В 1978 г. в Афганистане леводемократические силы страны совершили государственный переворот, освещенный в советских средствах массовой информации как Апрельская революция. Власть в стране перешла к ориентированной на СССР Народно-демократической партии Афганистана, провозгласившей курс на построение социализма и дружбу с Советским Союзом. СССР не принимал участия в подготовке переворота, сам факт которого стал неожиданным для советского руководства. Тем не менее СССР одним из первых признал новое государство — Демократическую Республику Афганистан и откликнулся на просьбы правительства страны оказать новому режиму всестороннюю помощь.

В поддержку ДРА были вовлечены практически все ведомства СССР, включая и Комитет государственной безопасности. Каждое из представительств в рамках советско-афганских договоров подписало соглашения с родственными министерствами и ведомствами ДРА, известные во внутреннем обращении как контракты № 20 (КГБ), 17, 15 и т. д. Советники оказывали содействие в создании и становлении афганских национальных институтов власти и управления, партийных, молодежных, женских и иных общественных организаций, средств массовой информации. Кроме советников на заводах и предприятиях, в Кабульском университете, Политехническом институте и других высших, средних специальных учебных заведениях самоотверженно трудились сотни специалистов из всех республик СССР, других социалистических стран. Историк-востоковед В. Коргун пишет: «Страну наводнили тысячи советских советников: они работали в партии, армии, госаппарате, общественных организациях, на промышленных предприятиях, в учебных заведениях, СМИ. Советники осуществляли задачу „советизации“ Афганистана; в экономической, политической и общественной жизни активно внедрялись нормы и институты советской модели развития. Ни одно значимое решение не принималось без санкции соответствующих советников, которые, по существу, заменили афганских должностных лиц. Бурную деятельность развили представительства КГБ и МВД…»

К 1985 году Представительство КГБ СССР при органах безопасности Афганистана сформировалось в наиболее влиятельную структуру, которую развернули в Афганистане советские министерства и ведомства. В комплектовании Представительства принимали участие все органы государственной безопасности, включая пограничные войска. По разнарядке, рассылавшейся Управлением кадров КГБ СССР, отобранные по определенным критериям оперативный и руководящий состав передавался в распоряжение 20-го отдела Первого главного управления КГБ СССР. Именно этот отдел курировал работу Представительства КГБ в Афганистане. Автор статьи, являясь непосредственным участником «афганских событий», освещает на примере одного из отделов Представительства и работы конкретного советника участие КГБ СССР в организации деятельности афганских органов безопасности в период советского военного присутствия в Афганистане (1979–1991 гг.).

Распределение по местам службы в Афганистане выпуска слушателей спецкурса 1985 г. со знанием языка дари или пушту в Ташкенте состоялось за несколько месяцев до завершения учебы. Майору Кузнецову В. М. предстояло ехать советником в административный центр одноименной провинции Герат, на запад страны. Коллеги-слушатели по языковой подгруппе уезжали в Джелалабад, Гильменд, Кунар и другие районы для замены отслуживших установленные три года и убывавших в Союз сотрудников оперативных групп Представительства КГБ СССР при местных управлениях МГБ ДРА. Но проблемы с наличием специалистов-афгановедов внесли коррективы в распределение — Кузнецова и еще двух офицеров пригласили в один из отделов Представительства, где с каждым состоялись персональные собеседования. Знания об Афганистане, полученные в период учебы на курсах, вероятно, удовлетворили тестировавших. В результате майору предложили должность оперативного сотрудника 1-го отдела Представительства КГБ с задачей осуществления советнических функций в информационно-аналитическом отделе Первого управления МГБ ДРА — афганской внешнеполитической разведки.

КГБ СССР присутствовал в Афганистане в виде Представительства (1978–1991 гг.); Особого отдела КГБ СССР по 40-й Армии с разветвленной структурой своих отделов в соединениях и частях Ограниченного контингента советских войск (ОКСВ), начиная с момента ввода войск в декабре 1979 года и до полного их вывода из страны 15 февраля 1989 г.; групп, отрядов и подразделений специального назначения «Каскад», «Вымпел», «Омега», «Альфа», «Гром», «Зенит»; подразделений пограничных войск КГБ СССР (моторизованных маневренных групп, десантно-штурмовых групп, которые действовали при поддержке авиационных сил погранвойск КГБ). Всего особых отделов КГБ СССР в Афганистане насчитывалось чуть более десяти с численностью сотрудников до 350. Руководили военной контрразведкой поочередно генералы Божков С. И., Бойченко А. П., Румянцев В. Д., Овсеенко М. Я., Черемикин В. С. За время пребывания в ДРА усилиями сотрудников особых отделов было выявлено более 60 агентов зарубежных спецслужб, около одной тысячи агентов отрядов вооруженной оппозиции, проведена другая важная работа. Более 600 военных чекистов награждены государственными знаками отличия, а старшему оперуполномоченному капитану Соколову Б. И. присвоено звание Героя Советского Союза.

Б. И. Соколов

Наиболее известной операцией подразделений спецназначения КГБ СССР является штурм дворца-резиденции главы ДРА Х. Амина «Тадж-Бек». Трем его участникам — Бояринову Г. И. (посмертно), Карпухину В. Ф., Козлову Э. Г. — за эту операцию присвоили звание Героев Советского Союза. Спецназ КГБ участвовал в крупномасштабных и локальных военных операциях как в составе ОКСВ, так и самостоятельно. На его счету сотни рейдов, засад, специальных акций, освобождений заложников и пленных. Многие бойцы-спецназовцы принимали активное участие в формировании спецподразделений МГБ Афганистана, фактически выполняя советнические функции.

Основной задачей пограничных сил КГБ СССР являлось обеспечение безопасности государственной границы СССР с Афганистаном и стабильности в северных провинциях этой страны. С этой целью были созданы и введены в ДРА около десяти десантно-штурмовых маневренных групп (ДШМГ) общей численностью до восьми тысяч человек. За время участия в «афганской эпопее» советские пограничники самостоятельно, а также совместно с ОКСВ и афганскими подразделениями провели порядка тысячи операций, обезвредив десятки бандформирований и защитив границы СССР от их прорыва на советскую территорию. Более 70 процентов всех операций проведено при участии авиации погранвойск КГБ. Летчики, часто под огнем противника, осуществляли доставку бойцов к месту проведения операции, обеспечивая быстроту и внезапность высадки десанта, способствуя успеху операции. За мужество и проявленный героизм сотни воинов-пограничников награждены орденам и медалями, а майору Шагалееву Ф. присвоено звание Героя Советского Союза.

В несколько иных условиях приходилось выполнять задачи сотрудникам КГБ СССР, осуществлявшим советнические функции в органах безопасности Афганистана. Их главной задачей являлось создание соответствующих структур МГБ, налаживание и поддержание их эффективной деятельности по защите государства. Занималось этим Представительство КГБ СССР, созданное в Афганистане в июне 1978 года решением советского правительства, спустя всего лишь два месяца после Апрельской революции. Начав свою работу при численности сотрудников в два десятка, Представительство со временем развернулось до двух десятков отделов и групп. Возглавляли его поочередно Иванов Б. С., Богданов Л. П., Спольников В. Н., Калягин Н. Е., Воскобойников Б. Н., Зайцев В. П., Ревин В. А. В наиболее сложных условиях несли службу советники КГБ в провинциальных органах и военной контрразведке МГБ. Они практически постоянно находились в среде афганцев, нередко на большом удалении от советских войск. Места дислокации оперативных групп Представительства часто подвергались обстрелам реактивными снарядами, из минометов и из других видов оружия. Условия их жизни мало чем отличались от жизни офицеров советских частей и подразделений в Афганистане.

Г. И. Бояринов

Э. Г. Козлов

В. Ф. Карпухин

К середине 80-х годов структура Представительства олицетворяла собой, за некоторыми исключениями, КГБ СССР в миниатюре, если так можно назвать отряд чекистов в 600 человек, проходивших службу на должностях оперативных сотрудников Представительства, технического и обслуживающего персонала. Основная часть из них выполняла советнические функции в афганских органах безопасности в центре и в провинциях. Эта цифра не включает в себя военных контрразведчиков (сотрудников особых отделов КГБ СССР), оперативно обслуживавших части и подразделения ОКСВ. Нумерация отделов Представительства, в основном, соответствовала номеру управления центрального аппарата КГБ СССР и номеру управления МГБ ДРА. Так, совпадали номера отделов и основных подразделений советских и афганских ведомств безопасности: 1 (внешняя разведка), 2 (контрразведка), 3 (военная контрразведка), 5 (борьба с бандитизмом и идеологическими диверсиями) и некоторых других. Это было оправдано, поскольку позволяло часто менявшимся и прибывавшим на короткое время сотрудникам лучше ориентироваться в местных условиях. Несколько необычно именовались только информационные и учетно-регистрационные подразделения управлений центрального аппарата МГБ и его периферийных органов: Л-45 и Л-35 соответственно. Вероятно, это было сделано из соображений секретности.

