В Польше XVIII в. начался с новой войны на чужой территории всего через год после заключения мира с Турцией и умиротворения внутри страны. Фридрих-Август I, курфюрст Саксонский, который благодаря давлению России и Германии был навязан полякам как король Август II, еще не успел стать общепризнанным королем, когда вразрез с интересами своей страны, остро нуждавшейся в мире и реформах, приступил к исполнению плана выступления против Швеции, тайно разработанного на встрече с Петром I Великим вскоре после его появления в Польше.

В войне с молодым королем Карлом XII содружество должно было получить от Швеции часть Ливонии, отданную ей в 1660 г. Но на самом деле Август II, с самого начала своего правления вступивший в заговор с врагами Польши с расчетом установить в ней свою абсолютную власть, лишь служил интересам своего могущественного союзника – русского царя, который хотел обеспечить России достаточный доступ к Балтийскому морю. Великая Северная война, начавшаяся в 1700 г. с неожиданных побед Швеции над Данией и особенно над Петром I Великим в сражении под Нарвой, более чем на 20 лет стала главной проблемой Восточной Европы. После ее решительного поворота в пользу Петра I Великого и вслед за окончанием Войны за испанское наследство в 1713–1714 гг. она стала предметом озабоченности всей Европы, которая впервые с тревогой осознала, что могущество России растет. Для Центрально-Восточной Европы, то есть для всех народов между двумя империями – старой Германской и новой Российской, которая была официально провозглашена в 1721 г. после окончательного разгрома Швеции, эта долгая война, которая велась в основном на земле этих народов, была еще одним шагом навстречу их судьбе.

Первым воспользовался этой ситуацией правитель Германии, пытавшийся оставаться нейтральным и при этом неизменно находивший взаимопонимание с Петром I Великим. Это был курфюрст Бранденбургский, ставший в 1701 г. королем, но не Бранденбурга, а Пруссии, где и был коронован в Кёнигсберге. Так как реально он правил только Восточной Пруссией – этим изолированным немецким анклавом, который до 1657 г. был феодальным владением Польши, и Западная Пруссия продолжала оставаться польской провинцией, эта коронация была вызовом Польше и демонстрацией власти немцев за границами империи на территории, находящейся в глубине Центрально-Европейского региона.

Приблизительно в это же время Карл XII совершил свою первую стратегическую ошибку, которая повлияла на судьбу Центрально-Восточной Европы даже больше, чем Швеции. После Нарвы вместо того, чтобы выступить против России, он повернул оружие против Августа II, дав тем самым Петру I Великому время провести реформу армии и решить внутренние проблемы, в то время как в Польше вторжение шведов принесло лишь страдания и разногласия, так как Карл XII пытался навязать полякам короля, который стал бы подчиненным ему союзником. И хотя он выбрал отличного кандидата – Станислава Лещинского, эти выборы в 1704 г. были явно незаконными. Большая часть поляков, равно как и значительная часть населения Литвы, оставалась верной Августу II, несмотря на его политику, достойную сожаления.

В добавление к своему неудачному вмешательству во внутренние дела Польши король Швеции допустил еще одну ошибку, когда, разгромив Августа II в его собственной Саксонии и заставив его отречься от короны Польши, он в 1708 г. наконец возобновил наступление на своего самого опасного противника – Петра I Великого. Вместо того чтобы идти на Москву, он повернул на юг с расчетом присоединить к своим силам войско казацкого гетмана Ивана Мазепы на Украине.

Этот казацкий гетман в восточной, подконтрольной России части Украины действительно очень хотел освободить свою страну от царской власти. Но он действовал столь осторожно, что сначала Петр I Великий отказывался верить тем людям, которые предостерегали его насчет Мазепы. Царь даже пытался использовать его для укрепления влияния России на польской части Украины. Сами казаки считали, что их гетман продолжает оставаться верным царю, и едва ли были готовы к хорошо организованному восстанию, когда Мазепа, пригласив короля Швеции на Украину, наконец открыто порвал с Россией и повел имевшееся у него войско в лагерь шведов.

Но он, как и Карл XII, испытал огромное разочарование, когда восстание не распространилось по всей Украине, где русские немедленно захватили и уничтожили столицу Мазепы. Старый центр казачества – Сечь была склонна присоединиться к движению за независимость, теперь официально начатому Мазепой, но было слишком поздно. Лишь несколько тысяч казаков вместо обещанных 50 тысяч стали компенсацией Карлу XII за уничтожение его собственных подкреплений, которые спешили к нему из Ливонии, но были разбиты в октябре 1708 г. в сражении у деревни Лесной в Белоруссии.

Гораздо более известное сражение, имевшее большое значение в истории Европы, состоялось 27 июня (8 июля) следующего года под украинским городом Полтавой, который шведы тщетно осаждали с апреля. Именно там Карл XII и Мазепа были полностью разбиты превосходящими силами русских, но сумели бежать в Турцию. Эта победа над закаленной шведской армией и ее знаменитым полководцем убедила и самих русских, и остальной мир в том, что на границе европейского содружества возникла новая великая держава, которая с тех пор влияет на судьбы континента часто самым решающим образом.

За исключением своей польской части, Украина теперь была определенно вне Центрально-Восточной Европы, и вопрос о борьбе за ее независимость был закрыт на два века. Новый гетман Филипп Орлик, выбранный последователями Мазепы, умершего в Турции через несколько месяцев после своего поражения, продолжал действовать в этом направлении, находясь в ссылке, и даже составил черновик конституции для Украинского государства. Но все дипломатические усилия Орлика оказались тщетными. Иван Скоропадский, которого Петр I Великий назначил гетманом после мятежа, поднятого Мазепой, был лишь марионеткой русских. То, что осталось от казацкой автономии, стало внутренней проблемой Российской империи; после смерти Скоропадского в 1722 г. она была постепенно ликвидирована. Под управлением так называемой Малороссийской коллегии Украина превратилась в русскую провинцию, в которой украинское национальное движение возродилось не раньше конца XVIII в.

Продвижение России в степях, расстилающихся к северу от Черного моря, сильно встревожило турок, которые в 1696 г. уже проиграли Петру I Великому первый опорный пункт на берегах этого моря – порт Азов. Но когда они вскоре после сражения под Полтавой объявили России войну, это было сделано не для того, чтобы помочь казакам, как надеялся Орлик, или Лещинскому, сторонники которого защищали независимость Польши, а чтобы остановить продвижение русских и, возможно, снова отвоевать часть или всю Украину для себя. Поэтому начавшееся в это время русско-турецкое соперничество, которое на протяжении последующих двух веков стало постоянной составляющей так называемого «восточного» вопроса, не повлияло напрямую на освободительное движение народов Центрально-Восточной Европы, хотя и подтолкнуло его в Балканских странах. Петр I Великий вошел в Молдавию, но там его окружили турецкие войска на реке Прут, и компромиссный мирный договор, который ему пришлось заключить в 171 1 г., обязал его даже вернуть туркам Азов и пообещать им не вмешиваться в дела Польши и Польской Украины, которую Османская империя продолжала стремиться заполучить.

