Глава 3

Никогда раньше в этот роскошный, утопающий в зелени особняк, расположенный совсем рядом с границей Большого Токио, не строили межконтинентальные порталы. В последнее время, с тех пор, как в Тайном Городе узнали о возрождении школы Китано, здесь, случалось, бывали маги – и челы, и нелюди, – но все они с уважением относились к принципам Школы и открывали порталы вдали от ее штаб-квартиры, одновременно служащей штаб-квартирой одному из крупнейших кланов якудзы.

Японцы старались соблюдать принципы, но жизнь часто вносит в происходящее нежелательные коррективы.

Узнав о смерти старого Утаморо, Сантьяга немедленно позвонил Тори, договорился о встрече, но сразу предупредил, что не располагает достаточным временем, чтобы добираться до «Розовой хризантемы» на перекладных, и в виде исключения получил право построить портал в одно из помещений виллы, наведя его на включенный телефон.

А выйдя из темного вихря магического перехода, увидел стоящего у дверей японца, облаченного в черный костюм, черную водолазку и черные туфли. И опирающегося на простенькую, совершенно не подходящую к дорогой одежде бамбуковую трость. Трости были отличительным символом клана Китано, их носили все высшие иерархи, однако далеко не у всех простенькие палочки обладали даром обращаться в меч.

– Рад вас видеть, Тори-сан. – Сантьяга чуть поклонился. – Жаль, что при столь печальных обстоятельствах.

Японец сдержанно кивнул, но промолчал.

– Позвольте выразить соболезнование по поводу смерти уважаемого Утаморо. Мы встречались всего два раза, но он произвел на меня самое благоприятное впечатление.

– Утаморо убили колдуны, – холодно произнес Тори.

– И еще хочу поздравить вас с обретением титула оябуна, – спокойно продолжил нав. – Уверен, что под вашим мудрым правлением школа Китано расцветет, как хризантема.

– Утаморо убили колдуны, – чуть холоднее повторил японец.

– У вас есть основания предполагать, что уважаемого оябуна устранили по приказу Темного Двора? – поднял брови Сантьяга.

– Нет, – после короткой паузы ответил японец.

– Благодарю. – Комиссар позволил себе едва заметную улыбку. – И я даю вам слово, Тори-сан, что никто из лидеров Великих Домов из тех, чье слово скрепляет договор со школой Китано, не причастен к смерти уважаемого Утаморо. Что же касается колдунов…

– Вы скажете, что это были посланцы Ярги?

– Именно.

– Но зачем Ярге плодить себе врагов? – с прежней холодностью поинтересовался японец, тяжело опираясь на трость. Странно, однако тоненькая бамбуковая палка не согнулась под его давлением. – Мы все понимаем, что школа Китано не собиралась принимать участие в вашей войне, и Ярге было выгодно не трогать нас… до тех пор, пока не уничтожит вас. Почему он напал?

– Вы мне скажите, Тори-сан, – неожиданно произнес Сантьяга.

– Что? – Японец изумленно посмотрел на нава.

– Все ваши резоны понятны и, скажу больше, очевидны, – спокойно объяснил свою позицию нав. – Но Ярга рискнул поссориться с вами, Тори-сан, а причину его решения можете знать только вы.

– Даю слово, что ни я, ни оябун Утаморо, ни кто-либо еще из иерархов школы Китано не вел переговоры с Яргой. А забегая вперед скажу: все знали, что следующим оябуном стану я…

– У вас есть конкурент?

– Был, – поколебавшись, ответил японец, глядя наву в глаза. – Но мы давным-давно выяснили отношения, и он не станет претендовать на титул.

– Потому что мертвые ни на что не претендуют?

Тори чуть склонил голову, но промолчал.

– И тем не менее причина покушения находится где-то здесь, – протянул Сантьяга. – Не было ли чего-нибудь странного в убийстве уважаемого Утаморо?

– Вы не читали отчеты? – Японец едва заметно шевельнул бровями, демонстрируя охватившее его удивление.

– Нет.

– Утаморо вырезали сердце.

– Его нашли?

Тори попытался изобразить неудовольствие непочтительностью вопроса, но передумал, поняв, что для нава его ответ имеет большое значение, и качнул головой:

– Преступники забрали сердце оябуна с собой.

– Ага… – Сантьяга потер подбородок. – Интересно…

– Они собираются строить аркан?

– Скорее всего.

– Какой?

– Пока не знаю, – честно ответил комиссар. – Но не сомневайтесь, Тори-сан: я узнаю и отомщу за Утаморо.

– Позвоните перед тем, как соберетесь, – негромко попросил японец.

Сантьяга помолчал, после чего отвесил будущему оябуну неглубокий поклон:

– Договорились.

Этот старый, девятнадцатого века, дом на берегу Женевского озера носил гордое название «замок», однако выстроен был в мирное время. Хоть и в стиле горных крепостей, но не для защиты или демонстрации силы. Он лишь изображал родовой рыцарский дом, но изображал достоверно, привлекая взгляды туристов, забредающих или заплывающих в эти края. Дом имел броское название, а в его истории выделяли два значимых момента: убийство из ревности, случившееся в двенадцатом году ХХ века, когда девятнадцатилетний сын владельца застрелил родную тетю за то, что та собралась в третий раз вступить в брак и вновь не с ним, и привидение, которое стало бродить по сводчатым коридорам вскоре после того, как тетю похоронили, а сына владельца освободили «за недостаточностью улик». Насчет убийства и освобождения – чистая правда, насчет привидения – голимая ложь, выдуманная ушлыми хозяевами поместья на волне моды на спиритизм и медиумов.

О красивом и комфортабельном замке Septentrionalem draco Схинки услышал от маклера несколько лет назад, съездил, осмотрелся, влюбился и уговорил Яргу купить роскошный дом на одну из подставных компаний. Сам заурд к недвижимости был равнодушен, за исключением, разумеется, Цитадели, полновластным хозяином которой он мечтал стать, и не возражал, чтобы орангутан выбрал Septentrionalem draco своей основной штаб-квартирой, наплевав на то, что замок стоит хоть и на отдельном большом участке, но все-таки не вдали от посторонних глаз, а в весьма населенной и оживленной местности. Схинки наплевал, потому что ему нравилось бывать в Швейцарии.

Но при этом, разумеется, орангутан появлялся в любимом доме скрытый мороком, показывающим его обычным челом, или приезжал в лимузине с наглухо тонированными стеклами, из которого выходил в гараже, или, как сегодня, использовал портал. Потому что из Японии путь неблизкий, а время дорого.

Расставшись с Гранни – девушка отправилась на африканскую базу проекта «Дикие персы», – орангутан шагнул в зеленый вихрь портала и через пару секунд вышел на другом конце Земли, оказавшись в любимом Septentrionalem draco.

Покинув комнату порталов – особое помещение с мощным магическим маяком, на который наводились колдовские переходы, Схинки постоял в коридоре, раздумывая, что делать, и повернул направо, к открытой террасе, на которой пробыл примерно двадцать минут, наслаждаясь видом озера и гор, – так он отдыхал. Затем вернулся в дом, на лифте спустился на самый нижний этаж, специально пробитый глубоко под подвалом, и оказался в магическом кабинете, в котором, помимо всего прочего, хранил самые важные артефакты. Кабинет являл собой настоящую сокровищницу волшебных устройств, но сейчас орангутана интересовал большой деревянный шкаф со стеклянными дверцами, на полках которого Схинки собирал нужные для задуманного заурдом аркана ингредиенты – вырванные из жертв сердца.

Он распахнул дверцы, полюбовался первым трофеем – сердцем дракона, который забрал у Ярги, после чего осторожно поставил банку с частичкой оябуна Утаморо рядом с окаменевшей частичкой Антрэя. Полюбовался еще, выдавая забавные гримасы, сфотографировал добычу на смартфон и отправил изображение Ярге.

Первое задание выполнено блестяще.

Затем последовал отдых – воскрешение и путешествие на Дальний Восток изрядно утомили Схинки, а стимуляторами он старался не злоупотреблять, – и лишь на следующий день, посвежевший и пребывающий в прекрасном расположении духа, он вернулся к делам. После завтрака отправился в «электрокабинет» – так он называл оснащенную по самому последнему слову техники комнату, обеспечивающую связь с любой точкой земного шара, бросил взгляд на часы, показавшие, что помощники должны были уже собраться, и нажал на кнопку, запуская режим видеоконференции.

– Всем привет!

И сделал шумный глоток кофе из прихваченной с завтрака чашки.

Появившиеся на мониторах помощники вежливо ответили на приветствие и замерли, ожидая продолжения. А Схинки пил кофе и неторопливо их разглядывал.

Он призвал на сетевую встречу только «сторонних» помощников Ярги, не живущих и никогда не живших в Тайном Городе, и все они, за исключением вампиров, узнали о поселении нелюдей как раз от первого князя. Что же касается вампиров, то именно они, расселившиеся по планете мятежные масаны, до недавнего времени считались главной опорой Ярги, безжалостным мечом, которым он пронзит Великие Дома. Раньше на совещаниях обязательно присутствовало не менее трех кардиналов с разных континентов, и по отношению к остальным участникам они вели себя весьма высокомерно. Однако разгром, который учинил вампирам Сантьяга и который еще не закончился, поскольку ковены кровососов уничтожались один за другим в результате беспощадных и бесчисленных «походов очищения», – разгром все изменил. Мятежные масаны перестали существовать как серьезная боевая сила, и сейчас их остатки представлял Маркус Луминар из Сан-Франциско. При этом все понимали, что Схинки позвал его исключительно из вежливости.

А роль главной надежды перешла к Терезе Берди, хитроумной баронессе зла – этот титул ей придумал первый князь, – которая возглавляла боевой отряд человских ведьм и колдунов, может, не очень большой, проигрывающий масанам в численности, зато крепко спаянный и великолепно мотивированный. Эти маги искренне считали, что нелюди бросили их на произвол судьбы, не позволяя прикоснуться к древним знаниям, и были готовы на все, чтобы сокрушить Тайный Город. Тереза занималась отрядом два года и замечательно справилась и с подготовкой, и с идеологической накачкой. Ее положение в организации казалось незыблемым, однако Берди чуяла, что в спину ей дышит молчаливая Гранни ди Атура.

Роль третьей участницы совещания до сих пор оставалась секретом для остальных помощников Ярги, заставляя их немного нервничать. И особенную настороженность вызывал у них тот факт, что первый князь под страхом смерти запретил следить за Гранни, пытаться разузнать о ней с помощью магии и уж тем более через человские базы данных. Помощникам было четко сказано, что ди Атура ведет проект, который Ярга считает важным, и если по чьей-то глупости или неосторожности о проекте узнают Великие Дома, наказание последует страшное.

После такого предупреждения желающих наводить о Гранни справки не нашлось, а Тереза задумалась, увидев в молодой ведьме серьезную соперницу.

Последним участником совещания был епископ Шеннон Луминар, командующий стражниками Septentrionalem draco. Шеннон находился тут же, в замке, однако Схинки не допускал в «электрокабинет» посторонних, и Луминар вышел на связь из оперативного центра охраны. Впрочем, он привык держаться в стороне, поскольку орангутан кровососов недолюбливал.

Закончив разглядывать собравшихся и допив кофе, Схинки поставил чашку, развалился в кресле, забросив нижние лапы на стол, и, почесывая живот, произнес:

– Заурд приветствует вас.

Собравшиеся встретили сообщение молча.

Обезьяна тоже помолчала, возможно, ожидая верноподданных возгласов, не дождалась и продолжила:

– Заурд передает, что финал близок…

– Когда? – не сдержался Маркус.

– Очень скоро, – ответил Схинки. – События развиваются в точном соответствии с планом, даже чуть опережают график, и очень скоро по Тайному Городу будет нанесен решительный удар.

Луминар помрачнел. Скорая атака означала, что масаны не успеют восстановить численность и не сыграют важную роль в предстоящих событиях. А скорее всего, вообще не сыграют никакой роли, отдав лавры челам или таинственной ди Атуре.

Орангутан, в свою очередь, прекрасно понял, что снедает вампира, и поспешил его утешить:

– Маркус, заурд не забывает верных слуг.

– Я знаю, – вздохнул тот.

– Обретя власть над Тайным Городом, заурд продолжит триумфальное шествие по Вселенной, и у семьи Масан будет тысяча возможностей проявить себя.

Луминар склонил голову.

– И ты должен с достоинством принимать любое решение заурда.

Голова склонилась еще ниже. Шеннон поморщился, а обе ведьмы злорадно улыбнулись. Они не видели одна другую, иначе бы наверняка отметили, что их улыбки получились абсолютно идентичными.

– Маркус, твои ребята обязательно примут участие в финальном сражении, но, разумеется, не на первых ролях. – Схинки перевел взгляд на ведьм. – Тереза и Гранни, в ближайшее время вам и вашим подопечным предстоит показать, чего вы стоите в реальном деле.

Колдуньи подобрались, но промолчали, внимательно ожидая продолжения.

– Заурд распорядился оценить уровень подготовки ваших отрядов в реальных условиях, поэтому я отправил вам сообщения с деталями предстоящих операций. Внимательно их изучите, подберите персонал и снаряжение. Вопросы есть?

– Главная цель – проверка бойцов или выполнение задания? – поинтересовалась Берди.

– Разве это не одно и то же? – удивился Схинки.

Гранни хмыкнула, но Тереза осталась невозмутима и серьезно объяснила:

– Имеем ли мы право отступить в случае непредвиденной ситуации? Разумеется, с соответствующими выводами в адрес бойцов и их командира.

– Отступить можете, точнее, рядовые могут, но задание должно быть выполнено обязательно, а значит, в случае их бегства в дело вступим мы с тобой, – ответил орангутан. – Или я, если ты побежишь вместе со своими подопечными.

– Я не побегу, – вспыхнула Тереза.

– Увидим.

Гранни обидно захохотала, предварительно выставив микрофон на максимум чувствительности. Вампиры промолчали.

– Я не сомневаюсь в ваших подопечных, – очень серьезно произнес Схинки, дождавшись, когда молодая ведьма закончит смеяться. – Я не сомневаюсь в том, что мы блестяще выполним поставленные заурдом задачи. Нет нужды нервничать и желать друг другу зла, мы в самом начале грандиозного пути, впереди бесчисленные битвы и победы, и я уверен, что вы к ним готовы.

