Трое магов против двух десятков солдат, а у Серефина в запасе осталась лишь горстка заклинаний. В предрассветные часы по лагерю калязинцев у подножия склона бродило лишь несколько солдат.

Остия нетерпеливо вертела в руках пару зителок, пока Серефин аккуратно просматривал последние пять страничек. Если они столкнутся хотя бы с еще одним отрядом калязинцев по пути домой, то им не удастся легко отделаться.

– Что у тебя осталось? – тихо спросил Кацпер.

Он опирался на посох, к одному из концов которого было прикреплено острое, как бритва, металлическое лезвие.

Серефин показал Кацперу свою удручающе тонкую книгу заклинаний, и тот выбрал одно из них. Оно создавало огромное пламя, которое отвлечет солдат, пока Остия и Кацпер не убьют тех, кто не вскипит изнутри от магии Серефина.

Когда звуки борьбы стихли, Серефин спустился с холма. Остия с предвкушением рылась в рюкзаках с провизией.

– Не думаю, что нам придется останавливаться на границе, – сказала она.

– Будем что-то делать с телами? – поинтересовался Кацпер.

Серефин покачал головой, щурясь от утренних лучей.

– Нет. Пусть останутся на радость падальщиков.

Остия бросила Кацперу походный мешок, и он отправился к лошадям.

– Эй, а это что? – пробурчала Остия, заглядывая в одну из палаток.

Серефин последовал за ней и увидел, что она рассматривала книгу. На полу палатки лежала целая кучка таких. Остия быстро пролистала ее, а затем протянула ему и подняла следующую.

– Это транавийские книги заклинаний, – нахмурившись, сказала она.

Но все знали, что в Калязине сжигали книги заклинаний, которые снимали с тел убитых врагов. И старались как можно меньше прикасаться к ним.

– Но в некоторых из них есть приписки на калязинском, – заметила Остия.

Серефин пролистал книгу и остановился на странице, где на полях виднелись угловатые калязинские буквы. Он нахмурился. Записи представляли собой размышления о назначении заклинаний, записанных в книге.

«Ну, видимо, не все в Калязине так уж набожны», – подумал Серефин.

На одной из страниц он увидел что-то среднее между заклинанием и молитвой. Может, они пытались объединить их?

– И во всех есть такие записи?

Остия открыла еще несколько книг, пролистала их и кивнула.

– Возьми с собой несколько, – сказал Серефин. – Хочу получше их рассмотреть.

– Как думаешь, что это означает?

– Отчаяние. – Серефин перешагнул через тело офицера. – Калязинцы проигрывают войну. И уже сами становятся еретиками.

Границу они пересекли без проблем, и Серефин постарался успокоиться. Они забрались так далеко на север, что просто обогнули фронт. Но зато обнаружили, что граница пуста и никем не охраняется.

Словно война превратилась в рутину. Раньше этот участок границы хорошо стерегли, но с каждым днем требовалось все больше солдат на фронте. Серефин постарается не забыть и направить сюда роту, чтобы границы охранялись даже на севере. Калязинские войска могли с легкостью проникнуть в Транавию, воспользовавшись этим маршрутом через горы и болота.

– Не знаю даже, где ты ворчал больше, в Калязине или теперь, когда мы вернулись в Транавию, – сказала Остия.

Климат изменился не сразу, но было очевидно, что они уже не в Калязине. Ни на земле, ни на деревьях почти не лежало снега. И хотя все еще было холодно – долгая зима, опустившаяся на Калязин, задела и соседку, – это не шло ни в какое сравнение с ледяными калязинскими вет-рами.

К тому же тут шел дождь. А Серефин не очень любил путешествовать в такую погоду.

– Такова моя натура, – ответил он.

– И с этим не поспоришь, – пробормотала Остия.

– Я уже говорил, что ненавижу болота? – спросил Кацпер. – Раз уж мы жалуемся.

