Глава 4

Вилланель пробуждается посреди теплого клубка тел. На краю кровати лежит на животе Анна-Лаура, ее волосы – вихрь медового цвета, загорелая рука – плашмя поперек груди Кима. В отличие от Анны-Лауры, которая вся состоит из расслабленных изгибов, Ким даже во сне по-рысьи изящен. Его худощавое утонченное лицо указывает на франко-вьетнамское происхождение, руки и ноги – цвета слоновой кости, и в утреннем свете их мускулатура вырисовывается особенно четко.

Отделившись от них, Вилланель направляется в ванную и принимает душ. Потом, оставаясь обнаженной, бесшумно идет в кухню-столовую, засыпает в кофейник смесь «На Лазурном берегу» из «Эдьяра» и включает керамическую конфорку. Стеклянная дверь в конце кухни ведет на небольшую террасу, и Вилланель ненадолго выходит на воздух. Сейчас сентябрь, и Париж лучится светом умирающего лета. Горизонт покрыт бледной дымкой, на соседней крыше воркуют голуби, а с рю де Вожирар шестью этажами ниже доносится приглушенный рокот уличного движения.

Эта квартира с одной спальней досталась Анне-Лауре по наследству пять месяцев назад, и своему мужу Жилю, высокопоставленному чиновнику Казначейства, она говорит, что уединяется здесь для «письма» и «размышлений». Даже если Жиль полагает, что подобные занятия плохо вяжутся с ее образом, и подозревает, что квартира используется для более активных занятий, он ничем этого не выдает, поскольку сам недавно завел любовницу. Секретаршу, если быть точнее, – неприметную и лишенную элегантности женщину. В обществе с ней не появишься, но зато она, в отличие от Анны-Лауры, обходится без лишних вопросов и не критикует его.

Вилланель стоит на террасе, глядя на город, пока до нее не доносится шипение закипающего кофе. В спальне начинает шевелиться Анна-Лаура, ее сонные пальцы возобновляют знакомство с резкими очертаниями тела Кима. Ему двадцать три, он танцует в балете парижской Опера. Анна-Лаура и Вилланель познакомились с ним двенадцать часов назад на пьянке у одного модельера. Чтобы увести его оттуда, хватило трех минут.

Анна-Лаура садится верхом на Кима, уперев ладони в его мускулистые бедра и полузакрыв глаза. Поставив поднос с кофе на ночной столик, Вилланель убирает с шезлонга разбросанную одежду и по-кошачьи устраивается на мягком брокате. Она любит смотреть, как ее подруга занимается сексом, но сейчас Анна-Лаура получает удовольствие не по-настоящему: наигранно стонет, тяжело дышит, отбрасывает руками волосы. Это спектакль, и, судя по пустому лицу Кима и делано старательному подмахиванию бедрами, он на это не покупается.

Поймав его взгляд, Вилланель подтягивает колени вверх, раздвигает ноги и начинает медленно и демонстративно ласкать себя пальцем. Анна-Лаура не обращает на это зрелище никакого внимания, но Ким таращится, не отрывая глаз от ее промежности. Вилланель отвечает на его взгляд, по страдальческому выражению лица замечая, как он старается сдерживаться, и наблюдает содрогания его оргазма. Через пару секунд Анна-Лаура жалобно вскрикивает и тихо опадает на него.

Вилланель в шезлонге поднимает руку и облизывает палец. Секс дает ей лишь мимолетное физическое удовлетворение. Куда более возбуждающим ей кажется смотреть в глаза другого человека и осознавать – подобно кобре, качающейся перед загипнотизированной жертвой, – что она контролирует всё. Но эта игра тоже со временем приедается. Люди капитулируют с такой легкостью.

– Кто-нибудь хочет кофе? – спрашивает она.

Через полчаса Ким отправляется на свои балетные занятия, и Вилланель с Анной-Лаурой сидят теперь вдвоем на террасе. На Анне-Лауре – шелковое кимоно, а на Вилланель – зауженные джинсы и свитер от «Миу Миу», волосы собраны в неопрятный пучок. Обе – босиком.

– Жиль тебя еще трахает? – спрашивает Вилланель.

– Время от времени, – отвечает Анна-Лаура. Она достает сигарету из лежащей рядом пачки и щелкает золотой зажигалкой «Данхилл». – Он, наверное, боится, что если вообще перестанет, то я что-то заподозрю.

Они сидят молча. Перед ними – вид на крыши Шестого округа в безмятежном утреннем свете. Это роскошь – иметь возможность вот так сидеть, коротая утро за болтовней о пустяках, и обе женщины это знают. В шести этажах отсюда, на улице, люди бегут на работу, дерутся за такси, втискиваются в автобусы и вагоны метро. Финансовые потребности Анны-Лауры и Вилланель надежно обеспечены, поэтому они свободны от участия в этой рутине. Могут спокойно рыться в магазинах винтажной одежды в Марэ, обедать в «ям’Ча» или «Кристалле» и делать прически у Тома в салоне красоты «Карита».

Со свинцового неба над Лондоном вот-вот польет дождь. В офисе над станцией «Гудж-стрит» Ева Поластри выдергивает из копира кусок зажеванной бумаги и задвигает лоток, но индикатор сбоя все равно продолжает мигать.

– Чтоб ты сдох, – бормочет она и тыкает на «вкл./выкл.». Ева пользуется пятнадцатилетним копиром, поскольку сканер приказал долго жить и теперь стоит на полу, ожидая, когда она рано или поздно о него споткнется. Она запрашивала новое офисное оборудование или хотя бы деньги на ремонт, но дальше туманных обещаний с Воксхолл-Кросс дело не пошло, а учитывая хитровыдуманную схему финансирования операции, особых надежд она не питает.

