Книга: Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 2
Назад: А. Ю. Попов Форпост на западной границе — Белосток (одна из бесед автора с генерал-полковником С. С. Бельченко)
Дальше: Заключение
Н. С. Кирмель
Командировка в шесть веков назад
Укрощение строптивых
В полдень зависающее в зените солнце выжигало все живое на земле. Выгорела трава, на деревьях желтели листья, умолкали и куда-то прятались птицы, даже война приостановилась на несколько часов, давая людям передышку между боями.
Сидя в своем кабинете и утоляя жажду ароматным чаем, майор Владимир Бугреев просматривал поступившие донесения. Не успел он дочитать бумаги, как на пороге появился офицер афганской контрразведки:
— Шурави, третья рота 18-го пехотного полка вышла из повиновения. Солдаты выгнали своих командиров и заняли оборону в крепости.
— Соберите офицеров. Сейчас выезжаем, — распорядился советский контрразведчик.
Спрятав в сейф документы, Владимир Иванович привычным движением забросил на плечо неразлучный АК-74 и, прихватив с собой несколько запасных магазинов, быстро вышел из кабинета.
Натужно ревя задыхающимися от жары моторами, два уазика карабкались по петляющей в горах дороге. Майор Бугреев ехал вместе с переводчиком-таджиком, афганскими солдатами — водителем и охранником. Уже не одну сотню километров исколесили они по опасным дорогам войны, рискуя попасть в засаду или наехать на мину. Каким-то чудом всегда уходили невредимыми от минометного обстрела. Везло, наверное. А может быть, всемогущий аллах берег от гибели. Трудно сказать.
Глядя через окошко на выжженную землю, майор Бугреев с грустью вспомнил оставшихся в Союзе мать, жену, двоих детей и младшую сестру. Перед командировкой даже с семьей попрощаться как следует не успел. Оставил дома Надежду Анатольевну с пятилетним сыном и трехлетней дочерью.
…Нахлынувшие воспоминания прервал легкий толчок остановившегося автомобиля.
— Кажись, приехали, — прокомментировал переводчик.
Офицеры и солдаты увидели со всех сторон окруженную бэтээрами мрачную глиняную постройку, чем-то напоминающую крепость. А вокруг стояла зловещая тишина…
Владимира Ивановича и его спутников встретили несколько знакомых офицеров из штаба афганской дивизии, командир взбунтовавшейся роты и сразу ввели в курс дела. О ЧП в дивизии было доложено в Кабул, руководству МО Афганистана. В период войны не церемонились. От командования афганской армии поступил приказ: в случае отказа подчиниться — роту уничтожить. Зная эти обстоятельства, майор Бугреев предложил послать парламентера из числа солдат. Тот скоро вернулся и передал требования бунтовщиков: «Будем разговаривать только с русским офицером. Пусть приходит без оружия».
Советник и переводчик сложили в машине автоматы и гранаты, на всякий случай оставив при себе лишь пистолеты. Каждый хорошо знал: живым лучше не попадаться.
Пришедших молча впустили в крепость. Ворота сзади зловеще заскрипели, и два автоматчика остались за спиной.
Внутри двора стояли и сидели, по-мусульмански скрестив ноги, грязные, заросшие щетиной солдаты. У некоторых автоматы лежали на коленях, а самые недоверчивые направили стволы на вошедших. Было необыкновенно тихо. На приветствие «Салям аллейкум» никто не проронил ни слова.
— Плохо дело, Владимир Иванович, — шепнул переводчик, — ни ответа, ни привета, сесть не предложили. Это дурной знак.
Понимая, что Восток — дело тонкое, Бугреев начал осторожно говорить о войне, воинском братстве, боевых традициях дивизии и погибших за дело революции товарищах. Три часа длился монолог перед бунтовщиками. Переводчик, блестяще знающий язык и обычаи афганцев, старался подробно переводить все, что говорил советский офицер. В ходе разговора контрразведчик поинтересовался;
— Почему вы взбунтовались?
Солдаты зашевелились, загудели, и один из них, наверное, самый смелый и решительный, встал и откровенно произнес:
— Две недели рота в боях без отдыха. Нам даже негде и некогда умыться, постирать одежду. Командование как будто забыло о нас. Даже в пятницу заставляют воевать (у мусульман пятница — святой день)…
За ним встал второй солдат:
— В последнем бою душманы захватили в плен командира роты, а три наших товарища, — он указал на них рукой, — освободили его. Им за это даже спасибо не сказали.
