Глава 9
— В каком это смысле «до свиданья»? Куда ты собрался?
— Я уже все обдумал, — тихо ответил Кельвин. Потом снял свои часы и отдал их Сирокко. — Вот, возьми. Вам они будут нужнее.
Сирокко уже готова была взорваться от негодования.
— И это все объяснения? «Я уже все обдумал»! Черт возьми, Кельвин, нам надо держаться вместе! Мы по-прежнему одна экспедиция, а я пока еще твой капитан. Мы должны вместе работать на общее спасение.
Кельвин слегка улыбнулся.
— И что нам нужно для этого делать?
Сирокко подумала, что лучше бы он этого вопроса не задавал.
— У меня еще не было времени разработать подходящий план, — туманно объяснила она. — Но что-то мы наверняка сможем сделать.
— Когда что-нибудь надумаешь, дай мне знать.
— Я приказываю тебе остаться вместе со всеми.
— Но как ты думаешь меня удержать, если я все-таки решу уйти? Свяжешь? А сколько сил будет тратиться на то, чтобы меня сторожить? Если держать меня здесь, я окажусь в пассиве. А если уйду — наверняка в активе.
— Как это — «в активе»?
— Так это. У пузырей налажена связь по всей Фемиде. Они всегда полны новостей; здесь все к ним прислушиваются. Если я тебе за чем-то понадоблюсь, я смогу вернуться. Тебе нужно всего-навсего выучить несколько несложных вызовов. Свистеть умеешь?
— Прекрати, — раздраженно махнула рукой Сирокко. Потом, усиленно потирая ладонью лоб, заставила себя успокоиться. Если она хочет его удержать, надо убеждать, а не рявкать приказы.
— Я все-таки не понимаю, почему ты хочешь уйти. Тебе так с нами плохо?
— Ну… не так уж. Но мне было лучше одному. Здесь слишком напряженная атмосфера. И недоброжелательства хватает.
— Всем нам пришлось многое пережить. Все постепенно наладится.
Кельвин пожал плечами.
— Вот когда наладится, тогда и зовите. Тогда я снова попробую. Но вообще-то компания себе подобных меня уже не очень интересует. Пузыри свободнее и намного мудрее. Я за всю жизнь не был так счастлив, как за один этот полет.
Такого воодушевления Сирокко не видела у Кельвина с той первой встречи на утесе.
— Пузыри очень старые, капитан. И по отдельности, и вместе, как раса. Свистолету, наверное, 3000 лет.
— Откуда ты знаешь? А он откуда знает?
— Есть холодные поры и теплые поры. Я полагаю, это оттого, что Фемида всегда остается в одной и той же позиции. Сейчас ось направлена почти точно на Солнце, но каждые пятнадцать лет кольцо перекрывает солнечный свет — пока Сатурн не переместится и не обратит к Солнцу другой полюс. Так что годы здесь есть — но каждый равен нашим пятнадцати. Свистолет прожил уже 200 таких лет.
— Вот-вот, — подхватила Сирокко. — Именно для этого, Кельвин, ты нам и нужен. Ты каким-то образом выучился разговаривать с этими существами. И учишься у них. Многие из этих сведений могут оказаться крайне важными. К примеру, про этих шестиногих. Как ты их там, кстати, зовешь?..
— Титаниды. Но я про них больше ничего не знаю.
— Ну так можешь со временем узнать.
— Со временем всем нам, капитан, предстоит многое узнать. Но вы попали в самую гостеприимную часть Фемиды. Оставайтесь здесь, и все будет в порядке. Не суйтесь в Океан или даже в Рею. Эти места опасны.
— Вот видишь? Как бы мы без тебя это узнали? Ты нам нужен.
— Ты не понимаешь. Как же мне узнать про это место, если я его не увижу? Большая часть свистолетовского лексикона мне недоступна.
Сирокко остро чувствовала горечь поражения. Будь оно все проклято! Джон Вейн давно протащил бы ублюдка под килем! Чарлз Лафтон заковал бы его в кандалы!
Она знала, что ей сильно полегчает, если она скрутит упрямого сукиного сына в бараний рог. Но все было бы сразу испорчено. К тому же такими методами Сирокко никогда не пользовалась. Уважение команды она завоевывала и поддерживала, проявляя инициативу и предельно разумный подход к любой ситуации. Она умела не отворачиваться от фактов и теперь ясно понимала, что Кельвин все равно уйдет. Но это казалось неправильным.