Основная часть отделов Представительства размещалась в десятке небольших одно-двухэтажных зданий, некогда принадлежавших частным владельцам. В 2–4 комнатах, как правило, размещался весь личный состав отдела, насчитывавший от 7–10 и более человек, в зависимости от штатной численности курируемого подразделения МГБ. Отдельные, довольно скромные кабинеты имели начальник, иногда и заместитель. В общей комнате у каждого офицера был свой стол.

Положение сотрудника Представительства по воинскому званию было, как правило, выше, чем по прежнему месту службы в СССР, на одну ступень: младший оперативный сотрудник (капитан/майор), оперативный сотрудник (майор/подполковник), старший оперативный сотрудник (подполковник/полковник). В Афганистан офицеров направляли в так называемую «длинную» командировку сроком на три года и «короткую» — до одного года. При наличии возможности для проживания и обеспечении необходимых мер безопасности «длинные», с особого разрешения руководства Представительства, могли вызвать к себе на какое-то время жену и даже других членов семьи. Выслуга лет военной службы засчитывалась по условиям войны — один год за три. Сроки прохождения в воинских званиях — год за полтора. Таким образом, офицер, прибывший в Афганистан в звании «капитан» мог через пять лет, не занимая командной должности (при условии двукратного продления загранкомандировки по одному году, что практиковалось), возвратиться в Союз «подполковником». Соответственно, отдельные «майоры», оказавшиеся в воюющей стране на выходе срока прохождения в звании, возвращались в свои подразделения «полковниками», чем приводили кадровиков в смятение. А кадровая практика для «афганцев» была проста: с какой должности убыл, на ту и возвращаешься. Вероятно, предполагалось, что профессионального роста у советников в Афганистане быть не могло (иные условия работы), а значит — убыл с должности старшего оперуполномоченного, на нее и возвращайся.

Особая тема для «афганцев» (как стали со временем называть всех воевавших и служивших в Афганистане, и не только военнослужащих, но и тех, кто находился в Афганистане не по личным делам, а по направлению разных ведомств) — заслуженно ли люди получали право пользоваться льготами участника войны. Льготы действительно были. Так, семья двоюродной племянницы Кузнецова, муж которой получил ранение в ДРА, благодаря «пробивному» характеру жены и свидетельству инвалида войны, получила хорошую квартиру. Но в целом право «афганца» на льготы не означало возможность их реализации в ощутимом объеме. Тем не менее «участником войны» юридически становился любой военнослужащий, пробывший на территории Афганистана три дня. Безусловно, этим пользовались, и стремление выехать в служебную командировку в ДРА на несколько дней было довольно распространенным явлением в военных ведомствах СССР.

Различался характер военной службы советников и собственно военнослужащих ОКСВ. Советникам платили гораздо больше, чем армейским офицерам, и, при желании, советник мог не лезть в «пекло» вместе с подсоветными. Но и на советническую работу направляли не всякого, а тех, кто проходил отбор в кадровых подразделениях и «сито» спецпроверки КГБ. А война оставалась войной для всех. Она не разбирала, гражданский ты или в погонах. Похищения и убийства советских инженеров и специалистов с объектов строительства в Афганистане не были исключением из правил. Военные советники в полной мере несли груз войны вместе с афганскими частями и подразделениями. Кузнецову довелось встречаться в Кабуле с полковником (ныне генерал-майор запаса) Куценко В. П., осуществлявшим советнические функции в инженерных частях вооруженных сил ДРА. Он рассказывал о своей службе много интересного. Эпизод о его работе по обеспечению в горных условиях движения колонны афганских войск в приграничный с Пакистаном г. Барикот заслуживает отдельного описания. Несли потери советники в органах безопасности и в органах внутренних дел, как в процессе реализации совместно с партнерами оперативных мероприятий, так и в ходе боевых действий. Нередко и по причине предательства со стороны подсоветных.

Самым крупным коллективом Представительства являлся 5-й отдел. Он осуществлял советнические функции в 5-м Главном Управлении МГБ Афганистана. Главк включал в свой состав несколько других управлений, основной его задачей была организация и ведение контрразведывательной работы в рамках борьбы с вооруженной оппозицией. Пятое ГУ МГБ являлось ведущим в министерстве, со штатом в несколько тысяч сотрудников, включая специальные боевые подразделения. По этой причине и 5-й отдел Представительства состоял из нескольких десятков контрразведчиков, специалистов другого профиля, в том числе и «боевиков», которые оказывали помощь афганским партнерам в планировании и проведении операций по ликвидации т. н. «непримиримых бандглаварей», других острых акций.

По числу советников с 5-м отделом мог соперничать 3-й отдел, задачей которого было оказание помощи сотрудникам Главного управления военной контрразведки — самостоятельного контрразведывательного подразделения Центрального аппарата МГБ. Поскольку прошло много лет, давно нет ориентированной на СССР Республики Афганистан, нет тех органов безопасности и той армии, некоторые сведения на примере ГУ ВКР о его работе можно привести. Тем более что сущность и содержание советнической деятельности сотрудников других отделов Представительства не имели принципиального различия.

Так, в соответствии с приказом МГБ ДРА, регламентировавшим деятельность военной контрразведки страны, основными задачами ГУ ВКР МГБ по состоянию на 1987 год были: выявление агентуры иностранных спецслужб и вооруженной оппозиции, враждебных элементов в частях и учреждениях МО, МВД; предотвращение измены родине, террористических, диверсионных намерений, акций идеологической диверсии, создания организаций и групп, ставящих целью свержение существующей власти, других антиправительственных проявлений среди военнослужащих; обеспечение совместно с командованием и политорганами сохранности государственной и военной тайны, выявление и перекрытие каналов утечки секретных данных к противнику; оказание помощи командованию частей МО, МВД в повышении их боеспособности и боеготовности, устранение причин и условий, ее снижающих.

Решая эти задачи, Главк занимался сбором и реализацией разведывательной информации о действиях оппозиционных сил и вооруженных формирований моджахедов, предотвращением сдачи боевых позиций, дезертирства и перехода на сторону врага, паникерства, грабежей и мародерства. Оперативный состав с помощью широкой агентурной сети пытался предотвращать заговоры, мятежи, хищение оружия, боеприпасов, угон боевой и авиационной техники к противнику, злоупотребления служебным положением и казнокрадством. Офицеры ГУ ВКР участвовали в осуществлении контрпропаганды против формирований оппозиции, разъяснении личному составу МО, МВД решений ЦК НДПА (правившая Народно-демократическая партия) и правительства Афганистана, укреплении связи с народом, оказании помощи местному населению, пропаганде и реализации политики государства среди военнослужащих, мусульманского духовенства, племен, привлечении их к перекрытию караванных маршрутов, охране границы страны с Пакистаном и Ираном.

Штатами Главка предусматривалось иметь до 2300 человек личного состава. Реальная укомплектованность составляла 80 %. 1800 руководящих и оперативных работников осуществляли контрразведывательное обслуживание 255 тысяч военнослужащих армии и внутренних войск МВД.

Из характера деятельности военной контрразведки несложно представить и то, чем занимались сотрудники 3-го отдела Представительства в ГУ ВКР МГБ.

С учетом большой численности советников и их текущими заменами значительная нагрузка ложилась на кадровый аппарат, бухгалтерию и секретариат Представительства. К 1985 году здесь была развернута полноценная поликлиника, результаты работы которой трудно переоценить хотя бы потому, что практически все проходившие службу в ОКСВ переболели различными видами инфекций.

Чаще всего — гепатитом, включая и его тяжелые формы. Командующий в то время дислоцировавшейся в Герате дивизией Громов Б. В. в своей книге «Ограниченный контингент» (М., Изд. группа «Прогресс», «Культура», 1994, 352 с.) описывает случай, когда дивизия осталась практически без управления, поскольку все ее командиры лежали в лазарете по причине заболевания гепатитом.

В 1985 году, времени прибытия майора Кузнецова В. М. в Афганистан, исполнилось шесть лет, как страна управлялась фракцией Народно-демократической партии «Парчам» и ее руководителем, председателем Революционного совета ДРА Бабраком Кармалем. Советские войска, находившиеся в воюющей республике и составлявшие более чем стотысячную группировку, совместно с Вооруженными силами ДРА обеспечивали безопасность в основных районах страны.