— А как вы относитесь к своему командиру? — спросил Владимир Иванович.
Солдаты наперебой рассказали, что их командир — храбрый, бесстрашный, как все афганцы, офицер, перед пулями никогда не кланяется, за что они его очень уважают.
— Ваш любимый командир сейчас за вас переживает, верит вам, — сказал взволнованно советник. Потом добавил: — Я советский офицер, и у меня нет ни денег, ни наград. Но разрешите мне чисто по-человечески выразить вам свою благодарность.
Майор подозвал к себе троих чумазых, грязных солдат и по мусульманскому обычаю, по-русски, сердечно каждого обнял. И делал это искренне, от всей души. Афганцы даже растерялись. У них ведь не принято, чтобы офицер, по их понятию — господин, так просто общается с солдатами.
Переводчик, поняв всю важность момента, захлопал в ладоши, потом переводчика поддержали присутствующие. Уставшие, измученные лица солдат немного потеплели. Но скоро погас огонь в глазах людей. Все поняли, что за подобного рода проступок в военное время их ждет суровое наказание. Как быть?
— Я обещаю решить все ваши проблемы. И даю слово советского офицера, что к вам не будут применены меры наказания.
Солдаты поверили русскому майору. Когда парламентеры покинули крепость, ворота остались открытыми… Владимир Иванович свое слово сдержал — роту не расформировали, никого не арестовали.
Потом третья рота храбро сражалась с душманами и ни разу не подвела командование.
Трагедия замка Тадж-Бек
Олимпийская Москва жила празднично. По чистым и ухоженным улицам города гуляла нарядная публика, люди радостно и счастливо улыбались. Еще бы! В какой магазин ни зайди — всего полным-полно. На каждом углу продавались апельсины, бананы, мандарины. Ешь — не хочу. Перед приехавшими иностранцами столица предстала образцовым коммунистическим городом. Островом благополучия и счастья на земле. Единственное печальное событие тех дней — смерть и похороны Владимира Высоцкого. Такой запомнил Белокаменную майор Бугреев, улетая в секретную загранкомандировку.
Несколько часов лета с промежуточной посадкой в Ташкенте — и контрразведчик попал в совсем другой мир. В Кабульском аэропорту стояло жаркое лето 1359 года (по афганскому летоисчислению) и чувствовалось дыхание войны: взлетали и садились боевые самолеты и вертолеты, в горах гремела артиллерийская канонада. Приятной неожиданностью была встреча в аэропорту с бывшим своим начальником — полковником Александром Александровичем Марейчевым, находившимся в Афганистане около 2-х лет старшим советником управления военной контрразведки афганской армии. Было принято решение направить майора в 25-ю пехотную дивизию 3-го армейского корпуса, место дислокации которой в округе Хост провинции Пактия.
Из Кабула в Хост можно было долететь только военно-транспортным самолетом Ан-12. В связи с задержкой рейса Бугреев провел три дня в Кабуле. Офицер КГБ, участник штурма дворца Амина, предложил Владимиру Ивановичу посмотреть резиденцию свергнутого правителя.
Дворец Тадж-Бек, величественно возвышаясь на холме, поражал своим великолепием и красотой. Несмотря на разбитые окна и следы нуль, внутри просматривались остатки былой восточной роскоши. Сопровождающий майора очевидец тех событий показал место, где находился в последние минуты своей жизни полковник Г. И. Бояринов — командир группы спецназа КГБ, первый офицер, получивший звание Героя Советского Союза в Афганистане.
Дворец Тадж-Бек
Полгода назад дворец Тадж-Бек стал местом очередного переворота, где парчамист Кармаль с помощью советского спецназа сверг своего политического противника халькиста Амина.
На положение в стране существенное влияние оказывали внутренние противоречия в Народно-демократической партии Афганистана (НДПА). Два ее течения, парчам (знамя) и хальк (народ), соперничали между собой, шла борьба и кипели страсти. Когда халькисты, состоявшие в основном из простонародья, сражались за революцию, часть парчамистов, представлявших зажиточные слои населения, отсиживались за границей или скрывались в бандах. А при ставшем у руля Кармале всякого рода проходимцы занимали важные посты и передавали ценные сведения бандам моджахедов. Эхо трагедии докатилась до самых дальних уголков страны.