– Неправда, просто у Серефина любовь пожаловаться в крови. Все, что он говорит, нужно воспринимать как жалобу.

– Видимо, придется избавиться от вас обоих, когда мы вернемся в Гражик, – сказал Серефин. – Повеселитесь в Соляных пещерах.

Серефину тоже не нравилось, что придется ехать по болотам, но главные дороги будут забиты транавийской знатью, направляющейся в столицу. А ему хотелось как можно дольше избегать общения с аристократами. Это было единственное, что могло заставить его пожелать вернуться на фронт.

На транавийских болотах еще столетия назад выстроили деревянные мостки, без которых их было бы не пересечь. Серефин всегда считал, что фронт оставался на калязинской земле не потому, что транавийские войска сильны, а потому, что на территории Транавии слишком много воды. Любое сражение на болотах или озерах стало бы трудным и мучительным для обеих сторон.

К несчастью, здесь всегда царила темнота. Свет с трудом пробивался сквозь густую листву. Даже ходили легенды о злых духах, которые жили в темных чащобах, куда не проникал свет и куда не вели дощатые мостки. Например, Дзивожоне, болотной ведьме или плотоядной русалке. Или существах, которые выжидали во влажном воздухе, когда ничего не подозревающий путник отважится спуститься к водянистым могилам. В Транавии на каждом углу поджидало чудовище, готовое вас сожрать.

Они добрались до постоялого двора ранним вечером, умудрившись не привлечь к себе внимания всех немногочисленных путешественников, встретившихся им на пути. Не многие отваживались выбрать этот путь, боясь суеверий. В конце концов, проще всегда избегать этих мест, чем оказаться затянутым под воду русалкой и стать ее рабом.

Отправив Кацпера внутрь, Серефин снял свой отличительный знак и передал его Остии. Обычно он с удовольствием пользовался своим положением в таких захолустных постоялых дворах, но сегодня ему не хотелось привлекать к себе ненужного внимания. Шрам на лице и так говорил сам за себя. Стоило только пересечь границу Транавии, как его тут же узнавали. Оставалось надеяться, что его лицо достаточно грязное, чтобы он остался незамеченным.

На постоялом дворе, к счастью, почти никого не было, лишь несколько крестьян да пара солдат. Стены украшали пучки сушеных трав, от которых по помещению разлетался приятный аромат. Серефин отыскал Кацпера за столиком в углу.

– Не хочешь сначала помыться? – спросила Остия.

– Позже.

Она вопросительно посмотрела на Серефина.

– Пока еще никто не залебезил передо мной, и мне бы хотелось, чтобы все так и оставалось. – Он склонился над столом и понизил голос: – А еще хотелось бы напиться.

Ухмыльнувшись, Остия закатила глаза.

– От тебя просто воняет, – сказал Кацпер. – Две недели пути не пошли тебе на пользу, мой принц.

– Соляные пещеры, – расстроенно пробормотал Серефин, покосившись на пожилого мужчину за барной стойкой. – И о чем я только что говорил? Почему вы зовете меня по имени в самые неподходящие моменты и называете мой титул, когда я прошу этого не делать?

– Чтобы взбесить тебя, – парировала Остия.

– Кроме того, тебе определенно нужно придумать новую угрозу.

– Это вполне подходящая угроза, – ответил Серефин.

– Это вполне разумная угроза, – сказала Остия Кацперу. – Мне совершенно не хочется общаться с древними Стервятниками.

– Тогда почему ты общаешься с молодыми Стервятниками?

Лицо Остии тут же вспыхнуло. Серефин с удивлением посмотрел на Кацпера, а тот продолжил:

– Как ее звали? Рэйя? Роуз?

– Роза, – пробормотала она.

– Удивлен, что у нее есть имя, – задумчиво сказал Серефин.

– Их должны называть только по титулу, – сказала Остия. – Но придворные Стервятники перестали следовать этому правилу много лет назад. Правда, Черный Стервятник хочет возродить его вновь, чтобы скрыть истинные имена от придворных.