Однако эта единственная неудача царя не помешала ему воспользоваться своей победой над Карлом XII, чтобы «усмирить» Польшу, где Август II сразу же сменил Станислава Лещинского. Вопреки своим официальным обязательствам по обновленным договорам с Турцией, царь без колебаний отправил русские войска в содружество. Не проявляя никакого интереса к изменениям границы или проектам раздела страны, которые несколько раз предлагал сам саксонский король Польши, Петр I Великий постепенно превращал ее в протекторат России. На самом деле это был гораздо больший вызов установившемуся балансу сил в Европе, чем изменение в отношениях между Россией и Турцией. А продвижение России к центру Европы – главное направление ее экспансии – делало «восточный» вопрос более опасным, чем развитие событий в Османской империи, которое обычно и обозначается этим выражением.

Пока внимание Турции отвлекали новые войны с Венецианской республикой и Австрией, Россия способствовала обострению внутренних проблем в Польше между сторонниками Августа II и его соперника Лещинского. Петр I Великий пытался натравить одних на других и выступать между ними как третейский судья. Польские патриоты, которые в равной степени были против и саксонской власти и русского вмешательства, сформировали одну из своих «конфедераций», которая должна была дополнить исполнительную власть в момент кризиса посредством добровольного объединения знати. Но после серьезных неудач этого слабо организованного освободительного движения царскому посланнику, князю Григорию Долгорукому, было нетрудно сыграть роль посредника и практически диктовать пагубные решения так называемого немого сейма в 1717 г. Именно под давлением русских были сохранены худшие положения конституции, в частности liberum veto; армия была сокращена до 18 тысяч человек в Польше и до 6 тысяч – в Литве, что оставило содружество на милость Петра I и совершенно беззащитным между растущими милитаристскими державами – Россией и Пруссией.

Больше, чем события в Польше, прогресс России в войне со Швецией, когда русские армии, нарушив нейтралитет Польши, впервые появились на немецкой земле, серьезно встревожил западноевропейские страны. В 1719 г. император Карл VI подписал в Вене договор с Англией, которая была обеспокоена ролью России на Балтике, и Саксонией – родиной Августа II. Одобрение Венского договора было необходимо получить и в его Польском королевстве, однако в 1720 г. сейм его не дал. Было понятно, что поляки хотят избежать еще одной войны и не доверяют своему королю, который в основном и нес ответственность за критическую ситуацию в стране. Но уникальный шанс остановить Россию с помощью Запада был потерян, и на следующий год Швеция, которая продолжала воевать после гибели в 1718 г. Карла XII, была вынуждена подписать Ништадтский мир.

Петр I Великий успешно завершил Северную войну, оккупировав Финляндию и используя эту автономную провинцию Швеции в качестве плацдарма для набегов на шведское побережье Балтийского моря и даже угрожая Стокгольму. Однако он не заявил свои права на Финляндию в договоре, который и без того был очень выгоден для России. Она возвратила себе выход к морю в Ингрии у Финского залива, где Петр I уже в 1703 г. начал строительство своей новой столицы – Санкт-Петербурга. Более того, от Швеции Россия получила балтийские провинции – Эстонию и Ливонию (Эстляндию и Лифляндию), которые тщетно пытался завоевать Иван Грозный.

После периода процветания под властью шведов, которая заметно способствовала культурному развитию этих провинций и даже слегка улучшила положение эстонских и латышских крестьян, долгие годы войны оставили весь этот регион совершенно разоренным. Но даже под властью России балтийские провинции сохраняли свой западный характер. Здесь упрочилась протестантская вера, а немецкая знать даже усилила свое господство.

Расширение границ России было не только важным для решения старого вопроса dominium maris Baltici; теперь еще одна угроза – уже с севера – нависла над Польско-Литовским содружеством, которое все еще владело юго-восточным кусочком Ливонии и герцогством Курляндия. Поэтому, не имея возможности возвратить себе Ригу, Польша, король которой глупо вступил в войну в 1700 г., была теперь – более 20 лет спустя – в гораздо худшем положении, чем в конце XVII в. Последние годы правления Августа II до его смерти в 1733 г. были для страны настоящими «темными временами». Растущая оппозиция королю, на этот раз полностью оправданная ввиду его желания установить абсолютную форму правления и его интриг с соседями Польши, делала невозможным никакой конструктивный план реформ. И содружество – все еще одна из самых больших стран Европы, необходимая для реального равновесия сил на континенте, – едва ли могло проводить какую-то самостоятельную внешнюю политику.

На протяжении всей истории Центрально-Восточная Европа находилась под опасным давлением, исходившим с двух сторон: с западной – немецкой – части Центральной Европы и с востока, где сначала азиатские агрессоры, а затем растущая мощь Москвы создали постоянно напряженную ситуацию. В сочетании с турецким нашествием с XIV по XVII в. это давление сократило территорию проживания свободных народов в этом регионе Европы до Польского содружества, а к концу XVII в. – и территорию этого содружества до размеров гораздо меньших, чем в прошлом. Приблизительно в это же время давление с запада и востока стало еще более угрожающим, чем когда-либо раньше, так как курфюрсты Бранденбургские, являвшиеся теперь главными представителями немецкой агрессии, создали королевство Пруссию, а царь Петр I Великий благодаря своим победам в Северной войне в сочетании с реформами в стране превратил Великое княжество Московское в современную Российскую империю.

Несмотря на совершенно различное происхождение, оба этих новичка в европейской государственной системе имели много общего. Оба они были милитаристскими державами с абсолютной централизованной властью и далекоидущими программами территориальной экспансии. Оба они хотели в культурном аспекте быть связанными с Западной Европой, несмотря на растущий немецкий национализм в Пруссии и поверхностный характер европеизации России, безжалостно проводимой Петром I Великим. Политика обоих полностью нарушала баланс сил в Европе и имела общий интерес – уничтожить государство, отделяющее их друг от друга, которое также отделяло Восточную Пруссию от Бранденбурга и находилось на пути продвижения России в западном направлении.

Еще 200 лет назад Гогенцоллерны посадили в Пруссии наследного правителя – изначально Великого магистра Тевтонского ордена, а затем светского правителя и рассматривали возможность сотрудничества с Москвой для борьбы против Польши и Литвы. Освобождению Восточной Пруссии от господства Польши, по крайней мере косвенно, способствовало одновременное вторжение России в восточную часть содружества. И именно в Кёнигсберге во время встречи Петра I Великого с курфюрстом Бранденбурга, который несколько лет спустя стал первым королем Пруссии, родился план вмешательства России в выборы в Польше после смерти Яна III Собеского.

Год 1720 стал решающим шагом в развитии сотрудничества между королевством Пруссия и Российской империей, которая была официально провозглашена на следующий год. Еще до подписания Россией и Швецией Ништадтского мира король Пруссии Фридрих-Вильгельм I воспользовался непрочным положением Швеции, чтобы в сепаратном договоре получить все, чем еще владели шведы в Померании, включая город Штеттин, который курфюрст Бранденбурга тщетно пытался захватить раньше. Так как теперь вся Западная Померания объединилась с Бранденбургом, польская провинция Восточная Померания (Восточное Поморье) с Гданьском превратилась в коридор между двумя частями Прусского государства. И русские армии, разгромившие шведов на многих фронтах и появившиеся в Померании у Штеттина в 1717 г., решающим образом способствовали этому.