«А почему?» — вдруг задумалась она. Не потому ли, что это уменьшает ее авторитет?
Отчасти — пожалуй. А отчасти дело было в ее ответственности за его благополучие. Так все опять возвращалось к той проблеме, с которой Сирокко столкнулась в самом начале своего командирства: к нехватке образцов для подражания среди капитанов женского пола. В таком случае она намеревалась рассматривать все варианты и использовать только те меры, которые казались правильными лично ей. То, что годилось для адмирала Нельсона в Британском флоте, не обязательно годилось для капитана Сирокко Джонс.
Да, конечно, необходима дисциплина. Да, важен авторитет. Тысячелетиями флотские капитаны вели себя как диктаторы, постоянно пользуясь принуждением, — и Сирокко не собиралась отбрасывать весь накопленный опыт. Там, где авторитет капитана оказывался под вопросом, неизбежно случалась беда.
Но в космосе, вопреки писаниям целых поколений научных фантастов, дело обстояло совсем по-другому. Ибо люди, которые этот космос осваивали, были высокообразованными гениями-индивидуалистами — лучшие из всех, кого только мота предложить Земля. В обращении с ними требовалась предельная гибкость — и правовой кодекс НАСА для дальних космических экспедиций всячески это подчеркивал.
Оставался и еще один фактор, о котором Сирокко никак не следовало забывать. У нее уже не было корабля. Ее постигла самая страшная участь, какая только может подстерегать капитана. Она потеряла свою власть. Память об этом могла изводить ее всю оставшуюся жизнь.
— Ладно, — тихо сказала Сирокко. — Ты прав. Тратить время и силы на то, чтобы тебя сторожить, я не могу. А убивать тебя неохота — разве что в переносном смысле. — Тут она вдруг поняла, что скрипит зубами, и волевым усилием расслабила челюсти. — Теперь я скажу тебе, что будет, когда мы вернемся на Землю. Я отдам тебя под суд за неподчинение приказу командира. Если ты уйдешь, ты сделаешь это вопреки моей воле и вопреки интересам экспедиции.
— Согласен, — без особых эмоций отозвался Кельвин. — Но ты скоро сама поймешь, что насчет интересов экспедиции ты неправа. Экспедиции я принесу куда больше пользы, если уйду, чем если останусь. А на Землю мы не вернемся.
— Это мы еще поглядим. Теперь, может, поучишь кого-нибудь свистать твоих чертовых пузырей? Мне лучше от тебя подальше держаться. А то мало ли что.
Но в итоге учиться свистовому коду пришлось именно Сирокко, как самой способной к языку пузырей. Слух у нее оказался едва ли не абсолютным.
Выучить пришлось всего три фразы, самая длинная из которых содержала семь нот и трель на конце. Первая фраза переводилась как «доброго подъема» и была всего-навсего учтивым приветствием. Вторая значила «мне нужен Кельвин», а третья — «на помощь!»
— Помни только, что нельзя звать пузыря, когда у тебя горит костер.
— Ха! Ну ты и оптимист!
— Думаю, вам скоро удастся развести костер. И я тут еще вот о чем подумал… может, мне забрать у вас Август? Со мной ей, наверное, будет полегче. Ведь мы сможем облететь многие земли в поисках Апрель.
— О своих людях мы позаботимся сами, — холодно ответила Сирокко.
— Как скажешь.
— К тому же ей, наверное, и невдомек, что ты улетаешь. А теперь уйди с глаз моих, черт бы тебя побрал.
Оказалось, что Август далеко не столь безучастна, как полагала Сирокко. Услышав, что Кельвин отбывает, она настояла на том, чтобы ей к нему присоединиться. После краткой баталии Сирокко выбросила белый флаг, но дурных предчувствий у нее от этого только прибавилось.
Опустившись пониже, Свистолет принялся крутить каким-то канатом. Все наблюдали, как канат пляшет в воздухе.
— Зачем он это делает? — поинтересовался Билл. — Чего ему надо?
— Он мне радуется, — просто ответил Кельвин. — А потом он привык возить пассажиров. Разумные особи платят за проезд, перемещая пищу из первого желудка во второй. У Свистолета для этого просто нет мышц. Ему приходиться экономить в весе.
— А что, здесь все так тихо-мирно? — спросила Габи. — Мы еще не видели никого, даже отдаленно похожего на хищника.