Сегодня к Еве присоединятся двое новых коллег, оба мужчины. Ричард Эдвардс назвал их «парой находчивых малых», а это может означать что угодно. Навскидку можно предположить, что звезд с неба они не хватают, к тому же – с дисциплинарными проблемами, из-за чего не смогли приспособиться к порядку и иерархии мира разведслужбы. В любом случае они вряд ли воспримут Гудж-стрит как продвижение по карьерной лестнице.

Ева бросает взгляд на обшарпанный металлический стол, который прежде занимал ее заместитель. Все его вещи – термос, чашка для ручек с Кайли Миноуг, сувенирный снежный шар – стоят в том же беспорядке, что и при нем, она ни разу ни к чему не прикоснулась. Глядя на этот покрытый пылью набор, Ева ощущает безграничную усталость. Раньше ее миссия была предельно ясна, цели четко сформулированы. А сейчас, через три месяца после гибели Саймона, на нее надвигается парализующая неопределенность. Раньше ее задача имела четкие контуры, а сейчас они утратили строгость, стали такими же размытыми, как вид из грязного окна офиса.

Ей в голову приходят смутные идеи привести себя в порядок. Она носит куртку от спортивного костюма, обвисшие на заднице джинсы из супермаркета и кроссовки. Саймон вечно приставал к ней, уговаривая заняться собой, но вся эта суета – шопинг, макияж, прически – совсем не в ее природе. Когда она работала в Объединенной аналитической группе в Темз-хаусе, одна коллега из самых лучших побуждений позвала ее с собой в дорогой спа-салон. Ева изо всех сил старалась получать удовольствие, но чуть не умерла от скуки. Все это казалось такими пустяками.

Одна из черт, которые она всегда любила в Нико, – его такое же полное безразличие к этим вещам. Но именно с ним Ева чувствует себя красавицей и порой в самые будничные минуты – например, когда одевается или выходит из ванны, – ловит на себе его взгляд, исполненный нежности, проникающей до самого сердца.

Сколько еще, думает Ева, он будет так на нее смотреть? В какой момент ее идиотское поведение превысит допустимый уровень, и наступит то утро, когда он проснется и осознает, что с него довольно? Они, наверное, уже почти подошли к этой точке. Теперь она повадилась вечерами молча бродить по квартире с водкой-тоником в руке, как привидение в запое. И зачастую просто вырубается у своего лэптопа. Во сне ее преследуют убитые мужчины, и Ева то и дело просыпается ночью с сердцем, колотящимся от ужаса.

Ланс Поуп и Билли Примроуз приезжают в десять утра, Ева представляется, и они обмениваются не поддающимися расшифровке взглядами. Лансу сорок с чем-то, у него худое, недоверчивое лицо хорька. Билли громко задыхается после подъема по лестнице – у него черные крашеные волосы, сальная кожа и смертельно бледное лицо домашнего затворника, на вид чуть ли не подросток.

– Вот так у вас тут… – бормочет Ланс.

Ева кивает.

– Боюсь, далековато до комфорта Воксхолл-Кросс.

– Большую часть карьеры я провел в походных условиях. Так что удобной мебелью не избалован.

– Тем лучше.

– Я заказал кое-какое железо, – говорит Билли, все еще немного задыхаясь. – Внешние процессоры, анализаторы логики, декодеры протоколов. Самое необходимое.

– Могу только пожелать удачи. Я подала заявку шесть недель назад и до сих пор жду.

– Все привезут после обеда. Мне нужно немного места.

– Займись этим сам и не парься. – Она снимает очки и трет глаза. – Что вам обоим известно о том, зачем вы здесь?

– Ни хрена нам не известно, – говорит Ланс. – Нам сказали, что нас введут в курс.

Она снова надевает очки, и оба парня возвращаются в фокус. Билли одет в готично-черное, Ланс – в затасканно-спортивное. Она находит их малопривлекательными – никакого противоречия тому впечатлению, которое получила из их дел.

Известный в Интернете под никнеймом $qeeky – намек на мучившую его с детства астму, – Билли в семнадцать лет стал членом хакерской группировки, ответственной за ряд громких атак на корпоративные и правительственные сайты. ФБР вместе с Интерполом их в итоге свинтили, и организаторы сели в тюрьму, но несовершеннолетнего Билли отпустили на поруки под домашний арест с комендантским часом и без доступа к Интернету. Через пару недель его завербовали в отдел обработки данных МИ-6.

Ланс – кадровый офицер МИ-6, ветеран многих зарубежных операций. Несмотря на опыт руководства агентами и хвалебные отзывы от руководителей резидентур, где он служил, его карьера замерла еще несколько лет назад. Источник проблемы – хроническая неплатежеспособность, вызванная пристрастием к онлайн-играм на деньги. Он разведен, живет один в однокомнатной съемной квартире в Кройдоне.

– Мы охотимся за киллером, – рассказывает Ева. – Мы не знаем имени, у нас нет информации о гражданской или партийной принадлежности. Известно лишь, что это женщина, скорее всего, где-то между двадцатью пятью и тридцатью, и что действует она в интересах организации, обладающей огромными ресурсами и международным размахом. По нашим данным, на ее счету как минимум шесть очень громких убийств.

По окну начинает постукивать дождь, и Ева застегивает молнию на куртке до подбородка.

– Есть две основные причины, почему мы должны ее поймать, – кроме того что она серийный убийца.

– Что не входит в сферу деятельности Службы, – произносит Ланс как бы про себя.