Также в 1720 г. король Август II, разочарованный противодействием Польского сейма, отказался от эфемерного плана дать отпор русскому империализму в пользу другого – плана расчленения своего собственного Польского королевства, который он тайно представил в Берлин и отослал в Вену. Удивительно, но именно Петр I Великий, участие которого было, разумеется, предварительным условием, отверг этот план раздела Польши и даже раскрыл его полякам. Он сделал это не только для того, чтобы у них создалось впечатление о нем как об их защитнике, но и главным образом потому, что он все еще рассчитывал получить власть над всем содружеством. Однако для этого ему нужно было сотрудничество с Пруссией, и поэтому он заключил личный договор с королем Фридрихом-Вильгельмом I, в котором оба опасных соседа Польши впервые поклялись сообща защищать «свободу» этой страны и особенно права ее национальных меньшинств.

Две различные проблемы следует различать в этой русско-прусской гарантии, которая до полного уничтожения Польши повторялась в целой серии договоров между этими двумя державами. Во-первых, это была угроза любой реформе польской конституции, которая устранила бы злоупотребления в виде индивидуальных свобод и укрепила бы управление содружеством. Она казалась просто угрозой, направленной против короля, который действительно был готов нарушать любые конституционные права, но на самом деле она также была ограничением всех конструктивных планов реформ, которые даже в «темные» годы саксонского правления вскоре появились в трудах просвещенных вождей нации.

С другой стороны, православная Россия и протестантская Пруссия в равной степени хотели найти возможность постоянно вмешиваться во внутренние дела Польши в качестве защитников своих единоверцев в этой стране. Россия уже делала попытку в этом направлении, вставив в свой мирный договор с Польшей в 1686 г. положения в защиту православных верующих. Тем временем число этих верующих сильно сократилось благодаря тому, что Львовская и Перемышльская епархии на территории Рутении теперь присоединились к Брестской унии, так что синод, собравшийся в Замостье, завершил воссоединение с католической церковью почти всего населения Рутении, все еще находившегося под властью Польши. Оставалось еще ограниченное число православного населения, не присоединившегося к унии, в белорусской Мстиславской епархии в Великом княжестве Литовском, и, кроме православных крестьян, небольшое количество аристократических семей тоже продолжали придерживаться этой веры. Аналогично, кроме протестантских общин в различных городах, были и аристократы, которые со времен Реформации оставались лютеранами или кальвинистами. И верно то, что Польша уже не так терпимо относилась к религиозным вопросам, как в XVI в. Но лишь антитринитаристы (так называемые ариане) – очень малочисленная группа верующих – были изгнаны из страны в 1658 г. по подозрению в сотрудничестве со шведскими оккупантами. Ограничения конституционных прав всех некатоликов, за которые голосовали сеймы начиная с 1717 г., касались только нескольких знатных семей, представители которых теперь были лишены своих должностей и больше не имели права быть избранными депутатами.

ЦЕНТРАЛЬНО-ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА (1772–1815)

Тем не менее Россия и Пруссия, где дискриминация католиков зашла гораздо дальше, сочли, что в Польше царят настоящие преследования иноверцев, и вскоре нашли случай выразить громкий протест, к которому присоединился король Англии Георг I. В 1724 г. в городе Торунь, главном центре лютеранства в Польше, немецкие протестанты совершили нападение на иезуитский колледж, осквернили хлеб для таинства причащения и святые образа. Король Август II, который сам был протестантом и стал католиком лишь для того, чтобы получить польскую корону, назначил специальную комиссию, которая приговорила к смерти не только девять вожаков этого нападения, но и мэра города за то, что он не остановил толпу. Более того, у протестантов была отнята церковь и передана католическому ордену. Этот приговор, необычно суровый и единственный в истории Польши, был приведен в исполнение, несмотря на вмешательство папского нунция, и был заклеймен немцами как «кровавый суд», тогда как Август II конфиденциально объяснил, что не мог обуздать фанатизм поляков.

Протест соседей Польши не имел серьезных последствий, потому что Петр I Великий умер на следующий год. Но был открыт путь к нескончаемым вмешательствам России и Пруссии в дела Польши под предлогом защиты «инакомыслящих», как тогда называли религиозные меньшинства. Этот процесс вел прямо к кризису, который предшествовал первому разделу Польши.

Тем временем русско-прусское сотрудничество неуклонно развивалось, связанное с общей ситуацией в Европе и усилением влияния Германии в Российской империи. Самого Петра I Великого прозвали «онемечившимся» русским: именно в северных землях Германии вдоль побережья Балтийского моря, на котором он жаждал властвовать, его усилия по установлению тесных отношений с западноевропейскими странами оказались самыми успешными.

Из всех браков между русскими княжнами и немецкими правителями, пусть даже имевшими ограниченную политическую власть, которые он устроил, брак его племянницы Анны с последним герцогом Курляндским из династии Кетлеров, заключенный в 1710 г., имел особенно важные последствия. Курляндия – южная часть Ли (Лифляндии) была феодальным владением Польши с 1561 г. и официально продолжала им оставаться до ее последнего раздела в 1795 г. Но когда в 1721 г. северная часть Лифляндии, наряду с другими прибалтийскими провинциями, была передана Швецией России, влияние последней в Курляндии, которому способствовал брак Анны, стало доминирующим и сыграло решающую роль, когда Анна, уже вдова, стала в 1730 г. императрицей России после коротких периодов правления вдовы Петра I и его внука. Немец незнатного происхождения по фамилии Бюрен, позднее называемый Бироном, фаворит императрицы, в конечном счете стал герцогом Курляндским, хотя местная знать хотела саксонского принца, а Польский сейм тщетно пытался включить Курляндию в состав Польско-Литовского государства. Более того, помимо Бирона, который в течение 10 лет царствования Анны практически был правителем России, многие другие немцы из недавно обретенных прибалтийских провинций тоже вскоре заняли ведущие посты в русской армии и дипломатическом корпусе, а немец из Вестфалии А.И. Остерман, позднее получивший титул графа, обладал огромной властью вице-канцлера.

Было естественно, что так называемая немецкая партия, правившая в России, благосклонно относилась к сотрудничеству с Пруссией, которая уже при своем втором короле Фридрихе-Вильгельме I (1713–1740) была самым сильным государством в Северной Германии, отделенным от контролируемой Россией Курляндии лишь небольшой полосой территории Литвы. С другой стороны, король Пруссии был единственным монархом, с которым немец по рождению, король Польши Август II, поддерживал дружеские отношения до конца своего долгого и бедственного правления, противоречившего интересам страны, в которой Август II хотел, чтобы его сын Фридрих-Август был избран королем, когда он, Август II, умрет. Он был даже готов заплатить за поддержку Пруссии территориальными уступками.