Однако военно-политическая обстановка оставалась в целом сложной, с постоянной тенденцией к ухудшению. В этих условиях НДПА принимала возможные в тех условиях меры по укреплению силовых структур. МГБ ДРА стала одной из важных составляющих безопасности государства. Его структура, в основном, приобрела формы, оставшиеся без изменения вплоть до падения режима 28 апреля 1992 года. Остановился и рост численности советнического аппарата Представительства КГБ СССР.

Первое управление МГБ ДРА, скромный аналог Первого главного управления КГБ СССР, состояло из нескольких отделов с небольшой, в сравнении с другими подразделениями министерства, численностью личного состава — чуть более ста человек. Первый отдел Управления занимался проблемами США и Западной Европы, второй — Пакистаном, третий — Ираном, четвертый — Турцией и рядом других стран. Имелись и некоторые другие специфические отделы, кадры, секретариат, учетно-архивный, а также информационно-аналитический отдел, в котором выполняли советнические функции подполковник Бардинский и майор Кузнецов. Возглавлял Управление полковник Замир, которому в 1986 году было присвоено воинское звание «генерал-майор».

Кроме Первого управления МГБ работой по линии разведки занимались разведотделы и других управлений. В частности, органы военной контрразведки. Добываемую информацию, которую они не могли реализовать самостоятельно, направляли в 1-е Управление, 5-е Главное управление МГБ, Управление МГБ по г. Кабулу и провинции, Разведывательное управление Генерального штаба Министерства обороны. За шесть лет с помощью советских советников Первое управление смогло создать разведывательные позиции за рубежом, включая действующие под прикрытием посольств резидентуры в различных странах. Основные закордонные силы и средства внешнеполитической разведки МГБ ДРА размещались в Пакистане, где находились базы, учебные центры моджахедов, лагеря беженцев, в которых проживало свыше трех миллионов человек. Последнее обстоятельство позволяло афганской вооруженной оппозиции иметь практически неисчерпаемые людские ресурсы для пополнения своих рядов, учитывая, что население Афганистана составляло 15–18 миллионов. Важное внимание разведка уделяла афганской эмиграции. В США проживало более десяти тысяч эмигрантов, в странах Европы еще больше. Как правило, в прошлом они составляли элиту общества — творческую интеллигенцию, видных политиков, богословов, феодалов и торговцев. Определенное влияние этой части эмиграции на происходящее в Афганистане тоже было.

При организации работы с афганскими партнерами (так было принято называть их в общении между сотрудниками Представительства) советники испытывали трудности, вызывавшиеся особенностями национальной, родоплеменной и религиозной структуры афганского общества. На качество даваемых ими рекомендаций и предложений влияло знание (или незнание) страны, обычаев, традиций, ее природно-климатических и географических особенностей. Справедливости ради необходимо отметить, что такие же сложности испытывали советники (инструкторы) США и других стран, работавшие с афганской оппозицией. По некоторым данным, в середине восьмидесятых годов в Пакистане находилось более пятисот человек только сотрудников американских спецслужб. Это без учета военнослужащих армии, военной разведки и контрразведки Пакистана, которые, нередко целыми подразделениями, воевали на стороне моджахедов.

Подавляющее большинство советников (всех ведомств), особенно в начале восьмидесятых, прибывало в Афганистан, имея довольно смутные представления о стране. Ситуация стала несколько улучшаться с развертыванием в вузах СССР специализированных курсов и потоков слушателей и студентов для работы в ДРА. Их выпускники знали основные языки — пушту или дари и получали определенную страноведческую подготовку.

Конкретная работа сотрудника Представительства включала в себя две составляющих. Первая — как оперативный сотрудник КГБ СССР, он решал задачи, поставленные перед ним вышестоящим руководством. Главная из них — участие в пределах компетенции в обеспечении государственной безопасности своей страны. Вторая — оказание помощи ДРА в создании национальных органов безопасности и в осуществлении их деятельности по реализации возложенных на них функций. Вторая составляющая претворялась в жизнь путем «приставления» ко всему начальствующему контингенту МГБ, от министра до начальника отдела управления, сотрудника КГБ — советника (на местном языке — «мошавера»). Утро советника начиналось с прибытия в «подсоветный» отдел и общения с его руководителями — начальником, заместителями, а при необходимости — с конкретными сотрудниками. Афганских коллег называли словом «партнеры», подчеркивая этим самым паритетность отношений. До предоставления в 1986 году Первому управлению МГБ отдельного здания на проспекте Дар-уль-Аман недалеко от посольства СССР, подразделения афганской внешней разведки размещались в конфискованных, либо брошенных бежавшими за рубеж хозяевами виллах в разных частях Кабула. В одной из таких вилл в районе Вазир Акбар-хан и располагался информационно-аналитический отдел (ИАО), в котором Кузнецов (первое время с помощью В. П. Бардинского) осуществлял советнические функции.

В задачи ИАО входили: выработка информационных приоритетов в работе внешней разведки и на их основе — заданий для добывающих подразделений Управления; обработка поступающих в отдел материалов; подготовка аналитических документов для руководства. Часть важных и срочных сообщений, поступавших из загранточек (легальные и нелегальные резидентуры МГБ ДРА), докладывались начальнику разведки напрямую руководителями отделов, и, при необходимости, копии направлялись в ИАО. Организация информационно-аналитической работы в Первом управлении, как и в других аналогичных структурах МГБ ДРА, имела много недостатков. Вызывались они особенностями национального характера афганцев, спецификой взаимоотношений между основными этническими группами населения — пуштунами, таджиками, узбеками и хазарейцами, невысоким уровнем специальной подготовки сотрудников. Факты утечки информации к противнику вынуждали руководителей всех уровней в МГБ существенно ограничивать передачу получаемых от агентуры сведений в другие отделы, включая и собственные ИАО. Поступавшие в ИАО материалы представляли собой преимущественно короткие, в пять-десять, иногда чуть больше, строчек на листе бумаги. Эти сообщения страдали отсутствием полноты, вызывала сомнение достоверность. Значительная часть не имела отношения к разведывательной информации, либо утрачивала ценность как несвоевременная, относящаяся к уже прошедшим событиям.

Поставлялись в отдел образцы печатных изданий афганских моджахедов — журналы, газеты, листовки, удостоверения личности, списки членов формирований оппозиции. Многие журналы исполнялись в цветном варианте. В них помещались фотографии погибших моджахедов с описанием боевых действий, в которых они проявили себя; выступления лидеров оппозиции; пропагандистские материалы с описанием «преступлений» режима и советских войск в Афганистане. Печатная продукция изучалась аналитиками для учета в работе.

Из современной оргтехники в МГБ практически ничего не было, за исключением печатных машинок. Информация накапливалась в досье по темам, и хранилась на полках в подразделениях. Для ускорения поиска нужной информации в практику работы ИАО вводилась карточная система. Она требовала времени и внимания, что приводило нередко к потере информации из-за недобросовестности или некомпетентности исполнителя. Карточки оправдали себя в 5-м Главном управлении МГБ, где накапливались большие информационные массивы.

Сотрудники информационного отделения ИАО начинали утро с поездок в другие отделы Управления, чтобы забрать информацию, передать копии уже подготовленных и доложенных руководству справок и другие материалы. Первично обработанные документы передавались сотрудникам аналитического отделения, которые пытались готовить обобщенные справки, записки, обзоры. По отзывам советников и по личным впечатлениям Кузнецова, у афганцев аналитические документы практически не получались. Причин этому было две. Первая — отсутствие достаточного объема знаний, умений и навыков в их подготовке. Эта проблема как-то решалась усилиями советников и обучением на кратких курсах. Вторая, как это не парадоксально звучит, — отсутствием у афганцев логического мышления. Объяснить сотруднику-афганцу с десяти-двенадцатиклассным или даже высшим (таких имелось мало) образованием, как выйти на новое знание (выводы) путем индукции (от частного к общему) и дедукции (от общего к частному), было почти невозможно. Их обобщенные документы чаще представляли собой механически сложенные, в лучшем случае по одной теме, краткие сообщения, полученные из других отделов и подразделений. Кузнецову приходилось много и подолгу объяснять подсоветным замысел того или иного документа по актуальной проблеме, о том, как его готовить, как подойти к выводам и какие возможные предложения по итогам анализа сформулировать для принятия управленческого решения.

По инициативе Кузнецова был организован приезд из Москвы преподавателя, специалиста по аналитике, который прочитал для всего личного состава Первого управления МГБ курс лекций по этой теме. Интерес афганцев был неподдельно высоким. Они добросовестно конспектировали услышанное, благо что паузы, вызываемые необходимостью перевода с русского, позволяли это делать. Личный конспект этих лекций у Кузнецова хранится до сих пор. Им он пользовался в работе с сотрудниками разведки, предлагая им возвращаться к собственным записям и применять в работе.