– При обычных обстоятельствах – не входит, но в нашем случае – очень даже входит. Полагаю, вы слышали имя Виктора Кедрина?

Билли кивает.

– Русский фашист-психопат, его замочили в Лондоне в прошлом году. – Он рассеянно чешет в паху. – А это разве не Москва?

– СВР? Так все думают, но это не они. На самом деле Кедрина и его телохранителей застрелила наша цель. Очень жестоко и мастерски, и она действовала в одиночку.

– Вы уверены? – спрашивает Ланс.

– Абсолютно. И, если что, у нас есть ее снимок с камер наблюдения. – Ева вручает им по распечатке с изображением размытой фигуры, одетой в парку, с натянутым на голову капюшоном. Снимок сделан сзади. На нем может быть кто угодно.

– Это все, что у нас есть? – спрашивает Ланс.

Ева кивает и дает им другую распечатку.

– Но не исключено, что она похожа на эту женщину. Люси Дрейк.

– А она очень даже ничего, – присвистнув, произносит Билли.

– Люси Дрейк – модель. Наша убийца использовала ее в качестве двойника, чтобы зарегистрироваться в отеле, где остановился Кедрин, и познакомиться с ним на выступлении. Но сходство может оказаться поверхностным.

– А вы не допускаете, что именно для этого дела ее наняла Москва? – спрашивает Билли. – В смысле, убийцу, а не модель.

– Маловероятно, учитывая, что у СВР целый отдел хорошо обученных спецов по таким делам. И зачем убивать его в Лондоне, если они в любой момент могли сделать это дома?

– Демонстрация, – пожимает плечами Билли. – Хотели показать, что могут дотянуться до любого.

– Всякое может быть, но, по нашим данным, Виктор со своими ультраправыми союзниками вполне устраивал Кремль: на их фоне правящий режим выглядит почти умеренным. И в Кремле тут же обратили его смерть против нас. Они потребовали полномасштабного расследования и на дипломатическом уровне со всей ясностью дали понять, что ожидают от нас поимки убийцы. Это требование они передали Ричарду Эдвардсу, а он передал его мне. Нам.

Ланс поджимает губы.

– А кто отвечал за защиту Кедрина в Лондоне?

Ева смотрит ему в глаза.

– Официально – я. Я обеспечивала связь между МИ-5 и столичной полицией.

Ланс оставляет ее ответ висеть в воздухе. На фоне стучащего по окну дождя слышно астматическое дыхание Билли.

– Вы сказали, что есть и вторая причина найти эту женщину.

– Она убила Саймона Мортимера, офицера, на чье место вас прислали. Да, я в курсе, что написано в официальном рапорте, поскольку сама помогала его составлять. На самом же деле это она перерезала ему горло в качестве послания мне.

– Черт, – бормочет Билли. Он лезет в карман своих форменных штанов, находит ингалятор и делает два глубоких вдоха.

– Она перерезала ему горло, – ровным голосом произносит Ланс. – Послание вам.

– Да. Вы не ослышались. Так что вы, возможно, захотите еще раз хорошенько подумать, прежде чем включиться в эту работу.

Ланс пару секунд смотрит на нее.

– Что именно нам делать дальше со всем этим, у вас есть идеи?

– Есть одна зацепка. Имя человека, который, возможно, работает на организацию, управляющую нашей целью. Шансы невелики, но пока это всё. Проследим за деньгами, проследим за человеком, и – кто знает, а вдруг? – выйдем на нашу киллершу.

– Есть хоть какая-то возможность привлечь людей для слежки из Темз-хауса?

– Никакой. Это закрытая операция, и ни полслова не должны покидать эту комнату. Кроме того, вам будут запрещены любые контакты – включая личные – с кем бы то ни было из штата секретных служб по обе стороны реки. Если кто-нибудь захочет заглянуть в ваши личные дела, там написано, что вы откомандированы в Таможенно-акцизную службу. И повторяю, это может быть опасно. Все указывает на то, что наша цель не просто прекрасно обучена и обладает богатыми ресурсами: она нарциссическая социопатка, которая убивает просто ради удовольствия.

– Денег, я так понимаю, здесь у нас не густо, – говорит Ланс.

– Вы будете получать свою обычную зарплату, да.

Мужчины переглядываются. Потом Билли – очень медленно – кивает, Ланс пожимает плечами, и впервые с момента их прихода Ева ощущает проблеск общности цели.

– Итак, – говорит Билли. – Что за зацепка?

Во время бега тело Вилланель расслабляется, подчиняясь знакомому ритму. Спина и бедра еще ноют от вчерашних занятий джиу-джитсу в монпарнасском Клубе боевых искусств, но к завершению пробежки вокруг озера и ипподрома Отёй скованность мышц уходит. На обратном пути она забирает в «Ком де Пуассон» пакет с заказанными суши и финансовую газету «Лез Эко».

Дома Вилланель принимает душ, проводит расческой по темно-русым волосам, натягивает джинсы, футболку и кожаный пиджак. Сидя на балконе, она руками ест суши и просматривает «Лез Эко». К тому времени, когда последний кусок тунца исчезает во рту, она успевает постранично изучить всю газету и усвоить необходимую ей информацию.