Закончив совещание, Схинки отключил компьютер, некоторое время посидел в кресле, прикидывая, все ли он сказал, что хотел, затем вскочил, потянулся, подпрыгнул, ухватился за свисающие с потолка кольца и ловко переместился в смежную с «электрокабинетом» комнату, большую, бронированную, снабженную отличной системой вентиляции. Комнату занимал необычайно мощный компьютер, программу для которого написал лично Ярга… Ну, как написал? В свое время первый князь завладел телами, а также навыками и памятью нескольких талантливых челов и, опираясь на их знания, разработал очень сложную и очень нужную ему программу, которую отлаживал почти год. Программа предсказывала перемещение некоего объекта, а результаты расчетов выводились на большой монитор в виде красных точек на цифровой карте Земли. Точки появлялись редко и хаотически, в прошлый раз метка возникла год назад в австралийской пустыне, и, если верить программе, следующая должна была появиться в ближайшее время. Но где она появится, пока оставалось загадкой.

Схинки постоял в дверях, разглядывая работающий компьютер, убедился, что новой точки на мониторе не появилось, покачал головой и покинул зал.

Не пить в «обычной» жизни, то есть выходя из добровольного заточения в «Неприятных Ощущениях», оказалось не так легко, как надеялся Артем, потому что одно дело – бродить по замкнутому пространству или валяться в кровати в темноте осиротевшей спальни, и совсем другое – гулять по городу, где все, абсолютно все напоминало об Инге. Слишком долго они были вместе, слишком много времени проводили в офисе или поблизости, побывали едва ли не в каждом заведении в округе, прошлись по каждому переулку, посидели на лавочках…

Слишком долго…

Выйдя из бизнес-центра, Артем увидел кофейню, в которой им довелось однажды проторчать три часа: система безопасности заблокировала офис, и они дожидались возвращения Яны и Кортеса. Увидел подъезд, под козырьком которого они прятались от проливного дождя и целовались, не замечая холодных брызг. Увидел ограждающий тротуар столбик, в который Инга въехала на большом внедорожнике и, естественно, обвинила друга в том, что он не предупредил ее о препятствии. Выйдя из бизнес-центра, Артем увидел свою расколотую на «до» и «после» жизнь, и накатила горечь. А Биджар, который все прекрасно понял, взял его за плечо и тихо сказал: «Рано или поздно ты должен был это увидеть, дружище».

И наемнику оставалось лишь признать его правоту.

Они пообедали в ресторане на Кузнецком Мосту, Биджар специально увел Артема подальше от бизнес-центра, за что наемник был ему благодарен, да к тому же выбрал заведение не из Тайного Города, поскольку не хотел, чтобы их беседе мешали любопытные взгляды и слова сочувствия. За это Артем был благодарен шасу вдвойне. И еще за то, что тот не лез в душу и молчал, когда понимал, что нужно выдержать паузу, пусть даже в пятнадцать минут, и слушал, когда на наемника накатывало желание что-то рассказать – очередной эпизод из их с Ингой прошлого, – и болтал, когда требовалось просто что-нибудь говорить. Их обед затянулся до вечера, а затем Биджар неожиданно исчез. Причем так неожиданно, что Артему показалось, что шаса с ним не было, а их долгая встреча – плод его изнуренного воображения, но потом увидел нацарапанную на салфетке записку: «Дальше сам, дружище, я буду рядом, но постарайся справиться. P. S. За обед я заплатил, сочтемся позже». Увидел и понял, что Биджар повел себя идеально.

Именно так, как надо.

Наемник посидел в ресторане еще немного, а затем пошел гулять среди людей, которые наполнили улицы, площади и набережные. Добрался до Зарядья, долго сидел у воды, глядя на Москву-реку, затем отправился на Хитровку, побродил по ее переулкам и дворам, вернулся в офис в три ночи и мгновенно заснул. Впервые с исчезновения Инги – мгновенно, не ворочаясь и не думая о том, что потерял ее.

Просто уснул.

На следующий день проснулся совсем другой Артем, не прежний, но другой.

Преодолевший.

Проснулся, привел себя в порядок, с аппетитом позавтракал, причем не заказав еду в офис, а спустившись в кофейню для персонала, забрал с подземного паркинга свой внедорожник и выехал в город.

– В последнее время новости следуют с такой частотой, что иногда хочется, чтобы их не было, – хорошо поставленным голосом произнес диктор из настроенного на одну из волн «Тиградком» приемника. – Новостей столько, что они не умещаются в стандартный выпуск, и в своей передаче я подробно расскажу о главных из них.

Артем ожидал разговора о Дагни де Гир, появление которой стало, вне всяких сомнений, новостью номер один и надолго таковой останется, и едва не поперхнулся, услышав:

– Вчера вечером Великий Дом Чудь нехотя признал, что Инга Волкова и Яна Маннергейм погибли на том же самом острове, где был обнаружен дракон, доставленный в Тайный Город Пежаном Кумаром. Но как получилось, что дракон оказался на острове, имело ли место похищение из Драконерии или среди челов появились специалисты по выведению огнедышащих рептилий, нам никто не рассказывает. Пежан хранит молчание, видимо, по договоренности с чудами, а Орден помалкивает, не желая выносить сор из избы… извините, из Замка. Но мне такой подход не нравится. И знаете почему? Потому что если смерть Инги Волковой не является чем-то экстраординарным, даже несмотря на ее репутацию и колоссальный опыт, то гибель гиперборейской ведьмы наводит на нехорошие мысли…

Наемник поморщился и выключил радио, отметив про себя, что нужно будет позвонить Сантьяге и узнать текущую легенду. Потому что до сих пор официальной версией гибели Инги и Яны называлась операция, заказчик которой отказывался раскрывать подробности, но при этом связь с появлением беспризорного дракона категорически отметалась. Выходит, пока он… гм… пребывал не в себе, в игре что-то поменялось…

Но звонок комиссару Артем отложил на потом, потому что сейчас у него было более важное дело: он ехал к тем, для кого официальной версией гибели Инги был и навсегда останется несчастный случай. Обыкновенный, подлый, дурацкий, проклятый несчастный случай: Инга с подругой отдыхали в Юго-Восточной Азии, отправились покататься на яхте и угодили в неожиданно разыгравшийся шторм. А у яхты отказали двигатели… Такое бывает. И иногда такое бывает с близкими. Разбитое суденышко нашли на следующий день, в трюме и каютах обнаружили тела нескольких членов экипажа, но не всех, двух человек из пяти. Трое остальных и девушки пропали.

Сначала Артем не соглашался с их исчезновением, не хотел расставаться с надеждой, но когда Сантьяга предложил сделать «кукол», имитирующих мертвые тела, решительно покачал головой, потому что не мог видеть мертвую Ингу – ненастоящую мертвую Ингу. Кортес друга поддержал, он тоже не хотел хоронить копию Яны, и девушек объявили исчезнувшими.

Именно эту версию Артем изложил родителям подруги.

Что последовало потом, он старался не вспоминать, потому что нет ничего ужаснее горя родителей, переживших свое дитя. Ничего…

Волковых оперативно доставили к «месту катастрофы», то есть туда, где в нужное время разыгрался шторм, а неподалеку находился дорогой курорт, на котором специалисты Службы утилизации организовали следы пребывания девушек. Им показали разбитую яхту и «найденный» на ней браслет Инги.

А еще им сказали, что надежды почти нет.

И сегодня Артему предстояло с ними увидеться.

И он понял, что никогда раньше ему не было так тяжело. Никогда. Даже когда он услышал о смерти любимой.

– Здравствуй, – слабо улыбнулась Марта Волкова, открыв дверь.

– Добрый день.

– Проходи.

– Спасибо.

Артем прекрасно понимал, что его вины в произошедшем нет: девчонки сами приняли решение подписать контракт, который показался им интересным; были уверены, что справятся; к тому же их прикрывали чуды; к тому же… даже в Тайном Городе Инга оказалась намного раньше Артема, успела окончить школу Зеленого Дома и влипнуть в неприятную историю с Карой, из которой наемник ее вытащил. Инга была опытным бойцом…

Вины нет.

Но его не оказалось рядом, когда он был нужен больше всего на свете, и этого Артем не мог себе простить. И подозревал, что родители Инги думают так же. И не винил их за это.

– Новостей, конечно, нет?

– Почему «конечно»? Просто нет.

– Да, я так и хотела сказать. – Марта хрустнула пальцами и посмотрела на вошедшего в гостиную мужа.

– Новостей, конечно, нет? – спросил тот.

Артем молча покачал головой.

– Я так и думал. – Он сел в кресло. – Чего стоите?

Они постарели. Резко и навсегда. Наемник знал их энергичными, веселыми, готовыми шутить и поддержать чужую шутку. Глядя на них, он понимал, в кого удалась неугомонная подруга, но теперь… Перед ним сидели старики.

– Хорошо выглядишь, – тихо сказала Марта.

– Да…

– Специально привел себя в порядок к нашей встрече?

Артем попытался сыграть удивление, но не успел. И не преуспел.

– Я врач, я вижу твои глаза, – по-прежнему тихо произнесла Марта. – Не обманешь. Сегодня ты отдыхал, видимо, наглотался снотворного, но до этого…

Она покачала головой.

– Да, специально, – признался наемник.

– Что-нибудь ел сегодня?

– Да.

Уточнять, что это был его первый нормальный завтрак за несколько дней, он не стал.

– Новостей нет, я понял, – подал голос Волков. – А что слышно оттуда?

Объяснять ничего не пришлось, Артем прекрасно понимал, откуда «оттуда» и о чем его спрашивает несостоявшийся тесть.

– Спасательная операция продлится еще три дня, – сообщил он, по очереди глядя на Волковых. – Потом… потом все.

Марта всхлипнула.

– Может, нужно заплатить? – прищурился Волков.

– Я предлагал, – коротко ответил наемник.

Это вранье давалось ему необычайно тяжело, но приходилось играть, будь оно все проклято, приходилось! Потому что нельзя сказать не подозревающим о Тайном Городе людям, что их дочь погибла в сражении с колдунами.

– Много предложил?

– Достаточно, чтобы удовлетворить их жадность.

– Но они не взяли, – заметил Волков.

– Офицер, который ведет расследование, оказался честным парнем, – через силу произнес наемник. – Он сказал, что это тот случай, когда деньги не помогут.

– А что поможет?! – взорвался Волков.

– Чудо, – жестко резанул Артем, глядя ему в глаза. – Вы верите в чудеса?

Волков отвернулся.

– Знаешь, когда я впервые тебя увидела, то подумала, что ты ее убьешь, – безжизненным голосом произнесла Марта.

– Почему?

– Ты был серьезным, спокойным, производил хорошее впечатление, но ты… Ты не смог меня обмануть. Ты рисковый парень, ведь так?

– Относительно, – замялся наемник.

– Я не прошу тебя рассказывать детали твоей жизни, – вздохнула Марта. – Сейчас речь о другом: ты – рисковый, ты всегда на адреналине…

«Знали бы вы – на каком!»

– …И ты втащил в свою жизнь Ингу.

«Ошибаетесь, Марта, ваша дочь уже была такой».

– Но потом поняла, что ты рисковый, но осторожный. Ты не сорвиголова, а хитрец, который может прыгнуть с небоскреба, но его парашют обязательно раскроется. Потому что ты внимательный. И аккуратный. Ведь так? – Марта выдержала паузу. – Не молчи!

– Я никогда не подвергал жизнь Инги опасности, – твердо произнес Артем.

– Не ври, – поморщился Волков. Судя по всему, жена делилась с ним своими подозрениями.

– Не вру, – еще более твердо и жестко произнес наемник. – Инга тоже рисковала, но всегда – по своей воле. И я всегда следил, чтобы ее парашют раскрывался. Следил лучше, чем за собой.

– Но не уследил.

– Сейчас получилось глупо и нелепо, – мрачно ответил Артем, чувствуя накатывающую тоску. – Они с Яной улетели раньше, мы с другом должны были присоединиться к ним в выходные.

– Глупо и нелепо…

– Да, именно так.

Марта вдруг потянулась и вцепилась в его руку:

– Артем, ты веришь, что их найдут?

Он посмотрел в ее глаза и ответил:

– Нужно верить.

– Нужно? – переспросила Марта Волкова.

– Если мы перестанем, то Инга точно не вернется, – тихо проронил наемник.

– Тогда будем верить, – резюмировал старик-отец.

И Артем понял, что в этом доме ему никогда не будут рады.

Их было восемь…

С одной стороны, всего восемь, меньше десятка, то есть не так уж много, но когда речь идет о гигантских псевдопауках, здоровенных тварях, способных бегать по стенам и потолку, ядовитых, быстрых и быстро убивающих, то восемь – это весьма прилично. Ни Спящий, ни природа этих уродов не творили, они были големами, искусственными созданиями, порожденными болезненной фантазией мастеров Ордена… А если быть точным – колдуньями Люди. Именно зеленые ведьмы, обожающие создавать боевых големов «звериного типа», разработали сотни лет назад чудовищных псевдопауков, которых потом скопировали мастера других Великих Домов. С течением времени псевдопауки постоянно модернизировались, улучшались, и теперь, по общему признанию, их производство достигло совершенства: их плоть плохо поддавалась и ударам меча, и огню, хоть магическому, хоть настоящему. Они были быстры и ядовиты. Они не знали страха и сомнений. Их, разумеется, можно было убить, но для этого требовались железная воля, высочайшее самообладание и сила.

Они ворвались одновременно с четырех сторон: из дверей и из скрытых дверей, ворвались внезапно, Дагни не ждала нападения, но не растерялась, не запаниковала. Даже не вскрикнула от неожиданности. В момент атаки девушка сидела на неудобном стуле, готовилась совсем к другому тесту – чуды специально отвлекли ее внимание, но среагировала мгновенно: вскинула вверх левую руку, вызывая накопленную магическую энергию, прошептала зазубренное заклинание, активирующее вживленные в нее кольца Саббаха, а правую руку выставила перед собой и резко повернулась вокруг оси, будто создавая невидимый барьер… Нет. Во-первых, не барьер. Во-вторых, не невидимый. Дагни закончила читать аркан в тот самый миг, когда завершила круговое движение и оказалась окутанной алым туманом, который оставался туманом ровно столько, сколько потребовалось девушке, чтобы прочесть заклинание и совершить оборот вокруг оси, после чего туман сгустился в десяток, если не больше, алых воинов, которые оставались бесплотными до первой атаки пауков. А к этому моменту членистоногие твари подобрались достаточно близко, чтобы плюнуть в Дагни ядом, но стоящий на пути отравы джинн мгновенно обрел плоть и закрыл Заклинателя собой.

