Глава 15. Дактилоскопия и ДНК-анализ: история взаимоотношений. Будущее дактилоскопии
Март 1997-го. В центре Иерусалима 24-летняя туристка из Австралии Софи Вал остановила такси и назвала водителю адрес виллы друзей в пригороде. Шофер Мурад Абу Хамад, молодой израильский араб, завез девушку в лес, где зверски насиловал ее в течение длительного времени, а затем уехал, забрав всю одежду и оставив жертву на месте преступления обнаженной. Прячась за придорожными кустами, Софи добралась до въезда в близлежащее поселение, где охрана немедленно вызвала полицию. Жертва преступления помогла следователям составить фоторобот преступника и в общих чертах описала автомобиль: белый Mercedes с четками на зеркале заднего обзора. Образцы спермы таксиста были доставлены в биологическую лабораторию. Однако, несмотря на все старания следственной группы, найти преступника не удалось. Вал улетела в Австралию, где вынуждена была сделать аборт, и вернулась в Израиль лишь спустя несколько лет.
Прошло четыре года. Дело из разряда оперативных перешло в категорию «спящих» – таких, которые предполагают рутинный анализ информации, получаемой разведотделом от информаторов, – но по всем меркам было ясно, что это «висяк».
Арик Г., владелец старейшей иерусалимской фабрики по изготовлению мрамора, вернулся домой засветло. Когда он запарковал свой Opel и вылез из машины, на него набросились поджидавшие в микроавтобусе мужчины в масках. Читатель, это не был российский ОМОН. В тот же день преступники связались с семьей Г. и потребовали выкуп в $2 млн. Полиция задействовала значительные силы, но поиски в Иерусалиме и его окрестностях ни к чему не привели.
Позднее выяснилось, что Г. содержался в арабской деревне Эль Азария (территория под контролем палестинской полиции, сектор «А») в том же микроавтобусе, куда его затолкнули после похищения. В какой-то момент пленнику удалось завязать диалог с охранником, неотлучно дежурившим возле машины, и соблазнить его обещанием большой суммы денег в случае, если тот закроет глаза на попытку побега. Трюк удался, и через полчаса Г. уже находился в ближайшем отделении полиции Израиля в городке Маале Адумим.
Еще через час поднятая по тревоге группа захвата погранвойск ЯМАМ высадилась в деревне и арестовала шестерых подозреваемых – членов одного преступного арабского клана.
Когда первая эйфория от успешной операции прошла, следственная группа столкнулась со стандартной в таких делах ситуацией: никто из шести задержанных не сознавался в акте похищения, зато все охотно брали на себя роль сторожа при Г.
Микроавтобус, в котором держали похищенного, был доставлен в нашу лабораторию. В результате тщательного осмотра я обнаружил в его салоне капли крови. Из рассказа Арика следовало, что во время борьбы в машине он попал одному из нападавших каблуком ботинка в лицо. Значит, скорее всего, это кровь одного из бандитов. Если определить, чья именно, то «колоть» остальных будет гораздо проще.
Итак, всем шестерым было предложено предоставить образцы слюны для теста ДНК. Пятеро арестованных отказались, а шестой согласился со словами: «Мне нечего бояться. Я-то действительно лишь сторожил, а в машину не залезал».
Через день, когда были получены результаты анализа, удивлению и радости сотрудников полиции не было предела. Профиль ДНК «сторожа» оказался аналогичен профилю таксиста, изнасиловавшего Софи Вал!
Иерусалимский окружной суд приговорил Мурада Абу Хамада по совокупности двух дел к 17 годам заключения. Казалось бы, конец истории. Но нет.
Приговор Окружного суда был обжалован самым известным израильским адвокатом Авигдором Фельдманом в Верховном суде Израиля. В апелляции Фельдман написал буквально следующее:
«Кроме ДНК нет никаких других прямых улик, связывающих обвиняемого с делом об изнасиловании, например отпечатков пальцев. Анализ ДНК интерпретируется на основе статистических данных о вероятности существования двух или более людей с одинаковым профилем, что является мало кому понятной игрой чисел. В то же время идентификация по отпечаткам пальцев зиждется на твердой научной основе и проверена вековым опытом. Негоже Израилю быть первым в мире государством, отправляющим человека за решетку на столь длительный срок лишь на основании статистических данных».