Не говоря ни слова, хозяин поставил три кружки дзалустека на их стол и протопал обратно за стойку.

Серефин отхлебнул эля. Он оказался не очень хорошим, но зато неразбавленным, что его вполне устраивало.

– Ты когда-нибудь встречалась с Черным Стервятником? – спросил он у Остии.

Она кивнула.

– Он не в твоем вкусе.

Серефин с безразличным видом покосился на Кацпера. Остия расплылась в улыбке и отправилась заказать ужин.

Когда Серефин пил четвертую или пятую, – было так сложно за этим уследить – кружку дзалустека, наконец-то состоялась та неприятная встреча, которой он так старался избежать.

– Ваше высочество?

Остия посмотрела за его плечо, и ее лицо исказилось в страдальческой гримасе.

– Славка, – сказала она одними губами.

Серефин знал, что ему не полагалось громко стонать, но после двух кружек это казалось не таким уж значительным прегрешением, не говоря уже о четырех… или пяти. Он обернулся.

По крайней мере этот дворянин оказался ему знаком. Было бы неловко, если бы к нему подошел какой-нибудь захолустный принц, которого он ни разу не видел.

Лейтенант Кривицки и раньше напоминал медведя, но, уйдя из армии, располнел еще больше. Он был одним из самых высоких людей из всех, кого встречал Серефин, и его ширина почти не уступала росту. А еще у него были густые черные волосы и угольно-черные глаза.

Серефин тут же вспомнил, что Кривицки был невыносимым. Но он вообще мало кого выносил, так что эта встреча не стала чем-то особенным.

Встав, Серефин понял, что его слегка покачивает.

– Лейтенант Кривицки, – сказал он, с трудом осознавая, что каждое его слово будет звучать невнятно. – Что привело вас в это болото?

«Или Кривицки жил в этой глуши?» – задумался Серефин. Но тут же отбросил эту мысль. Он точно жил не здесь. На севере? Может, и на севере.

– Моя дочь, ваше высочество, – усмехнувшись, сказал Кривицки.

Наверное, лейтенант говорил вполне нормально, но Серефину его голос показался слишком громким.

Он постарался не поморщиться, но засомневался, что у него это получилось:

– Дочь?

«А я знал, что у Кривицки есть дочь?» – подумал Серефин и покосился через плечо на Остию. Та ободряюще кивнула, что, судя по всему, означало «да».

– Да, Фелиция! – сказал Кривицки. – Ваше высочество, позвольте угостить вас выпивкой. Вы только вернулись с фронта?

Серефин вдруг оказался за столом, а перед ним стояла новая кружка с напитком. Кацпер и Остия обменялись взглядами, но Серефин едва это заметил, слишком сосредоточившись на запотевшем стекле.

Ему определенно не стоило это пить.

«Что ж, придется чем-то пожертвовать», – подумал он, поднимая кружку. Пятую или шестую? Он понятия не имел.

– Да, мы только вернулись с фронта, – сказал Серефин.

– Что нового на войне? – спросил Кривицки.

– Да там все то же, что и всегда, – выпалил Серефин. – Разве там что-то изменилось за последние, сколько, пятьдесят лет? Хотя я этого уже и не жду. Слишком оптимистично надеяться, что завоевание Волдоги что-то изменит.

Кривицки смотрел на него с недоумением. Остия пронзала его взглядом, наполненным недоумением. Ох, верно, ему не следовало выражать свое презрение к войне вслух. Конечно, он же ребенок с плакатов, призывающих к войне.

– Но мы одолеем набожный Калязин, – продолжил он, чувствуя смущение от того, что приходится оправдываться. – Скоро мы их сломаем. – Он наклонился через стол к Кривицки, а тот непроизвольно потянулся к нему в ответ. – Я это чувствую. Война закончится во время моего правления. Если не раньше.