Началось сражение големов против големов.

Главной защитой джиннов была способность почти мгновенно терять и вновь обретать крепость плоти: удары псевдопауков проходили сквозь призрачные тела, как сквозь голограмму, а ответные выпады оказывались быстрыми и безжалостными. Острые как бритва клинки джиннов без труда отсекали паучьи лапки – если те не успевали их убрать, – но не могли пробить твердые, усиленные магией панцири. Что же касается ядовитых плевков, то их джинны принимали на себя, только защищая Заклинателя, причем без видимых последствий.

Преимущество красных бойцов Дагни сказалось очень скоро, и бой сравнительно быстро превратился в побоище: джинны отсекли лапы всем восьми тварям, потеряв лишь одного своего – тот набрал слишком много отравы, почернел и растворился в воздухе. После чего, повинуясь беззвучному приказу Заклинателя, красные сложили побежденных тварей в кучу жвалами вниз и замерли вокруг.

– Это все? – поинтересовалась девушка. Она стояла в центре зала, говорила негромко, но не сомневалась, что ее слышат.

– Пусть добьют псевдопауков, – распорядился оператор.

– Вам их не жаль?

– Их все равно не отремонтировать.

– Как скажете.

Девушка припомнила слабые места псевдопауков, прошептала управляющий аркан, заставив ближайшего джинна на мгновение исчезнуть, а затем вернуться, но уже с копьем в руках.

– Как ты это сделала? – быстро спросил чуд.

– Стандартное заклинание смены комплектации, – тут же ответила Дагни. И, улыбнувшись, добавила: – Входит в базовый пакет.

– Как ты выбираешь нужного воина?

– Смотрю на него.

– А если бы тебе потребовалось переодеть всех бойцов?

– Повела бы рукой.

– Как «мышкой», – не удержался второй чуд.

– Похоже, – согласилась Заклинатель, наблюдая за тем, как сменивший оружие джинн по очереди подлетает к поверженным псевдопаукам и добивает их сильными и точными ударами копья. Это оружие с легкостью пробивало мощные панцири и пронзало спрятанный глубоко внутри мозг.

– Впечатляет, – тихо произнес наблюдающий за ходом сражения Гуго.

– Согласен, – кивнул один из операторов.

– Я не уверен, что с восемью псевдопауками смог бы справиться один командор войны, – вздохнул второй оператор. – Во всяком случае, так быстро.

– Девчонка бесценна, – поддержал его первый.

– Заклинатель, – поправил его де Лаэрт. – Сама по себе девчонка – просто чуда.

– Чуда, владеющая магией, – напомнил второй оператор.

– Да, – помолчав, признал Гуго. – Девчонка, владеющая магией.

– Она преисполнена тайн.

– И ее хотят у нас забрать…

– Я скажу так, мастер войны, – неожиданно произнес первый оператор. – Может, девчонка и кажется нам странной, может, ее и недолюбливают за историю с Кольдером, но отдавать ее другим Великим Домам нельзя. Потому что они обязательно займутся исследованием ее способностей, а нам это ни к чему.

– Вы правы, – не стал спорить Гуго. И тонко улыбнулся, глядя на то, как джинны Дагни выполняют следующую часть «боевой сессии»: крушат двух Лунатиков – лучших, по общему мнению, големов Тайного Города. Длинные, внешне неуклюжие и забавные Лунатики вооружались парой здоровенных герданов и были способны сокрушить любого противника. Они славились не только силой, но и невероятной быстротой, однако на этот раз шансов у них не было.

Лунатики поджидали красных бойцов за толстой каменной стеной, но сквозь преграду джинны пролетели, даже не заметив. Джиннов, кстати, тоже было двое – для чистоты эксперимента, – но на результате это не сказалось: повторилось предыдущее сражение, с той лишь разницей, что не псевдопауки бессмысленно размахивали лапами, а Лунатики – герданами. Тяжеленные секиры пролетали сквозь красных так же легко, как паучьи лапы и ядовитые плевки. А ответные выпады были полны ярости и силы.

– Ну и как с ними сражаться? – уныло поинтересовался первый оператор, когда последний Лунатик рухнул на пол, а красные воины целыми и невредимыми вернулись к хозяйке.

– Чем была защищена стена? – поинтересовался Гуго.

– Помимо собственно камня, мы закрыли ее упругим и неупругим «Щитами» и «Вязким туманом», – ответил второй оператор.

То есть для преодоления преграды боевому магу потребовался бы мощнейший, снимающий сразу три заклинания аркан, который бы наверняка сожрал большую часть накопленной им магической энергии. А джинны стену даже не заметили…

– От них вообще есть защита? – выругался первый оператор.

– «Кольцо саламандры», – напомнил второй.

– Похоже, только оно.

Старая добрая защита, сжигающая, как шутили маги, даже электромагнитные волны. Ничем другим защититься от красных было невозможно.

– «Кольцо саламандры» против «Колец Саббаха», – усмехнулся Гуго и наклонился к микрофону: – Дагни, как ты себя чувствуешь?

– Я в порядке.

– А твои подопечные?

– Они отдыхают.

– Что случилось с тем, который почернел и вышел из боя?

– Он исчез… – Девушка помолчала, обдумывая, как точнее описать случившееся. – Но это неважно: каждый раз я создаю новых джиннов. И будь у меня достаточно энергии – создала бы ему замену.

– Понятно… – Де Лаэрт потер лоб. – Дагни, чью энергию расходуют джинны, проходя сквозь стены? И во время сражения?

– Мою. – Девушка дернула плечом. – Я ведь говорила.

– Видимо, «Кольца Саббаха» помогают ей расходовать магическую энергию с невероятной эффективностью, – произнес первый оператор. – У нее КПД такой, что лучшим магам не снилось.

– Тем не менее энергия расходуется… – прищурился мастер войны.

– И если меня убьют, джинны исчезнут, – закончила за него Дагни. – Если вы об этом хотели спросить.

– Мне нравится твое самообладание, – рассмеялся Гуго.

– Спасибо.

– Сколько времени тебе нужно, чтобы восстановиться?

– Дайте магическую энергию, и я снова буду готова к приключениям.

– То есть ты не устаешь?

– Не больше, чем обычные маги.

– Понятно.

– Настоящая машина для убийств, – прошептал первый оператор, постаравшись, чтобы его голос не был захвачен микрофоном.

– Почему? – спросил второй.

– Потому что больше ее джинны ни на что не пригодны.

– Может, они умеют строить дворцы.

– Ты в это веришь?

– Нет, но не прочь проверить.

– Приятно, что даже во время сложных исследовательских сессий вы не теряете чувства юмора, – пробормотал Гуго.

– Извините! – опомнились чуды, сообразив, что начали резвиться в присутствии самого мастера войны.

– Вам нужна еще какая-нибудь демонстрация или достаточно?

– Достаточно, – решил де Лаэрт. – Материала для исследований у нас выше крыши, – и повысил голос: – Дагни, спасибо, можешь идти отдыхать.

Девушка кивнула и направилась к дверям.

На этот раз ее не заставили раздеваться, видимо, из-за присутствия мастера войны, но нет никаких сомнений, что следующую «сессию» она проведет привычно обнаженной.

«Интересно, отец знает об этой страстишке своих подданных?»

Или ему сказали, что должны воочию увидеть работу «Колец Саббаха»? Скорее всего, так…

«То есть он знает, но терпит… Как это мерзко».

Дагни вошла в апартаменты, дождалась, когда закроют дверь, и без сил рухнула на диван: магической энергии для восстановления ей не дали, и девушка едва держалась на ногах.

Точного размера Цитадели никто в Тайном Городе не знал, поскольку известное всем здание на Ленинградском проспекте было лишь верхушкой айсберга, выставленным напоказ фасадом, и даже количество построек во внутреннем дворе штаб-квартиры вызывало вопросы, поскольку часть из них навы ухитрялись прятать не только от человских самолетов и спутников, но и от магического сканирования Великих Домов. А уж как глубоко Цитадель уходила под землю и насколько широко владения навов раскинулись под Москвой, оставалось только догадываться.

Размеры Цитадели позволяли навам не испытывать проблем с помещениями, однако Сантьяга предложил проводить все связанные с проектом «Ярга» исследования в одном месте и продавил это решение, несмотря на отчаянное сопротивление абсолютно всех «исследователей», привыкших работать по собственным правилам и не терпящих компании «коллег». Комиссар аргументировал свою позицию тем, что, несмотря на разные задачи, исследователи распутывали головоломки одного колдуна – Ярги, а значит, могут быть полезны друг другу в работе. Князь Темного Двора с его доводами согласился, решение было принято, и центром магической войны с Яргой стала огромная, площадью не менее двух тысяч квадратных ярдов зала с высоким сводчатым потолком и без окон. Зала располагалась на одном из средних подземных уровней, и ее надежно защищал собственный контур безопасности: и от магической разведки Великих Домов, и на тот случай, если какой-нибудь эксперимент пойдет не так, как запланировано.

В результате пройти в «исследовательский центр» порталом, как любил Сантьяга, не представлялось возможным, и комиссару пришлось на лифте спускаться в подвалы Цитадели, о которых в Тайном Городе рассказывали такое, что Сантьяге самому иногда делалось не по себе, затем долго идти по темному, постепенно сужающемуся коридору, чтобы в итоге оказаться в огромном помещении, одновременно напоминающем взорванный склад компьютерной техники и рабочий кабинет колдуна после обыска. Получившаяся эклектика очень нравилась «ласвегасам» – личным аналитикам комиссара, обожавшим смешивать древнюю магию с современными технологиями, и безумно раздражала консервативных советников Темного Двора.

Свое мнение о царящем в зале бардаке Сантьяга благоразумно держал при себе.

Комиссар постоял у дверей, внимательно оглядывая зал в поисках советников – правила требовали подойти к ним первым, – увидел их рядом с «ласвегасами», вздохнул, предчувствуя скандал, и, подойдя ближе, понял, что не ошибся.

– Добрый день, господа.

Спорщики резко обернулись, только сейчас заметив Сантьягу, после чего Доминга и Тамир Кумар вежливо ответили, а советники невежливо промолчали. Что, впрочем, было ожидаемо.

– Как наши дела? – прежним тоном осведомился комиссар.

– Дела идут прекрасно, однако нам не позволяют правильно питаться, – отрывисто сообщил Доминга. – Мы теряем силы.

– Он пытался есть во время эксперимента. – Один из советников небрежно указал на шаса. Лица высших иерархов Темного Двора скрывали низко надвинутые капюшоны, но по голосу и нервному покачиванию фигур из стороны в сторону Сантьяга понял, что советники возмущены. А если называть вещи своими именами – злятся.

– Экспериментировали вы, а я лишь обеспечивал, – дерзко ответил Тамир, привыкший в случае необходимости прятаться за широкой спиной комиссара.

– Он пытался есть во время обеспечения, – уточнил показания второй советник. – И должен быть наказан.

– Они обратили мой гамбургер в слизь. Я еле руки отмыл!

– Я вернул пищу этого существа в исходное состояние.

– А потом отказались платить за испорченную еду, – добавил Доминга.

Советники помолчали, оценивая неожиданное заявление, после чего первый произнес:

– Думаю, шаса необходимо обезглавить, а нава подвергнуть психологической коррекции. Его еще можно спасти.

Доминга закатил глаза, но промолчал, поскольку точно знал, что угроза исполнена не будет, поскольку советники просили обезглавить шаса с того самого дня, когда Сантьяга свел высших магов Великого Дома и своих лучших помощников в одной лаборатории. В Тамире их раздражало все, начиная от тембра голоса и заканчивая манерой одеваться, в любом его действии они искали «недостаточное усердие», а любую ошибку рассматривали как саботаж. В первый раз Кумара эти требования изрядно напугали, но, убедившись, что Сантьяга относится к пожеланиям высших иерархов без энтузиазма, шас постепенно привык, воспринимал заявления советников как бессмысленные пожелания, но не забывал сооружать на физиономии страдальческое выражение.

Которое стало еще более страдальческим, когда комиссар негромко заметил:

– Я тоже считаю, что есть во время работы – неправильно.

– То есть нам не заплатят? – уточнил Доминга.

– Этот нав слишком много перенял у шасов, – заметил второй советник.

– Лечение будет долгим, – добавил первый.

Комиссар понял, что следующее предложение может вновь оказаться радикальным, движением бровей отослал «ласвегасов» и поинтересовался:

– Как далеко вы продвинулись в исследованиях?

Советники замолчали и вновь стали покачиваться, из чего комиссар сделал вывод, что вопрос им не понравился, а значит, хороших новостей нет.

– «Слово князя» оказалось серьезнее, чем мы ожидали.

– Оно очень сильно воздействует на мозг.

– Мы пока не нашли способ его вычистить.

Они медленно подошли к стеклянному кубу, внутри которого сидел угрюмый чуд, и первый продолжил:

– Мы пробовали множество техник, но все они приводят к смерти носителя.

– Этот пока жив, поскольку мы не завершили эксперимент.

– Но он тоже умрет.

– Вне всяких сомнений.

– Понимаю, – вздохнул комиссар.

Рыжий из стеклянного куба бросил на него преисполненный ненависти взгляд и прошипел грязное ругательство. Потом подумал и рассказал, что сделает с Сантьягой заурд после того, как возглавит Великий Дом Навь. К этому сообщению комиссар отнесся скептически, однако вступать с рабом Ярги в спор не стал.

– Нужны другие носители, – произнес второй советник.

– Их не так просто доставать, – мрачно ответил Сантьяга. – Мы похитили нескольких чудов и людов во время появления Великана – их исчезновение списали на действия мятежных масанов, но я не знаю, когда в следующий раз представится столь же удобный случай.