Советнику приходилось просматривать практически всю попадающую в ИАО информацию. Делать это было довольно сложно, учитывая значительный объем и то, что почти половина ее исполнялась от руки. Проблема решалась таким образом: кто-то из афганских сотрудников зачитывал вслух начало сообщения, и по первой строчке становилось ясно, следует ли его изучать далее. Представляющие интерес документы по указанию начальника отдела печатались в нескольких экземплярах машинисткой. Это ускоряло процесс обработки информации, поскольку ее доклад руководству в этом случае шел параллельно — по линии партнеров и по линии Представительства КГБ. Вопрос с переводом материалов на русский язык решался следующим образом. Если советнику не представляло большой сложности перевести машинописный текст, то с «шекасте» («ломаная» рукопись) приходилось поступать иначе. Первый вариант — афганец читает, а советник на слух записывает перевод. Второй — афганец по просьбе советника сам пишет перевод на русский язык. Сотрудников в ИАО, сносно владевших русским, имелось двое. Их перевод выборочно контролировался по тексту оригинала.

Следовало отдать должное партнерам: способности к усвоению иностранных языков у них хорошие. Многие из сотрудников МГБ к 1985 году прошли шестимесячные и другие курсы обучения в Ташкенте и в Москве. Поскольку лекции советскими преподавателями читались на русском с участием переводчика, то это создавало хорошие возможности для изучения русского языка. Подсоветные часто просили Кузнецова говорить с ними на русском, подчеркивая, что они желали бы лучше усвоить этот язык. А тому хотелось наоборот — развить и закрепить знание местного языка.

Добываемая разведкой МГБ информация читалась советниками, обрабатывалась и уходила в советские инстанции (в зависимости от важности докладывалась в Москву). Однако это не означало, что партнеры доводили до «шурави» абсолютно всю информацию. Исходя из личных, клановых, этнических, религиозных или иных своих интересов, важные сообщения могли «отсекаться» на уровне резидентов МГБ за рубежом, начальников отделов или их заместителей в Кабуле, руководства провинциальных управлений МГБ, в составе которых имелись разведывательные подразделения. По этой причине при выработке политических решений советским руководством по любому из афганских вопросов полагаться на информацию, добываемую разведкой МГБ, получаемую из других силовых, партийных и иных структур ДРА, было нельзя. Решения в Москве принимались, исходя из всей совокупности информации по проблеме, поступавшей, прежде всего, от советской внешнеполитической и военной разведок, по каналам партнерских связей со спецслужбами социалистических стран, посольств СССР за рубежом. Другое дело, что их, в подавляющем большинстве, объективная, полная и своевременная информация с конкретными предложениями не всегда принималась во внимание. Верх брали доктринальные установки во внешней политике СССР.

Владеешь информацией — контролируешь обстановку. Можешь опережать противника в игре с ним. В итоге победить. Истина, известная с древнейших времен. Как уже говорилось, в организации информирования афганскими партнерами своего руководства имелось немало проблем. Одна из них — утечка сведений к противнику. Причины этого кроются в специфике населения Афганистана, его этно-религиозных особенностях. Ярким примером такого положения дел является Панджшер — особое место в географии и истории страны. В силу сложности рельефа, труднодоступности и умелой в военном отношении организации моджахедами обороны наступательные операции афганских и советских войск в итоге завершались здесь ничем. Местные жители, как и основные силы моджахедов, заблаговременно уходили в другой район. Оставшиеся в специально оборудованных пещерах небольшие группы боевиков оказывали упорное огневое сопротивление наступавшим подразделениям, нанося им немалый урон. Да, ущелье захватывалось, но спустя какое-то время правительственные войска уходили из долины, а население и моджахеды вновь возвращались.

Но была и другая причина, по которой моджахедам удавалось избегать больших потерь и полного поражения, — эффективная разведка Ахмад Шаха Масуда, одного из наиболее известных и авторитетных в вооруженной оппозиции полевых командиров. Используя то обстоятельство, что некоторые офицеры Генерального штаба ВС ДРА, таджики по национальности, как и Масуд, не теряли своих родственных связей в Панджшерской долине, ему удалось сформировать из них сеть надежных информаторов. Впоследствии резидентура была выявлена. В ходе следствия установлено, что офицеры штаба, пользуясь удостоверениями личности и спецпропусками, выезжали за пределы контролируемых правительственными войсками зон и докладывали Масуду проекты планов военных операций в Панджшере. А дальше — знаешь, значит опережаешь.

Один из сотрудников советской внешней разведки, много лет работавший в Афганистане, как-то поделился своими мыслями о причинах неудач ряда операций по ликвидации А. Ш. Масуда. Так, один из агентов-афганцев сообщил сведения о якобы точном месте проведения Масудом очередного совещания своего штаба в Панджшере. Срочно была подготовлена акция по его уничтожению с помощью авиации. Этот агент, находясь в вертолете, указал дом на окраине кишлака, где предположительно находились Масуд и его люди. По сигналу дымовой ракеты авиация нанесла бомбоштурмовой удар по объекту. Однако, как и ранее, нужный результат получен не был. В доверительной беседе с советским разведчиком один из старших офицеров афганской армии на сетования «шурави» о преследовавших КГБ СССР неудачах по ликвидации Масуда заявил примерно следующее: «Афганцы никогда и никому не сдадут этого человека…»

А. Ш. Масуд

Кто-то из знающих людей может сказать, что реально в уничтожении «панджшерского льва» советские спецслужбы не были заинтересованы. Возможно. Но в отдельные периоды такая задача, скорее всего, ставилась. И не только КГБ, но и военным. Можно сказать, что широко известных афганских «полевых командиров» (Исмаил Хана, А. Ш. Масуда, Дустума и др.) и лидеров вооруженной оппозиции (Г. Хекматьяра, С. Гейлани, М. Наби, Ю. Халеса, С. Моджаддеди и др.) ликвидировать так и не удалось. Ни советским, ни американским спецслужбам (те же лидеры талибов) это оказалось не под силу. Или не хотели этого и не хотят? Арабским спецслужбам удалось убрать Масуда только с помощью агента-иностранца из числа журналистов, сумевшего пронести в помещение, где давал пресс-конференцию таджикский лидер, взрывное устройство для проведения теракта. Однако в этой истории не все до конца ясно.

Конечно, этно-религиозные особенности населения страны использовали также и советские спецслужбы, и афганские. Какие-то успехи в тайной войне все же были и здесь, и там.

В информационно-аналитическом отделе Первого управления МГБ несли службу офицеры в званиях лейтенанта, капитана, старшего капитана, майора. Звание «подполковник» имел только начальник отдела Наджиб, пуштун по национальности. Его заместитель, Матин, также был из пуштунов. Один из сотрудников — хазареец, остальные таджики и пуштуны. Отношения между ними складывались непросто.

Для некоторого уяснения этого вопроса требуется хотя бы краткий экскурс в историю национально-религиозного вопроса в стране.

Афганистан как государство впервые заявил о себе в 1747 году. Образовали его воинственные пуштунские племена, населяющие большой регион, включая Сулеймановы горы от реки Инд и на север до предгорий Гиндукуша. Англичане, предоставляя в 1948 году независимость Индии, разделили ее по религиозному признаку на Пакистан (мусульмане) и собственно Индию (индусы и другие немусульманские конфессии). Северные границы Пакистана англичане, с характерной для них политикой «разделяй и властвуй», провели по Сулеймановым горам, оставив половину пуштунов (сегодня более 10 миллионов человек) в Афганистане, половину (также более 10 миллионов) — в Пакистане. Власти Пакистана, как искусственного государственного образования, настаивают на признании границ, Афганистан не соглашается, полагая, что все пуштуны должны жить в одном государстве. Само название «Афганистан» происходит от слова «афганцы», как часто называют себя пуштуны. Со временем, с подачи центральных властей, афганцами стали называть все народности страны. Однако в XVIII–XX веках экспансия пуштунских племен на север, сопровождавшаяся боевыми действиями, насилием в отношении более малочисленных таджиков, узбеков, хазарейцев и других народов центральных и северных районов нынешнего Афганистана, сформировала в итоге основу неприязни к пуштунам, сохраняющуюся до сих пор.

Пуштуны всегда доминировали, занимая важные посты в государстве. Таджики, традиционно более образованные, составляют костяк среднего чиновничьего слоя, медиков, учителей, инженеров. Пуштуны (более 15 млн), таджики (более 5 млн), узбеки (более 3 млн) — мусульмане-сунниты. Хазарейцы (до 2 млн) — мусульмане-шииты, занимающие низшее положение в обществе, выполняющие самую черновую работу. Разница эта довольно существенна, если помнить, что в некоторых исторических условиях являлась причиной войн между исламскими государствами.