Если в центре на высших партийных, государственных и военных постах находились парчамисты, то в отдаленных провинциях и дислоцирующихся там войсках, как правило, халькисты.
В 25-й пехотной дивизии, где советником военной контрразведки был майор Бугреев, комдив, начальник политотдела и начальник контрразведки принадлежали к фракции халькистов. Этим и осложнялось их положение. Всегда находились «доброжелатели», пытающиеся при помощи клеветы отстранить их от командования.
Неожиданно прилетели из Кабула полковник Горюнов и два его афганских коллеги. Оставшись наедине с Владимиром Ивановичем, сообщили о цели своего секретного вояжа:
— В службу безопасности поступило анонимное донесение, что командир дивизии, начпо и начальник контрразведки замышляют перелет в Пакистан.
Для майора Бугреева это сообщение прозвучало, как гром среди ясного неба. Ведь советник знал их как храбрых, надежных офицеров. Но, кроме веры, имелись основания, позволяющие отвергнуть обвинения и гнусную клевету.
Как-то в районе Хоста был перехвачен посланник Гульбеддина Хекматияра к командиру дивизии. В контрразведке негласно прочли письмо с предложением перейти на сторону моджахедов, отпустили душмана и стали ждать.
Через несколько дней комдив в беседе с майором Бугреевым, возмущаясь, рассказал о письме:
— Нашел дурака. Здесь я уважаемый человек, командир дивизии. А этот бандит предлагает мне надеть чалму, отрастить бороду и сидеть в пещере.
Звал к себе командира дивизии и главарь банды Диншабаз — «командующий Хостинским фронтом» — на должность своего заместителя.
Эти эпизоды мгновенно промелькнули в памяти советника. За других он тоже мог поручиться.
— Даю голову на отсечение, это клевета. Офицеры — верные делу революции люди.
Афганцы остались довольны ответом Владимира Ивановича. Провокация была сорвана… После этого случая авторитет майора Бугреева в глазах командования дивизии возрос многократно.
Генерал без знаков различия
На второй или третий день пребывания в Кабуле полковник Марейчев предложил майору Бугрееву выехать во дворец Тадж-Бек для представления руководству оперативной группы Министерства обороны СССР.
Вошедшим в кабинет большого начальника офицерам бросилась в глаза простота и скромность обстановки: стол, два стула и металлический ящик для документов. Навстречу контрразведчикам поднялся пожилой человек в афганской форме без знаков различия. Это был генерал армии Ахромеев.
Сергей Федорович поздоровался ровным, тихим голосом, открыл ящик, достал карту, расстелил ее на столе и стал спокойно и неторопливо доводить обстановку.
— Товарищ майор, вы направляетесь в 25-ю пехотную дивизию, которая дислоцируется в округе Хост провинции Пактия, что на юго-востоке страны, на границе с Пакистаном. По мнению советского и афганского командований, она является наиболее боеспособным соединением. Уже два года ее части действуют в окружении троекратно превосходящих сил противника и постоянно подвергаются обстрелу. Сообщение только по воздуху, потому что две ведущие к ней дороги перекрыты душманами. Попытка афганских частей очистить путь не имела успеха. Они потеряли полк в полном составе вместе с техникой и вооружением. Граница не охраняется, и банды беспрепятственно проходят туда и обратно.
В конце беседы он перешел на «ты», пожал на прощание Бугрееву руку и по-отечески сказал:
— Счастливо. Будь там поосторожнее…
Много лет прошло с тех пор. Больше их жизненные пути никогда не пересекались. Трагично оборвалась жизнь Маршала Советского Союза Сергея Федоровича Ахромеева. Но его теплые слова напутствия до сих пор живы в памяти Владимира Ивановича.
Смех сквозь слезы
Прилетев в Хост, майор Бугреев приступил к выполнению обязанностей советника начальника отдела военной контрразведки дивизии и остался один на один с афганцами, их непривычными для европейцев укладом жизни и восточными нравами. Теперь, лишившись связи с руководством, придется все решения принимать самому и брать за них полноту ответственности.
Первое время каждый день преподносил какие-то сюрпризы и открытия. Зайдя в кабинет начальника отдела военной контрразведки капитана Искандера, не увидел необходимых решеток на окнах. В незапертом столе лежали десятки тысяч афганей и досье на агентов, работающих на спецслужбу.
— Ну и дела! — возмущенно удивился советник. — У вас же деньги украдут, досье прочтут. Вы так людей погубите!