– Договорись с главами Великих Домов, – предложил первый советник. – Пусть они отдают нам тех, кто слышал «Слово князя».

– Для опытов.

– Возможно, мы сумеем им помочь.

– Возможно.

– Никто на это не пойдет, – качнул головой комиссар.

– Их все равно придется усыпить, – сказал второй советник. – А чем больше носителей мы исследуем, тем выше шанс отыскать способ снять «Слово».

– Это очень сильное заклинание.

– Я знаю, – не стал скрывать Сантьяга. – Но договориться не сумею.

– Жаль, что ты растерял умение общаться с низшими расами.

– Очень жаль.

Разговор можно было заканчивать, но у комиссара оставался еще один вопрос:

– Скажите, для какого аркана может понадобиться сердце воина школы Китано?

И в разговоре вновь возникла пауза.

– Сердце чела, обладающего иммунитетом к магии? – уточнил второй советник.

– Да.

– Интересно, – сказал первый советник.

– Интересно, – сказал второй советник.

И они переглянулись.

– То есть на этот вопрос у вас тоже нет ответа? – понял комиссар.

– Зато он нас заинтересовал.

– Мы будем над ним думать.

– Нам любопытно.

– Рад, что сумел доставить вам это маленькое удовольствие. – Сантьяга вежливо поклонился и отправился к «ласвегасам», в дальний угол зала, который они превратили в филиал своего кабинета, загромоздив электронной аппаратурой и «украсив» пустыми обертками из-под еды и прочим мусором. Советники к этому углу не приближались и даже старались не смотреть в его сторону, а бросив случайный взгляд, немедленно начинали покачиваться, что очень радовало «ласвегасов», и поэтому они старались как можно реже покидать свою «рабочую зону».

Другими словами, идея Сантьяги объединить исследователей под одной крышей оказалась на редкость «продуктивной».

– Что у вас? – поинтересовался комиссар, приближаясь к помощникам.

– Советники не порадовали? – осведомился проницательный Доминга, которого не зря считали лучшим предсказателем Тайного Города.

– Предложили сделать вам лоботомию.

– Сначала меня нужно поймать.

Тамир хмыкнул.

– Я надеялся, вы будете работать вместе, – скупо обронил комиссар.

– Мы работаем.

– Честно, – округлил глаза шас. – Они нам крепко помогли на начальном этапе, но потом, когда начались расчеты и построение математических моделей, они слились.

– Простите, что сделали? – уточнил Сантьяга.

– Им стало скучно, – перевел слова друга Доминга. – Советники очень качественно продумали ход работы, а мы подвели их теоретические выкладки к расчетам, в которых они ничего не смыслят.

– А вы?

– Мы – да, мы смыслим.

– Мы молодцы, неужели вы не знаете? – улыбнулся Тамир. – Не надо рубить мне голову.

Сантьяга посмотрел на шаса и кивнул:

– Я учту ваше пожелание.

Невидимые и стоящие далеко советники, возможно, улыбнулись. Доминга почесал затылок. Тамир вздохнул, он явно ожидал другого ответа, но промолчал.

– Есть успехи?

– И очень серьезные, – сообщил шас, подводя Сантьягу к стенду, к которому был привязан «костюм» – тело чела, которое темные изъяли из фургона Ярги.

«Ласвегасам» требовался опытный образец, и комиссар разумно рассудил, что после всех приключений, которые пережила упакованная в грузовик коллекция первого князя, потеря одного контейнера не покажется подозрительной.

«Костюмом» на сленге называли тело, из которого Ярга неизвестным пока образом удалил личность предыдущего носителя и мог использовать как собственное. Великие Дома такой технологией не обладали, и от «ласвегасов» комиссар ждал если не раскрытия тайны, то хотя бы общего описания процесса.

– Первый вопрос: тело нужно предварительно готовить?

– Особой подготовки не требуется, – тут же ответил Тамир.

– Но ментальную атаку лучше проводить во сне, когда первый владелец не способен защищаться, – вклинился в разговор Доминга. – Наркотики и алкоголь скорее мешают. А вот возбужденное состояние, например в бою, поможет атаке завершиться удачно.

– Как быстро длится процедура?

– Мгновения, – коротко ответил шас.

– Но для бывшего владельца они покажутся долгими часами, – вновь развил тему Доминга. – Полагаю, некоторые особи обладают достаточной ментальной силой, чтобы попытаться защититься от Ярги, но, судя по всему, победа все равно остается за ним.

– Или же Ярга убивает тех, чьим телом он не смог завладеть, – добавил Тамир, задумчиво глядя на безжизненное лицо «куклы». Кожа стала подсыхать, и скоро тело придется вернуть в бак с раствором.

– Что происходит с разумом? – отрывисто спросил комиссар и тут же уточнил: – С первым разумом.

– Он исчезает навсегда, – ответил Доминга.

– Не прячется где-то в глубине «костюма»?

– Нет, – покачал головой предсказатель.

– Увы, это абсолютно точно, – добавил Кумар. – Мы не сможем вернуть тех, кого Ярга забрал.

И теперь уже все посмотрели на «костюм». И пусть когда-то он был «всего лишь» челом, Сантьяга и его помощники прекрасно понимали, что на его месте мог оказаться кто угодно: и ос, и нав. Жестокое оружие первого князя поражало всех разумных.

– Это и есть ваши новости? – тихо осведомился комиссар. – По вашим лицам я понял, что вы припасли для меня кое-что интересное.

– Ну… – протянул Доминга.

– От вас ничего не скроешь, – вздохнул Тамир и медленно продолжил: – Мы провели кое-какие расчеты…

– Я оплачу утраченный гамбургер и добавлю к нему большую пиццу, – улыбнулся Сантьяга, бросив взгляд на часы. – Только не тратьте мое время.

«Ласвегасы» радостно переглянулись, после чего Доминга понизил голос и сообщил:

– Мы знаем, как можно защититься от вторжения первого князя.

Это было волшебно… Похоже на удивительный сон. Или на чудо. Но поскольку сны Копыто перестал видеть еще в отрочестве, а чудес в Южном Форте отродясь не наблюдалось, оставалось лишь одно объяснение: несомненное величие и уникальное мастерство бизнес-тренера!

Потому что на утреннее занятие по мотивационному продвижению записалось – и оплатило полный курс! – в три раза больше «студентов», чем было на первом, пробном, вечернем.

В три раза больше!

Слух о том, что шустрый уйбуй Шибзичей учит становиться великим фюрером, а остальные уйбуи, даже Абажур и Шумер… да что там уйбуи – даже сама Мамаша Дурич, знаменитая наглостью и необузданной хитростью, – даже она сидела спокойно и внимала речам Копыто… эти слухи взорвали размеренную жизнь Форта, неспешно ковыляющую от места преступления к «Средству от перхоти» и обратно, с перерывами на сон. Уникальная возможность мотивировать в себе способности лидера нации и строителя фундаментальных скреп увлекла порывистых дикарей, и те из них, которые ухитрились раздобыть нужную сумму, набились в аудиторию и жадно внимали слегка обалдевшему от такого ажиотажа Копыто.

Остальные облепили окна, стараясь расшифровать льющуюся в зал мудрость по артикуляции.

– Каждый из вас способен на то, на что не способен другой! – верещал Шибзич, изредка утирая вытекающий из-под банданы пот и делая замеченные в бесплатных видосиках жесты. – Каждый умеет другое, и лучше всех! Каждый может сделать из себя то, что я сделаю из вас! Нужно лишь захотеть и помнить правила успеха! Вы помните правила успеха? Повторяйте за мной: «Я могу все!»

– Я могу все! – хором выдохнули будущие великие фюреры.

– Это правило должно идти отсюда. – Копыто приложил руку к груди. – От места, куда втекает наш виски. Оно должно бурлить в вас, как бурлило во мне, когда я сказал Кувалде, что только решительность позволит нам выжить. Сабля и Секира были сильны, за ними стояли легионы отчаянных воинов, но…

Но что было дальше в этой версии истории Красных Шапок, слушатели не узнали: в самый драматический момент, когда вытянувшийся в струну Копыто указывал правой рукой в грязный потолок зала, а левой нащупывал флягу с виски, дверь распахнулась, и учебный процесс прервался явлением вооруженных бойцов, в которых уйбуй Шибзичей мгновенно опознал своих старых подчиненных: тощего скандалиста Иголку и здоровенного Контейнера. И по их физиономиям понял, что назревают неприятности.

– Это еще кто? – недовольно осведомилась Мамаша Дурич, как будто не узнавая бойцов.

– Сюда с оружием нельзя, – буркнул Копыто, который так и не дотянулся до фляги. – Выйдите.

– Мы не учиться, – нагло сообщил Иголка.

– Мы уже все знаем, – поддакнул Контейнер.

– А с оружием пришли, чтобы никто из вас, болванов, не вздумал рыпаться.

– Это, типа, наш вам мотиватор личностного стопа, – добавил здоровяк.

– По ходу, они хотят бесплатно обучиться, – громко предположил Шумер, чем вызвал у «студентов» понятное возмущение.

– Места заняты, – строго сообщила Мамаша. – Пошли вон отсюда!

– Мы же сказали, что не учиться, – напомнил Иголка.

– Потому что у вас денег нет, чтобы на великих фюреров себя мотивировать! – злобно хихикнул Абажур, глядя в окно, на Копыто и на колени Иголки одновременно. – Нищеброды! – и повернулся к присмиревшему коучу: – Копыто, продолжай!

– Он не продолжит.

– Это еще почему?

– Потому что его фюрер зовет, – ответил Иголка и повел перед собой автоматом, давая понять, что дело государственной важности не терпит отлагательств.

– Какой такой фюрер? – не сдержался Шумер.

– Великий, – уточнил Иголка.

– Какой еще великий?

– Настоящий великий, а не тот, которых Копыто делает.

– Или выпекает, – добавил Контейнер. – Как пирожки.

Прозвучало настолько обидно, что Мамаша не испугалась даже наведенного на аудиторию автомата и мрачно прошипела:

– Нас никто не выпекает, мы сами кого хошь выпечем.

Однако особенного впечатления не произвела ни на сокурсников, ни на бойцов.

– И еще велено передать, что вас всех запомнили и записали, – сообщил Иголка, строго оглядывая внезапно притихших «студентов».

– Чем запомнили? – пискнул Шумер.

– Тем, что вам, оказывается, нужен личностный рост, то есть личностное положение вас не устраивает, – объяснил Иголка. – А у нас не любят тех, кого что-то не устраивает, – и кивнул Копыто: – На выход!

Тот мрачно подчинился.

– А вам, «студенты», даю бесплатный пример мотивации: выйдите во двор и сделайте селфи на фоне государственной виселицы, – громко произнес Контейнер. – И когда у вас снова зачешется желание личностного роста, смотрите на фото и думайте о том, что виселице не надо спать и прерываться на обед, у нее не болит голова и она всегда готова слиться с вами в экстазе.

Ответом на плоскую шутку стала гробовая тишина.

Исторически сложилось так, что формой правления во всех Великих Домах Тайного Города была монархия. И почти везде – выборная. И в Темном Дворе, и в Ордене, и в Зеленом Доме власть по наследству не передавали, а после смерти главы Великого Дома выбирали нового сюзерена. Причем только у навов определение нового лидера проводилось всеобщим голосованием: в Ордене определять будущего владыку имели право только воины старше пятидесяти лет, а в Зеленом Доме судьбу монархии решал Большой Королевский совет. И примерно таким же образом – в результате выборов – взошел на престол нынешний великий фюрер Красных Шапок одноглазый Кувалда. Показав тем самым, что его семья тоже не чурается демократии и открытости. Правда, высшим проявлением демократии стало устранение во время дебатов всех явных конкурентов, но кого интересуют детали? Выборы были проведены, выборы были признаны состоявшимися, и с тех пор демократия в Южный Форт не забредала. Ну а если забредала, то ее тщательно изучали на предмет смуты, измены и террористической угрозы существующему строю. Для этих целей у Кувалды было достаточно глаз и ушей, которые незамедлительно докладывали главе семьи обо всем подозрительном и тут же – мгновенно! – поведали о странных коучингах, которые учинял то ли верный, то ли продавшийся Копыто в самой печени Южного Форта – рядом со «Средством от перхоти».

Однако первые доносы, поступившие прошлым вечером, великий фюрер благодушно пропустил мимо ушей, логично рассудив, что сородичи – натуры увлекающиеся, на новое падкие, очередную выдумку Копыто они пропустить не могут, но говорильня им быстро наскучит. Решив так, Кувалда спокойно лег спать, спокойно проснулся, спокойно позавтракал любимым «бимом», а наливая второй стакан, выглянул в окно и поперхнулся, увидев толпу во дворе, и сначала даже решил, что у мусорной кучи созрела междоусобица, а он ни сном ни духом. Потом разобрался, сообразил, что народ облепил окна коучинга, потребовал у подчиненных объяснений, узнал, что все вчерашние студенты продолжили занятия, да к тому же к ним присоединилось с десяток новичков, и велел принять меры. Меры были приняты, и мотивирующий специалист оказался на самом верху Фюрерской башни.

– Ты что, сука, измену замыслил?! – рявкнул одноглазый на вбежавшего в кабинет Копыто.

Ну, как вбежавшего… Уйбуй не собирался проявлять верноподданное рвение и не помчался навстречу лидеру, подбрасывая на ходу бандану: просто Контейнер так грубо втолкнул его в дверь, что Копыто пришлось пробежаться, чтобы устоять, и остановиться он сумел лишь в двух шагах от кресла Кувалды. А остановившись, привычно начал:

– Привет, твое великофюрерское величество…

– Рот закрой! – велел лидер нации.

– Что?

– Рот!

– Кому?

– Себе, уроф! – взорвался одноглазый. – Изменник буйный! Погибели моей жажфешь?

Кувалда изрядно шепелявил, не выговаривал букву «д», однако подданные его прекрасно понимали. Особенно когда великий фюрер изволили гневаться.

– Никогда! – заявил Копыто, верноподданно бледнея под взором единственного и очень злого глаза. – Как я могу?

– Как все могут! Сегофня улыбаются в фесны, а завтра в спину скалятся, суки, – поведал Кувалда нехитрую, но жизненную истину. – Все вы, сволочи, только того и жажфете!