Глядя на панораму города, она проверяет телефон. Никаких эсэмэсок от Константина. Никаких новых целей. Включив коротковолновый приемник «Грюндиг» (в периоды между операциями она должна делать это не реже двух раз в день), Вилланель вводит код поиска. Как обычно, приемник некоторое время ищет номерную станцию, которая имеет привычку скакать с одной частоты на другую. Сегодня передача ведется на волне 6480 кГц. За слабым потрескиванием следуют первые пятнадцать нот русской народной песни, чье название Вилланель когда-то знала, но давно забыла. Плоская, жестяная, электронно сгенерированная музыка звучит печально и в то же время несколько зловеще. В течение двух минут музыкальная фраза повторяется несколько раз, а затем женский голос – далекий, но отчетливый – начинает по-русски повторять пять цифр.

Это код вызова, указывающий, кому именно адресовано сообщение. Голос зачитывает его трижды – «Два, пять, девять, семь, девять…», – и только тут Вилланель понимает, что это ее собственный код. От шока перехватывает дыхание. Вызов через станцию означает, что действовать нужно немедленно. Вот уже два с лишним года она исправно проверяет радио, но свой код слышит впервые.

Вызов транслируется четыре минуты, потом шесть раз звучит электронный сигнал, указывающий, что сейчас передадут само сообщение. Оно тоже состоит из групп по пять цифр, каждая группа повторяется дважды. Затем – снова шесть сигналов, пятнадцать нот народной песни и шипение пустого эфира. С расшифровкой Вилланель справляется за десять минут, используя специальный блокнот, который хранится в потайном сейфе – там же, где автоматический пистолет «ЗИГ Зауэр П-226» и 10 000 евро в крупных купюрах. Сообщение гласит:

НОРТСТАР17

Заперев сейф, быстро нацепив бейсболку и солнечные очки, она выходит из квартиры. База семнадцать – это вертолетная площадка в Исси-ле-Мулино. В своем серебристо-сером «Родстере», постоянно перестраиваясь, она мчится по кольцевой на максимальной скорости, насколько позволяет дорожная обстановка, и укладывается ровно в пятнадцать минут. У въезда на парковку ее поджидают двое мужчин в светоотражающих жилетах. В них угадывается некая официальность, и, когда Вилланель останавливает машину, один из них поднимает шест с табличкой «Норт Стар». Вилланель в ответ кивает, и он жестом показывает ей выйти из машины, берет у нее ключи, а второй человек ведет ее по неразмеченной стороне дороги к прямоугольной гудронированной площадке между складскими зданиями. В центре нее стоит вертолет «Хамминберд», его винты вращаются.

Вилланель забирается на сиденье рядом с пилотом, пристегивается и надевает поверх бейсболки шумоподавляющую гарнитуру для связи. У нее с собой ни багажа, ни денег, ни паспорта, ни любых других документов.

– Порядок? – спрашивает пилот с невидимыми за зеркальными стеклами очков глазами.

Вилланель поднимает вверх большой палец, и «Хамминберд» отрывается от земли, парит пару мгновений над площадкой и поворачивает на восток. Под ними ненадолго появляется сверкающая змейка Сены и вереницы ползущих по Периферик машин. Город постепенно исчезает, и остается лишь ровный гул двигателя. Только сейчас у Вилланель появляется время поразмышлять, почему ее вызвали через номерную станцию. И почему не было ни слова от Константина?

Уже ближе к вечеру они приземляются на аэродроме Анси Монблан на юго-востоке Франции, где на площадке их поджидает одинокая женская фигура. Что-то в ее строгой стрижке и слишком обтягивающем костюме подсказывает Вилланель, что она русская; догадка подтверждается, когда женщина начинает говорить, направляя Вилланель к припаркованному в пятидесяти метрах пыльному «Пежо». Ведя машину проворно и умело, она быстро объезжает полпериметра аэродрома и с визгом покрышек тормозит у ангара, где стоит «Лирджет» с логотипом «Норт Стар».

– В самолет, – приказывает она, захлопывает дверь машины, и Вилланель, поднявшись по трапу, входит в кондиционированный салон, садится в обтянутое арктически-голубой кожей кресло и пристегивает ремень. Войдя следом, женщина убирает трап внутрь и закрывает дверь. Двигатели заводятся в ту же секунду. На выезде из ангара в иллюминаторе вспыхивает предвечернее солнце, и самолет с приглушенным рокотом идет на взлет.

– Куда мы летим? – интересуется Вилланель, отстегивая ремень.

Женщина отвечает на ее взгляд. У нее круглое широкоскулое лицо и глаза грифельного цвета. Что-то в ее чертах кажется Вилланель знакомым.

– На восток, – отвечает она, распахивая стоящую у ее ног сумку. – Твои документы у меня.

Украинский паспорт на имя Анжелики Пятаченко. Потертый кожаный бумажник с водительскими правами и кредитными картами, служебный пропуск, где она значится сотрудником корпорации «Норт Стар». Мятые чеки. Пачка гривен.

– И одежда. Переоденься, пожалуйста.

Куртка из кожзаменителя, мятый свитер из ангоры и короткая юбка. Обшарпанные полусапожки. Стираное-перестираное нижнее белье. Дешевые колготки, но зато новые, из киевского универмага.

Сознавая, что ее внимательно разглядывают, Вилланель снимает бейсболку, очки и начинает раздеваться, складывая вещи в голубое кожаное кресло. Когда дело доходит до лифчика, женщина ахает.

– Черт побери! Значит, это и впрямь ты. Оксана Воронцова.

– Прошу прощения?

– Я не была уверена, но…

Вилланель направляет на нее пустой взгляд. Константин обещал, что зачистка будет полной. Что ничего подобного никогда не произойдет.

– Ты о чем?

– Ты меня не помнишь? Лара. Из Екатеринбурга.

Блин, этого не может быть. Но это есть. Та девушка из военной академии. Она коротко подстриглась, выглядит старше, но это она. Невообразимым усилием воли Вилланель сохраняет на лице спокойствие.

