– Ваше высочество?

Серефин сжал кулак и рефлекторно прижал указательный палец к бритве в рукаве. Но тут же заставил себя расслабиться. Если он будет дергаться, это все усугубит.

– Да?

Он почувствовал облегчение, когда заметил Кацпера за спиной Теодора, которое тут же испарилось, едва он увидел, что Кацпер нес что-то подозрительно напоминающее послание от короля. Живот тут же сжался от ужаса.

– Вы разговаривали с моим отцом? – спросил он у Теодора.

– Да, ваше высочество. Король выразил… – Он замолчал на мгновение, и Серефин не удержался от вздоха, зная, что последует дальше. – …недовольство результатами вчерашнего нападения.

– Ну, его здесь не было, – пробормотал Серефин.

Теодор на это ничего не ответил, а Кацпер молча протянул послание. Серефин осторожно взял его двумя пальцами. Скрепляющая печать принадлежала отцу. Обычно король отправлял послания с гонцом, а не с помощью магии, пытаясь, таким образом, утаить столь разочаровывающий его факт, что он не такой уж и могущественный маг крови.

– Сообщение пришло сегодня утром? – спросил Серефин.

Кацпер кивнул.

Кто бы еще сказал, сколько времени его несли Серефину. Сломав печать, он пробежался глазами по тексту, Снова и снова, чтобы убедиться, что зрение его не подводит. А затем, нахмурившись, посмотрел на Кацпера и внимательно перечитал вновь.

– Мой отец упоминал об этом в разговоре?

– Нет, – сказал Теодор.

– Ничего? Вообще? Ни малейшего намека на то, что он планировал месяцами, даже не предупредив меня?

– Может, вы… ваше высочество, – исправился Кацпер, раздраженно покосившись на Теодора, – вы расскажете, что написано в послании?

– Король хочет, чтобы я вернулся в Транавию, – сказал Серефин и протянул документ Кацперу, проигнорировав возмущение на лице Теодора. – Причем немедленно. Он планирует провести Равалык.

– Что? – пораженно воскликнул Кацпер.

– Это церемония выбора супруги будущего короля… – начал Теодор.

– Я знаю, что такое Равалык, – перебил Кацпер.

– Он знает традиции, – одновременно с ним огрызнулся Серефин.

Теодор угрюмо покосился на Кацпера:

– Мне нужно выловить девчонку, и у меня нет лишнего времени, – сказал Серефин. – Мы так близки к тому, чтобы лишить Калязин последней надежды, а он хочет, чтобы я бросил все ради бессмысленного балагана.

– Он упоминал, что Стервятники просили, чтобы их отправили за девушкой-клириком, – сказал Теодор.

Серефин провел рукой по волосам. Кацпер поднял брови.

– Значит, он лишает меня звания главнокомандующего и отзывает домой, – тихо сказал Серефин.

Теодор на это ничего не ответил.

Конечно же, Стервятники хотели наложить лапу на первого клирика, появившегося в Калязине за последние тридцать лет. Орден возглавило новое поколение, которое никогда раньше не видело магии Калязина. И их требование имело смысл.

Но Серефину была ненавистна мысль, что его победа достанется кому-то другому. Отец отправил его на фронт, когда ему было всего шестнадцать. Он хотел, чтобы сын стал героем войны, и так и случилось, но к этому добавились и неприятности, связанные с ней. С его стороны было несправедливо просить Серефина сыграть непривычную ему роль, когда Транавия так приблизилась к победе.

Только спорить не имело смысла. Ему не оставили выбора. Если он уедет прямо сейчас, то доберется до Гражика за несколько недель или чуть дольше, если возникнут проблемы на границе. Но если он возьмет с собой лишь Остию и Кацпера, то дорога займет еще меньше времени. Правда, они находились в тылу врага. А здесь что угодно могло пойти не так.

– Ты останешься за главного, – медленно произнес Серефин, чувствуя, как каждое слово пронзало его словно стрела. – Вы должны доставить пленников в Кьетри, верно?

Теодор кивнул.

– Хорошо. Лейтенант Нейборски отправится со мной, – добавил он.

Кацпер облегченно вздохнул, будто на мгновение подумал, что Серефин мог оставить его. Смешной.

– Генерал Рабальска, кхм, как вы догадались тоже. А вы должны собрать пленников и увезти их отсюда не позднее завтрашнего утра.

Теодор сообразил, что его отправляют прочь, поэтому поклонился и, дождавшись кивка, ушел. Если Серефину повезет, то он не увидит этого человека еще несколько месяцев.

Пройдя по холодным, мрачным коридорам, они добрались до громадных деревянных дверей, которые вели во двор. Изнутри на них отсутствовали украшения, но снаружи их покрывали изысканная резьба и лики святых. Всего шесть ликов, по три на каждую дверь. Покосившись на них, когда двери закрылись, Серефин одним прыжком преодолел ступени и оказался во дворе, где его ждала Остия. Она сидела на парапете, за которым скрывались семь тысяч ступеней, ведущих вниз с горы.

Серефин сбросил рюкзак на землю и запрыгнул на парапет рядом с ней. Кацпер сел по другую сторону от него.

– Мне приказано вернуться домой и выбрать жену.

Остии хватило совести поморщиться:

– А как же девчонка?

– За ней отправятся Стервятники.

– Она не проживет и дня.

Кацпер вздрогнул.

– Такой судьбы я не пожелал бы даже калязинке. Вы представляете, что ее ждет? – Он провел рукой по лицу. – Их маски ужасны.