– Чего?

– Не фожфешься! – И глава семьи свернул уйбую фигу.

В ответ уйбуй пожал плечами:

– Хорошо еще, что скалятся, а не стреляют.

И тем усилил подозрения собеседника.

– Откуфа тебе знать? – прищурился Кувалда.

– Я не стану, – пообещал уйбуй.

– Скалиться?

– Стрелять.

– Откуфа мне знать?

– Со мной теперь вообще все ясно. – Копыто подбоченился. – Я теперь коуч личностного тренинга и мотивировочного роста. Могу внезапно раскрыть талант путем анализа и научить улыбаться и делаться умнее.

– Фелаться что?

– Делаться умнее.

– Это как? – не понял национальный лидер.

– Только за деньги.

– Мне этого не нафо.

– Как знаешь, – протянул Копыто, машинально начиная маркетинговое оболванивание. – А то я могу провести для тебя VIP-тренинг углубления личности с девиацией в адрес раскрытия чакр.

– Что? – вновь затормозил великий фюрер.

– Раскрытия чакр духовности и знания.

Убедившись, что расслышал правильно, Кувалда громко и замысловато выругался, закончив политическую мысль фразой:

– Мля, Копыто, ты реально заговариваешься, как то ферево…

– Ты видел говорящее дерево? – с уважением поинтересовался уйбуй.

– Как то тупое Ферево, которое я вчера велел повесить, – сообщил великий фюрер. И пояснил: – Ферево – это фурак-уйбуй из Гниличей, понял? Его так звали – Ферево. Он тоже что-то невменяемое бормотал и повизгивал.

Обдумав все как следует, Копыто счел за благо промолчать и никак не комментировать высказывание сюзерена и благодетеля: ни словами, ни повизгиваниями. А Кувалда, в свою очередь, потер единственный глаз и велел:

– Сознавайся, сука.

– В чем? – выдохнул уйбуй и вылупился на руководство так, что стало ясно: вину признать готов. Пусть скажут какую.

– Сознавайся, чему ты их учишь? – приказал великий фюрер, располагаясь в кресле.

– Я их мотивирую и личностно развиваю, – доложил Копыто.

Пока все звучало пристойно, поэтому следующий вопрос был задан столь же спокойным тоном:

– Откуфа ты этому научился?

– Прочитал методичку у шасов.

– Ты умеешь читать?

– Иногда приходится.

– Чтение – зло, – припомнил старую аксиому Кувалда. – Лучше в игру на телефоне поиграй.

– Но я же не знал, что так все обернется, – развел руками Копыто. – Думал, денег поднять немного.

– Потому что фальше фенег не вифишь ничего, нет в тебе стратегического мышления и вообще, – наставительно поведал одноглазый. И осведомился: – Чему ты их учишь?

– Как стать великим фюрером.

Смелое, а главное, честное заявление вызвало у великого фюрера понятную оторопь. Кувалда думал, что предательский Копыто начнет юлить и елозить, пытаясь убедить его в своей искренней невиновности, поэтому резкий, как диарея, ответ, вызвал у вождя заминку и заставил глупо переспросить:

– Серьезно?

– А то. – Копыто вновь подбоченился. – Иначе бы они не заплатили.

Что такое реклама, Кувалда понимал, однако сейчас его гораздо больше интересовало другое.

– А ты умеешь? – уточнил он.

– Что умею? – не понял уйбуй.

– Становиться великим фюрером.

– Если бы я умел становиться великим фюрером, я бы стал великим фюрером, каждое утро завтракал вискарем, а не думал, где его добыть разными способами, – тут же ответил Копыто. – И один из этих способов такой: я учу их становиться великим фюрером.

– Но ты же сам не умеешь! – выдавил из себя Кувалда и потряс головой.

Говоря откровенно, повседневная жизнь Красных Шапок представляла собой движущиеся картинки театра абсурда в интерпретации Иеронима Босха – и это даже без включенного звука. Когда же появлялась аудиодорожка, уровень сюрреализма поднимался настолько высоко, что некоторые особенности существования дикарей не могли осознать даже навы, но сейчас Кувалде показалось, что он пробил копчиком дно и продолжил падение.

– Как ты можешь чему-то учить, если сам не умеешь?

– Но ведь я был с тобой, когда ты стал великим фюрером, – парировал Копыто.

– И что?

– И то: расскажу то, чего видел, поведаю о своих переживаниях, отыщу их отзвуки в сердцах слушателей, навешаю лапши из методички по психологии толпы и…

– И они тебе за это платят?

– Очень много, – не стал скрывать уйбуй. И неожиданно ударился в философию: – Эх, твое великофюрерство, твое великофюрерство… Жизнь слишком коротка, чтобы учиться чему-нибудь по-настоящему. Вот навам хорошо, они хоть три университета могут закончить и все запомнить, а нам некогда – нам жить надо, поэтому я учу их тому, чему они хотят учиться, но никогда не смогут.

– Но вефь они знают, что ты никогфа не был великим фюрером, – продолжил одноглазый, изо всех сил пытаясь вернуться в ту реальность, которая казалась ему правильной.

– Знают, – подтвердил Копыто.

– И что?

– И ничего. Еще они знают, что я был рядом с великим фюрером, а они нет, поэтому ценность моих слов становится огромной, – ведь я обладаю колоссальным опытом.

– Мля… – Кувалда развел руками, потом крякнул, потом снова развел руками, достал из кармана кожаных штанов плоскую фляжку и сделал большой глоток виски. Копыто, который понял, что угощать его одноглазый не собирается, повторил маневр вождя, только без разведения рук и кряканья.

Почти минуту в кабинете великого фюрера царила тишина. Дикари выпивали и думали. О чем они думали, было непонятно, поэтому в конце концов Кувалде это надоело, и он задал очевидный вопрос:

– Почему?

Копыто прекрасно понял старинного товарища:

– Потому, что они идиоты.

Ответ показал, что уйбуй Шибзич разобрался в жизни несколько лучше великого фюрера Шибзича… Однако следующая фраза Кувалды дала понять, что так только показалось.

– Я знаю, – вздохнул одноглазый, вертя в руках фляжку.

– Надо использовать то, что они идиоты, и тогда станешь богатым, – продолжил Копыто, который еще не сообразил, что пришла пора заткнуться.

– Ты что, шасу какому-то огороф копал? – прищурился одноглазый.

– В сарае у него сидел, – не стал врать уйбуй. – От тебя прятался.

– Я тебя не искал.

– Я уже знаю.

– То есть ты тоже ифиот?

– Случается.

Оспорить это утверждение не представлялось возможным.

– То есть ты нашел в сарае метофичку, прочитал ее и понял, что нужно устроить коучинг для неучей? – в очередной раз переспросил великий фюрер, пытаясь как можно лучше разобраться с проникшей в Форт заразой и понять, что с ней делать.

– Я еще на лекции по личностному росту был, вчера заехал, прямо из сарая, только она какая-то длинная получилась и нудная, – сообщил Копыто. – Я уснул почти сразу, а когда проснулся, он говорит: все вокруг – идиоты. И так мне эта фраза в душу запала…

– Я вижу, что запала. – Кувалда вновь глотнул виски. – Еще чего на лекции было?

– Еще мы немного руками размахивали, – ответил Копыто, припоминая скачанный из сети видосик. – Там надо на некоторых словах руками размахивать.

– Чтобы согреться?

– Чтобы единиться.

– Зачем?

– Чтобы личности пышнее расцветали.

– Помогло?

– Как видишь.

– Значит, помогло, – резюмировал великий фюрер, допивая виски.

– Я пойду? – неуверенно спросил Копыто, обрадованный тем, что Кувалда, кажется, перестал подозревать измену.

– Ифи, – махнул рукой Кувалда. – Только чтобы лекций твоих я больше в Южном Форте не слышал.

– Почему?

– Потому что нароф у нас пофатливый, наслушается тебя, бестолкового, фа и решит, что может стать великим фюрером, хотя не умеет, – разъяснил одноглазый. – Начнется смута и глупость, а то и революция, потому что кажфый захочет личностно вырасти, а расти им некуфа. Фа и не нафо им расти, а нафо жить и платить налоги. Так понятно?

Впрочем, ничего другого Копыто от встречи не ждал, поскольку консервативные ценности великого фюрера были ему хорошо известны: ничего не должно меняться, потому что изменения грозят лично великому фюреру неприятными потрясениями. Одноглазый требовал стабильности, перечить ему было опасно, однако один вопрос следовало прояснить.

– Они деньги взад потребуют, – проныл уйбуй в надежде выудить из семейного бюджета компенсацию.

Но не получилось.

– А ты сбеги, – посоветовал Кувалда. – Ты всегфа сбегаешь и прячешься.

– Это я умею, – согласился Копыто.

– Я знаю.

– Прямо сейчас сбегать?

– Когфа хочешь.

– Э-э… – Уйбуй почесал под банданой. – А когда деньги закончатся, что я буду делать?

– Прифумай коучинг для челов, – хмыкнул великий фюрер. – Срефи них фураков много, обязательно тебе заплатят. А моим поффанным головы больше не фури, чтобы мне их вешать не пришлось.

– Ты не боишься встречаться со мной один на один? – криво улыбнувшись, спросила Дагни.

– Почему я должен бояться? – удивился Франц де Гир.

– А почему меня постоянно охраняют? – вопросом на вопрос ответила рыжая. – Наверное, потому, что я непредсказуема и опасна?

– Нет, наверное, потому, что твоей крови хотят и темные, и зеленые, и, если я не буду делать вид, что ты заключенная, возникнут серьезные проблемы, – ответил Франц.

– У кого?

– У всех.

– Да. – Девушка несколько секунд яростно смотрела на великого магистра, затем повторила: – Да, – вздохнула и закончила совсем другим тоном: – Ты прав, извини, – признавая, что погорячилась.

Они встретились в личном кабинете Франца… ну, как встретились: Дагни в него доставили, не спрашивая, хочет она того или нет, а де Гир ее ждал.

Кабинет оказался небольшим, уютным, заставленным книжными шкафами и лишенным каких бы то ни было современных гаджетов: ни компьютеров, ни планшетов, и даже смартфон, как поняла девушка, отец оставил за дверью. Комната была надежно защищена от вторжения, а приватность беседы гарантировала черная пирамидка навского оберега, которую Франц активировал после того, как гвардейцы закрыли дверь, оставив их в наглухо защищенной, непрослушиваемой комнате.

Собственно, об этом Дагни и пошутила. Но когда поняла, что едва не обидела отца, сменила тон и тихо спросила:

– Мы наконец-то можем поговорить?

– Рано или поздно мы должны были поговорить.

– Ты мне ничего не должен.

– Я знаю, – наверное, чуть жестче, чем следовало, ответил Франц. – Мне не за что просить прощения, потому что я о тебе не знал. А если бы знал…

Он не сбился, просто замолчал. Было видно, что он много раз прокручивал в голове разговор с дочерью, обязательно доходил до этих слов и не знал, как продолжить фразу. Очень хотелось ее замять, но Франц должен был произнести эти слова.

Обязательно.

– Что бы изменилось, знай ты обо мне? – грустно улыбнулась девушка, помогая отцу выйти из ловушки, в которую он сам себя загнал. – Ты всю жизнь шел к трону, не рвался, нет. Я знаю, что ты двигался к короне честно, искренне желая служить Чуди. Ты мечтал отдать Великому Дому всего себя, и твоя мечта осуществилась. Ты получил то, чего хотел больше всего на свете. И ты не стал бы ничего менять из-за меня.

– Я…

– Нет, я не повторяю чужие слова, – поспешила уточнить Дагни. – Мама тебя любила и рассказывала о тебе только хорошее. И это я говорю не для того, чтобы тебя разжалобить, и уж тем более не в укор. Я рассказываю то, что есть… что было. И мы оба понимаем, что я права: знай ты обо мне, ничего бы не изменилось.

– В таком случае зачем ты пришла?

Они не были похожи: Дагни – хрупкая, тоненькая, с узким лицом, Франц – большой и мощный, разве что оба рыжие… И еще – глаза. Взгляд карих чудских глаз их роднил… не сами глаза: разрез был разным, а именно взгляд: отец и дочь смотрели на мир одинаково.

– Я всю жизнь пыталась представить, какой ты, – неожиданно поведала Дагни, свободно откидываясь на спинку кресла. – Сначала – пыталась представить тебя внешне. Будучи маленькой девочкой, я воображала себе очень высокого и необычайно сильного рыцаря, полностью закованного в доспехи и обязательно – на горячем жеребце. Почему-то я не могла представить тебя пешим или сидящим в кресле… – Она с улыбкой посмотрела на отца. – Потом, когда я увидела твои фото, послушала твои выступления и посмотрела на тебя, мне стало интересно, какой ты внутри. Я захотела узнать, носишь ли ты маску, как большинство людей…

– Я не чел, – напомнил де Гир.

– …Или ты действительно упорный, целеустремленный и почти бесчувственный. Но, как ты знаешь, я не могла появиться в Тайном Городе, не могла прийти к тебе и сказать…

– Сейчас об этом говорить бессмысленно, – обронил Франц. – Все твои переживания остались в прошлом, ты изменилась, и ты в Тайном Городе… – И вдруг он хлестко выпалил: – Ты пришла по приказу?

– Ты меня не обидел, – заметила Дагни. – И не обидишь.

– На правду не обижаются.

– Это лишь часть правды.

– В чем же заключается остальное?

– В том, что я не могла явиться к тебе, не изменившись.

Де Гир мгновенно понял, что дочь права, но не мог не попытаться парировать:

– Неужели?

И увидел на ее тонких губах призрак улыбки:

– Скажи, что бы ты сделал, если бы узнал о моем существовании до того, как заурд превратил меня в Заклинателя?

Франц не ответил. Но и взгляд не отвел. Промолчал, потому что у него не было ответа на этот вопрос, но он точно знал, что тот ответ, в который верила дочь, – неправильный.