— Хищники есть, но их немного. Здесь главный жизненный принцип — это симбиоз. А еще — религия. Свистолет говорит, что все высшие формы жизни поклоняются одному верховному божеству, которое, как принято верить, пребывает в ступице. Я представил себе богиню, что правит здесь всем кругом земным. И назвал ее Геей, в честь матери греческих богов.
Сирокко, сама того не желая, заинтересовалась.
— И кто, по-твоему, эта Гея? А, Кельвин? Просто персонаж примитивной легенды? Или, быть может, пункт управления всей этой махиной?
— Не знаю. Фемида намного старше Свистолета, и очень многое даже ему неведомо.
— Но кто здесь верховодит? Ты сказал, что на Фемиде живет множество рас. Так которая же? Или они сотрудничают?
— И этого я не знаю. Читала ты когда-нибудь рассказы про корабли генерационного типа, где что-то выходило из строя — и все постепенно возвращались к первобытному состоянию? Думаю, нечто подобное может происходить и на Фемиде. Что-то здесь несомненно работает. Быть может, машины. Или в ступице по-прежнему остается какая-то раса. Отсюда, надо полагать, и проистекает местная религия. Но Свистолет уверен, что руку на штурвале кто-то все-таки держит.
Сирокко помрачнела. Ну как его со всей этой информацией отпустить? Пусть сведения обрывочные и пусть даже неясно, что здесь правда, а что — нет, но это все, что у них есть.
Однако менять решение было уже поздно. Кельвин уже сунул ногу в стремя на конце длинной веревки. Август присоседилась — и пузырь подтянул их к себе.
— Капитан! — крикнул Кельвин, прежде чем исчезнуть. — Габи не следовало называть это место Фемидой. Зовите его Геей.
Погруженная в черную хандру, Сирокко мысленно пережевывала случившееся. Сидела у реки и без конца думала о том, что ей следовало сделать. Но единственно верного решения так и не находила.
— А как насчет клятвы Гиппократа? — вдруг спросила она у Билла. — Ведь его, черт побери, послали сюда с одним-единственным заданием — заботиться о нас, когда нам это потребуется.
— Пойми, Рокки, мы все теперь изменились.
«Все, кроме меня», — подумала Сирокко, но вслух сказать не решилась. И все же, насколько она могла судить, пережитое ею далеко идущих последствий не имело. В каком-то смысле странно было именно это — а не то, что произошло с остальными. Вообще-то все они должны были впасть в кататонию. Вместо этого один получил амнезию, другая невроз навязчивости, третью стала мучить травма подросткового возраста, а четвертый ни с того, ни с сего возлюбил живые дирижабли. И только разум Сирокко остался в целости и сохранности.
— Хоть себя не дурачь, — пробормотала она. — Наверняка ты им кажешься такой же тронутой, как и они тебе. — Но и это замечание Сирокко затем отвергла. Билл, Габи и Кельвин сознавали, что пережитое их изменило, хотя Габи и не желала признавать свою любовь к Сирокко побочным эффектом. Август же была настолько потрясена утратой сестры, что вообще ни о чем другом не думала.
Тут Сирокко опять вспомнила про Апрель и Джина. Интересно, живы ли они, а если живы, то как у них там дела? Остались ли они в одиночестве, или им удалось соединиться?
Пытаясь связаться с пропавшими товарищами, Сирокко, Билл и Габи наладили регулярные сеансы приема и передачи — но тщетно. Не слышно было больше мужских рыданий, а Апрель вообще исчезла бесследно.
Время шло дальше — но теперь за ним уже следили. Часы Кельвина позволяли Сирокко давать сигнал к отбою, хотя приспособиться к непрерывному свету было нелегко. Сирокко не ожидала этого от группы людей, несколько месяцев проживших в искусственной среде «Мастера Кольца», где день устанавливали по корабельному компьютеру и могли произвольно его менять.
Жизнь была легче легкого. Все до единого фрукты оказались съедобными и, судя по всему, питательными. Любой недостаток витаминов давно бы уже проявился. Некоторые фрукты содержали соль, а другие, судя по характерному привкусу, витамин С. Навалом было и удобной для убоя дичи.