НДПА, придя к власти, провозгласила равноправие народов и религий, пытаясь привлечь на свою сторону больше сторонников. Но практически это удавалось мало. Пуштуны по-прежнему занимали и занимают главенствующее положение в государстве. Такая же картина наблюдалась и в Первом управлении МГБ ДРА. Кузнецову нередко приходилось выслушивать сетования сотрудника-хазарейца на якобы имеющее место ущемление его прав со стороны руководства отдела. Однако каких-либо демаршей в этой связи он не допускал, понимая возможные негативные последствия для себя. Советники же старались эту деликатную тему обходить, ограничиваясь при необходимости информированием руководства Представительства. О сложностях совместной службы в правительственных структурах представителей разных этнических групп говорит тот факт, что власти ДРА при формировании воинских частей были вынуждены в ряде случаев идти на их комплектование военнослужащими одной национальности. Так, в частности, по этой причине была создана 520-я хазарейская бригада.

В первые месяцы работы Кузнецов, обсуждая с начальником ИАО Наджибом итоги за месяц, рекомендовал в ходе совещания с подчиненными выделять лучших и подвергать критике тех сотрудников, которые трудились без необходимой отдачи. Предлагалось также принимать дисциплинарные меры к ним. Соглашаясь с советником в разговоре один на один, Наджиб, тем не менее, избегал прибегать к подобным мерам. Обстоятельство это наглядно подчеркивало особенность восточного менталитета — не наживать недругов, с одной стороны, и крайне болезненную реакцию людей на критику начальника, с другой.

Влияние национально-религиозных отличий в обществе на организацию работы в МГБ ДРА практически сразу же выявил человек, не работавший в Афганистане. Вновь прибывший в 1-й отдел Представительства полковник Е. С. Финатов ранее занимался западноевропейскими странами, являлся профессионалом своего дела. Выполняя поручение руководства Представительства КГБ СССР, он привлек В. Кузнецова, прежде всего как помощника в переводе на русский, к исследованию информационных массивов и организации информационно-аналитической работы в МГБ. Более года ему пришлось потрудиться без отрыва от исполнения основных обязанностей. Но и это обстоятельство нельзя рассматривать иначе, чем подарок судьбы. Иной возможности получить официальный доступ к базам данных всех подразделений афганских органов безопасности у Кузнецова никогда бы не появилось.

В процессе изучения организации ИАР в органах безопасности партнеров выявилось множество любопытных явлений. Какая-то их часть Кузнецову стала известна еще в период учебы на спецкурсе в Ташкенте. Но на месте, близко общаясь только с сотрудниками афганской разведки, делать обобщающие выводы он не рисковал. А вот совместная работа с Е. Финатовым позволяет Кузнецову такие выводы привести. Так, большой интерес, а вначале скорее удивление, у Финатова вызвали проблемы и недостатки в деятельности партнеров, в большинстве своем отличные от обычных, характерных для организации ИАР в органах безопасности вообще. Есть смысл остановиться на них подробнее, поскольку это будет способствовать лучшему осмыслению происходивших в Афганистане процессов. В большей степени примеры приводятся на результатах исследования в ГУ ВКР и 5-м ГУ, самых крупных и важных подразделений МГБ ДРА. Кроме того, в отличие от территориальных управлений МГБ и других подразделений центрального аппарата, военные контрразведчики обслуживали войска, в которых служили представители всех этнических и религиозных групп населения страны. По этой причине особенности психологии народов страны здесь проявлялись наиболее рельефно.

Возможно, эти строки прочтут ветераны органов безопасности СССР и Российской Федерации, проходившие военную службу в ДРА в качестве советников. Недостатки и проблемы в деятельности партнеров ни в коей мере не являются следствием их «советов». Более того, не будь советников, не было бы и МГБ в том виде, в каком оно существовало по состоянию на 1985–1988 гг.

Используя полномочия, данные ему руководством Представительства, Финатов заранее договаривался через советников с соответствующим управлением МГБ и выезжал туда, иногда на несколько дней, вместе с Кузнецовым. В 5-м Главном управлении пришлось задержаться около месяца, поскольку в его состав входило несколько крупных подразделений. Евгений Сергеевич, посещая все отделы управлений, дотошно опрашивал начальников и сотрудников информационных структур, изучал формы карт и содержание картотек, системы информационных досье. Все записывалось в блокноты и по завершению работы в Главке или самостоятельном управлении им готовился письменный отчет объемом от 10 до 25 (по ГУВКР и 5-му ГУ МГБ — по 45–50) листов машинописного текста для доклада руководству. В результате проведенного исследования сложилась полная картина информационных возможностей партнеров, слабые и сильные места организации этой работы в МГБ. Труд этот был весьма полезным. По его итогам напрашивались далеко идущие выводы. Но время пришло уже другое — начался вывод ОКСВ, и СССР уходил из Афганистана. Материалы Е. Финатова и В. Кузнецова, в лучшем случае, становились интересными для науки и как опыт организации работы спецслужб в исламской стране.

Изучая базы данных, Е. Финатов обратил внимание на карточки агентов, состоявших на связи у сотрудников и начальников оперативных отделов управлений центрального аппарата МГБ. Адресом жительства немалого числа источников значился населенный пункт в другой провинции страны. Естественно, возникал вопрос, каким образом оперативный сотрудник поддерживал связь с таким агентом? В ходе бесед выяснилось, что переводимые в Кабул оперативники не хотели рисковать своими источниками, передавая их на связь другим сотрудникам. Вновь возникал вопрос — по какой причине? Не без труда, но и здесь выяснилось, что так называемый агент соглашался давать информацию только конкретному сотруднику, без передачи его другому из-за опасения расшифровки и возможной ликвидации. Дальше вскрывалось еще более интересное. Вербовки агентов в классическом понимании у афганцев были. Но какая часть всей осведомительской сети отвечала требованиям, предъявляемым к агенту органов безопасности, сказать трудно. Информацию в значительной степени предоставляли родственники сотрудника, которых и оформляли как агентов, получая юридическую возможность выплачивать им денежное вознаграждение. На место убывшего оперработника приходил другой, у которого были свои родственники и он, в лучшем случае исключив принятого на связь от предшественника источника, оформил бы своего человека. Таким образом, уезжающие в Кабул сотрудники сохраняли возможность материально поддерживать родственников, обеспечивать их безопасность, периодически получать от них информацию.

В работе контрразведки в армии имелась своя специфика. Так, процесс добывания информации в центральных учреждениях МО был сопряжен с необходимостью преодоления серьезного препятствия для оперсостава — необходимостью отбора сообщений от агентов из числа старших и высших офицеров. Эта категория источников располагала реальными возможностями сбора важных сведений о происходящих в среднем и высшем командном составе армии процессах. Однако разница в воинском звании на 2–4 ступени в сравнении с оперработниками сковывала инициативу и настойчивость последних в постановке заданий, требовательности в их выполнении, а также обучении и воспитании. Такие агенты в основе своей не проявляли должного желания предоставлять письменную информацию, ссылаясь на занятость и на иные надуманные причины. Поэтому информация снималась чаще устная и оформлялась в различные справки и короткие сообщения.

В то же время имелись примеры обратного свойства. Источники из числа старших офицеров, особенно тех из них, которые занимали руководящие должности, оказывали серьезную помощь органам безопасности. Там, где удавалось наладить с ними работу, имелись значимые результаты. Объяснялось это тем, что старшие офицеры, как правило, не оставались в стороне от происходящих в стране политических процессов. Они входили в те или иные группы, как по принадлежности к фракциям НДПА, другим политическим формированиям, так и окружению, сторонникам членов высшего руководства страны. В этой связи они располагали важной информацией политического характера. С другой стороны, в силу клановости афганского общества каждый из них имел определенное число своих сторонников. Прежде всего — среди подчиненных. В армии это младшие офицеры, сержанты, солдаты, другие категории военнослужащих. Все они считали своим долгом информировать «покровителя» по самым различным вопросам. В этом случае, при удачной вербовке, вся сеть осведомителей старшего офицера фактически начинала работать на отдел контрразведки.

Конкретным подтверждением этому были материалы работы ОКР по одной из погранбригад на границе с Пакистаном. Агенты — первый заместитель командира и начальник штаба. В течение месяца от каждого из них поступало до 20–25 письменных информаций. Причем информация отличалась хорошим качеством. Готовились эти сообщения, как правило, до встречи с оперработником, заблаговременно. В ходе встречи происходила только их передача и устная беседа.