– Скорее всего, убил бы, ведь так? – продолжила Дагни. – Скорее всего… И я тебя не виню, отец, ведь закон придумал не ты. Но ты из тех, кто законы соблюдает, я знаю. За это тебя уважают… И не ты придумал эту мерзкую кличку – прилипала… не ты… но ты… – Теперь она хлестала де Гира словами. – Ты и сейчас убил бы меня, но боишься, что в отместку Ярга расскажет Тайному Городу правду о моем происхождении и по твоей репутации будет нанесен такой удар, от которого ты не оправишься. Поэтому ты мучаешься, отец, и ты растерян.

– Ты ненавидишь меня, основываясь на предположении, – хрипло ответил великий магистр. – Ненавидишь заочно. За то, что я не сделал, а тебе лишь кажется, что я сделал бы это.

Он приложил все силы, чтобы фраза прозвучала уверенно, и у него получилось.

– В чем я не права? – заинтересовалась девушка.

– Ты до сих пор жива.

– Теперь меня трудно убить, – напомнила Дагни. – Как раз сегодня я демонстрировала свои способности на «боевой сессии», можешь посмотреть видео.

– Уже посмотрел.

– И как?

– Тебя трудно убить, но ты недооцениваешь меня.

– Допустим, – чуть поколебавшись, признала рыжая.

– Что же касается твоего происхождения, оно по мне не ударит, потому что Ярга не сможет доказать главного – что я все эти годы знал о твоем существовании, – по-настоящему спокойно продолжил Франц, которому удалось взять себя в руки. – Если я тебя убью сейчас, то сам объясню это твоим происхождением. Чуды примут мое решение с пониманием, твоя смерть укрепит мою репутацию приверженца закона, пусть неимоверно жесткого, зато справедливого. Что же касается зеленых и темных, их полностью удовлетворит твоя смерть. Они, конечно, выразят ритуальное неудовольствие, но именно твое происхождение заставит их заткнуться. Так что, дочь, ты ошибаешься в главном: убить тебя – самый простой для меня выход.

И договаривая последние слова, Франц разглядел в глазах Дагни то, на что надеялся, – сомнения. И поздравил себя с тем, что ухитрился проделать в воздвигнутой Яргой стене первую трещину.

– Почему же не убил? – тихо спросила девушка.

– Потому, что Ярга добился своей цели – сломал меня, – честно ответил де Гир. – И растерян я не потому, что не знаю, как выкрутиться, а потому, что понятия не имею, как тебя спасти.

– Не сломал, – едва слышно поправила отца Дагни. – Скорее, нащупал болезненную точку.

– Тебе это приятно?

– Я не хочу ставить тебя на колени, если ты об этом, – вздохнула рыжая. – Но я хочу жить и не стыжусь в этом признаваться: я хочу жить. – Она помолчала, разглядывая кольца, украшающие пальцы, и продолжила примерно через полминуты: – Я с детства знала, что приговорена. Не за содеянное, а за то, что стала плодом любви. Когда я осознала, что приговорена к смерти, сначала мне стало страшно, до ужаса страшно, я не могла заснуть без таблеток. Но потом, ты удивишься, потом я свыклась с этой мыслью. Мне было восемь лет, я знала, что однажды меня убьют, и мне стало плевать на это. Мне было всего лишь восемь…

Франц вздохнул, но промолчал. Сказать ему было нечего.

– Когда подросла, все снова поменялось. Мне не стало страшно, я просто захотела жить. Ты когда-нибудь испытывал это чувство: желание жить? Ничего сложного – просто жить! Не уверена, что ты понимаешь… Ты тратил свое время на борьбу, постоянно к чему-то стремился, чего-то добивался, а ведь в действительности все очень просто: жить. Само по себе это очень важно и ценно: ходить, лежать, нюхать цветы, слушать музыку, смеяться… Я захотела жить, папа, и мне стало обидно от мысли, что кто-то решает, когда и за что я должна умереть. Мне стало обидно, что убить меня собираются не за содеянное, а за то, что я есть. – Дагни выдержала паузу. – И вот тогда ко мне явился Ярга.

– И предложил спасение?

– Он предложил шанс, – уточнила рыжая. – Заурд не из тех, кто спасает или вытирает сопли. Он предложил не спасение, а сделку: я получаю шанс, он – сторонника.

– Он даже не стал читать тебе «Слово князя», – заметил де Гир. – Ярга настолько тебе доверяет?

– Он боялся, что «Слово» окажется несовместимым с положением Заклинателя, – объяснила девушка.

– Предусмотрительно.

– Он такой.

– И ты решила послушать Яргу, – протянул великий магистр.

И тут же укорил себя за не вовремя сорвавшуюся с языка фразу.

– У меня был выбор? – подняла брови Дагни.

– Прости…

Но девушка не обиделась и не оскорбилась, она не сомневалась в правильности принятого некогда решения и была готова его отстаивать:

– Но ведь ты идешь на сделки с навами, не так ли? А чем Ярга от них отличается? Ничем. Он такой же темный, как Сантьяга, может, чуть темнее, но все недостатки навов и все их достоинства в нем есть. Он не нытик, ему чуждо сострадание, но он справедлив и честен в сделках. Если заурд дает слово – он его держит, когда заурд объявляет условия – он ничего не утаивает. Он сказал, что я никогда не стану ему ровней, но достаточно побыть рядом с ним, чтобы осознать эту простую истину. Он сказал, что ему плевать на тех, кто ниже. И это было очевидно. Вы, чуды, трясетесь над своей кровью, готовы убить меня за то, что я похожа на тебя, а не на мать, – а он смеется над вами.

– Потому что у темных нет полукровок.

Но Дагни не услышала.

– Заурд сказал, что я смогу защитить себя, и не обманул, я могу убить любого из вас: командора войны, жрицу, нава – кого угодно. И я не хвастаюсь.

– Я знаю.

– Заурд сказал, что я могу быть кем угодно, владеть любой силой, уехать на край света, но пока есть Тайный Город, не смогу спать спокойно. Заурд сказал, что ни я, ни мои дети, никто из нас не сможет жить в мире. И лишь разрушив ваше общество и изменив ваши законы, я смогу избавиться от страха смерти.

– Тебе ничего не грозит, пока о тебе никто не знает.

– Разве это справедливо?! – не сдержала восклицания Дагни. – Ко мне? К другим, таким же, как я? В чем наша вина, папа? Чем мы провинились?

– Разве Ярга думает обо всех?

– В его империи кровь не будет иметь значения.

– Если это не кровь нава, – жестко уточнил Франц. – Ярга строит не идеальное общество, а темную империю, в которой все, кроме навов, будут находиться в положении рабов.

– А сейчас…

Однако великий магистр не позволил себя перебить.

– А сейчас мы на равных, кем бы навы себя ни считали, – резко ответил он, глядя дочери в глаза. – Может, каждый нав по отдельности и превосходит выходцев из других семей, но Людь и Чудь называются Великими не из вежливости, а потому, что Навь ничего не способна с нами поделать. Ничего. И так должно оставаться.

Он стукнул кулаком по столу, однако видимого эффекта не добился.

– Вы постоянно грызетесь между собой, – угрюмо напомнила рыжая.

– А при Ярге надсмотрщики будут просто убивать провинившихся. Насилия не избежать, дочь, ни одно государство не способно жить без насилия.

Она молчала, но Франц не понял, чем закончился их разговор, появились ли в стене новые трещины, и поэтому продолжил:

– Ты ведь понимаешь, что Ярга не знал, как я поступлю? – произнес он, продолжая смотреть Дагни в глаза. – Сейчас мы имеем то, что имеем: я поддался слабости и думаю лишь о том, как тебя спасти, но ведь я мог остаться верным закону и приказать убить тебя. Ярга отправил тебя на смерть.

– Заурд говорил, что план достаточно рискованный, – не стала скрывать рыжая.

– Слишком рискованный.

– Но ведь я жива. – Она передернула худенькими плечами и улыбнулась.

А потом поднялась, показывая, что хочет завершить разговор.

– Ты даже не представляешь, перед каким выбором я оказался, – произнес оставшийся в кресле де Гир.

– Представляю, – вдруг ответила ему дочь. – Когда мы продумывали операцию, заурд подробно рассказал, что будет, но… Но он во многом ошибся. Ты оказался гораздо лучше, чем о тебе говорил Ярга.

И не дожидаясь ответа, покинула кабинет.

Что может быть хуже недоверия? Только тотальное недоверие. Гнетущее, убивающее понимание того, что никому вокруг нельзя верить. Холод в груди, когда приходится поворачиваться спиной даже к собственным телохранителям. Чувство жгучего стыда, когда, ложась спать, ты вынуждена наводить мощнейшие защитные заклинания – изнутри. И унижение от того, что перестала получать оргазм даже в объятиях молодого, горячего и умелого любовника, потому что каждую секунду ждешь удара.

Что может быть хуже?

Всеведа прекрасно понимала, что не вызывает теплых чувств у подданных. Ее не могли прямо обвинить в предательстве – для этого она была слишком умна, осторожна и тщательно продумывала каждый шаг, ее не могли даже обвинить в намеренных интригах, приведших к смерти королевы Всеславы и потрясениям в Великом Доме, но ее не любили. Наверное, подсознательно. Не было в ней ни грана жизненной энергии и озорства предыдущей королевы. Не было в ней тепла, в котором так нуждались подданные после кровавых междоусобиц.

И все знали, что, если Всеведа умрет, плакать никто не будет.

Врагов, готовых сделать так, чтобы она не слишком задержалась на этом свете, у Берегини было предостаточно, а вот друзей или хотя бы верных соратников с каждым днем становилось меньше. В тщательно разработанные планы закрадывались досадные ошибки, возникали неучтенные обстоятельства, враги ухитрялись наносить внезапные и болезненные удары, а платить за все приходилось кровью – когда на кону власть, даже золото теряет привычную цену.

Вот и получилось, что многие ведьмы, с которыми Всеведа начинала восхождение к вершинам власти, погибли, замену им отыскать не удалось, а оставшиеся в строю вызывали подозрения… или сомнения…

Что может быть хуже?

И единственной помощницей, на кого Берегиня до сих пор могла положиться, оставалась верная Ванда, воевода «секретного» полка, цепкая и очень умная ведьма, однажды выбравшая Всеведу лидером и никогда ей не изменявшая.

– Посмотри вверх. – Ванда послушно исполнила распоряжение сидящей напротив Берегини. – Голова кружится?

– Нет… уже нет.

– Вот и хорошо. – Всеведа ласково провела рукой по щеке воеводы. – Все в порядке.

Проверка ауры была довольно быстрой, простой, но неприятной процедурой. С ее помощью нельзя было узнать личную информацию, поскольку память не затрагивалась, но проверяющий прикасался к самому естеству объекта и грубо прощупывал душу, оставляя на ней отпечатки своего любопытства.

– Извини, Ванда.

– Ты должна так поступать, Всеведа, я все понимаю.

– У меня развивается паранойя, – вымученно улыбнулась Берегиня. – Я чувствую… не знаю, а именно чувствую, что Ярга заторопился, и боюсь, что он начнет оболванивать всех, без разбора.

То есть читать всем «Слово князя».

– Насколько я понимаю, после оболванивания все остается по-прежнему, – неожиданно для Всеведы произнесла Ванда. – Память, эмоции, чувства – все прежнее, только добавляется любовь к заурду.

– Рабская преданность, – уточнила Берегиня. – Разве этого мало?

Ей было дико и страшно думать, что однажды заурд обратит и ее. Чтобы знать, что это еще не произошло, Всеведа научила себя ненавидеть Яргу. И оттачивала это чувство каждый день.

– Рабы не помнят, что им привили обожание, – вздохнула Ванда. – Им кажется, что они всегда любили заурда, и тем они счастливы…

– Но не свободны.

– Все живут в рамках каких-то правил, – пожала плечами «секретная» воевода. – Даже мы.

– Мы используем правила, чтобы делать то, что считаем нужным, – убежденно произнесла Берегиня. Очень горячо произнесла. – Мы сами себе хозяйки, и это единственное, что имеет значение. До тех пор, пока мы самостоятельно принимаем решения, мы живы. Потом – смерть.

– Я рада, что для тебя это настолько важно, – серьезно ответила Ванда. – Это значит, что я не ошиблась и иду за тем, за кем должна идти, за кем нужно идти.

А учитывая, что ведьмы ставили на кон свои жизни, ошибка могла обойтись очень дорого.

– Спасибо. – Всеведа вновь погладила подругу по щеке и перешла к делам: – Ты провела расследование?

– Тебе не понравится результат, – вздохнула воевода.

– Говори, – помрачнела Берегиня.

– Ярга это делает: обращает людов «Словом князя», – негромко доложила Ванда. – Он осторожен и ограничивается средним звеном: обер-воеводы, вице-воеводы, десятники… мужчины и женщины… Рабов у него пока не очень много, но они есть почти во всех дружинах.

– И среди Дочерей Журавля?

– Увы.

– Зарина? – после короткой паузы спросила Берегиня.

Очень осторожно спросила, в надежде на отрицательный ответ, и «секретная» не подвела.

– Уверена, что нет, – твердо произнесла Ванда. – И еще уверена, что никого из нас он пока трогать не станет: мы высоко летаем и постоянно на виду друг у друга, если узнаем, что кого-то из нас оболванили, взаимному доверию придет конец.

– Логично, – согласилась Всеведа.

– Однако в нашем маленьком коллективе есть предатель, – продолжила Ванда. – Кое-кто помогает Ярге: приводит к нему жертв, пользуясь своим авторитетом…

– Кто? – перебила подругу Берегиня.

– Яронега, – жестко ответила Ванда.

– Уверена? – выдохнула Всеведа.

– Вариантов ровно два: или она, или я, – спокойно ответила воевода. И поспешила объясниться: – При всем уважении, Всеведа, три оставшиеся сестры умом не блещут, и сейчас Ярге от них проку не будет.

– Ему как раз нужны послушные.

– Потом, – уточнила Ванда. – Сейчас, когда война в разгаре и нужно постоянно реагировать на вызовы, Ярге нужны умные и смелые. А главное – имеющие авторитет среди людов.

– Ты или Яронега, – кивнула Берегиня.

– Предательница одна из нас, – подтвердила «секретная». – Но я могу доказать свою непричастность.

– Скажем просто: я тебе верю, – тихо произнесла Всеведа. – Потому что если в этом проклятом мире я и могу кому-то верить, то лишь тебе. А если я не могу верить никому, даже тебе, то все, что мы делаем, не имеет смысла: мы исполним мечту, но радости не получим.