Все они привыкли к строгим временным предписаниям жизни астронавта, где все повседневные обязанности прописываются наземным контролем, а главная забава состоит в том, чтобы поскулить, как же это невыносимо, — все что надо при этом проделывая. Все готовились к борьбе за жизнь во враждебном окружении, но враждебности в Гиперионе оказалось еще меньше, чем в зоопарке Сан-Диего. Они ожидали чего-то из «Робинзона Крузо» — или хотя бы из «Швейцарского семейства Робинзонов», — но Гиперион завалил их взбитыми сливками с клубничным мороженым. Именно поэтому ни Биллу, ни Габи, ни даже Сирокко долгое время никак не удавалось ощутить себя в Гиперионе не желанным гостем, а членом экспедиции.
Через двое суток после отлета Кельвина и Август Габи презентовала Сирокко одежду, скроенную ею из бросовых парашютов. Сирокко глубоко тронуло выражение лица Габи во время торжественной примерки.
Наряд представлял собой какую-то помесь тоги с шароварами. Материя была тонкой, но удивительно прочной. Габи затратила массу энергии на то, чтобы раскроить ее на куски нужного размера и сшить иглами из шипов.
— Если сумеешь сработать что-нибудь вроде мокасин, — шутки ради пообещала ей Сирокко, — по возвращении домой получишь повышение сразу на три ранга.
— Уже пробую. — После этого Габи еще сутки буквально сияла и резвилась как щенок, при каждом удобном случае касаясь Сирокко и ее чудесного наряда. Трогательно было видеть, как она счастлива услужить.
Сирокко сидела на берегу реки, ненадолго оставшись одна и радуясь этому. Все-таки тяжко быть камнем преткновения между двумя влюбленными в тебя людьми. Ей, по крайней мере, не нравилось. Биллу поведение Габи уже порядком поднадоело. Ему стало казаться, что пришла пора что-то предпринять.
Удобно развалившись на травке с длинным и гибким шестом в руке, Сирокко следила за маленьким деревянным поплавочком на конце лески. Мозг ее лениво обсасывал проблему оказания помощи спасательной партии, которая несомненно сюда отправится. Что бы такое придумать для облегчения поиска?
Самим им, естественно, с Геи не выбраться. Лучшее, что можно сделать, — это попытаться установить контакт со спасательной партией. Сирокко не сомневалась, что таковая прибудет, и имела мало иллюзий на предмет того, что будет ее главной задачей.
Сообщения, которые ей удалось послать во время захвата «Мастера Кольца», описывали враждебный акт, а последствия в данном случае обещали стать самыми серьезными. Команду «Мастера Кольца» конечно же запишут в покойники, но Фемида-Гея забыта не будет. Корабль скоро прибудет — и на сей раз готовый к войне.
— Так, — вслух заключила Сирокко. — На Гее где-то обязательно должны быть средства связи.
Скорее всего, в ступице. Даже если там же находятся двигатели, из ее центрального положения логически вытекает расположение там командного пункта. Там могут хозяйничать люди, а могут и машины. Поход туда легким не казался, да и место назначения безопасным не выглядело. Наверняка оно тщательно охраняется от вторжения и диверсии.
Но если там есть рация, Сирокко просто обязана сделать все, чтобы туда добраться.
Широко зевнув, она почесала бок и лениво двинула ногой вверх-вниз. Поплавок мигом запрыгал. Эх, вздремнуть бы теперь.
Но тут поплавок дернулся и исчез под мутными водами. Какой-то миг Сирокко просто таращилась на то место, где он только что был, затем с некоторым удивлением сообразила, что кто-то схватил наживку. Резко вскочив, она принялась сматывать леску.
У рыбины не оказалось ни глаз, ни чешуи, ни плавников. Сирокко с любопытством ее осмотрела. Все-таки первая рыба, которую им на троих удалось поймать.
— Что я, черт побери, тут дурью маюсь? — вслух спросила себя Сирокко. Потом, швырнув рыбину обратно в реку, свернула леску и вдоль изгиба реки бодро направилась к лагерю.
Уже на полпути она не выдержала и перешла на бег.
— Извини, Билл. Я знаю, что ты здесь массу труда вложил. Но когда за нами прибудут, я хочу сделать все, чтобы помочь нас вызволить, — сказала Сирокко.
— Да я в общем-то согласен. Так что ты придумала?
Сирокко изложила свои соображения по поводу ступицы — что если над всей этой махиной осуществляется единое технологическое руководство, исходит оно именно оттуда.