Для этого были все признаки: завоевание Волдоги, появление девчонки-клирика, которое уже само по себе подразумевало отчаяние, то, что войска смогли добраться до гор Байккл. Но Серефин не полагался на надежду.

Кривицки поднял брови. Транавийский принц не стал бы воспринимать свое предстоящее правление как должное. Транавийцы вообще не воспринимали свое будущее как должное. Но Серефин слишком долго пробыл в Калязине.

– Так скоро? – спросил Кривицки.

Серефин энергично закивал. А затем нахмурился. Разве Кривицки не упоминал свою дочь? Так где же она? И тут Серефин понял, что спросил о ней, даже не осознав этого.

Ему определенно не следовало пить последнюю кружку эля.

Судя по виду, Кривицки чересчур обрадовался перспективе представить свою дочь Верховному принцу. Он вышел из-за стола и вернулся с девушкой, которая выглядела так, словно только недавно отказалась от няньки.

Серефин с отчаянием покосился на Кацпера, но тот лишь пожал плечами.

Фелиция совсем не походила на отца. У нее были светлые волосы и бледно-лиловые глаза. Она выглядела нежной и красивой. Серефину придется присматривать за ней.

Она поклонилась ему. Согласно придворному этикету, ей следовало присесть в реверансе, но они находились далеко от дворца.

«Кровь и кости, как же она молода», – подумал он. Хотя на самом деле она была всего на год или два моложе самого Серефина. Просто выглядела более юной. В его затуманенном разуме возникла мысль, что, призвав всех подходящих славок в Гражик, его отец отсеивал слабых и концентрировал сильную кровь в сердце Транавии.

– Приятно наконец познакомиться с вами, ваше высочество, – произнесла девушка, когда он взял ее за руку и поднес к губам для легкого поцелуя.

Ну, он надеялся, что для легкого. Чувство меры покинуло его еще две кружки назад. Да и перед глазами все расплывалось сильнее, чем обычно, что случалось только при сильном опьянении.

– Мне тоже, – ответил он. – Вы направляетесь в Гражик?

Единственный глаз Остии расширился от тревоги. А Серефин удивился, когда Кривицки ответил вместо дочери.

– Конечно, – сказал он. – Уже несколько поколений не проводился Равалык, и его нельзя пропустить. И мы будем рады, ваше высочество, если вы присоединитесь к нам.

«Ах, так вот почему Остия скорчила такое лицо», – понял он. Стоило Серефину посмотреть на нее, как она и вовсе опустила взгляд на стол. Ему и самому не нравилась идея путешествовать с лейтенантом и его дочерью. Но и отказываться с его стороны было бы невежливо, хотя он не особо придерживался правил приличия. Кроме того, Кривицки хотел извлечь из этого выгоду и показать свою дочь с хорошей стороны перед Ра-валыком.

Поэтому Серефин решил уйти от ответа.

– Прошу прощения, мы весь день провели в седле, и уже поздно. Было очень приятно с вами познакомиться, – попрощался он, а затем направился на второй этаж постоялого двора.

Как только они оказались там, он застонал.

– Так непривычно видеть, как ты строишь из себя дворянина, – сказал Кацпер.

– Я принц, – ответил Серефин. – И не должен никого из себя строить.

Но Кацпер бросил на него такой выразительный взгляд, что ему оставалось лишь отмахнуться. Серефин прислонился к стене.

– Как думаете, сколько лет Фелиции?

– Лет семнадцать, – предположила Остия.

– Вряд ли она долго протянет среди тех, кто вырос при дворе.

– Согласна.

Серефин поморщился. Ему хотелось еще кое-что сказать, но Остия подтолкнула его к двери.

– Иди спать, Серефин. Нам придется рано встать, чтобы уехать до того, как Кривицки это заметит, и не забывай про похмелье.

– Я действительно не готов вновь общаться со знатью, – нахмурившись, задумчиво произнес Серефин, когда она подтолкнула его к комнате.

– Добро пожаловать домой, ваше высочество.