Ванда кивнула, пораженная неожиданным откровением подруги, и в тон ей продолжила:

– Я не хочу становиться королевой. – В этом Берегиня не сомневалась, поскольку абсолютно точно знала, что воевода – классический, а главное – идеальный «серый кардинал» – и получает удовольствие от теневой власти. – К тому же, в отличие от Яронеги, я прекрасно понимаю, что по окончании войны Ярга нас прикончит.

– Или обратит.

– Обратит он остальных, а нас – прикончит.

– Почему не оставит обращенными? – заинтересовалась Всеведа.

– Ему доставит удовольствие наша смерть. А рабов он презирает, и если мы с тобой тихо умрем в положенный срок, он об этом даже не узнает. – Ванда покачала головой. – Так что, Всеведа, мы с тобой приговорены.

Женщины помолчали, глядя друг на друга, а затем Берегиня сказала:

– Весь Зеленый Дом приговорен.

Ванда кивнула.

– Я этого не хочу, – продолжила Всеведа.

– Но мы много для этого сделали, – грустно улыбнулась воевода.

– До сих пор нас с тобой можно обвинить лишь в организации дворцового переворота с привлечением наемника, – произнесла Берегиня.

– Очень сильного наемника, – добавила Ванда.

– Это неважно, – сухо возразила Всеведа. – Важно то, что наш наемник не должен заполучить власть над Зеленым Домом. Мы не можем позволить, чтобы на трон села его марионетка, потому что у меня есть доступ к запрещенным заклинаниям, я могу говорить с Яргой если не на равных, то с позиции силы. Но если он прочитает «Слово» жрицам и королеве, Зеленый Дом падет. – Берегиня помолчала. – Я этого не допущу.

– Начнем игру против темного? – одними губами, замирая от давным-давно позабытого чувства страха, спросила Ванда.

И услышала в ответ жесткое:

– У нас нет другого выхода.

Она не солгала: Франц действительно оказался лучше, чем говорил Ярга.

И Франц сумел ее удивить, поскольку заурд считал, что с вероятностью восемьдесят процентов великий магистр попытается устранить неудобную дочь. Не потерпит рядом с собой прилипалу, способную бросить на него тень. Даже не тень – тьму. Потому что в выкладках де Гира была одна очень важная неувязка, от которой он попытался отмахнуться: никто не поверит, что Франц не знал о дочери. Точнее, поверили бы, убей он ее сразу, но теперь, точно зная, кто такая Дагни, и продолжая молчать, Франц сам себя лишил возможности встать в позицию «Я ничего не знал». И отговорки, что он-де хотел исследовать Заклинателя, ему не помогут: ибо речь шла о прилипале.

О той, чьей смерти закон требовал с беспощадной однозначностью.

«Он не захочет тебя отдавать, – сказал Ярга. – Но ты ему мешаешь. Сильно мешаешь, поскольку вносишь сумятицу в жизнь Тайного Города. Ты становишься поводом для войны, а значит, он не сможет тебя сохранить – для этого он слишком верен Чуди. И значит…»

«Меня нужно устранить».

«Верно».

Дагни промолчала, позволяя заурду самому закончить мысль.

«Как только он попытается тебя убить, он окажется в нашей власти».

Это было не совсем то, что хотела услышать девушка, и она вопросительно подняла брови:

«А если у него получится?»

«Джинны тебе помогут, – уверенно ответил первый князь. – Они никогда не спят».

И рыжая, поколебавшись, кивнула.

Ее воины умели чуть больше, чем она рассказала чудам: были чуть быстрее, чем она показывала, чуть сильнее, чем определили исследователи, и им требовалось чуть меньше магической энергии, чем чуды рассчитали. Дагни старательно берегла крохи энергии, которые оставались в ней после «сессий», и, ложась спать, всегда вызывала джинна-стражника, но не выпускала его, а оставляла в бесчисленных кольцах: таким образом он расходовал меньше энергии, и его не могли почувствовать следящие за апартаментами охранники.

Джинны верно хранили Заклинателя, однако отец оказался лучше, чем говорил Ярга. Не отдал дочь навам или людам. Не попытался убить. Было видно, что принятое решение дается Францу неимоверно тяжело, но отступать он не собирается и действительно делает все ради ее спасения.

И Дагни впервые подумала, что он, возможно, действительно не плох.

И не только он…

Странно, но, превратившись в Заклинателя, в беспощадную машину убийств, как ее назвали и чуды, и журналисты «Тиградком», и другие обитатели Тайного Города, девушка вдруг обрела чувства. Наверное, потому, что, обретя силу, Дагни избавилась от страха смерти, который преследовал ее с детства, получила возможность не только защищаться, но и нападать. Она не стала агрессивной, но связываться с ней было опасно.

И приобретенная жесткость странным образом уживалась в душе девушки с искренним теплом, ведь в противном случае она ни за что не поступила бы так с Артемом…

Артем…

Чертов Артем…

Заурядный чел-наемник, которого они с Яргой планировали использовать и подставить. По их первоначальному плану, нужно было позволить чудам казнить его и лишь после этого явиться в Замок: в этом случае у навов появился бы дополнительный повод для раздражения, но Дагни не смогла. Пришла раньше и тем спасла наемнику жизнь. Но ничего ему не сказала.

Ярга, конечно, ругался, но, судя по всему, не удивился. Похоже, первый князь разобрался в ней лучше, чем она разобралась в себе.

И поэтому Дагни беспокоил его следующий ход. Что сделает Ярга? Не получится ли так, что его следует опасаться больше, чем Франца? Вдруг он решит раскрыть ее подноготную чудам, и тогда… Тогда великий магистр падет, ее убьют, она никогда больше не увидит Артема, и…

И стоя у выходящего на проспект Вернадского окна, Дагни неожиданно поняла, что сила, победившая страх смерти, подарила ей возможность мечтать: о доме, которого у нее никогда не было, и о семье, которую она недавно потеряла. Она лишилась матери, но может обрести отца. И еще, возможно…

– Все это глупо, – прошептала Дагни, вспоминая Артема. – Все это глупо, глупо…

И улыбнулась.

Тереза Берди родилась некрасивой.

Такое, безусловно, случается, и даже с женщинами случается, сколь ни печально это признавать, и, что еще печальнее, иногда приводит к затяжным депрессиям, но… Но будем откровенны: красота далеко не всегда гарантирует счастливую жизнь и безмятежное будущее. Красота становится страшной силой, если к ней добавляются ум и характер, но это редчайшее сочетание, а в обычных случаях красивая женщина в ста случаях из ста проиграет умной и хитрой. Ну, разве что та поскользнется и упустит победу.

Красота – это лишь один из факторов, причем быстро проходящий, имеющий ограниченный срок годности, но… Но настолько привлекательный, что Тереза Берди ничего не могла с собой поделать и люто завидовала не только красивым, но и просто симпатичным подружкам. Завидовала всегда: в школе, в колледже, в университете, завидовала дурам и умницам, завидовала до бешеных судорог в пальцах и до желания убить.

Завидовала, постепенно превращаясь в озверелого монстра.

И пожирающая ее злость не могла не отразиться на внешности, добавляя к непривлекательности еще и внутреннее уродство. Тощая, угловатая, плоскогрудая, с жидкими волосами неопределенного цвета и вытянутым, «лошадиным» лицом, Тереза ненавидела всех, искренне полагая, что заслуживает гораздо больше, чем ей достается. Любую свою неудачу Берди считала результатом проигрышной внешности, не желая признавать, что недостаточно умна, чтобы проложить себе дорогу глубокими знаниями и профессиональным мастерством. И поскольку ей не досталось ни красоты, ни ума, амбиции заставляли Терезу вовсю использовать и подлость, и безжалостность – двигатели мощные, но низкие.

При этом она продолжала остро завидовать красивым и просто симпатичным женщинам, не унимаясь даже с возрастом, и однажды заметила, что, когда зависть гложет ее особенно сильно, с объектами недоброжелательства обязательно случается что-нибудь плохое: красивая школьная подруга сломала ногу и навсегда охромела; соседки по кампусу попали в автомобильную аварию и даже после кучи дорогостоящих пластических операций не сумели вернуть своим лицам прежнюю прелесть; а фигуристая деревенщина из Питтсбурга, «укравшая» у Берди место практикантки в солидной юридической фирме, и вовсе выпала из окна. Терезе хватило ума ни с кем не делиться своими подозрениями, но постепенно она уверилась, что отличается от других.

И однажды ее уверенность получила подтверждение.

Магические способности Терезы, которая в то время прозябала в мелком адвокатском бюро, без всякой надежды на серьезную карьеру, заметил случайно оказавшийся в соседней конторе шас, рассказал о нераскрывшейся человской ведьме приятелю-контрабандисту, тот оценил некрасивую Берди как легкую добычу, познакомился, наплел стандартную чушь о том, что Тереза является потомком атлантов, и заключил договор о поставке магической энергии Колодца Дождей втридорога. Но то ли шас повел себя недостаточно твердо, то ли у не слишком умной Терезы случилось озарение, но она быстро сообразила, что раз волшебная сила продается за деньги, то и «Великому Атланту» она достается за них же, надавила на шаса, применив наработанные в адвокатском бюро навыки, получила невнятный ответ, пригрозила проклятием, насылать которые научилась в совершенстве, после чего шас поклялся рассказать правду в следующий визит, но не успел – попался Ярге и был показательно казнен. После чего Схинки посетил всех клиентов контрабандиста, переговорил с ними, и Тереза оказалась в команде первого князя. Сначала – как рядовая ведьма. Но пылающая в Берди ненависть не осталась незамеченной, ей позволили проявить себя, а когда ведьма доказала, что способна на все, возвысили. Точнее, дали возможность возвыситься, поставив во главе небольшой группы человских магов, а убедившись, что справляется, передали всех.

Тем не менее до появления Великана Тереза пребывала в тени вампиров, но верила в свой шанс, получила его и не собиралась упускать.

Однако задание, которое прислал ей Схинки, несколько поколебало уверенность ведьмы. Нет, в себе она не сомневалась: годы старательно культивируемой ненависти закалили ее характер, и Берди была готова измазаться в любой грязи, но далеко не все ее помощники имели за плечами подобную школу и могли не пройти предложенное первым князем испытание.

Именно поэтому, сотворив портал в указанные обезьяной координаты, Тереза немедленно отыскала ее взглядом – Схинки ожидал колдунов, развалившись на диванчике блестящего черного «Крайслера» и покуривая тонкую черную сигару, – подошла к нему, приказав колдунам остаться на месте прибытия, села рядом и негромко спросила:

– Ты уверен?

Орангутан, надо отдать должное, сразу понял, о чем спрашивает ведьма, скроил развеселую гримасу, пыхнул сигарой, заставив Берди поморщиться, и ответил:

– Ты прочитала сообщение?

– Сразу, как получила, – подтвердила Тереза.

– Значит, ты понимаешь, что я уверен… – вальяжно протянул Схинки и быстро добавил: – Что тебя смущает?

– Слишком грязное дело, – честно ответила ведьма.

– И только-то?

– И еще я не сразу поверила в реальность прочитанного.

– Сказала женщина, умеющая идеально насылать проклятия, – расхохотался Схинки, небрежно кладя задние лапы на бедра ведьмы. Берди их немедленно стряхнула. – Ты познала магию, Тереза, ты видела все то, что обычные челы считают сказками, и у тебя еще остались сомнения в том, что в мире есть что-то нереальное?

– Ну… – Ведьма обдумала слова обезьяны и поняла, что Схинки ее подловил. – ОК, забудь о нереальности, в конце концов, секта людоедов – далеко не самое странное, что мне довелось увидеть за последние годы. Но то, что ты хочешь с ними сделать…

– Не я, а заурд, – поправил Терезу орангутан. – Мне на этих животных плевать.

– Их обязательно приносить в жертву?

– Да.

– Зачем?

– Заурду нужно сердце того зверя, на которого я укажу. Остальные приговорены. – Схинки помолчал. – Это станет отличной тренировкой для твоих ребят, Тереза. А я посмотрю, на что они способны. К чему ты их подготовила. – Он выдержал паузу. – Заурду нужны только те, кто по его приказу сделает все, что угодно. И это не просто слова.

– Я понимаю, – тихо сказала ведьма.

– Хочешь кого-нибудь отправить домой?

– Нет, пойдут все, кого я с собой привела.

– Вот и хорошо. – Схинки открыл окно, с обезьяньей ловкостью выбрался из него на крышу автомобиля и жестом велел колдунам подойти.

Всем им уже доводилось видеться с орангутаном, поэтому удивления появление Схинки не вызвало. Шестеро магов – Терезе приказали взять на задание лишь часть команды – выстроились перед машиной, и орангутан громко произнес:

– На тот случай, если кто-то из вас проспал инструктаж, сообщаю: нам предстоит ликвидировать секту людоедов. Самую настоящую секту подлых, мрачных и жестоких челов, которые с радостью пожирают других челов. Побудем, так сказать, санитарами леса.

– Они едят людей?

– С удовольствием, – подтвердил Схинки.

– Чем они нам помешали?

– Заурду от них кое-что нужно, но добыть это «кое-что» можно только очень грязным способом. И поверьте: если я говорю – грязно, значит, не отмоетесь.

– Значит, не будем считать, что испачкались, – громко произнес Эдди Фишер.

– Молодец, – одобрил орангутан, наделив шустрого колдуна дружелюбной гримасой. – Вы не испачкаетесь еще и потому, что речь идет о животных.

– Вы ведь говорили о людоедах, – уточнил кто-то из шестерых. – Разве они животные?

– Они звери, – ответил орангутан. – Низкие и тупые существа.

– Чем они опасны для нас? – осведомился Эдди.

– Молодец, – повторил Схинки. – Ты демонстрируешь очень серьезный подход к делу.

Фишер покраснел от удовольствия, а Тереза взяла дерзкого колдуна на заметку, отметив про себя, что он стоит в шаге от проклятия.