– Кто я, по-твоему?

– Оксана, я знаю, кто ты. Ты сильно изменилась, но это ты. Мне показалось, я узнала шрам на губе, но, когда увидела родинку на груди, сомнений не осталось. Ты что, не помнишь меня?

Вилланель обдумывает ситуацию. Отрицание не сработает.

– Лара, – произносит она. – Лара Фарманьянц.

Они познакомились всего несколько лет назад на универсиаде, на соревнованиях по стрельбе из пистолета. Сразу стало ясно, что эту Фарманьянц, выступавшую от Казанской военной академии, победить будет очень нелегко, так что в ночь перед финалом Оксана проскользнула в комнату соперницы и, не говоря ни слова, разделась догола и залезла к ней в постель. Изумление юной курсантки длилось недолго. Оксана верно угадала, что та просто изнемогала без секса и поэтому ответила на поцелуи с отчаянием изголодавшегося животного. Одурманенная часами страстного куни, она той ночью прошептала Оксане, что любит ее.

В тот миг Оксана поняла, что победа за ней. Рано утром она неслышно ушла в свою комнату и, увидев Лару в столовой за завтраком, посмотрела сквозь нее невидящим взглядом. В то утро Лара несколько раз пыталась заговорить с ней, но Оксана ее игнорировала. Когда они выстроились в линию на стрельбище, на круглом лице Лары читались боль и недоумение. Она старалась собраться, но прицел дрожал, и она смогла выиграть лишь бронзу. Оксана же отстрелялась четко и метко, взяла золото, и к тому моменту, когда садилась на автобус пермской сборной, Лара Фарманьянц уже навсегда была вычеркнута из ее головы.

И вот, по злой воле случая, – снова она. Пожалуй, в том, что Лара работает на Константина, нет ничего странного. Она превосходный стрелок, и у нее, возможно, хватает ума и амбиций, чтобы не тратить время на военную карьеру.

– Я прочла в газете, что ты убила каких-то братков, – говорит Лара. – А потом один из инструкторов в академии сказал, что ты повесилась в тюрьме. Рада, что эта часть оказалась неправдой.

Понимая, что Лару нельзя исключить из игры, Вилланель смягчает взгляд.

– Прости, что я так обошлась с тобой в Екатеринбурге.

– Ты сделала для победы то, что должна была сделать. Для тебя, наверное, это ничего не значит, но я так и не смогла забыть ту ночь.

– Правда?

– Ей-богу!

– Сколько нам лететь? – спрашивает Вилланель.

– Еще часа два.

– Нам могут помешать?

– У пилота инструкция – не покидать кабину.

– Ну что ж, тогда… – Она протягивает руку и нежно проводит пальцем по Лариной щеке.

Дневной свет уже угасает, когда «Лирджет» приземляется на небольшом частном аэродроме рядом с селом Щербанка на юге Украины. Холодный ветер продувает взлетную полосу; рядом ожидает «БМВ» с полным набором средств защиты. Лара садится за руль, и они быстро выезжают с аэродрома через боковые ворота, где охранник в форме, махнув рукой, пропускает их. Конечный пункт, говорит Лара, Одесса. Примерно час они свободно едут сквозь сгущающиеся сумерки, но ближе к Одессе попадают в поток транспорта. Впереди видны освещенные городскими огнями сернисто-желтые облака.

– Я ничего про тебя не расскажу, – говорит Лара.

Вилланель прислоняется головой к окну. На бронированном стекле появляются полоски первых капель дождя.

– Если расскажешь, у тебя могут быть проблемы. Оксана Воронцова мертва.

– Жаль. Я ее очень любила.

– Тебе лучше забыть ее.

Нужно поговорить с Константином, решает Вилланель. Чтобы он разобрался с Ларой. Желательно – девятимиллиметровой пулей в строго подстриженный затылок.

По возвращении из Китая Ева позаимствовала следователя из Департамента лондонского Сити по экономическим преступлениям и с его помощью попыталась пойти по ниточке, которую дал ей Цзинь Циан, дабы установить, по чьей команде банк перевел 17 миллионов фунтов и кто на самом деле был получателем средств. Расследование не смогло выявить источник финансирования, но зато – через хитрую сеть компаний-однодневок – привело их к получателю платежа, скромному венчурному инвестору по имени Тони Кент.

Тщательное изучение Кента и его дел мало что дало, но один факт привлек Евин интерес: Кент входит в своего рода эксклюзивный рыболовный клуб, владеющий в Хэмпшире участком реки Ривер-Итчен длиною в полмили. Добыть информацию о клубе было нелегко, но Ричарду Эдвардсу удалось осторожно навести справки, и он снабдил Еву списком членов. Список невелик – всего шесть имен: сам Тони Кент, два менеджера из хедж-фондов, один из партнеров крупной товарно-сырьевой компании, один видный специалист в области кардиоторакальной хирургии и Деннис Крэйдл. Ева прекрасно знала, кто такой Деннис Крэйдл. Это глава департамента МИ-5 по контршпионажу против России и Китая.

Сгорбившись над бывшим столом Саймона, Билли пытается взломать почтовый аккаунт Денниса Крэйдла. Новое компьютерное оборудование уже подключено и работает, издавая еле слышный гул. Ланс сидит у окна на пластиковом стуле, разглядывая уличное движение на Тоттенхэм-Корт-роуд. Его вкладом в комплектование офиса стала вешалка-стойка; пальто и куртки на ней выглядят так, словно закуплены оптом на благотворительной распродаже. Вопреки своим принципам, Ева позволила ему сегодня курить, поскольку резкий запах его самокруток забивает еще менее приятные ароматы.