— У нас воровать не принято, — улыбаясь, говорил капитан, — а из солдат никто читать не умеет.
… В кабинете Искандера стояли два афганца.
— Кто ты? — поинтересовался майор Бугреев.
— Я — агент, — гордо сказал один из них и постучал себя кулаком в грудь. — А это мой брат, он тоже хочет быть агентом…
Пришлось удивляться не только безалаберности агентов, но и полнейшей некомпетентности в вопросах конспирации сотрудников контрразведки. Да и откуда могли знать бывшие строевые офицеры премудрости секретного мастерства. Был порыв души, желание сражаться с врагами, но опыта никакого. На каждом шагу они совершали ошибку за ошибкой.
Работающий в банде агент контрразведки явился на доклад вместе с родственниками. Позже его самого и всех родных уничтожили душманы. Открыто приходил к Искандеру информатор по кличке Дельсуз. Потом он внезапно исчез, и только через месяц стало известно, что его долго пытали и убили вместе со всей семьей, не пожалев даже шестерых маленьких детей…
Были и забавные случаи. Однажды на утренний доклад прибыл молодой контрразведчик артполка Абдул Бари и с возмущением стал рассказывать, что в период посещения полка обнаружил под охраной в яме (используемой в качестве гауптвахты) своего агента из числа солдат, которого арестовал за какую-то провинность замполит полка. Разгневанный контрразведчик освободил агента, а в яму приказал посадить замполита. Замечание Владимира Ивановича о расшифровке агента было воспринято с трудом…
Восстановление законности
При Амине без суда и следствия в 25-й пехотной дивизии были расстреляны 120 человек. Жуткое время — наш тридцать седьмой год…
Владимир Иванович Бугреев решил восстановить законность и полностью исключить из практики контрразведки физическое воздействие на пленных…
— В чем вина задержанных? — спросил советник у капитана Искандера.
— Они враги революции. Замышляли в дивизии поднять мятеж и агитировали солдат уйти в Пакистан.
— Откуда вам это известно?
— Агент сообщил.
Доносчик с первого взгляда не понравился майору: невзрачная, тщедушная внешность, бегающие по сторонам жадные глазки. На вопросы отвечал сбивчиво, постоянно путался. Две недели потратил советский офицер, прежде чем доказал невиновность людей, арестованных по доносу и признавшихся в «измене» под пытками. До сих пор помнит их искрящиеся благодарностью глаза. А у командира роты даже навернулись слезы. Хотя афганцы далеко не сентиментальный народ.
А как же можно забыть до отчаяния смелый поступок молоденькой жены дуканщика! Спасая арестованного мужа, она пришла в кабинет к советскому офицеру, встала перед ним на колени, держа одной рукой шестимесячного ребенка, а другой подняла паранджу и, с мольбой глядя в глаза, что-то лепетала на своем языке. От неожиданности капитан Искандер вскочил со стула и прижался спиной к стене. До того был обескуражен поступком афганки, открывшей лицо перед «неверным». А узнай об этом ее муж, наверное, убил бы, не вынеся позора.
Буквально через два часа майор Бугреев доказал всем, что дуканщика спровоцировали по дешевке купить патроны и донесли в контрразведку.
Владимир Иванович прежде всего своим примером показывал афганским коллегам, как избежать ошибок и напрасных жертв. Советник проводил с ними занятия, планирование операций, вместе со своими подопечными встречался с агентурой, давал ей задания и получал нужную информацию. И делал это тактично, чтобы ненароком не задеть самолюбие гордых афганцев.
Советский офицер по нескольку раз в день встречался и здоровался по-мусульмански (щека к щеке) с афганцами, в том числе и с арестованными моджахедами. Видел в них прежде всего простых, забитых и несчастных людей, таких же бедных дехкан, как и солдат правительственных войск. Офицер при допросах по-человечески обращался с пленными. Ведь, выйдя на свободу, они наверняка поделятся своими впечатлениями с соплеменниками, расскажут, как с ними обращался русский офицер. Наверное, потом многие по-иному будут смотреть на наших военнослужащих, не считая их своими врагами. Хотя не всегда было взаимопонимание. Был случай, когда на допросе в контрразведке арестованный душман спросил Владимира Ивановича:
— Господин, сколько у тебя жен?
— Одна.
— А у меня — четыре, старшей 56 лет, младшей — 13. Чем же ваш социализм лучше?