В Транавийском обществе Стервятники занимали особое место. Они считались элитными магами крови, которые провозгласили выдолбленный в скале древний собор в Гражике анклавом и жили там под предводительством собственного главы, именуемого Черным Стервятником и восседающего на Троне Падали.

Когда Транавия отделилась от богов, Стервятники заняли место монахов. Вот только они никому не подчинялись, утверждая, что прислушиваются лишь к всеведущему голосу магии. Стервятники могли отправиться за девушкой-клириком и без разрешения короля, но предпочитали соблюдать баланс сил в Транавии и действовать как советники трона. Их власть распространялась на все, что было связано с магией, которая играла очень большую роль в стране. Поэтому во дворце очень часто можно было встретить Стервятников с железными когтями и в рваных хламидах, походивших скорее на чудовищ, чем на людей.

На протяжении десятилетий жителям Транавии старательно показывали, что король держит Стервятников на коротком поводке. Они обучали королевских отпрысков магии и поддерживали определенный уровень безопасности в Гражике. А еще им не разрешалось покидать столицу и Кьетри, два города, в которых жили лидеры их ордена. Их не призывали на фронт, потому что никто не мог предсказать, как они поведут себя во время сражения и не станут ли скорее мешать, чем помогать. Но Серефин мог бы назвать множество боев, произошедших за эти годы, исход которых стал бы другим, будь в его отряде хоть один Стервятник. Только он никогда бы не стал просить об этом. Потому что даже ему было не по себе рядом с ними.

Серефин почесал затылок и, прищурившись, посмотрел на купола обители в виде луковок. От сияния выбеленного камня его больной глаз пронзила боль.

– А еще отец хочет, чтобы пленников доставили в кьетрийские пещеры.

– С чего это Стервятники так активизировались? – спросила Остия.

– Странно, правда?

Их окутало молчание. Соляные пещеры, где Стервятники проводили свои опыты, были не самым приятным местом.

– Мне это не нравится, – наконец сказал Серефин.

Остия покосилась на него.

– Выбранное время, Стервятники, то, что мой отец прислал это, – он взмахнул посланием, которое все еще сжимал в руке, – вместо того чтобы напрямую связаться со мной, и теперь мне приходится в спешке возвращаться домой. Я не понимаю, что он задумал.

Все были в курсе, что у Серефина с отцом натянутые отношения. Сам же Серефин не знал, чем вызвано взаимное отчуждение: страхом, нелюбовью или следствием отправки на фронт в столь юном возрасте. Но как бы там ни было, он уже привык к непостоянству отца, поэтому не понимал, почему так удивился этим странным совпадениям.

Остия недоверчиво покосилась на него:

– Он уже целую вечность вытирает об тебя ноги.

– Ты тоже так думаешь?

Серефин уже несколько лет не мог передохнуть. Это не удивляло, пока он находился на фронте, но стоило ему вернуться в Гражик, чтобы напомнить жителям страны о том, что у них есть принц, как его отправляли обратно. Он утомился, стал невнимательным, и казалось, стоило его коснуться, тело тут же развалится на куски. Ему совершенно не хотелось ввязываться в политические игры по возвращении в Транавию, но такой была его судьба.

Остия правильно сказала, трещина в их отношениях лишь ширилась. Отец изо всех сил старался скрыть правду – его сын был более талантливым магом крови, чем он. И стоило убрать принца из поля зрения, как придворные – славки тут же позабыли, что сын сильнее отца.

Спрыгнув со стены, Серефин чуть не поскользнулся, но удержал равновесие и повернулся к друзьям.

– Как думаете, у нас получится разыграть хороший спектакль?

– И что ты задумал? Что еще за спектакль?

– Если это Равалык, то да, – сказал Кацпер.

– Бессмысленный спектакль для дворянства, – сказал Серефин, а затем пожал плечами и добавил: – За этим кроется что-то еще. И мне придется узнать, что именно. Но не думаю, что меня это обрадует.

Остия сузила глаза:

– Узнаю этот взгляд. Что ты задумал?

Серефин и сам не был уверен, что именно сделает. Его не покидало нехорошее предчувствие, вьющийся внутри страх, который вызывал опасения и не позволял бездумно лететь в столицу и играть там роль принца. Может, на него так повлияли смерть и разрушения, которые он видел каждый день на протяжении последних лет. А может, просто лишился рассудка. Но в любом случае это чувство никуда не девалось.

– А что, если отец воспользуется Равалыком, чтобы усадить на трон свою марионетку? Кого-то, кем можно манипулировать. – Серефин был слишком самоуверенным, слишком сильным и представлял собой слишком большую угрозу для власти Изака Мелески. – Если он таким образом свяжет кого-то с троном, а потом со мной произойдет несчастный случай… – Он замолчал.

– Ох, – вздохнула Остия.

– Насколько параноидальными кажутся мои слова?

– Очень.

Он кивнул.

– Я командую войсками уже три года, – тихо сказал он. – И знаю, что нельзя вступать в сражение, если нет продуманной тактики. А еще без разведки никак. Так что мне придется отправиться домой и уже на месте оценить, что же там творится, а затем при необходимости разобраться с происходящим. Может, мне просто предстоит сыграть принца в дешевом спектакле. А может, этим все не ограничится. Так давайте отправимся туда и узнаем, каким будет это сражение.

И с этими словами Серефин начал спуск по семи тысячам ступеней.