Другая причина высокой работоспособности агентов из числа старших офицеров объяснялась ролью и местом военной контрразведки в жизни армии. Судьба командиров и офицеров во многом зависела от этого органа. Практически ни одна из сторон деятельности части не оставалась без внимания оперработника. Так, в соответствии с положением об органах ВКР, приказами министра обороны все перемещения офицеров по службе, присвоение им воинских званий требовали обязательного согласования с подразделением контрразведки. Сотрудник ОВКР входил в состав различных комиссий, включая по операциям с материальными ценностями. Все переговоры с формированиями оппозиции, племенами осуществлялись только при участии оперработника. Аналогично обстояло дело и с решением других важных проблем жизнедеятельности частей и соединений. С другой стороны, командиры различных степеней видели в органах ВКР силу, располагавшую реальными возможностями по оказанию помощи в поддержании боевой готовности, своевременному выявлению и разоблачению деятельности враждебных элементов, что прямо затрагивало их интересы как командиров, стремящихся сохранить вверенные им силы в состоянии управляемости. Беспокоиться было о чем. Если посмотреть документы, которые готовились ВКР для доклада, то они «пестрели» неприятными цифрами о совершенных и предотвращенных заговорах, террактах, угонах боевой техники, переходах на сторону противника (в одиночку и группами), хищениях оружия, утечках секретной информации и др.

Афганистан относился к числу стран с одним из самых низких в мире уровнем образования — полностью неграмотных было 95 процентов населения. Как следствие — процент агентов, не умевших читать и писать, в территориальных органах был очень высок. В армии ситуация складывалась чуть лучше — до 40 %. Это обстоятельство приводило к тому, что оперработникам приходилось самим исполнять письменный документ о встрече. В стремлении показать «высокую» результативность они часто завышали возможности агента и искажали получаемую информацию. Низкий уровень обученности агентов, в том числе и по вышеназванной причине, давал тот эффект, что информация шла в основном та, что лежала на поверхности, направлять источников на конкретные объекты было сложно. Основной поток их сообщений относился к проблемам в боевой готовности, негативным проявлениям в армейской среде, дезертирским намерениям.

Значительная часть недостатков в информационной отдаче структур партнеров вызывалась незнанием, либо недопониманием руководителями всех уровней роли и места разведки в добывании сведений политического и оперативного характера в интересах обеспечения безопасности страны, ее вооруженных сил и решения стоящих перед ними задач. Характерно, что практически все отделы военной контрразведки имели возможности для ведения разведдеятельности за рубежом. Однако некомпетентность, незнание основных принципов ее организации приводили к игнорированию этого участка. Те же органы ВКР, которые прилагали усилия по приобретению источников с выходом за кордон, как правило, эту работу не координировали ни по вертикали, ни по горизонтали.

Не смогли избежать в МГБ и такой болезни, как приписки. Перечень ответов на вопросы из 52 пунктов, ежемесячно направляемый подразделениями контрразведки по вертикали снизу вверх, составлял от 6 до 15 страниц. Он имел целью отслеживание тенденций развития оперативной обстановки на основе сравнительной статистики. На практике же это трансформировалось в способ показать результаты работы, что зачастую приводило к искажению цифр в сторону завышения и последующим ошибкам в прогнозах.

На организацию информационной работы центра с органами безопасности на периферии и в войсках негативное влияние оказывало отсутствие надежных каналов связи, которые бы позволяли оперативно ставить информационные задачи и получать необходимые данные для анализа и обобщения.

Эффективность деятельности разведки серьезно снижалась отсутствием полноценного взаимодействия между ее подразделениями. По оценкам ряда опрошенных руководителей, взаимодействие по горизонтали на практике выражалось в направлении информации в некоторые центральные управления МГБ по согласованным проблемам, однако ее количество было минимальным. Обратная связь отсутствовала, т. е. эти подразделения не сообщали результаты использования полученных сведений.

Драматичные, а нередко и трагические, события в жизни сотрудников органов безопасности Афганистана стали происходить с началом реализации политики национального примирения (ПНП). Впрочем, как и для многих других функционеров партгосаппарата страны, искренне и самоотверженно боровшихся за идеалы Апрельской революции. Несмотря на массовые казни и аресты активных участников революции Х. Амином в 1978–79 гг., потери лучших кадров в ходе войны, приверженцев социалистического пути развития в стране оставалось немало. Найти выход из затянувшегося кризиса Москва и Кабул попытались на путях достижения политического компромисса с афганской вооруженной оппозицией. Меняется курс, меняется лидер. Несговорчивый Бабрак Кармаль в 1986 году ушел на второй план, страну возглавил многолетний руководитель органов безопасности ДРА Наджибулла, пуштун по национальности. Объявленной им программой национального примирения предусматривалось прекращение огня, приглашение оппозиции к сотрудничеству и формирование коалиционного правительства.

В январе 1987 года Кабул заявил о приостановлении боевых действий сроком на полгода. Но произошло то, что и должно было произойти, — реально поделиться властью с опасной для функционеров НДПА перспективой кабульское руководство не рискнуло. Некоторые сделанные шаги в направлении реализации ПНП не могли изменить ситуацию. Сотрудники, воспитывавшиеся на ненависти к контрреволюции и вынесшие на себе значительную тяжесть борьбы с ней, должны были договариваться с вчерашними врагами, которых убивали и которые убивали их. Восток, клановое общество, племена с законами кровной мести — кровников накопилось много с обеих сторон… Термин «контрреволюция» применялся во всех официальных документах партии и государства с апреля 1978 г. Например, в Указе Президиума Революционного Совета ДРА № 106 «О принятии закона о внутренних войсках МВД ДРА» от 29.07.86 г. и в статье 2-й закона, определявшего задачи МВД, говорилось о «борьбе с контрреволюционными бандами и контрреволюционным подпольем в пределах компетенции МВД». Слова «банда», «душманы» одинаково звучали и на русском, и на местном языке, смысл в них вкладывался один и тот же.

На Министерство госбезопасности ДРА возложили большую часть задач ПНП. Чтобы это подтвердить, можно привести выдержку из формы отчетности, введенную в спецслужбах страны с началом «примирения». Количество выступлений, бесед; направлено писем, приглашено и проведено переговоров с бандгруппами; использовано для склонения на сторону государства лиц (из числа руководителей и оперработников, авторитетов, родственники которых являются бандглаварями, старейшинами племен, имеют связи с беженцами); склонено к переходу на сторону государства бандгрупп, с которыми ранее велись переговоры, их численность; склонено к переходу или нейтрализовано активных бандгрупп, их численность; перешло на сторону государства племен, беженцев, пассивных бандгрупп, их численность; негативные моменты в реализации ПНП; что удалось устранить на месте; какие проблемы требуют вмешательства центральных органов; принятые меры по выявлению и пресечению действий противника по накоплению сил для возможного совершения переворота в условиях ПНП; выявлено среди перешедших на сторону государства сотрудников разведывательных и контрразведывательных органов и агентуры спецслужб, зарубежных исламских комитетов, крупных формирований; эффективность принимаемых мер по борьбе с идеологической диверсией, пропаганде ПНП, реагирование различных категорий граждан, негативные моменты подрывающие ПНП (уничтожение сдавшихся бандгрупп и др.), предложения по их устранению; принятые ответные меры по уничтожению непримиримых бандглаварей, складов, бандформирований, нарушивших первыми ПНП; результаты контрразведывательного обеспечения таких действий; проведено активных общепрофилактических мероприятий — подписано протоколов с бандформированиями о прекращении вооруженной борьбы против государственной власти; введено договорных бандгрупп в состав правительственных формирований (с тяжелым, легким оружием); возвращено в армию офицеров, сержантов, солдат; количество лиц, освобожденных из тюрем в результате разъяснительной работы и включившихся в активную роль в партгосаппарате: количество лиц, освобожденных из тюрем, но продолживших подрывную деятельность.

Однако, как видно из приведенного фрагмента, новая отчетность в условиях начавшегося примирения продолжала оперировать старым термином — банды. Прекращение огня на непримиримых не распространялось…

Многие функционеры партгосаппарата, военнослужащие, почувствовав надвигавшуюся угрозу личной безопасности, под предлогом содействия реализации ПНП начали устанавливать контакты с оппозицией и страховаться на случай прихода к власти бывших врагов. В органах МГБ уровень реализации добываемой информации стал заметно снижаться. В частности, контрразведка по погранвойскам в 1987 г. предоставила командованию частей и подразделений 930 сообщений о планах мятежников. Однако материализовать смогли только незначительную часть — 5 засад и 16 боевых операций, в ходе которых уничтожено 123, ранено 17 мятежников, захвачены 21 единица тяжелого и 83 — стрелкового оружия. Другие же засадно-рейдовые мероприятия погранвойск, осуществленные по информациям ОВКР и по данным собственных разведточек, практических результатов не давали.

