Акт I

В салоне царила атмосфера наступавшего Рождества, оттуда доносились голоса, смех, шутки.

На фоне искрившегося снежка, тихо падавшего на землю, по холму, погромыхивая надетыми на колеса цепями, поднимался черный «Мерседес» с приглашенными на рождественский вечер гостями.

В прихожей, перед распахнутой настежь двустворчатой дверью, с трубкой в зубах стоял Кодзабуро Хамамото. Благородная седина, нос с горбинкой, ни грамма лишнего жира, на шее яркий аскотский галстук. Хамамото относился к типу людей, возраст которых не поддается точному определению. Вынув трубку изо рта, он выдохнул облачко белого дыма и с улыбкой повернул голову.

Рядом стояла его дочь Эйко в дорогом коктейльном платье. Ее волосы были забраны кверху, открытые плечи зябли. Дочь унаследовала от отца орлиный нос; лицо ее можно было отнести к разряду красивых, даже несмотря на слегка выдающийся подбородок. Высокая, немного выше отца.

На лице девушки было много косметики – обычное дело для женщины в такой вечер, губы плотно сжаты, совсем как у отца в минуты общения с профсоюзными вожаками, предъявлявшими ему претензии.

Автомобиль проехал по ведущей к особняку дорожке, разливая по ней желтый свет фар, и затормозил прямо перед стоявшей у входа парой. Он еще до конца не остановился, как дверь резко распахнулась и на снег быстро ступил высокий, плотный человек с редкими волосами.

– Как я рад, как я рад! Ну зачем вы на улицу вышли? Право же, не стоило, – нарочито громко протрубил Эйкити Кикуока, выпустив изо рта вместе со словами целое облако пара. У него был такой характер: раз открыл рот – надо, чтобы было хорошо слышно. Встречаются такие люди – с врожденной склонностью надзирать за другими и командовать. Поэтому, наверное, и голос у Кикуоки был такой хриплый.

Хозяин дома великодушно кивнул головой, а Эйко, демонстрируя гостеприимство, сказала:

– Большое спасибо, что приехали.

Вслед за Эйкити из машины показалась миниатюрная женщина. Ее появление для хозяев – по крайней мере, для дочери Кодзабуро – стало не очень приятной неожиданностью. В черном платье и небрежно наброшенной на плечи леопардовой шубке, женщина вышла из «Мерседеса», изящно качнув бедрами. Хамамото – и отец, и дочь – прежде ее не видели. Очень миловидная, своими повадками она напоминала котенка.

– Знакомьтесь. Моя секретарша, Куми Аикура… А это Хамамото-сан.

В голосе Кикуоки звучали гордые нотки, которые он не мог скрыть при всем старании.

Сладко улыбнувшись, Куми Аикура вдруг пропищала неожиданно высоким голосом:

– Очень рада познакомиться. Для меня это большая честь.

С трудом вынося ее писк, Эйко поспешила обратиться к водителю – Кадзуя Уэду здесь знали – и стала объяснять ему, куда поставить машину.

Стоявший за спиной хозяина Кохэй Хаякава проводил прибывшую пару в салон и исчез, а Кодзабуро Хамамото добродушно усмехнулся: «Какая же по счету у него секретарша?.. Записывать надо. Эта секретарские обязанности усердно выполняет: и на коленях у шефа посидит, и под ручку с ним по Гиндзе пройдется… Повезло девчонке».

– Папа! – услышал он голос Эйко.

– Да? – отозвался Кодзабуро, не вынимая трубки изо рта.

– Может, хватит уже здесь стоять? Кого еще нет? Тогай и Канаи-сан с женой? Необязательно тебе их дожидаться. Мы с Кохэем справимся. Да тебе и с Кикуокой поговорить надо.

– Хм-м. Может, и правда… Но тебе так холодно будет, нет? Смотри, простудишься.

– Угу. Попроси тетушку, пожалуйста; пусть даст какую-нибудь норку накинуть. А Кусака принесет. Тогай должен скоро подъехать, пусть он его встретит.

– Хорошо. Кохэй, а где Тикако? – Кодзабуро обернулся к слуге.

– Была на кухне… – последовал ответ, и оба пошли в дом.

Оставшись одна, девушка обхватила себя руками и стала прислушиваться к доносившейся из салона музыке Коула Портера. В этот момент на ее плечи мягко легла меховая накидка.