Верно, что в эти годы Россия не поддерживала план саксонского престолонаследия в Польше. Дважды – в 1726 и 1732 гг. – она заключала соглашения с Австрией, чтобы исключить Веттинов из кандидатов на польский трон. Но и Австрия, и Россия еще больше были против избрания Станислава Лещинского, претендента на трон в изгнании, шансы которого выросли благодаря состоявшемуся в 1725 г. браку его дочери Марии с королем Франции Людовиком XV. А так как благосклонная к Германии русская императрица, как и император Карл VI, позволила прусскому королю участвовать в своих планах, легко было предугадать, что, во-первых, исход грядущих выборов в Польше еще в большей степени, чем предыдущих, решит совместный нажим держав – будущих участниц ее раздела и, во-вторых, вопреки желаниям огромного большинства поляков, возмущенных плохим управлением страной саксонцем, курфюрст Саксонский имел наилучшие шансы стать преемником своего отца и в Польше тоже.

Франция и ее возможные союзники – король Испании из династии Бурбонов, Швеция и Турция – были безоговорочно против такого решения, и поэтому вопрос о польском престолонаследии представлял собой огромную проблему в международных отношениях, когда в 1733 г. Август II умер. Но в то же время она перестала быть проблемой, которую могли решить сами поляки. Их страна, которая под властью первого саксонского короля уже утратила всякую инициативу в сфере внешней политики, уже совсем не могла проводить независимую политику при его сыне. Последняя свободная страна в Центрально-Восточной Европе, окруженная сотрудничающими друг с другом Россией и Пруссией при необдуманном участии Австрии, под видом нейтралитета была лишь пешкой в игре большой политики. Это стало отчетливо видно во время европейских войн следующего поколения, которые нарушали шаткое равновесие сил на континенте до тех пор, пока разделы Польши полностью его не уничтожили.

Первая из этих европейских войн середины XVIII в. после короткого мирного периода, последовавшего за Войной за испанское наследство на Западе и Великой Северной войной на Востоке, носит название Войны за польское наследство. Само название указывает на то, насколько важным продолжало оставаться место Польши в европейской государственной системе, а война действительно началась как следствие польских выборов в 1733 г., но проходила за пределами Польши и без какого-либо ее участия как суверенного государства, и, когда она закончилась через два года, судьба Польши уже практически перестала быть главным яблоком раздора между другими государствами.

Перед выборами на так называемом конвокационном сейме поляки решили исключить всех иностранных кандидатов, и в атмосфере огромного воодушевления 12 сентября примас провозгласил Станислава Лещинского королем Польши. Лещинскому удалось приехать в страну тайно через Германию, но его избрание, подписанное приблизительно 12 тысячами избирателей, было, без сомнения, законным; в ожидании помощи от Франции и Швеции он по Балтийскому морю прибыл в Гданьск (Данциг). Помощь действительно была очень нужна, потому что Россия при поддержке Австрии и с молчаливого одобрения Пруссии решила навязать Польше Фридриха-Августа II Саксонского в качестве короля Августа III, оставив бредовую идею предложить трон Польши инфанту Португалии. Под контролем русской армии, оккупировавшей Прагу, восточное предместье Варшавы, не более тысячи избирателей проголосовали за фальшивое избрание Августа III, который после краткого визита в Краков вернулся в Дрезден, где и провел большую часть своего тридцатилетнего правления (1733–1763) в досужем безделье.

Поляки были совсем не готовы его признать. Знать объединилась в «конфедерации» для поддержки законного короля, но их основные предводители потерпели поражение, прежде чем смогли добраться до Гданьска за подкреплением. Этот город, также верный Лещинскому, вскоре был осажден сильной русской армией под командованием фельдмаршала Миниха. Кроме небольшой группы шведских добровольцев, лишь 2 тысячи французских солдат под командованием графа Плело, французского посланника в Дании, пытались спасти короля, но они были отброшены, а их героический командир был убит в бою 27 мая 1734 г. Чтобы спасти город от уничтожения, Лещинский бежал в Кёнигсберг, где его держал в заложниках король Пруссии. Месяц спустя Гданьск сдался, а среди пленных оказался и сам примас Польши.

Движение сопротивления продолжилось и в Польше под руководством дворянского рода Тарло, и в Литве, где образовалась еще одна конфедерация, но она неизбежно ограничилась партизанской войной с единственной надеждой на поддержку извне. Но даже Франция, где польское посольство подписало договор о дружбе с кардиналом Флери, руководившим тогда политикой Людовика XV, не отнеслась к своим обязательствам серьезно. Она объявила войну Австрии и России совместно с Испанией, Неаполем и Сардинией, но ее больше интересовала ситуация в Италии и Западной Германии. Пока французы атаковали австрийские войска в Италии, Швеция и Турция должны были остановить Россию. Но ни одна страна не воспользовалась этой возможностью, чтобы совместными действиями противостоять растущему могуществу России, и войска фельдмаршала Миниха вскоре появились на Рейне. Поэтому в Западной Европе исход войны был решен, и именно там Франция искала для себя компенсацию за свою неудачную политику в Центрально-Восточной Европе. Когда стало очевидно, что Санкт-Петербург не согласится на союзника и тестя Людовика XV в качестве короля Польши, по Венскому мирному договору от 3 октября 1735 г. Флери получил для Лещинского от императора Карла VI вместо Польши герцогство Лотарингию; подразумевалось, что после его смерти эта провинция будет объединена с Францией.

Двор Лещинского в Люневиле был важным центром, где король в изгнании обучал молодых поляков и разрабатывал планы реформ не только для конституции Польши, но и организации всей Европы. Но его идея о долговременном мире под эгидой Франции была такой же утопической, как и его собственный возврат к власти в Польше. Его успешный соперник Август III, признанный «примирительным» сеймом в 1736 г., правил до самой своей смерти в 1763 г., через два года после смерти Лещинского.

Вскоре после прекращения военных действий в Западной Европе Османская империя с опозданием начала войну с Россией, на южные рубежи которой совершали набеги крымские татары. Но напрасно Австрия, которая после тщетной попытки стать посредником вступила в войну на стороне России, предлагала саксонскому королю Польши присоединиться, как во времена Собеского, к военным действиям против Турции, обещая в награду разрешить провести в содружестве реформы. И напрасно также сторонники Лещинского планировали восстание при поддержке Турции и, возможно, Швеции. Польша не получила даже никакой компенсации за проход по ее территории русских войск, которые разбили турок и, несмотря на сепаратный мир, заключенный с Австрией, заставили Османскую империю в 1739 г. заключить гораздо менее выгодный договор с императрицей Анной. Россия еще не достигла Черного моря – регион Азова был нейтральным, – но отодвинула свою границу в степях к северу от Черного моря к польской границе, проходившей по реке Буг. Османская империя не только признала власть России над остатками украинских казаков, но и на этот раз не делала никаких оговорок, как в предыдущих договорах, заключенных в этом веке, гарантировавших территориальную целостность Польши.

Положение России в Восточной Европе значительно укрепилось, и угроза независимости Польше еще больше возросла, когда в следующем (1740) году после смерти императора Карла VI началась еще одна война, получившая название Война за австрийское наследство. Карл VI был последним Габсбургом по мужской линии, но практически от всех государств он получил официальное признание Прагматической санкции, которая должна была гарантировать наследные права его дочери Марии-Терезии. Новый король Пруссии Фридрих II, позднее прозванный Великим, первым нарушил это обещание и вторгся в Силезию.