– Билли, ты вчера ел на ужин карри? – спрашивает она, глядя поверх ноутбука.

– Да, креветки в соусе мадрас. – Он ерзает на стуле. – Как ты узнала?

– Можешь считать это ясновидением. Как дела с паролем?

– Думаю, почти всё. – Его пальцы пляшут по клавиатуре, глаза не отрываются от монитора. – О! Какой же ты, мужик, глупенький!

– Вошел? – интересуется Ланс.

– В полный рост. Теперь, Деннис Крэйдл, ты мой сукин сын.

– Что мы сейчас имеем? – спрашивает Ева, чувствуя легкий огонек волнения.

– Данные с облачного сервера. Практически всё, что есть у него на домашнем компе.

– Похоже, он не слишком озаботился защитой данных.

Билли пожимает плечами.

– Возможно, он считает, что раз это домашний компьютер, то об особой защите можно не думать.

– Возможно, он не хочет создавать впечатление, будто ему есть что скрывать. Или это информация специально для чужих глаз.

У Крэйдла один почтовый ящик с женой, юрисконсультом Пенни. Все письма аккуратно рассортированы по папкам: «Банковские счета», «Здоровье», «Страховка», «Школы». В ящике для входящих – менее сотни сообщений, Билли копирует их и пересылает Еве. Беглый просмотр не выявляет ничего интересного.

– Смахивает на рекламу из раздела «Образ жизни», – говорит Ева, просматривая снимки семейства Крэйдлов. Почти все фото посвящены активному отдыху. Лыжи в Межеве, теннисный лагерь в Мадрасе, яхтинг в Алгарве. Сам Крэйдл – загорелый, уверенный в себе человек где-то около сорока, он явно любит фотографироваться в спортивной экипировке. Жена – хорошенькая, ухоженная, лет на пять младше. В глазах детей – Дэниела и Беллы – читается надутая привилегированность подростков из частных школ.

– Уроды, – бормочет Билли.

– Ты только взгляни на их лондонское жилище, – говорит Ева.

Панорамный снимок показывает кирпичный георгианский дом в глубине участка у дороги. Украшенное колоннами крыльцо наполовину скрыто разросшейся магнолией. У окна на первом этаже заметен датчик сигнализации.

– Где это? – спрашивает Ланс.

– Масуэлл Хилл. Они уже шесть лет там живут. Дом обошелся им в один запятая три лимона. Сегодня такой стоит не меньше двух.

– Надеюсь, Крэйдл не делает вид, будто покупает это все на свою зарплату в Службе?

– Нет. Главный кормилец – жена.

– Все равно объяснить семнадцать лямов будет нелегко.

Ева пожимает плечами.

– Вряд ли им придется это делать. Даже если допустить, что Тони Кент занимается неким финансовым посредничеством для организации, которая нас интересует, эти деньги наверняка надежно прикрыты от налоговой.

– Тогда как мы узнаем, что они попали к Крэйдлу?

– Никак. Но Цзинь Циан не указал бы мне на Кента, если бы не понимал, что я отслежу связь с Крэйдлом. Я задала Циню конкретный вопрос, нет ли у него информации, что офицеры британских разведслужб получают крупные денежные средства из неизвестных источников. Вот его ответ. Думаю, это максимум, на который он был готов пойти.

– Значит, мы собираемся поворошить домик Крэйдлов? – спрашивает Ланс.

Ева протирает очки.

– Было бы прекрасно, но там наверняка хорошая защита. Он один из высших чинов в МИ-5. Если нас поймают, дерьмо полетит во все стороны.

– Полагаю, с ордером на обыск мы к нему тоже не явимся?

– Нет. Нам никогда его не дадут, будь у нас сколь угодно веские основания. А у нас нет никаких.

– Просто мысли вслух. – Ланс наклоняется к монитору. – Над окном первого этажа – фальшивая сигнализация, так что внутри у них наверняка самая обычная система. Инфракрасные датчики, датчики распознавания шагов…

– Думаешь, мы можем это провернуть? – спрашивает Ева.

Он щелкает зажигалкой у недокуренной самокрутки.

– Провернуть можно все. Зависит от того, выпадет ли случай. Билли, у нас есть календарь этого чувака?

– Есть календарь его жены. А сам, похоже, не ведет.

– Мне нужны гарантированные два часа. Есть что-нибудь?

– Вот, например, – отвечает Билли. – Ужин с А. и Л., «Мазепа», 20:00.

Ева хмурится.

– Но это уже сегодня.

– Я могу и сегодня. – Ланс пожимает плечами. – Отменю свидание с Джиджи Хадид.

– Слишком мало времени. Мы не успеем провести разведку как следует. Нельзя вламываться туда просто так. Какие еще есть планы?

– Не знаю, как насчет Денниса, – говорит Билли. – А у Пенни на этой неделе больше ничего.

– Хреново. – Ева находит в телефоне «Мазепу». Это мишленовский ресторан на Довер-стрит в Мейфэре. Она с сомнением смотрит на Ланса.

– Могу после обеда понаблюдать за домом, – предлагает он. – Припаркуюсь и тихо посижу-подожду. Когда они вечером уедут, мы войдем.

Ева кивает. Все это далеко не идеально. И она понятия не имеет, силен ли Ланс в роли взломщика. Но Ричард не отправил бы ей в подмогу кого попало. И ей нужен результат.

– Ладно, – произносит она.

