа, поспешила Ему навстречу, не сказав даже об этом сестре своей Марии, которая сидела дома (Ин. 11, 20) в великой горести, принимая утешения пришедших утешать их в печали о брате их (Ин. 11, 19). Со скорбию говорит она, не упрекая Господа, а только выражая сожаление, что так случилось: Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой (Ин. 11, 21).
Вера в Господа поселяет в ней, однако, уверенность, что и теперь не все потеряно, что может совершиться чудо, хотя прямо этого и не высказывает, но говорит: Знаю, что чего Ты попросишь у Бога, даст Тебе Бог (Ин. 11, 22). На это Господь прямо говорит ей: Воскреснет брат твой (Ин. 11, 23). Как бы проверяя себя, не ошибается ли она, и желая побудить Господа уточнить эти слова, дать ей ясно понять, о каком воскресении говорит Господь: о чуде ли, которое Он намерен сейчас совершить, или только об общем воскресении мертвых при кончине мира, Марфа говорит: Знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день (Ин. 11, 24).
Марфа высказала веру в то, что Бог исполнит всякую просьбу Иисуса, — следовательно, у нее не было веры в Самого Иисуса как всемогущего Сына Божия. Поэтому Господь возводит ее к этой вере, сосредотачивает ее веру на Своем лице, говоря: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек (Ин. 11, 25–26). Смысл этих слов таков: «во Мне источник оживотворения и вечной жизни — следовательно, Я могу, если захочу, воскресить твоего брата и теперь, прежде общего воскресения».
Веришь ли сему? (Ин. 11, 26) — спрашивает затем Господь Марфу и получает утвердительный ответ, что она верует в Него как в пришедшего в мир Мессию-Христа.
По повелению Господа, Марфа пошла затем за сестрой своей Марией, чтобы и ее привести к Господу. Так как она позвала Марию тайно, то утешавшие ее иудеи не знали, куда она идет, и последовали за ней, думая, что она пошла на гроб Лазаря плакать там (Ин. 11, 31). Мария со слезами пала к ногам Иисусовым, произнося те же самые слова, что и Марфа. Вероятно, в скорби своей они часто говорили между собой, что не умер бы брат их, если бы Господь и Учитель их был с ними. И вот, не сговариваясь, они выражают свою надежду на Господа одними и теми же словами.
Господь восскорбел духом и возмутился (Ин. 11, 33) при виде этого зрелища печали и смерти. Епископ Михаил полагает, что эта скорбь и возмущение Господа объясняются присутствием иудеев, плакавших неискренно и пылавших злобой против Него, собиравшегося совершить столь великое чудо. Это чудо Господь хотел совершить для того, чтобы перед предстоящими Ему страданиями дать возможность Своим врагам одуматься и раскаяться, уверовать в Него. Но вместо этого они еще больше воспылали к Нему ненавистью и решительно вынесли Ему уже формально и окончательно смертный приговор.
Преодолев в себе это возмущение духа, Господь спрашивает: Где вы положили его? (Ин. 11, 34). Вопрос был обращен к сестрам умершего. «Богочеловек знал, где погребен Лазарь, но, обращаясь с людьми, поступал по-человечески», — говорит блаженный Августин. Сестры отвечали: Господи! пойди и посмотри (Ин. 11, 34).
Иисус прослезился (Ин. 11, 35). Это, конечно, дань Его человеческой природе. Евангелист говорит далее о впечатлении, какое произвели эти слезы на присутствовавших. Одни были тронуты, а другие злорадствовали, говоря: Не мог ли Сей, отверзший очи слепому, сделать, чтобы и этот не умер? (Ин. 11, 37). Если бы мог, то, конечно, любя Лазаря, не допустил бы его смерти, а так как Лазарь умер, то, следовательно, не мог, а потому теперь и плачет.
Подавляя в Себе чувство скорби от злобы иудеев, Господь подошел ко гробу Лазаря и сказал, чтобы отняли камень. Гробы в Палестине устраивались в виде пещеры, вход в которую закрывался камнем. Открытие таких пещер производилось лишь в крайних случаях, да и то лишь после погребения вскоре же, а не тогда, когда труп уже разлагался. В теплом климате Палестины разложение трупов после смерти начинается очень быстро, вследствие чего иудеи хоронили своих покойников в тот же день, в какой они умерли.
На четвертый же день разложение должно было достигнуть такой степени, что даже верующая Марфа не могла удержаться, чтобы не возразить Господу: Господи! уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе (Ин. 11, 39). Напоминая Марфе прежде ей сказанное, Господь говорит: Не сказал ли Я тебе, что, если будешь веровать, увидишь славу Божию? (Ин. 11, 40).