Этот акт агрессии имел жизненно важное значение для Польши. Старая польская территория, на которой, несмотря на утрату для Польши на протяжении 400 лет, продолжало жить большое польское население, теперь была отнята у славянского королевства Чехии и у династии, не враждебно настроенной по отношению к Польше, и завоевана одним из ее двух самых опасных соседей при явном одобрении другого из них. Собственные внутренние проблемы России в период между смертью Анны в 1740 г. и восшествием на престол дочери Петра I Великого Елизаветы в конце 1741 г., равно как и война, объявленная Швецией России в этот критический момент, помешали России занять твердую позицию в Войне за австрийское наследство. Но даже при этом Фридриху II удалось удержать в своих руках почти всю Силезию.

Более того, с самого начала своего правления он начал тонкую дипломатическую игру, которую он готовил, еще будучи кронпринцем, с расчетом аннексировать Польскую Пруссию и поддерживать внутреннюю слабость содружества. Этой игре во многом способствовали неумелая политика второго саксонского короля Польши и его министра-фаворита – графа Брюля. Некоторые польские магнаты, особенно старый соратник Лещинского Станислав Понятовский – отец будущего короля, понимали, насколько опасен Фридрих II для целостности Польши и мира в Европе. Но, делая уступки польскому мелкопоместному дворянству, свободы которого он обещал защищать, король Пруссии, используя влияние Брюля, уговорил Августа III, как курфюрста Саксонского, заключить с ним военный союз.

Он обещал ему полосу силезской территории, которая соединила бы Саксонию с Польшей и, возможно, даже с Моравией, но свое фантастическое обещание не сдержал. Наоборот, когда по мирному договору 1742 г. Силезия, за исключением двух южных княжеств (герцогств) – Троппау (Опава) и Тешин (Цешин), оставленных Марии-Терезии, в первый раз была отдана Пруссии, два государства Августа III оказались разделенными больше, чем раньше, и вся Западная Польша, а не только Королевская Пруссия, оказалась в окружении владений Гогенцоллернов. Все эти владения, которые в добавление к сравнительно небольшим частям Западной Германии составляли государство Фридриха II, превратившееся теперь в европейскую державу, раньше принадлежали славянам или балтам. Таким образом, ненемецкая восточная часть Центральной Европы сильно сократилась из-за натиска политической силы Германии, который сопровождался неуклонным процессом германизации.

Однако в то же самое время влияние Германии в России претерпевало временный спад. Посадив в тюрьму молодого принца Брауншвейгского, провозглашенного императором после смерти Анны, и отправив немецких советников Анны в Сибирь, новая императрица Елизавета и ее канцлер А.П. Бестужев-Рюмин (чистокровный русский) сначала закончили войну со Швецией, а затем приступили к переориентации российской дипломатии. Вместо того чтобы возвратить себе все потери, Швеции пришлось уступить России в 1743 г. первую часть Финляндии с важным городом Выборгом. Укрепив таким образом свое положение на Балтике, Россия стала искать других союзников взамен Пруссии. Это могло привести к изменению ее отношения к Польше, где антипрусская партия, возглавляемая родом Чарторыйских, пыталась добиться от России согласия на финансирование реформ и увеличение польской армии. Но из-за интриг Фридриха II сейм 1744 г. завершился позорным провалом, а Россия оказалась гораздо более заинтересованной в союзе с Австрией и заключении нового союза с Англией.

Более того, позиция Августа III продолжала оставаться нерешительной, в то время как во Франции Людовик XV тайно обыгрывал идею посадить принца Конти, внука французского кандидата на выборах 1697 г., на трон Польши. На самом деле этот план едва ли имел большее значение, чем место, отведенное Польше в австро-российском договоре 1746 г. Когда согласно этому договору Россия вступила на стороне Австрии в Войну за австрийское наследство на ее втором этапе и ее войска, отправленные на Рейн, опять проходили туда и обратно через территорию Польши, пренебрегая ее нейтралитетом, Россия продолжала противиться, на этот раз вместе с Австрией, любой конструктивной реформе конституции Польши, особенно отмене liberum veto.

Ахенский мир, заключенный в 1748 г., не принес реальных перемен в общей ситуации в Европе. Силезия осталась у Фридриха II, а единственным выигрышем России было ее растущее влияние в Польше, с которой во времена Елизаветы, как и раньше, обращались как с протекторатом России. Но с помощью английского посла в Санкт-Петербурге Чарльза Х. Уильямса теперь прилагались усилия к тому, чтобы Август III и русская императрица Елизавета вошли в английскую политическую систему. Договор с первым из них был заключен уже в 1751 г. с целью получить согласие России на саксонского наследника престола в Польше после смерти короля. Наконец в 1756 г. был подписан договор о союзе России и Англии, направленный, как казалось, против Франции и Пруссии.

Он был основан на предположении, что русские войска, которые должны были защищать ганноверские владения короля Англии Георга II, будут, как обычно, проходить через «нейтральную» территорию Польши. Но этот пункт договора был единственным, который оставался в силе на протяжении последующего периода. В том же 1756 г. союз, заключенный Англией с Пруссией, сделал договор с Россией бессмысленным. Это был ответ на неожиданный союз традиционных врагов, Франции и Австрии, и прелюдия к еще одной европейской войне, проходившей также и на территории заморских колоний западных держав. Польша не участвовала в этих переговорах, и в результате у нее был опасный противник в каждом из двух враждующих лагерей.

Полную смену союзников накануне Семилетней войны иногда называют дипломатической революцией XVIII в. Но гораздо более революционными были базовые изменения в структуре европейской государственной системы, ставшие очевидными в это же время, а еще больше – в ходе войны. Эти изменения стали следствием постепенного процесса, в ходе которого в предыдущем веке Швецию, Польшу и Турцию в качестве ведущих держав в восточной части Европы сменили Пруссия и Россия.

Франция, которая считала первых трех своими естественными союзниками против Габсбургов в Германии, наконец поняла, что, во-первых, теперь ей нужны другие союзники и, во-вторых, что правители Австрии уже не главные в империи, символическую корону которой после вырождения Габсбургов продолжал носить дом Лотарингских, теперь называемых Габсбургами Лотарингскими. Франция также начала понимать в большей степени, чем Англия, что возвышение прусских Гогенцоллернов до ведущего положения в Германии нужно остановить, хотя бы и в союзе с Австрией, и впервые она воевала в сотрудничестве еще с одним совершенно новым союзником в Восточной Европе – Россией. И хотя русские армии время от времени появлялись на полях сражений в Германии и раньше, теперь они впервые играли на них решающую роль. Это было возможно, потому что Польша представляла собой уже не преграду между Россией и Западом, а, скорее, удобный «коридор». И хотя ближе к середине войны казалось, что благодаря усилиями России Пруссия снова займет свое скромное место или будет даже разделена, неожиданное изменение политики России в конце войны (после смерти Елизаветы и воцарения на короткий срок поклонника Фридриха II Петра III) – еще одна смена союзников, более решающая, чем в начале войны, или, скорее, возврат к традиционному русско-прусскому сотрудничеству – сохранило Пруссию как великую державу. Восточный фланг в системе баланса сил в Европе теперь определенно составляли Пруссия и Россия.