Лара высадила Вилланель у кафе на одесском птичьем рынке в районе Молдаванки. Сомнительное местечко: желтоватое освещение, выцветшие туристические плакаты на стенах и доска с написанным мелом сегодняшним меню. Заняты примерно половина столиков, в основном одинокими мужчинами, если не считать пары женщин – не исключено, что это проститутки, которые заправляются на ночь солянкой с пирожками. Мужчины поглядывают на Вилланель, но, встретив ее откровенно недружелюбный взгляд, отводят глаза.

Она сидит здесь в боковой кабинке уже двадцать минут, попивая чай и просматривая русский таблоид «Сегодня». Время от времени направляет взгляд на тускло освещенную улицу, нечетко различимую за мокрой от дождя стеклянной стеной кафе. Она голодна, но ничего не заказывает – на случай если придется срочно уходить.

В кабинку проскальзывает худощавая фигура и садится напротив. С этим человеком она уже знакома: тот самый, что заговорил с ней в Гайд-парке прошлой зимой и так ее напугал.

И вот снова он. На щеках – клочки нарождающейся бороды, вместо шитого на заказ пальто – потрепанная кожаная куртка, но мерзлая тьма во взгляде все та же. Когда они познакомились, он говорил по-английски, но сейчас подзывает пожилую официантку на правильном русском с московским произношением.

– Хотите есть? – спрашивает он, проводя рукой по промокшим под дождем волосам.

Она пожимает плечами.

– Два борща с пирожками, – заказывает он и откидывается на спинку.

– Итак? – спрашивает Вилланель без всякого выражения на лице.

– Итак, мы снова встретились. – Он одаривает ее подобием улыбки. – Прошу прощения, что не представился в Лондоне. Время было неподходящее.

– А теперь подходящее?

Он оценивающе смотрит на нее.

– Нас впечатлило, как вы справились с Кедриным. И сейчас мы столкнулись с ситуацией, где требуется ваша помощь.

– Понимаю.

– Пока не понимаете. Но поймете. Меня зовут Антон. Я коллега человека, известного вам под именем Константин.

– Продолжайте.

– Константина похитили. Его взяла в заложники преступная группировка, здешняя, одесская.

Она смотрит на него в упор, лишившись дара речи.

– Да, мы уверены. Банда называется «Золотое братство», главаря зовут Ринат Евтух. По нашей информации, Константина держат в хорошо охраняемом доме в селе Фонтанка, полчаса езды отсюда. Владелец дома – сам Евтух. Очевидно, они потребуют выкуп.

Ее лицо сохраняет нейтральное выражение, но внутри сотрясает сильнейшая, до тошноты, тревога. Может, это ловушка? Попытка заставить ее паниковать и выдать, кто она и чем занимается?

– Вы должны мне доверять, – говорит он. – Будь я врагом, вы уже были бы мертвы.

Она продолжает молчать. Даже если он говорит правду и Константина похитили, она все равно в смертельной опасности. Если они – кем бы они ни были – смогли добраться до Константина с его змеиной осторожностью, то смогут добраться и до нее.

– Рассказывайте, – наконец произносит она.

– Так вот. Мы убеждены, что похитители ничего не знают ни о связях Константина с нами, ни о нашем существовании вообще. С их точки зрения, он просто заезжий бизнесмен, чья компания заплатит, как это обычно делается. Но нас тревожит, что организация Евтуха уже какое-то время находится под контролем СВР, русской разведслужбы. А СВР что-то о нас подозревает, как и МИ-6. Там не знают ни кто мы, ни чем занимаемся, но им известно, что мы есть. И теперь мы думаем: а вдруг похищение устроила СВР, чтобы выжать у Константина информацию о нас? Маловероятно, но вдруг? Естественно, у нас есть свои люди в СВР, но выяснение займет время. А вот его-то у нас и нет.

Он делает паузу. На столе тем временем появляются тарелки, ложки, горшок дымящегося борща и следом – блюдо пирожков с мясом. Официантка ковыляет прочь, и Антон разливает борщ по тарелкам, пачкая дешевенький свитер Вилланель темно-багровыми брызгами.

– Константин – крепкий мужик, – продолжает Антон. – Но даже он может не вынести допросов в СВР.

Вилланель кивает, с отсутствующим видом прикладывая к свитеру бумажную салфетку.

– И что вы предлагаете?

– Мы вытащим его.

– Мы?

– Да. Я собрал команду наших лучших людей.

Она смотрит ему в глаза.

– Я не работаю с другими.

– Теперь работаете.

– Это мне решать.

Он наклоняется к ней.

– Послушайте, у нас нет времени на концерты примадонны. Вы будете делать то, что вам скажут. И тогда есть шанс, что у нас все получится.

Она сидит не шевелясь.

– Я ни разу не спасала заложников.

– Просто слушайте, ладно? У вас будет весьма специфичная роль.

Она слушает. И понимает, что выбора у нее нет. Все, чем она стала, чего добилась, все ее настоящее и будущее – все это повисло на волоске, чья судьба зависит от успеха этой операции.

– Я соглашусь при одном условии. Я останусь невидимой. Не хочу, чтобы хоть один человек из команды увидел мое лицо. Или что-нибудь обо мне узнал.

– Не волнуйтесь, у остальных те же пожелания. Вы все время будете в полнолицевой маске, а общение сведется к оперативному минимуму. После окончания операции все вы порознь вернетесь туда, откуда прибыли.

Она кивает. В нем столько всего, чему она не доверяет, от чего инстинктивно старается держаться подальше. Но в настоящий момент она не видит в его плане никаких изъянов.

– Когда приступаем?

Он обводит взглядом кафе и наполняет рот борщом. Шум дождя, бьющего по стеклу, усиливается.