Орангутан же углубился в детали:

– Поедание плоти, особенно в том виде, в каком они это обставляют, являет собой классический акт жертвоприношения, а ни одно жертвоприношение в мире не проходит бесследно. Каждое жертвоприношение обязательно дарует что-нибудь жрецу, и людоеды, о которых мы говорим, научились обретать силу. С каждым съеденным кусочком.

– И тем стали противны заурду?

– Гм… – Схинки выдал еще одну ужимку и не стал спорить. – Можно сказать и так, Фишер, можно сказать и так.

Подумав про себя, что Ярге противны все животные, мнящие себя разумными.

Они любили обставлять ритуальные «ужины» в стиле XIX века: фраки, вечерние платья, настоящие свечи вместо электрических ламп, стулья с высокими спинками, длинный стол и серебряная посуда. Обязательно серебряная посуда – так требовал Жиль ван Бюрен, достопочтенный председатель Общества Просвещенных Друзей. Без малого двести лет члены Общества каждую неделю собирались в старинном особняке ради «особенного» блюда, которое всегда подавали после салата и обязательно под розовое вино. Члены Общества считали, что оно наилучшим образом оттеняет уникальный вкус главного деликатеса.

Гости начали съезжаться к десяти, некоторое время провели в гостиной, стены которой украшали портреты выдающихся Друзей, оставивших след в истории страны и даже мира, в половине двенадцатого расселись за столом – сегодня их было восемнадцать, что Председатель счел добрым знаком, – насладились салатом и легкими закусками, а ровно в полночь слуги вкатили в столовую главное блюдо. Под аплодисменты и одобрительные возгласы шеф-повару, который, согласно традиции, явился лично поприветствовать гостей.

Как это всегда бывает, при появлении блюда члены Общества засуетились. У всех, и мужчин, и женщин, загорелись глаза, голоса стали высокими, а фразы – отрывистыми. Шеф-повара они поприветствовали искренне, но чуточку рассеянно, поскольку все внимание было отдано блюду. Которое сегодня получило игривое название «Блондинка в траве» и представляло собой самую настоящую блондинку, фривольно раскинувшуюся на гигантском, покрытом специями подносе. Настоящую, но местами фаршированную…

– Не слишком ли много зелени? – поинтересовался Вашингтон, толстый и абсолютно седой афроамериканец, явившийся на ужин без пары.

– Траву не обязательно есть, – довольно грубо отозвалась Стефания, тощая рыжая дылда из Кембриджа по прозвищу Принцесса, пожирающая глазами снедь. Она всегда ела больше остальных, продолжая рвать зубами мясо и обгладывать кости даже после того, как все Друзья, рыгая, завершали трапезу, переходя к десерту или сигарам. Создавалось впечатление, что Стефания ела один раз в неделю – на ужинах Общества, при этом, сколько бы она ни слопала, все равно оставалась тощей. И это обстоятельство приводило жирного, страдающего одышкой Вашингтона в бешенство.

– Чем займешься после ужина?

– Буду переваривать пищу.

– Одна?

– Нет, – саркастически ответила Стефания. – Вместе с обитателями кишечника. Ты ведь знаешь, что в каждом из нас живут целые колонии микроорганизмов?

– Поехали ко мне? – предложил Вашингтон.

– Что, жена отправилась во Флориду?

– Улетела на симпозиум в Лондон.

– И у тебя взыграло?

– У меня всегда играет после ужинов, – признался толстяк.

– Купи себе профессионалку.

Вашингтон хотел ответить, возможно, нагрубить, но замолчал, потому что председатель ван Бюрен взял протянутый шеф-поваром нож и подошел к блюду.

В столовой наступила тишина.

– Как же я люблю этот момент, – прошептал афроамериканец, расслабляя узел галстука.

– Момент обжорства?

– Момент, который ему предшествует, – уточнил толстяк. – Я обожаю паузу, которую выдерживает Председатель перед тем, как вонзить нож в блюдо.

Вашингтон облизнулся.

– А молиться любишь? – улыбнулась Принцесса, поднимаясь на ноги.

– Да, – не стал скрывать толстяк. – Мне нравится.

– Мне тоже.

Друзья взялись за руки и замерли, готовясь хором повторять произносимые Председателем слова.

Они действовали по всем правилам магической атаки.

Сначала осторожно, чтобы возможные наблюдатели ничего не почувствовали, окутали особняк и прилегающую территорию искажающим заклинанием, препятствующим построению магических переходов – на тот случай, если кто-нибудь из людоедов вознамерится бежать. Затем накинули «Полог тишины», отрезая средства связи, а поверх него навели мощный морок, и теперь, если какой-нибудь случайный прохожий решит присмотреться к особняку, он увидит лишь особняк… даже если боевые маги Берди его сожгут или разрушат дотла.

Что бы ни случилось во время боя, никто ничего не увидит – таковы были правила режима секретности Великих Домов. Ярга счел их разумными и распорядился в точности соблюдать до тех пор, пока Земля не освободится от человской гегемонии.

И лишь приняв все необходимые меры предосторожности, маги ворвались в дом. Трое через главный вход – выбив двери и пронзая встреченных слуг «Эльфийскими стрелами», их вела Тереза; и трое через запасной – выбив двери и пронзая встречных слуг теми же молниями, вслед за ними шел Схинки.

Ворвались лихо, действовали быстро, уверенно и безжалостно, поскольку «Стрелы» бьют издали, увернуться от них сложно, и противник падает далеко, не брызгая на мага кровью и не хрипя ему в лицо последние слова. «Эльфийские стрелы» оружие чистое, дальнее, а Схинки обещал магам грязь, поэтому распорядился убивать людоедов только в ближнем бою. Слуги и охранники – другое дело, с ними нужно расправиться быстро, чтобы не мешали, а вот дальше…

А дальше возникла заминка.

Лихо зачистив особняк, маги ворвались в столовую и замерли, с отвращением разглядывая жрущее Общество. Обмазанных кровью и жиром Друзей, жадно поглощающих куски мяса. Чавканье, хохот, довольное урчание, короткие тосты и снова чавканье. Схинки был прав, когда назвал собравшихся в особняке челов животными: сейчас они напоминали свиней, которым вытряхнули свезенные со скотобойни остатки. И Фишер был прав, когда сказал, что убийство этих существ не запачкает магов, поскольку будет не расправой, а санацией.

– Кто вы такие? – прохрипел ван Бюрен.

Остальные члены Общества тоже оторвались от трапезы, но медленнее, неохотно.

– Когда они жрут, то становятся заторможенными, – объяснил орангутан удивленной Терезе. – Поэтому не услышали драку со слугами и теперь едва соображают.

– Это пройдет?

– Да, и очень скоро.

– Какого черта вам здесь надо?! – Судя по голосу, Председатель вполне пришел в себя.

– Я ведь говорил, – рассмеялся Схинки.

Людоеды начали переглядываться.

– Кто вы такие?

– Не волнуйся, мы не родственники тех, кого вы съели.

– Мы не едим обезьян.

– Куда уж вам.

– Кто вы такие?

– Сейчас вы все поймете, – пообещал орангутан и повернулся к магам. – Мне нужен главный, тощая рыжая девка, жирный негр, старая шлюха и очкарик-гей.

– Я не старая! – завопила миссис Кинг, но ее голос потонул в заполнивших столовую криках.

Людоеды вскочили на ноги, но именно этого Схинки и добивался – сопротивления. Увидев, что челы пришли в себя и готовы сражаться, орангутан выдал веселую ужимку и распорядился:

– Приступайте! – запрыгнул на карниз и закурил, наблюдая за тем, как Тереза и ее бойцы пошли в атаку.

С мачете. С одними только мачете, что создавало у людоедов иллюзию возможной победы: ведь после ужина они были особенно сильны и быстры.

Столовая превратилась в поле боя, где семь высококлассных магов сражались с восемнадцатью зверями. Мачете против ножей и вилок, когтей и зубов, стульев, ложек, тарелок и всего, что оказалось под рукой. Людоеды рассчитывали на численное преимущество, ведь трое на одного – это серьезно, но маги двигались не менее быстро, чем каннибалы, а сражались с той же злобой и беспощадностью. Маги, в конце концов, тоже были челами, и вид растерзанного «блюда» привел их в неистовство. Маги решили, что эти ублюдки недостойны существования, и другой мотивации им не требовалось.

Три минуты орангутан невозмутимо разглядывал кровавое побоище. А когда оно закончилось и в живых осталось лишь пять указанных людоедов, выдал очередную ужимку, спрыгнул на чудом уцелевший стол и приказал:

– Тереза, ты знаешь, что делать.

Ведьма кивнула, негромко велела Фишеру и еще одному колдуну расчистить центр зала от трупов и обломков мебели, а когда они закончили, сняла с пояса банку с черной краской, достала кисточку и принялась быстро рисовать рунический круг. Краска была щедро насыщена магией, поэтому легко ложилась поверх крови – на полу ее оказалось полно – и не растекалась.

А Схинки тем временем обратился к оставшимся в живых каннибалам:

– Нам нужен герой, людоеды, это хорошая новость. Но есть и плохая: нам нужен один герой. Для того, что я задумал, требуется настоящий победитель. Нам нужен тот из вас, кто сам и чьи предки не зря жрали сородичей на протяжении столетий. Нам нужен лучший. – Орангутан постоял, без ужимок разглядывая тяжело дышащих каннибалов, и серьезно продолжил: – И понять, кто из вас – тот самый, мы можем лишь одним способом: вам придется убивать друг друга, людоеды. Прямо сейчас.

Ведьма закончила рисунок, и Фишер бросил в центр круга пять ножей.

Каннибалы переглянулись, и ван Бюрен задал интересующий всех вопрос:

– А если мы откажемся?

– Вы? – удивился Схинки. – Вы не откажетесь.

– Почему? – вырвалось у Стефании.

– Потому что жертва не обязательно должна быть добровольной, – любезно объяснила обезьяна. – Вы наверняка уже поняли, что я маг, сила моя велика, больше, чем у вас пятерых, вместе взятых, и я, уж поверьте, могу вас загипнотизировать, могу заставить возненавидеть друг друга настолько, что желание убить покажется естественным…

На этих словах очкарик оттолкнул колеблющегося ван Бюрена и бросился к ближайшему ножу.

Орангутан цокнул языком:

– Началось!

Колдуны заулыбались.

– Положи оружие! – рявкнула миссис Кинг, но поздно, слишком поздно.

Толстый Вашингтон среагировал вторым, задышал, словно обкурившийся бегемот, разбежался, надеясь снести хлипкого очкарика, но тот ловко увернулся и вонзил нож в бедро миссис Кинг. Старуха завизжала. Принцесса Стефания прыгнула в круг, сделала кувырок, ловко уйдя от удара опомнившегося ван Бюрена, схватила клинок и попыталась подрезать Вашингтону сухожилие на правой ноге. Толстяк увернулся, отступив на шаг, но тут же взвыл, пропустив удар от очкарика. Тот вонзил клинок Вашингтону в бок и даже успел рвануть оружие на себя, увеличивая рану.

– Сволочь!

– Кровь! – Очкарик с наслаждением облизнул нож.

– Животные, – прошептала Тереза. Впрочем, стоящие вокруг люди знали об этом и без комментария.

А схватка продолжалась, и толстому афроамериканцу приходилось хуже всех: каннибалы поняли, что неповоротливый Вашингтон представляет собой легкую добычу, и сосредоточились на нем.

– Сдохни!

– Опомнитесь!

– У нас нет выхода.

– Пощадите!

Ему не позволили завладеть оружием, пинком отправив последний клинок далеко прочь, и теперь безжалостно резали, уворачиваясь от ответных выпадов. Афроамериканец пытался достать бывших Друзей кулаками, но промахивался, терял силы, и его выпады становились все менее опасными.

– Твари…

– Тебе просто не повезло, Вашингтон, – хихикнула миссис Кинг, полоснув толстяка по спине. – Ничего личного.

И отскочила, внимательно следя за Друзьями.

– Слабые дохнут первыми, – поддакнула Стефания, нанеся свой удар.

– И глупые, – добавил ван Бюрен, ухитрившись вовремя оказаться рядом и резануть Принцессе по руке, разнеся сухожилия и заставив уронить нож.

– Мерзавец!

– У нас есть еще одна кандидатка! – радостно завопил очкарик.

– Не трогайте меня!

Несчастная Стефания попыталась поднять выпавший клинок здоровой рукой, но подкравшаяся Кинг резанула ее по шее, и Принцесса рухнула на колени, заливая пол кровью.

– Я перерезала ей артерию!

И Стефания упала первой, на пару мгновений опередив рухнувшего, как подрезанный небоскреб, Вашингтона… о тушу которого споткнулся очкарик и на мгновение потерял равновесие. И навсегда – жизнь, потому что ван Бюрен успел всадить клинок ему в живот.

– Проклятие…

– Бей его! – завопила миссис Кинг, надеясь отвлечь Председателя на поверженного очкарика, но ван Бюрен тут же вырвал клинок из тела врага, махнул им в сторону миссис Кинг, скорее наудачу, чем прицельно, и ухитрился достать старуху, оставив ей длинную рану на плече.

– Сволочь!

Обезумевшая миссис Кинг накинулась на ван Бюрена, не понимая, что в ближнем бою у нее нет шансов против крепкого мужчины, и умерла еще быстрее очкарика: пока тот подыхал от раны в живот, Председатель перерезал старухе горло и повернулся к орангутану:

– Так?

– Красавчик, да? – хихикнул Схинки, обращаясь к Терезе.

– Я бы не сказала, – поморщилась ведьма, без восторга разглядывая перепачканного кровью людоеда. – Он некрасивый, старый, к тому же каннибал.

– Я – образно, – объяснила обезьяна. – В том смысле, что он победил.

– В этом смысле – да, красавчик, – согласилась Берди. – И что теперь?

– Со мной кто-нибудь поговорит? – угрюмо спросил ван Бюрен, продолжая сжимать в руке нож.

– Разве ты не дочитала письмо до конца? – удивился Схинки.

– Дочитала, – мрачно отозвалась ведьма.

– Подготовилась?

– Да.

– Тогда иди и вырежи ему сердце, – сухо распорядился орангутан, и в его верхней лапе появилась тонкая черная сигара. – А ты, звереныш, попробуй отбиться от настоящей ведьмы.

Тереза шмыгнула носом и нехотя сняла с пояса острый как бритва нож.