Последствия такого поворота событий для Западной и Центрально-Западной Европы хорошо известны, хотя иногда их и недооценивают. Вместо Османской империи, переставшей представлять опасность миру на континенте, вместо Швеции, недолгое время представлявшей такую опасность в прошлом, и вместо Польши, которая никогда не представляла никакой опасности, Западу теперь пришлось иметь дело с двумя динамично развивающимися, агрессивными державами, решившими уничтожить все, что оставалось от Центрально-Восточного Европейского региона, находившегося между ними. Значительная часть этого региона уже находилась в их владении. Россия присоединила к себе большую часть Латвии (Лифляндию) и Эстонию (Эстляндию), а также маленькую, но важную часть Финляндии и была в процессе ассимиляции своей части Украины. Прусское королевство получило само свое название по названию территории, находившейся за пределами Германии вблизи сердца Центрально-Восточной Европы и настолько важной со стратегической точки зрения, что русские, пока воевали с Фридрихом II Великим, оккупировали ее с расчетом удержать на долгое время. Более того, Силезия – самое ценное завоевание Фридриха II в 1740–1743 гг. – закрепленная за ним в результате Семилетней войны 1756–1763 гг., изначально относилась к Центрально-Восточной Европе.

Окончательная потеря Силезии в 1763 г. напрямую повлияла на Габсбургов, их положение в империи и территориальный базис их наследной власти, который представляли собой главным образом королевства Чехия и Венгрия. Желание как можно теснее соединить с австрийским центром все земли Чехии, которые все еще оставались в их руках, равно как и Венгрию, естественно, стало еще сильнее после такой болезненной утраты. Относительная свобода всех ненемецких центрально-восточных европейских стран, находившихся под властью Габсбургов, теперь все быстрее исчезала. Эти страны просто способствовали укреплению положения этой династии в борьбе с соперниками из династии Гогенцоллернов, которая продолжалась – хотя и в основном дипломатическими методами – на протяжении последующих 100 лет. Но, всегда считая себя германским государством, Австрия даже в качестве противника Пруссии не представляла реальные интересы Центрально-Восточной Европы и не была реальным союзником Запада в борьбе с прусским империализмом. Более того, западные державы никогда не могли решить, какого из двух германских соперников им следует поддерживать в борьбе против другого.

В общем, Россия оказалась более искусной в этой политике с позиции силы, а Польша снова была жертвой – и все лишь из-за своего географического положения. Во время Семилетней войны казалось, что опасностью, угрожавшей этому последнему островку свободы в Центрально-Восточной Европе, был не столько раздел ее территории между ее соседями, сколько власть над ней самой сильной из них, то есть России. Эта перспектива является единственным возможным оправданием тех польских магнатов, которые, продолжая ссориться между собой, не дали возможности Августу III, пережившему вторжение и унижение Фридрихом II Великим в Саксонии в самом начале этой войны, создать для своего Польского королевства широкую антипрусскую коалицию. Чарторыйские были, вероятно, правы, когда, несмотря на свои симпатии к Англии, сочли победу этой коалиции и поражение Пруссии наилучшим возможным решением для Польши. Но казалось сомнительным, поможет ли какое-либо участие Польши в войне возвратить содружеству ту Восточную Пруссию, которую хотела заполучить Россия. К тому же лидеры оппозиции могли указать саксонскому королю на продолжающуюся оккупацию польской территории войсками его союзника – России, которая так и не вывела их из Польши с весны 1757 г. до конца правления Августа III через несколько месяцев после заключения мирного договора в 1763 г.

Действительно, у Польши были друзья в обоих воюющих лагерях. Но Францию во времена Шуазеля интересовало исключительно поражение Пруссии и Англии, и она не хотела вмешиваться в дела на Востоке, поддерживая какие-либо притязания Польши, даже если это вмешательство состояло лишь в оказании помощи отменить liberum veto, являвшееся просто орудием для прусских и русских интриг. Наоборот, даже Франция была скорее готова рассматривать притязания России на пересмотр восточных границ Польши, возникшие в ходе дипломатических войн в 1759–1760 гг. Удивительно, но кабинет министров Англии тоже обдумывал возможность удовлетворить аппетиты России за счет Польши и поэтому наотрез отверг предложение нескольких молодых польских деятелей начать с помощью Англии восстание против русских, которое поможет союзнице Англии – Пруссии.

Фридрих II Великий тоже лишь выжидал повода и возможности направить свою политику территориальных аннексий против беспомощной Польши. Он уже представлял себе, как Восточная Пруссия соединится с Бранденбургом и Померанией благодаря оккупации Польской Пруссии (Поморья). Тем временем он наводнил Польшу фальшивыми деньгами, отчеканенными на монетном дворе своего королевства в Лейпциге, и приказывал похищать поляков с целью приема их в его армию. Наконец, изменения, произошедшие на русском троне в 1762 г., не только решили исход Семилетней войны в пользу Пруссии, но и открыли новые перспективы для политики Фридриха II на Востоке.

Когда после смерти Елизаветы, последней представительницы прямой линии династии Романовых, императором стал Петр III, немецкий принц Гольштейн-Готторпский и слепой поклонник короля Пруссии, первое из этих изменений указало на то, что Россия полностью перейдет на сторону Пруссии. Когда через несколько месяцев Петр III был убит в ходе дворцового заговора и его преемницей стала его жена Екатерина II – тоже немка из рода князей Анхальт-Цербстских, политика России снова стала более уравновешенной. Но новая императрица тоже решила выйти из войны с Пруссией и сотрудничать с Фридрихом II в делах Польши.

Как и ее муж, Екатерина II сначала решила продолжать политику своих русских предшественников в отношении Курляндии. Уже в 1762 г. принц Карл Саксонский, сын Августа III, надеявшийся стать его преемником в Польше, был изгнан из этого давнего феодального владения Польско-Литовского содружества, которое было возвращено Екатериной II русской марионетке Бирону. Более того, слухи о возможном разделе Польши, циркулировавшие во время краткого правления Петра III в связи с тайными статьями двадцатилетнего договора о дружбе, который он заключил с Фридрихом II в июне 1762 г., нашли полное подтверждение в первых дипломатических шагах новой императрицы.

Действительно, сначала она скорее следовала примеру Петра I Великого, то есть стремилась установить над всей Польшей полный контроль, гарантируя ей ее границы и устаревшие институты власти. Но так как такая политика была вызовом всем другим странам, включая Пруссию, Екатерине II также пришлось рассмотреть просьбу Фридриха II о заключении союза, который неизбежно дал бы ему долю в польских трофеях. Уже весной 1763 г., незадолго до заключения Губертусбургского договора, положившего конец Семилетней войне, императрица договорилась с королем Пруссии о будущих выборах короля в Польше после близкой смерти Августа III.