– Спасибо, – едва обернувшись к Сюну Кусаке, холодно бросила Эйко.

– Что-то Тогай опаздывает, – заметил Кусака, очень симпатичный юноша с прекрасным цветом лица.

– Застрял где-нибудь в снегу. Водитель он никудышный.

– Да, наверное.

– Постой здесь, подожди, пока он приедет.

– Ага…

Повисла пауза. Наконец Эйко проговорила безразличным тоном:

– Видел, какая секретарша у Кикуоки?

– Э-э… ну да…

– Ничего у нее вкус, да?

Кусака непонимающе посмотрел на нее.

– Воспитания – ноль. Ты что, не понимаешь?

Эйко нахмурилась, меж бровей залегла морщинка. Ее манеру говорить можно было принять за образец всем, кто хочет скрыть свои эмоции. На парней, увивавшихся вокруг нее, это производило магический эффект.

Послышалось тяжелое пыхтение автомобильного мотора, и на холме показался небольшой седан отечественного производства.

– Похоже, добрался!

Машина подъехала к особняку, и сидевший в ней человек торопливо опустил стекло. Показалось круглое лицо, на котором красовались очки в серебряной оправе. Как ни удивительно, несмотря на холодную погоду, на нем выступили капельки пота. Дверь машины слегка приоткрылась и оттуда послышалось: «Эйко-сан! Спасибо за приглашение». Обладатель голоса, еще сидя за рулем, спешил выразить свою признательность.

– Что ты так опоздал?

– Дорога ужасная! Столько снега! Машину водит туда-сюда. Эйко-сан, ты сегодня просто очаровательна. Прими мой подарок на Рождество.

И гость протянул девушке узкий продолговатый сверток.

– Спасибо.

– О! Кусака! И ты тут?

– Тут. Чуть не замерз, тебя дожидаясь. Отгони скорее свою колымагу. Место знаешь?

– Сейчас-сейчас.

Эти двое часто встречались в Токио, по-приятельски выпивали вместе.

– Давай-давай. Знаешь куда? На старое место.

– Знаю, знаю!

Седан, неуверенно преодолевая снежные заносы, завернул за угол. Кусака вприпрыжку пустился за ним.

Следом за седаном, преодолев подъем, подкатило такси. Из него на снег вышел худой как палка мужчина. Это был Митио Канаи, подчиненный Кикуоки. В ожидании, пока из машины выберется его любимая супруга, он чем-то напоминал изгибом спины приземлившегося на снежную равнину одинокого журавля. Хацуэ, даме, в противоположность мужу, весьма дородной, потребовалось немало усилий, чтобы выбраться на свободу с тесного сиденья.

– Здравствуйте, здравствуйте! Спасибо, что снова пригласили нас, милая, – с улыбкой проговорил Митио Канаи, обращаясь к Эйко. Его лицо будто одеревенело, поэтому улыбка получилась вымученной. Наверное, у него было что-то вроде профессионального заболевания. Стоило хоть немного напрячь мышцы лица, как, независимо от его воли, оно тут же расплывалось в неискренней улыбке. Или мышцы напрягались как раз в тот момент, когда господин Канаи пытался изобразить на своей физиономии что-то еще, помимо улыбки? Кто знает…

Эйко часто думала, что ни разу не видела на лице у этого человека нормального выражения. Легче представить улыбающегося принца Сётоку Тайси, которого она никогда не видела, чем вообразить, как может выглядеть нормальное лицо господина Канаи. Вечные морщинки вокруг глаз, выдающиеся вперед зубы. «Неужели у него от рождения такая физиономия?» – задавала себе вопрос девушка.

– А мы вас ждали. Устали в дороге?

– Да ну, ерунда! А наш президент уже приехал?

– Да, уже здесь.

– Эх, опоздали!

Тяжело ступив на снег, Хацуэ с живостью, плохо вязавшейся с ее внушительной комплекцией, окинула взглядом Эйко с головы до пят, в следующий миг расплылась в кривоватой улыбке и, не сводя глаз с ее платья, польстила:

– Ой, какой у вас замечательный наряд!

Теперь все гости были в сборе.

Чета Канаи скрылась в доме. Эйко с важным видом развернулась на месте и направилась в салон вслед за ними. Музыка Коула Портера зазвучала ближе. В походке Эйко чувствовались собранность и уверенность в себе. Так несут себя артистки, направляясь из гримерки на сцену.