Существенно снизилось количество разработок, завершаемых арестом. Причинами такого положения явились непоследовательность в претворении программы ПНП, использования должностными лицами новых законов в своих целях. Так, в нарушение закона об амнистии 1987 г. из тюрем были выпущены осужденные, совершившие тяжкие преступления и не подлежавшие освобождению. В их числе, например, 18 человек, являвшихся осведомителями Ахмад Шаха Масуда в штабе ВВС и в Кабульском гарнизоне. Они были осуждены до объявления ПНП в сентябре 1986 г. к длительным срокам тюремного заключения. Выйдя на свободу, они начали открыто угрожать тем, кто принимал участие в их разоблачении и аресте. В 1983 г. органами безопасности был арестован и осужден к 20 годам лишения свободы участник организации диверсий и терактов, активист нелегальной группы шиитской организации «Исламское движение Афганистана» Абдул Хусейн, хазареец по национальности, военнослужащий 520-й хазарейской бригады ВС ДРА. Согласно закону об амнистии, срок его тюремного заключения сокращался наполовину. Однако А. Хусейн, используя связи, написал обращение в Совет по делам хазарейцев, добился досрочного освобождения и, восстановившись на службе, вновь включился в подрывную деятельность.

Оперативный состав МГБ в интересах собственной безопасности во многих случаях стал уходить от применения арестов, как формы реализации оперативной информации.

Одним из наиболее характерных примеров падения авторитета режима и его идеологического влияния на население страны и собственные силовые структуры в условиях ПНП являются показатели состояния дезертирства в войсках. В тех же погранвойсках в 1987 г. органы ВКР предотвратили 2921 побег, в том числе 752 с оружием. А общее количество совершенных за год дезертирств в погранвойсках составило 6528 (при их численности к началу 1988 года — 34 000).

Приведенные примеры — лишь малый фрагмент в мозаике особенностей работы спецслужб, вызванных сложной национально-религиозной и политической обстановкой в Афганистане того времени.

Такое положение дел было хорошо известно руководству страны, Представительства КГБ и большинству советников, но изменить ситуацию, не затрагивая социально-экономических основ режима, практически не представлялось возможным.

Подразделения Представительства КГБ СССР при органах безопасности ДРА являли собой такие же коллективы сотрудников, как и на Родине. Здесь тоже были руководители и подчиненные, также планировалась работа и заслушивались отчеты о ее результатах. Как правило, вторую половину дня сотрудники проводили в отделах Представительства. Обрабатывались информационные материалы, обобщались и готовились докладные записки в Москву.

Советники имели постоянные задания по сбору информации через возможности партнеров. Хорошо делать это удавалось не всем. Лучше получалось у тех, кто знал местный (дари или пушту), фарси (персидский), таджикский или английский языки. Других советников выручали те же партнеры — среди них имелись и такие, кто владел иностранными языками, чаще — английским. Информационная отдача от советников была далеко не одинаковой: кому-то нравилась эта, требующая немалых усилий, работа, кому-то не очень. Начальник отдела ежедневно участвовал в совещаниях руководящего состава Представительства и при обсуждении оперативных вопросов должен был иметь при себе что-то, о чем мог проинформировать присутствующих. С пустыми руками идти на такое совещание не рисковали. В отделе имелся ответственный за сбор от сотрудников полученной за день информации, который на их базе готовил нечто вроде сводки и к концу дня докладывал ее начальнику отдела. Почти два года такие сводки приходилось делать Кузнецову, как советнику ИАО афганской разведки. Было трудно, однако это давало возможность знакомиться с достаточно большим объемом добываемой партнерами информации.

Несмотря на наличие определенных ограничений, в отделе для текущих нужд накапливалась и хранилась в металлических шкафах получаемая через партнеров и уже переведенная на русский язык информация. Несколько десятков томов дел содержали в себе данные об основных организациях исламской оппозиции — структурах политических партий, военных силах, вооружениях, лагерях беженцев и центрах подготовки боевиков, формированиях в ДРА, караванных маршрутах, связях моджахедов со спецслужбами зарубежных стран и многое другое. Обойтись без всего это было никак нельзя, поскольку многие вновь прибывающие в отдел сотрудники такой информацией не владели. В первой половине 1988 года, когда стало ясно, что СССР уходит из Афганистана, поступило указание уничтожить все, что не подлежит возможному вывозу в Союз. Под это распоряжение попадало и упомянутое выше «добро» отдела. Кузнецов, вложивший в пополнение информационных досье много сил, не смог «поднять руку» на такое богатство. Больше месяца, в свободное время, он пересматривал дела, вычищая и сжигая ненужное и важное, подпадающее под возможное ограничение к распространению. Остальное сложил в несколько крепких мешков и доставил в Москву. Материалы эти хорошо помогли Кузнецову во время его учебы в аспирантуре Высшей школы КГБ и работы на кафедре оперативного страноведения, где довелось читать лекции по восточным странам, включая и Афганистан. В последующем эти материалы были переданы в Центральный оперативный архив ФСБ России, где из них сформировали отдельную коллекцию.

В полном объеме функционировали первичные партийные организации и партком Представительства. Поскольку деятельность организаций КПСС в зарубежных советских учреждениях не афишировалась, то их прикрывали термином «профсоюзные». Ежемесячно проводились «профсоюзные» собрания, на которых обсуждались важные решения партийных съездов и пленумов, текущие вопросы служебной деятельности. Через полгода после прибытия Кузнецова в Кабул коммунисты отдела избрали его заместителем секретаря, а на очередном отчетно-выборном собрании — секретарем партийной организации. Дополнительная нагрузка не была для него каким-то тяжким бременем, поскольку этой работой приходилось заниматься и ранее. Имелась хорошая возможность для общения с руководством Представительства, первое лицо которого входило в состав парторганизации 1-го отдела и периодически присутствовало на собраниях. Начальник 20-го отдела ПГУ КГБ СССР (куратор Представительства) часто бывал в ДРА и старался уделять внимание отделу. На встречи с важными гостями из Москвы и итоговые совещания в посольстве приглашались руководители отделов и, как правило, секретари партийных организаций. Так, Кузнецову доводилось слышать выступления министра иностранных дел СССР Э. Шеварднадзе, секретаря ЦК КПСС А. Добрынина, руководителя внешней разведки В. Крючкова и других высокопоставленных должностных лиц. Их оценки складывающейся ситуации в Афганистане помогали глубже уяснить политику советского государства в отношении этой страны и учитывать при организации работы советников и партнеров.

На одном из таких совещаний в 1986 году большой руководитель, давая оценку обстановки, озвучил витавшую в головах советников мысль: как долго будет продолжаться в Афганистане то, что происходит уже семь лет? И сам же попытался на нее ответить. По сделанным специалистами расчетам, с теми темпами, которыми правительство Афганистана расширяет зону своего контроля, говорить о завершении этого процесса не ранее, чем через двадцать лет, не приходится. Что делать дальше? Вероятно, Москва уже тогда начинала по-иному смотреть на происходящее в ДРА и формировала принципиально иное решение по выходу из сложившегося тупика. На то, что позже назвали «политикой национального примирения». О происходивших в этой связи процессах в среде сотрудников афганских органов безопасности говорилось выше. Но новая политика неоднозначно воспринималось и самими советниками. Более того, в увязке с перестройкой, гласностью и набиравшим силу новым политическим мышлением в СССР в головах советников органов МГБ (а все они являлись коммунистами) началось то, что иначе как «ломкой» назвать нельзя. Может, и не совсем корректное сравнение, но «ломка» наркомана, не получившего своевременно очередную дозу препарата, страшна для него с медицинской точки зрения. Но идеологические потрясения десятков миллионов советских людей, партийных руководителей и коммунистов — это страшнее, чем «ломка» наркомана.

Из сотрудников 1-го отдела Представительства к подобного рода «метаморфозам» в голове самым неподготовленным был В. Кузнецов. Почему? Ответ прост — он никогда ранее не выезжал за рубежи СССР (советские граждане в ДРА шутили: «курица — не петух, Афганистан — не заграница»), не имел возможности воочию сопоставить уровни жизни населения европейских стран и СССР. Он не был избалован материальными благами, не был вхож в дома состоятельных людей даже в собственной стране. Проще говоря, как могут сказать искушенные люди, Кузнецов не видел «жизни». Как уже подчеркивалось ранее — он практически не читал диссидентскую литературу, не слушал западные «голоса». Социализм, при всех его минусах, являлся для него единственно правильным и имевшим перспективы. Отрыв от оперативной работы с 1983 года и от жизни в Москве с 1977 года не дал возможности почувствовать зарождение новых процессов в высших эшелонах партии и советской власти, как бы исподволь, постепенно и более безболезненно подготовиться к наступавшим изменениям в обществе. Другие же сотрудники 1-го отдела в большинстве своем выезжали за рубеж, где работали по несколько лет. Их материальное положение было существенно лучше, чем у офицеров КГБ, работавших в контрразведке, особенно на периферии. Зная языки, сотрудники внешней разведки КГБ СССР по служебной необходимости изучали критическую в своей основе по отношению к Советскому Союзу прессу и жизнь страны пребывания. Через средства массовой информации капиталистических государств они узнавали о своей стране много такого, что от советских граждан скрывали собственные СМИ. В их подсознании накапливался определенный критический потенциал по отношению к советской действительности. Они лучше видели необходимость реформирования экономики и других сторон жизни СССР и в большей степени были готовы к нагрянувшей перестройке.