В 1697 и 1733 гг. избрание саксонского кандидата было навязано полякам русско-немецкой интервенцией, что шло вразрез с решением их огромного большинства. Теперь продолжение правления Веттинов – хотя оно и было слабым – казалось польской знати меньшим злом, чем еще одно предписание иностранных держав. Наоборот, Россия и Пруссия совместно решили, что вместо представителя саксонской династии должен быть избран поляк по происхождению, но назначенный ими и готовый служить им как марионетка. По этой самой причине Екатерина II разочаровала Чарторыйских, которые в конце правления Августа III были готовы сотрудничать с Россией и ожидали, что одного из них сделают королем и позволят провести конституционные реформы, тем самым подготавливая лучшее будущее для их страны. Императрица приняла решение в пользу племянника Чарторыйских – Станислава Понятовского, сына сторонника Лещинского, человека утонченной западной культуры, но слабохарактерного и, что хуже всего, бывшего возлюбленного Екатерины II, к которой он всегда оставался лично привязан. 11 апреля 1764 г. императрица заключила с Фридрихом II Великим договор, который в качестве платы за союз на восемь лет пообещал поддержать этого российского кандидата и присоединился к гарантиям ненарушения польской конституции.

Таким образом, исход выборов, прошедших в этом году, был предрешен двумя державами, которые теперь вместе держали под контролем Северо-Восточную Европу. Но, с одной стороны, договор с королем Пруссии неизбежно направлял политику России к разделу Польши вместо ее полного поглощения Россией. С другой стороны, эта предварительная сделка была заключена без участия Австрии – третьего соседа Польши, влияние которого было решающим, наряду с влиянием России, в двух предыдущих выборах. Теперь Мария-Терезия, недавно потерпевшая поражение от Пруссии и покинутая Россией в Семилетней войне, не была готова к сотрудничеству с двумя этими странами. Наоборот, она искренне хотела, чтобы польская корона осталась у союзной династии Веттинов. Однако политика Австрии была далеко не скоординированной с политикой двух других держав, которые были противниками русско-прусского проекта. Этими державами были Франция и Турция, и обе хотели, чтобы Польша оставалась свободной от власти ее соседей, потому что они сами пребывали в тревоге. Франция боялась амбиций Пруссии, Турция – российской экспансии, а обе они – союза этих двух новичков в европейской государственной системе. В конечном счете ни одна из этих стран, хотя и полностью сознавала международное значение исхода последних выборов короля Польши, не приложила никаких серьезных усилий к тому, чтобы помешать победе Екатерины II и Фридриха II – единогласному избранию 7 сентября 1764 г. Станислава Понятовского теми, кто пришел на выборный сейм.

На самом деле в Польше существовала сильная оппозиция новому королю, которая вскоре оказалась препятствием даже для его искренних попыток улучшить как внутреннюю ситуацию, так и внешнее положение страны. Во Франции и Турции тоже возникло глубокое недовольство таким поворотом событий, что вселило надежду в польских патриотов. Однако, прежде чем исследовать причины того, почему в эти критические годы перед первым разделом Польша ни от кого не получила никакой действенной помощи, следует объяснить, почему Австрия вразрез со своими собственными интересами стала проводить политику, приведшую к ее участию, наряду с Россией и Пруссией, в этом расчленении страны, которое подтвердило последствия Семилетней войны для Восточной Европы. Одним из факторов этой политики была собственная роль Австрии в политическом развитии той большой части Центрально-Восточной Европы, которая, находясь к югу от Польши и к северу от Османской империи, оставалась под властью Габсбургов.

Южным соседом Польши была вовсе не Австрия в собственном смысле этого слова. На протяжении XVIII в. это слово продолжало официально обозначать только немецкие земли в Восточных Альпах, которые с конца Средних веков были основными наследными владениями Габсбургов. В эти земли также входили некоторые итальянские территории и целый регион, населенный народом словенцев и протянувшийся до самого побережья Адриатического моря и границ Венецианской республики. Так как словенцы были лишены всякой исторической роли, австрийские провинции в целом едва ли можно было считать частью Центрально-Восточной Европы, но они были теснейшим образом связаны с ее историей, на которую они оказывали большое влияние благодаря своему союзу с Чехией и Венгрией.

Этот союз изначально носил просто династический характер благодаря австрийским эрцгерцогам, которые одновременно были правителями этих двух королевств. Однако на оба этих королевства все большее влияние оказывала общая политика Габсбургов. Сеймы Венгрии и Чехии не только перестали отрицать наследные права своей немецкой династии, но и в 1720 и 1723 гг. признали Прагматическую санкцию, то есть наследное право Марии-Терезии на все земли, оставленные ей ее отцом Карлом VI – последним представителем рода Габсбургов по мужской линии. По этому же самому акту все владения Габсбургов были объявлены неделимыми, и им была обещана помощь в борьбе с внешней агрессией. Новая династия Габсбургов-Лотарингских, которая принадлежала к дому Габсбургов только по женской линии, была признана в Чехии и Венгрии, а также на Erbländer (нем. коренные территории) Австрии.

Но императрица – так стали называть Марию-Терезию после того, как ее довольно малозначащий муж Франц I Стефан Лотарингский был выбран в 1745 г. императором Священной Римской империи, – хотела достичь большего. Того же с гораздо большими энергией и безжалостностью хотел и ее с Францем сын и наследник император Иосиф II, который после смерти своего отца в 1765 г. стал соправителем своей матери в Австрии. Они оба пытались объединить королевства Чехию и Венгрию с Австрией под общей централизованной властью и посредством общей культуры, которая была преимущественно немецкой. Этот процесс проходил одинаково в обоих королевствах, но не без характерных особенностей в каждом из них, которые отчасти были следствием их разного географического положения.

В Чехии произошло восстание против Марии-Терезии или, скорее, отступничество от нее в первые годы Войны за австрийское наследство, но не по каким-либо религиозным или национальным причинам. Просто непосредственными соседями этих чешских земель были все враги молодой королевы в Германии. Из них герцог Баварский вторгся в собственно Чехию, был признан большей частью знати королем и с помощью Франции удерживался на троне до 1743 г., пока Мария-Терезия не была наконец коронована в Праге. Она предусмотрительно не стала применять слишком суровые репрессии, но после тщательной подготовки в 1749 г. решила объединить свои австрийские и чешские владения под единой администрацией. Богемская (Чешская) канцелярия, функционировавшая в Праге и укомплектованная главным образом чешскими чиновниками, символизировала единство и автономию чешских земель; и теперь она была упразднена. Одновременно упразднив австрийскую канцелярию в Вене, императрица создала новое ведомство (Directorium in publicis et cameralibus), власть которого простиралась и на Австрию, и на Чехию, но его штаб-квартира находилась в Вене. Это ведомство имело определенно немецкий характер. Верховный суд теперь тоже был один для этих двух регионов и находился под прямым контролем короны.

Действительно, во время опасного кризиса – Семилетней войны – пришлось сделать незначительные уступки, и в 1761 г. это новое ведомство получило двойное название – Австро-Венгерская канцелярия (Hofkanslei). Но растущее влияние Иосифа II и, наконец, его восшествие на престол после смерти Марии-Терезии в 1780 г. положили начало эры особенно жесткой централизации и германизации, которым в Чехии способствовали длительный упадок национальной культуры и отказ от родного языка высшими сословиями. Император – типичный представитель так называемого просвещенного абсолютизма, благоприятного для религиозной толерантности, улучшения судебной системы и частичного освобождения крепостных крестьян, – оттолкнул от себя даже тех, кто извлек выгоду из его решений путем навязывания немецкого языка не только по каким-то национальным причинам, но и в интересах языкового (лингвистического) единства.