Как афганцу убедительно ответить, если у него собственное представление о жизни?..
Мусульмане непредсказуемы и загадочны. Например, обращение на повышенном тоне — для нас обычное дело, а афганец это воспринимает болезненно.
На совещании в контрразведке анализировали действия старшего лейтенанта Зар Маида, который, получив информацию о складировании душманами мин в населенном пункте, отложил захват на следующий день. Под утро моджахеды забрали мины и заминировали дорогу, на которой потом подорвалась боевая техника и автобус с детишками.
Негодуя, Владимир Иванович в присутствии сослуживцев за отсутствие оперативности в работе и последствия назвал афганца контрреволюционером. Через два дня Зар Маид забрал семью, оружие и ушел в Пакистан, оставив записку: «Прошу меня не винить. Родине я не изменю, но моя гордость не позволяет смириться с оскорблением».
Время шло. Майор Бугреев познал нравы и обычаи афганцев. Советский офицер в рот спиртное не брал, а мусульманам Коран запрещал. Но командование дивизии втайне от солдат вкушало запретный плод. И на дне рождения советника комдив с тонким намеком предложил гост:
— За единственного мусульманина среди нас!
А ларчик просто открывался
В то время в Хосте действовала сильная контрреволюционная организация, занимающаяся вербовкой военнослужащих дивизий с целью получения информации, совершения террористических актов и перехода в Пакистан.
В результате поисков контрразведчикам удалось выявить и арестовать ее главаря — местного муллу-учителя. Крепкий оказался орешек. На допросах ловчил, хитрил, отвергал даже очевидные факты. Ничего другого не оставалось, как провести дома обыск и найти там неопровержимые улики, заставившие бы муллу признаться.
— Там же жены! — растерялся капитан Искандер. — Посторонним нельзя входить.
— А вы возьмите его с собой. Пусть вызовет женщин на улицу, и вам никто мешать не будет, — подсказал выход из положения майор.
— Как же я сразу не догадался! — хлопнул себя по лбу афганец.
Контрразведчики, используя инструктаж Владимира Ивановича, в деревянной тумбе для умывальника обнаружили тайник, где лежали отчет для отправки в Пакистан и задание за подписью офицера разведки этой страны…
… На прощание комдив вручил советнику самый дорогой для любого мужчины на Востоке подарок — оружие (английский карабин), которое, к сожалению, было нельзя провезти домой. Афганцы просили Владимира Ивановича остаться на второй срок. Видимо, он сумел подобрать ключ к сердцам этих непокорных людей, ведущих непонятную войну друг против друга.
Бросив прощальный взгляд из иллюминатора на знакомые кварталы Кабула, майор Бугреев возвращался из командировки в 1981 год. Ведь мусульманский календарь «отставал» от европейского почти на шесть веков.
В Афганистане стояла жаркая весна 1360 года…
Эпилог
— Мне довелось служить во многих местах бывшего Советского Союза, — говорит Почетный сотрудник контрразведки генерал-лейтенант Владимир Иванович Бугреев, — на Кавказе, на Украине, в Германии, Средней Азии, в Забайкалье, дважды на Дальнем Востоке, действовать в условиях чрезвычайного положения в Фергане и Душанбе, на территории Чеченской Республики, но наиболее яркие впечатления оставил Афганистан.
…И сегодня, спустя годы, генерал-лейтенант Бугреев не испытывает угрызения совести за свой Афганистан, потому что не уронил офицерской чести и сполна исполнил свой долг воина-интернационалиста…
11 декабря 2008 года в Культурном центре ФСБ России прошел торжественный вечер, посвященный 90-летию образования военной контрразведки.
Генерал-лейтенант Бугреев с женой, Надеждой Анатольевной, кстати, полковником спецслужбы, приняли участие в торжественных мероприятиях. Очередной приятной неожиданностью была встреча с генерал-майором Марейчевым, проживающим в настоящее время в Санкт-Петербурге. В свои 85 лет Александр Александрович прекрасно себя чувствует, бодрый и жизнерадостный. Владимира Ивановича представлял с гордостью своим друзьям и ветеранам как своего ученика и «афганца», что вполне закономерно и справедливо.
Память жива, и жизнь продолжается…
Назад: А. Ю. Попов Форпост на западной границе — Белосток (одна из бесед автора с генерал-полковником С. С. Бельченко)
Дальше: Заключение