Когда камень был отнят, Господь возвел очи Свои к небу и сказал: Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня (Ин. 11, 41). Зная, что враги Его приписывают чудотворную силу Его власти бесовской, Господь молитвой этой хотел показать, что Он творит чудеса в силу Своего полного единства с Богом Отцом.
Душа Лазаря возвратилась в его тело, и Господь громким голосом воззвал: Лазарь! иди вон (Ин. 11, 43). Громкий голос здесь — выражение решительной воли, которая уверена в беспрекословном повиновении, или как бы пробуждение глубоко спящего. К чуду воскресения присоединилось еще чудо: связанный по рукам и ногам погребальными пеленами Лазарь смог сам выйти из пещеры, после чего Господь повелел развязать его. Подробности изображения этого события свидетельствуют, что оно описано очевидцем.
В результате этого чуда произошло обычное разделение между иудеями: многие уверовали, но другие пошли к фарисеям, злейшим врагам Господа, очевидно, с недобрыми чувствами и намерениями, дабы рассказать им о происшедшем.
Решение синедриона убить Господа Иисуса Христа
(Ин. 11, 47–57)
Весть о чуде настолько взволновала врагов Господа, что первосвященники и фарисеи немедленно собрали совет верховного иудейского судилища синедриона. В своей среде они не стеснялись высказываться совершенно откровенно, а потому прямо поставили вопрос, что им делать для сохранения своей власти и своего влияния в народе. Они признают чудеса Господа как действительные чудеса, но выражают опасение, что может произойти народное волнение, а этим воспользуются римляне для того, чтобы уничтожить и ту тень самостоятельности иудеев, какую они еще имели (см. Ин. 11, 47–48).
Роковая ложь такого суждения заключалась в том, что они, не признавая Господа Мессией, так как Он не соответствовал их извращенным представлениям о Мессии, высказывали опасение, что Он может стать во главе народного возмущения и этим навлечь беду на целую нацию.
Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником (Ин. 11, 49). Это не значит, что архиереи, или первосвященники иудейские, избирались только на год, а указывает лишь на частую смену первосвященников, которые зависели от римского правителя Иудеи. Сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб (Ин. 11, 49–50). То есть надо предупредить возможность такого опасного для евреев восстания против римлян с Иисусом во главе и для этого — убить Иисуса.
Здесь Каиафа принимает на себя личину ревнителя национального блага и вместе с тем находит извинение замышляемому убийству в соображениях государственно-национальной политики. Евангелист Иоанн указывает в этих словах Каиафы на его невольное пророчество о том, что Господу Иисусу Христу надлежало умереть за народ (Ин. 11, 51), то есть пострадать для искупления человечества.
Первосвященники, как провозвестники воли Божией, были как бы посредниками между Богом и людьми и в качестве таковых пророчествовали даже невольно, что в данном случае произошло даже с таким первосвященником, как Каиафа. Только Каиафа говорил об одном иудейском народе, а Христос умер для спасения и собрания воедино в Церкви Своей и язычников, чтобы рассеянных чад Божиих собрать воедино (Ин. 11, 52).
Было вынесено решение убить Господа как окончательный приговор и дано было приказание взять Иисуса. Узнав о приговоре, Господь ушел из Вифании в город Ефраим близ Иерихонской пустыни, ибо еще не настал час Его страданий. Как истинный Агнец Пасхальный, Он должен был умереть на Пасху, и притом торжественно, а не тайно, как, по-видимому, желал того синедрион, боясь народа (см. Мф. 26, 4).
Вечеря в Вифании в доме Лазаря
(Ин. 12, 1–11)
Эта вечеря была устроена для Господа за шесть дней до Пасхи. Она отличается от той вечери, которую описывают первые два евангелиста и которая имела место за два дня до Пасхи в доме Симона прокаженного. Происходила она, конечно, в доме воскресшего Лазаря. На это ясно указывает то, что Марфа, сестра Лазаря, служила на ней, а сам Лазарь был одним из возлежавших (Ин. 12, 2).
На этой вечери Мария помазала ноги Господа драгоценным миром, в то время как на вечери, описанной первыми двумя евангелистами, Господу помазала миром голову некая женщина, по преданию, грешница (что запечатлено у нас в богослужении Великой Среды, когда это помазание вспоминается). По евангелисту Иоанну, только Иуда сделал замечание Марии относительно ценности мира (см. Ин. 12, 4–5), по первым двум евангелистам, и другие ученики (см. Мф. 26, 6–9; Мк. 14, 3–5).
Нет ничего невероятного в том, что Господь был дважды помазан миром: Мария сделала это из чувства глубокой благодарности за воскрешение брата, а жена-грешница — в знак своего покаяния, чувства более бескорыстного, почему ей и обещана была великая награда: ей сказано было больше, чем Марии. Мария берегла это миро, вероятно, от погребения брата своего Лазаря, как бы в пророчественном предвидении.