Консервативная оппозиция, хотя и наладила уже контакты с зарождающимся движением чешского национального возрождения, была главным образом заинтересована в защите традиционных государственных прав Чехии и привилегий сейма, который действительно отчасти вернул себе свое историческое влияние за два года правления Леопольда II (1790–1792) – брата и преемника Иосифа II. Но при Франце II тенденция снова стала обратной, так что конституционные реформы уходящего века были лишь прелюдией полного слияния всех владений Габсбургов в одну Австрийскую империю, провозглашенную в 1804 г.

В это объединение должна была войти и Венгрия, но в отличие от в основном германизированных территорий богемской (чешской) короны, которые были частью Священной Римской империи и положение которых пострадало от потери почти всей Силезии, Венгерское королевство и его знать, приверженная национальным традициям, смогли организовать гораздо более сильное сопротивление. Чтобы погасить в них стремление к независимости, следовало использовать более тонкие методы.

Это сопротивление венгров уже не было вооруженным восстанием, как в начале XVII в. Сатмарский мир, заключенный в 1711 г. между военачальниками императора и Ференца II Ракоци, который отправился в изгнание и умер в Турции в 1735 г., обещал общую амнистию и уважение конституционных прав. За этим последовал период относительного спокойствия и компромисса, и Мария-Терезия в критический момент начала своего правления получила воодушевленную поддержку венгерской аристократии в борьбе с иностранными агрессорами. Она никогда не забывала об этом и всегда проявляла гораздо больше симпатии к венграм, нежели к чехам.

Однако даже при ней оставались экономические и социальные проблемы в период, называемый периодом восстановления после долгих лет войн с Турцией. И в этой области императрица прекрасно понимала самые насущные потребности Венгрии и дала этой стране прямой доступ к морю, присоединив хорватский порт Риека (Фиуме) к собственно Венгрии в качестве corpus separatum (лат. отдельный элемент). Но колонизация, которую она официально поощряла в разоренной стране, учредив в 1766 г. специальный комитет по колонизации в Вене, привела в Венгрию главным образом немецких поселенцев и тем самым значительно увеличила численность немецкого меньшинства. В то же самое время росло также значение сербской и румынской групп населения. Сербов было особенно много в южных приграничных районах, и над ними, которые были последними освобождены от власти турок, поставили военную администрацию. В 1741 г. православный патриарх сербский в Ипеке (Пече) перенес свою епархию в Карловицы, теперь на территории Венгрии, где он стал религиозным и политическим предводителем сербского населения. В Трансильвании православные румыны заключили религиозный союз с католической церковью вскоре после установления правления Габсбургов в 1700 г. и составляли большинство населения в провинции, которая оставалась отдельной административной единицей; как и другие национальные группы, Вена легко могла натравить их на венгров. А так как немадьярами было в основном крестьянское население, эта проблема была неотделима от общих вопросов в отношениях землевладельцев и крестьян, положение которых Мария-Терезия уже попыталась улучшить посредством своего Urbarium (нем. кадастр) от 1767 г.

Это действительно была конструктивная реформа, но самым опасным для государственных прав Венгрии было то, что все дела этой страны окончательно попали под контроль центральных властей в Вене. Да, существовал Совет депутатов Венгрии (consilium locumtenentiale) в Пожони (Пресбург, Братислава), а позднее – в Буде под председательством графа-палатина, стремившегося защитить самоуправление в округах Венгрии. Но королевская придворная канцелярия была в Вене, где король (или королева) находился под влиянием австрийских чиновников. В своем сопротивлении тенденции к установлению абсолютной власти венгры пользовались поддержкой сейма Хорватии, который продолжал занимать независимое положение. Но и здесь приграничные районы были под властью немецкой военной администрации даже после заключения в 1739 г. мирного договора с Османской империей.

Этот договор лишил Венгрию ее временных завоеваний на Балканах по Пассаровицкому (Пожаревацкому) договору от 1718 г. после еще одной победоносной войны и установил границу по рекам Сава-Дунай, которая далее продолжалась на восток по Карпатам Южной Трансильвании. Эта граница, как и вообще все границы исторической территории Венгрии, оставалась неизменной до Трианонского договора, подписанного в 1920 г., и географическое единство всей этой большой территории было еще одним элементом, который сделал невозможным ее полное поглощение Веной, проводившей свою политику централизации.

Однако эта политика вступила в особенно агрессивную фазу, когда преемником Марии-Терезии стал Иосиф II. Новый император (и венгерский король) хотел упразднить даже старую окружную систему и решил поделить всю страну на десять районов, подчиненных королевским уполномоченным. Еще большей ошибкой был его указ о языке от 1784 г. Латинский язык, который всегда оставался официальным языком в Венгрии, должен был быть заменен на немецкий язык. Как и в случае с Чехией, это должно было стать радикальной мерой для проведения в жизнь решения об административном единстве всех владений Габсбургов. Но здесь, где немецкий язык был гораздо менее известен, запланированная реформа оказалась совершенно невыполнимой. Скорее это был вызов использованию венгерского языка в связи с общим культурным возрождением страны.

Это возрождение в большой степени основывалось на космополитических идеях Просвещения в сочетании с живым интересом к французским идеям, представленным выдающимся писателем всего этого поколения Дьёрдем Бешеньеи. Но хотя эти интеллектуальные лидеры симпатизировали некоторым либеральным идеям Иосифа II, они сильно возражали против нарушений им конституционных и национальных прав. А когда его военная кампания против турок в 1788–1789 гг. закончилась провалом, незадолго до своей смерти ему пришлось отменить все свои указы за исключением тех, которые гарантировали религиозную терпимость и улучшение жизни крестьян.

Его преемнику Леопольду II пришлось столкнуться с таким недовольством в Венгрии, что он вынужден был пойти на еще большие и далекоидущие уступки, чем в Чехии, сведя на нет усилия своего брата. В 1791 г. было признано (как компромисс), что, несмотря на Прагматическую санкцию, Венгрия является regnum liberum (лат. свободное королевство), где король может править только в соответствии с законами, принятыми сеймом. Но, с другой стороны, встревоженная позицией венгерской знати, Вена продолжала противопоставлять другие народы венграм, и эта напряженность продолжилась при Франце II, младший брат которого стал палатином Венгрии в 1791 г.

Удивительно, что именно под предлогом защиты исторических прав средневековых королей Венгрии Габсбурги заявляли свои права на долю при разделах Польши. Но обретенное таким образом «королевство Галиция и Лодомерия» так и не было присоединено к Венгрии. Напротив, благодаря этим когда-то польским провинциям Австрия окружила Венгрию еще и с севера, так что узы симпатии, а иногда и активного сотрудничества развились между защитниками остатков свободы Венгрии и теми, кто боролся за независимость Польши после трех разделов, которые уничтожили последнюю полностью независимую страну Центрально-Восточной Европы.