— Понятия не имею, что мы там найдем. Может статься, ничего кроме пыли и паутины. Вдруг выяснится, что все работает чисто по инерции? А может, капитан и команда поджидают нас там, чтобы порубить в мелкое крошево за вторжение на их корабль. Но проверить мы просто обязаны.
— И как ты предлагаешь туда добраться?
— Толком пока не знаю. Полагаю, пузыри туда не летают — иначе бы они знали больше про ту богиню, о которой болтают. А в спицах даже может не быть воздуха.
— Круто же нам придется, — заметила Габи.
— Круто, не круто… Пока не посмотрим, так и не узнаем. До спиц можно добраться по подвесным тросам. Они идут вверх по внутренним сторонам — до самой вершины.
— Ничего себе, — пробормотала Габи. — Даже наклонные километров сто в вышину. И по ним добираешься только до крыши. А оттуда еще 500 километров до ступицы.
— Моя больная спина, — простонал Билл.
— Что с тобой? — холодно поинтересовалась Сирокко. — Я же не говорю, что мы по ним полезем. Решим, когда хорошенько осмотримся. Я только пытаюсь вам втолковать, что это место нам пока еще совершенно незнакомо. Почем знать, может вон в том болоте спрятан скоростной лифт, который мигом домчит нас до самого верха. А может, какой-нибудь лысый шибздик торгует там билетами на ковры-самолеты или на ступу с помелом. Но если мы не начнем искать, то так ничего и не найдем.
— Не психуй, — успокоил ее Билл. — Я с тобой заодно.
— А ты, Габи?
— Я туда же, куда и ты, — отозвалась та, словно констатируя очевидное. — Сама знаешь.
— Хорошо. Тогда я вот что надумала. Ближайший наклонный трос лежит на западе, по пути к Океану. Но река течет в другую сторону, и мы могли бы ею воспользоваться. По ней наверняка выйдет быстрее добраться до следующего ряда тросов, чем если пробиваться сквозь джунгли. Думаю, нам следует взять путь на восток, в сторону Реи.
— Но Кельвин предупреждал нас не соваться в Рею, — напомнил Билл.
— А я и не сказала, что мы туда сунемся. Если есть что-то еще более труднопереносимое, чем непрерывный день, то это, как пить дать, непрерывная ночь. Так что меня в любом случае туда не тянет. Но между нами и Геей еще навалом всяких земель. Мы могли бы там осмотреться.
— Признайся, Рокки. Ведь ты в душе туристка.
Ей пришлось улыбнуться.
— Признаю, есть грешок. Я тут недавно вот о чем подумала. Вот мы попали в это потрясающее местечко. Говорят, здесь с десяток разумных рас. А мы чем занимаемся? Сидим и рыбу ловим. Нет, это не для меня. Мне охота все здесь обнюхать. В конце концов, нам за это, черт побери, деньги-то и платили. К тому же мне, наверное, просто хочется приключений.
— Ничего себе, — снова сказала Габи и негромко хихикнула. — Приключений ей хочется. Тебе мало того, что уже стряслось?
— Приключения, — заметил Билл, — такая штука, что их обычно на свою же задницу и находишь.
— Без тебя знаю. Но мы все равно поплывем по реке. Сразу после очередной «ночи» и отправимся. А то я будто наркотиков хватанула.
Билл немного подумал.
— А может, и правда? Скажем, в каком-то из фруктов…
— А? Это ты, Билл, научной фантастики начитался.
— Слушай, Рокки, ты мои любимые книжки не трогай. Тогда я промолчу насчет твоих древних черно-белых фильмов.
— Дубина, там же настоящее искусство. А твоя фантастика… Хотя ладно. Да, вполне возможно, что мы употребили что-то успокоительное. Хотя на самом деле это, по-моему, старая добрая лень.
Билл встал и потянулся к воображаемой трубке. Потом, явно раздосадованный своей рассеянностью, отряхнул пыль с ладоней.
— Я тут пока плотом займусь, — сказал он.
— А зачем плот? Как насчет тех здоровенных семенных коробок, что иногда проплывают по реке? Места в них будет вполне достаточно.
Билл нахмурился.
— Да, пожалуй. Но ты уверена, что они будут хорошо слушаться руля на быстринах? Кстати, хотелось бы для начала промерить тут глубину…
— Слушаться руля? А разве плот будет слушаться руля?
Казалось, Билл потрясен своей ошибкой. Его снова взяла досада.
— Знаешь, кажется, это я чего-то такого хватанул. Веди, капитан.