Государственная прокуратура обратилась в наш отдел: ребята, что делать? Прав Фельдман в отношении ДНК-анализа и дактилоскопии? Но «ребята» явно не торопились писать научный трактат на заданную тему. Горячая картофелина перекидывалась из рук в руки и в итоге очутилась на моем столе. Я составил солидный документ, опровергающий тезисы адвоката, и в результате апелляция Фельдмана была отклонена. Так в чем же суть дела? Чтобы ее понять, мысленно перенесемся из Иерусалима в Америку 1980-х.
В то время в одном из окружных судов США началось слушание дела «Дауберт и Шуллер против фармацевтической корпорации Merrell». Семейства Дауберт и Шуллер предъявили иск к фармацевтической корпорации, обвинив ее во вредном влиянии противорвотного препарата бендектин, часто рекомендуемого беременным женщинам, на физическое состояние новорожденных младенцев. Процесс продолжался более десяти лет. Из окружного суда дело перешло в Верховный, были выслушаны мнения сотен свидетелей-экспертов с обеих сторон, в том числе статистиков и специалистов по тестированию лекарств.
Не будучи специалистами ни в одной из перечисленных областей, судьи оказались в затруднительной ситуации: кому верить? В 1993 г. Верховный суд США определил критерии оценки свидетельских «научных и псевдонаучных» показаний, вошедшие в историю судопроизводства как критерии Дауберта. Сегодня они приняты большинством судов мира за исключением, разумеется, тех мест, где суд превращен в пустую формальность. Область, которую представляет свидетель-эксперт, может считаться научной, если соблюдены все нижеперечисленные условия:
• теория или метод поддаются тестированию;
• существует научное сообщество, поддерживающее данную теорию или метод;
• теория или метод должны быть описаны в статьях, опубликованных в признанных, рецензируемых научных изданиях;
• на любом этапе должна существовать возможность оценки ошибки или погрешности, присущих данной теории или методу.
Исходя из критериев Дауберта, дактилоскопия не может считаться научным методом, так как не соответствует последнему критерию в данном списке.
Вообще-то говоря, для хорошо образованных профессионалов это далеко не новость. Еще в 1988 г., до появления критериев Дауберта, известные теоретики криминалистики Давид Стони и Джон Торнтон опубликовали в престижном американском журнале статью на тему о «непогрешимости» дактилоскопии: «Дактилоскопия считается в народе как бы абсолютным методом идентификации. Хотя изучение особенностей папиллярного узора и основывается на статистических наблюдениях, сам процесс сравнения совершенно субъективный».
Как мы помним, в 1995 г. декларация Неурим отменила как лишний национальный стандарт. Мол, нет больше нужды считать точки на папиллярном узоре. Будем оценивать «информацию в целом».
А в 2013-м совещание глав департаментов криминалистической экспертизы при Интерполе опубликовало ряд рекомендаций относительно дактилоскопии как метода идентификации:
• идентификация на основе дактилоскопии не научный факт, а лишь частное мнение эксперта;
• эксперты не должны утверждать, что если они установили совпадение двух отпечатков, то это верно на 100%;
• детали папиллярных линий, на основании которых эксперт строит свои заключения, должны быть видимы и понятны усредненному наблюдателю, не имеющему специальной подготовки.
Этим рекомендациям вторит и Верховный суд США, который в результате рассмотрения дела «США против Клейси Уотсон Эррера» (2013) постановил:
«Сравнение двух отпечатков пальцев сродни сравнению двух картин, одной – подписанной известным художником, а второй – не подписанной. В данном случае эксперт делает заключение на основе визуальных впечатлений и ощущений. Так же, и не иначе, строит свои заключения эксперт-дактилоскопист. Они сугубо субъективны и в корне отличаются от заключений статистика, интерпретирующего данные ДНК-анализа».
Вот почему не прошла в Верховном суде Израиля апелляция адвоката Фельдмана.
В Лондонском университете работает ученый, профессор из Израиля Итиэль Дрор. Дрор – специалист в области когнитивного мышления. Уже много лет он ставит под сомнение объективность заключений экспертов-дактилоскопистов. Многочисленные работы Дрора посвящены таким вопросам, как принятие решения под давлением начальства или обстоятельств дела, ошибки в идентификации, обусловленные влиянием визуальных шумов, усталости и других факторов. В науке все эти факторы называют когнитивным загрязнением вещественного доказательства. Было бы преувеличением считать, что администраторы и начальники криминалистических лабораторий разных стран любят профессора Дрора, однако не считаться с его работами они не могут.