Шла война, но жизнь продолжалась и в этих условиях. Возможности для отдыха советских специалистов в Афганистане, пусть и ограниченные, все же имелись. Посольство СССР, представительства ведомств в Кабуле в меру своих возможностей организовывали культурно-массовые мероприятия, проводили спортивные состязания на своих территориях, использовали возможности афганских организаций. В выходные дни на волейбольной площадке посольства проводились соревнования между «контрактами». Собиралось много болельщиков, приходил посмотреть игры и посол Ф. А. Табеев.

Однако гораздо большие возможности для активного отдыха имелись на стадионе «Аскари» военно-спортивного общества армии ДРА. Здесь находились стандартных размеров футбольное поле, волейбольные площадки, теннисный корт, беговые дорожки и просто места для прогулок. Крытых сооружений, как и специально оборудованных мест для зрителей, на территории стадиона не было. Его расположение в непосредственной близости от нового и старого жилых микрорайонов города, где проживала основная часть советских и других иностранных специалистов, позволяла проводить массовые спортивные мероприятия. В 1985–87 гг. футбольные матчи на первенство «контрактов» собирали приличное по тем временам число болельщиков. Команды нередко удавалось формировать из специалистов Народной Республики Болгарии, Германской Демократической Республики, Польской Народной Республики и некоторых других.

Не часто, но «сражаться» за свой «контракт» на футбольном поле «Аскари» приходилось и Кузнецову. Играли вдохновенно, невзирая на травмы и ушибы. Особенным искусством игры в футбол и зажигающим всех азартом отличался советник Искужин Р. Г., ставший много лет спустя сенатором верхней палаты парламента России от Республики Башкортостан. В свое время ему доводилось учиться вместе с В. В. Путиным, выходить с ним на футбольное поле и отстаивать спортивную честь группы, учебного заведения. По словам Рудика Газизовича, будущий президент России, не являясь мастером футбола, играл в защите ответственно и очень надежно.

Возможности для отдыха имелись и на собственной территории Представительства КГБ в Кабуле. Территория его со временем была обнесена высокой стеной и облагорожена, здесь соорудили теннисный корт, волейбольную площадку и бассейн. Любители активно двигаться использовали свободные часы для игры в эти виды спорта, получая хорошую физическую и эмоциональную зарядку, помогавшую легче переносить отрицательные психологические нагрузки. Удавалось организовывать спортивные мероприятия и в относительно крупных опергруппах советников в провинциях, таких как Нангархар, Балх, Кандагар, Герат и других. Но в целом в провинциях обстановка не способствовала нормальному отдыху, и психологические срывы имели место. В отдельных таких случаях советники досрочно откомандировывались на Родину.

Частыми гостями в гарнизонах и крупных городах Афганистана были известные советские артисты. Много раз посещал эту страну И. Кобзон. Невзирая ни на что, он выполнял свои обязательства, если давал, перед военными, выезжая и в опасные места. Свидетельством тому являются боевые награды великого артиста. И сейчас можно видеть его добрые отношения с командующим 40-й армией Б. В. Громовым, другими «афганцами», сложившиеся в то время.

Афганистан имеет богатую историю и может представлять интерес для иностранных туристов. В Кабуле есть старинные здания, площади и дворцы монархов, другие памятники культуры. Север Афганистана, населенный преимущественно туркменами, узбеками и таджиками, являлся центром древних цивилизаций. Музеи Кабула пополнялись бесценными находками в ходе раскопок остатков Кушанского царства, производимыми афганскими и советскими учеными. В 1996 году, к сожалению, талибы серьезно повредили высеченные в склонах гор статуи Будды, относящиеся к памятникам мирового значения.

По отзывам советских специалистов, работавших в стране до военного переворота 1978 года, удивительная природа с горами, ущельями, оазисами привлекала их, и они часто выезжали туда на отдых. Проблем с местным населением никогда не возникало.

В 1987 году в Кабуле участились теракты с применением автомашин, начиненных взрывчаткой. Объектами нападений являлись советское посольство, новый и старый микрорайоны, в которых снимали жилье советские и другие иностранные специалисты. Увеличилось количество ракетных обстрелов территории столицы и провинциальных центров. 9 мая 1987 года, около 17 часов вечера, одна из неуправляемых ракет взорвалась на игровой площадке во дворе жилого дома. Погибло несколько афганских детей. Чудом удалось избежать больших жертв среди советских граждан при срабатывании часового механизма в бомбе большой мощности, заложенной в автомобиль, припаркованный на стоянке рядом со вторым выездом из посольства СССР. Время было поставлено на момент выхода из ворот автобуса с людьми. Однако он вышел чуть раньше. Сорванные взрывом металлические ворота упали на подъехавшую с внутренней стороны автомашину с одним из руководителей Представительства КГБ, а взрывная волна достигла другой автомобиль с сотрудником КГБ. Разбитыми стеклами в жилых домах посольства было ранено 12 человек. Жертвами теракта вновь стали афганцы — военнослужащий внешней охраны посольства и мальчик, торговавший фруктами с тележки. Так «непримиримая» оппозиция ответила на политику национального примирения и так начинался террор в афганских городах, достигший на рубеже тысячелетий небывалых масштабов в разных странах мира.

Советские специалисты стали ощущать на себе и террор другого рода, более неприятный, чем опасность физическая. Его можно условно назвать морально-психологическим. За семь лет пребывания ОКСВ, советников и специалистов из СССР многие афганцы поверили в необратимость процессов в своей стране, сделали ставку на сотрудничество с Советским Союзом. Они не рассчитывали на возвращение бывшей элиты к власти. Когда же стало ясно, что «шурави» уходят, бывшим друзьям и соратникам не оставалось ничего иного, как перестать улыбаться при общении с ними, скрипеть зубами и начать искать пути для собственного спасения. И обвинять их в измене делу революции нельзя.

Первые признаки неприязни со стороны афганцев, переросшей постепенно в нечто большее, Кузнецов начал испытывать в конце 1987 года. Посещая магазины, дуканы и базар, он все чаще встречался с недобрыми взглядами, подчас откровенно злобными. Продавцы, как бывало раньше, не спешили отпустить товар. Десятилетний мальчишка, проходя рядом, впервые бросил в сторону «шурави» слово «собака» на своем языке. Дальше — хуже. Сидя в машине и ожидая разрешающего сигнала единственного на весь Кабул светофора, Кузнецов увидел, как из стоявшего рядом автобуса на его «жигули-шестерку» полетели зеленые от жевания табака «наса» плевки…

Политическая поддержка Апрельской революции и, тем самым, раскола страны на два лагеря, военное вмешательство во внутреннюю разборку, в итоге — уход из Афганистана и окончательное прекращение помощи Наджибулле практически разрушили фундамент добрых отношений с южным соседом, закладывавшийся Российской империей и СССР в течение полутора веков.

В 1985 году советник Кузнецов ехал в Демократическую Республику Афганистан с ясной и понятной задачей. С волнующим чувством и приподнятым настроением — помочь победить революции. Без всяких сомнений. В конце августа 1988, ровно через три года, покидал Республику Афганистан с болезненным ощущением и чувством горечи. Медаль «Воину-интернационалисту от благодарного афганского народа», вручавшаяся советским военнослужащим по Указу президента Наджибуллы от 15 мая 1988 года, вызывала не самые лучшие эмоции…

Занимаясь исследованием вопросов, связанных с Афганистаном и Средним Востоком, В. Кузнецов изучил большое количество литературы и источников. В новом российском обществе много говорилось об афганской «авантюре» руководства СССР. Верховный Совет СССР дал оценку ввода ОКСВ в Афганистан, назвав его ошибочным. С этой оценкой можно соглашаться, а можно и спорить. Однако подавляющая часть советских специалистов, так же как и советников КГБ СССР, выполняли свои задачи с чувством высокой ответственности, самоотверженно, с риском для жизни, теряя здоровье в непривычных климатических условиях. Оказание Советским Союзом разносторонней помощи развивающимся странам было одной из важных страниц истории советского государства.