О результатах исследований Итиэля Дрора можно составить общее представление, опираясь на цифры, приведенные им на научном семинаре по вопросам криминалистики:
• 22% опрошенных экспертов считают, что в криминалистике есть проблемы достоверности, но не лично у них, а вообще;
• 19% думают, что проблемы существуют, но только не в их области;
• 80% экспертов – специалистов в области дактилоскопии, получив «давящую вводную информацию», по прошествии длительного времени предоставляют различающиеся заключения по поводу одного и того же отпечатка;
• от 8 до 10% экспертов приходят к различным заключениям по поводу одного и того же отпечатка даже без «давящей вводной информации»;
• один и тот же эксперт в разных условиях работы находит различное количество деталей второго уровня на одном и том же отпечатке.
Чтобы лучше понять результаты работ профессора Дрора, давайте немного поиграем. Представим себе, что вы – эксперт, а я – ваш начальник, авторитарная личность со стажем работы лет этак 20. От меня зависит ваше продвижение по службе, те или иные виды поощрений и, главное, пойдете ли вы в отпуск в августе или в январе.
Я пришел к выводу, что отпечаток на газете в деле об ограблении принадлежит Васе Иванову. И вот такой у нас с вами происходит диалог: Я: Сержант Рыжиков, я думаю, что это отпечаток рецидивиста Иванова. Проверьте еще разок на всякий случай, может, я где-то ошибся. Старость, знаете ли.
Вы: Конечно, Петр Петрович, сейчас же проверю.
Вопрос: какова вероятность того, что вы, сержант Рыжиков, найдете ошибку в моем заключении?
А теперь усложним задачу.
Я: Сержант Рыжиков, я думаю, что это отпечаток рецидивиста Иванова. Только что он, подлец, вышел из тюрьмы и уже изнасиловал и убил ребенка! Задушил бы гада собственными руками! Проверьте, голубчик, поскорее еще разок, может, я где-то ошибся. Засадим зверя за решетку!
Велика вероятность того, что, даже если отпечаток, который я вам дал, совершенно неразборчивый, частичный, вы, горя желанием засадить чудовище в тюрьму и не желая спорить с начальством, подтвердите его идентичность.
Что же остается? Отказаться от дактилоскопии вовсе? Конечно, нет. Но нужно срочно забетонировать фундамент этого строения. Подведение статистических основ под шаткое здание дактилоскопии началось примерно в 2000 г. одновременно в двух местах: в Институте криминалистики Нидерландов (профессор Дидье Мевли) и Лозаннском университете в Швейцарии (профессор Кристоф Шампо). Позднее к ним присоединились специалисты из Национального института стандартов (США) и профессор Крис Леннард (Австралия).
Процесс «реабилитации» дактилоскопии будет длительным и очень болезненным. По мнению профессора Шампо, «пройдет около десятилетия до того момента, когда статистический подход станет обязательным и необходимым. Но другого выхода нет. Для дактилоскопии это вопрос “быть или не быть”».
Интервью с профессором Кристофом Шампо
– Кристоф, спасибо, что нашел время для этого интервью. Я знаю, что ты человек очень занятой.
– Ну как я могу тебе отказать?
– Итак, сегодня ты уже не свежеиспеченный докторант, которым я тебя помню в 1995 г., а профессор Лозаннского университета. Скажи, почему ты сделал криминалистику своей специальностью?
– Наверное, потому, что она оптимально отвечает моему понятию о гармонии: наука, с одной стороны, и желание сделать общество более безопасным – с другой.
– Значит, можно не спрашивать тебя, не сожалеешь ли ты о выбранной профессии?
– Моя профессия на сегодня многолика. Я преподаю, занимаюсь исследованиями и помогаю в меру сил бороться с преступностью.
– Что ты думаешь по поводу современного состояния дактилоскопии как науки?
– А она не наука вовсе. Это дисциплина, опирающаяся на эмпирический опыт, а не на строгую статистическую – читай, математическую – базу. И состояние дел там весьма плачевное. Оно и останется таковым до тех пор, пока статистический подход интерпретации результатов, принятый в ДНК-анализе, не перейдет и в дактилоскопию. Ох и болезненный же будет переход!
– Согласен. Скажи, ты бы мог рассказать о самом интересном деле, которым тебе приходилось заниматься?
– Знаешь, я человек увлекающийся. Для меня последнее дело всегда самое интересное. В настоящий момент моя группа занимается таким вопросом: были ли случаи подмены пузырьков с пробами на допинг во время Сочинской олимпиады? Подробности рассказать не могу даже тебе. Прости.