– Сегодня.

Нико не повышает голос, но Ева все равно слышит, что он огорчен. Они ждут вечером в гости двух его коллег из школы: куплено чилийское пино нуар; небольшая, но дорогущая лопатка ягненка, утыканная чесноком, поджидает отправки в духовку. В подтексте подразумевалось, что Ева прихорошится, надушится духами «Сен-Лоран», которые он ей подарил, и наденет лучшие сережки, а когда гости уйдут, они в легком хмелю займутся любовью, и все у них так или иначе снова наладится.

– О чем бы ни шла речь, не может быть, чтобы этим нужно было заниматься именно сегодня, – говорит он. – В смысле, боже мой, Ева! Серьезно. Ведь мы уже несколько недель назад договорились, что к нам придут Збиг и КлАудия.

– Извини, – отвечает она, сознавая, что Билли слышит каждое слово. – Я сегодня никак не могу. И обсуждать это по открытой линии тоже не могу. Просто извинись за меня.

– И что я должен сказать? Что ты задержалась на работе? Я думал, все это уже позади, когда ты…

– Нико, умоляю. Скажи им что угодно. Ты же понимаешь ситуацию.

– Нет, Ева, не понимаю. У меня есть жизнь – если ты, мало ли, не заметила, – и я тебя один-единственный раз прошу сделать мне одолжение. Поэтому извинись или что там еще для этого требуется и будь вечером дома. Если ты не…

– Нико, я…

– Нет, слушай меня. Если тебя не будет, нам придется серьезно подумать…

– Нико, это чрезвычайная ситуация. Речь идет об угрозе жизни, и мне приказано остаться.

Молчание, в трубке лишь вдохи да выдохи.

– Извини, я должна идти.

Нажимая на отбой, Ева ловит взгляд Билли, и тот отводит глаза. Она стоит так несколько секунд, чувствуя дурноту от досады. Скрывать от Нико правду – это не впервые, но никогда прежде она не врала так открыто.

И ради чего? Билли с Лансом прекрасно справились бы без нее. Более того, они и сами предпочли бы именно это, но что-то в глубине ее души, что-то дикарское и атавистическое, хочет бежать вместе со стаей. И оно того стоит? Превращать свою жизнь в сумерки беспросветной секретности, испытывать на прочность любовь хорошего человека? Действительно ли у них есть что-то на этого Денниса Крэйдла или же она лишь создает фальшивые, воображаемые связи, чтобы самообманом убедить себя, будто наметился прогресс?

Если они ничего на Крэйдла не нароют, она возьмет паузу. Поправит отношения с Нико, если еще не поздно. В Темз-хаусе все офицеры со стажем говорят одно и то же: нужно иметь жизнь и вне этих стен. Не хочешь оказаться в полном одиночестве – учись выдергивать себя из беспробудного запоя секретной работы. Ведь все, что эта работа может предложить, – лишь бесконечный ряд ложных горизонтов. Которые никогда не замкнутся, никогда!

При мысли о Нико – как он там дома, один, без нее, расставляет бокалы, аккуратно ставит мясо в духовку – ей хочется плакать. Ее охватывает сильное искушение позвонить ему, сказать, что ситуация разрешилась и что она уже едет домой. Но она так и не звонит.

– Билли, у тебя есть девушка?

– Не совсем. Общаюсь с одной в чате на «Море душ».

– Что за «Море душ»?

– Онлайновая ролевая игра.

– Как зовут девушку?

– Там она себя называет Леди Ядозуб.

– Вы когда-нибудь встречались в реале?

– Не-а. Думал было позвать ее на свидание. Но вдруг она окажется старухой, или чуваком, или еще чего?

– Ведь это немного грустно, да?

Билли пожимает плечами.

– Если честно, на девушек у меня сейчас совсем нет времени. – Следует пауза, которую прерывает жужжание его телефона. – Это Ланс. Он припарковался, не сводит с дома глаз. Никаких признаков жизни.

– Еще не вернулись с работы. Хотя, думаю, они поедут прямо в ресторан. Ему нужно добраться от Темз-хауса. А ее фирма – в Канэри-Уорф. Но мы не можем на это рассчитывать. Наш будильник звонит в восемь, когда у них назначена встреча в «Мазепе».

– Наберу маму. Скажу, чтобы не ждала.

Оперативная база занимает заброшенный фермерский домик в трех километрах к северо-западу от села Фонтанка. Штурмовую группу собрали в прямоугольном сарае, где стоят ржавеющий «Запорожец» и несколько покрытых засохшей глиной сельхозинструментов. Временные светильники освещают два стола на козлах – здесь разложены карты, архитектурные планы и стоит лэптоп. На земляном полу громоздятся металлические ящики с оружием, амуницией и различной техникой. Сейчас 10 вечера по местному времени. За забором фермы на фоне темнеющего неба Вилланель видит винты военного вертолета «Литтл-Берд».

Если не считать Антона, в группе пять человек. Четыре штурмовика (один из них – Вилланель) и снайпер. На всех пятерых – комбинезоны «Номекс», бронежилеты и плотно прилегающие к лицам балаклавы. Вилланель ничего не знает о том, откуда все эти люди, но финальный инструктаж Антон ведет на английском.

Итак, дом, где держат Константина, находится на территории площадью примерно два с половиной гектара. На фото – пафосный трехэтажный особняк с колоннами, балюстрадами и покатой черепичной крышей. Территория огорожена забором из рабицы, на въезде – ворота с электронной охраной. Здание похоже на фортифицированный свадебный пирог, думает Вилланель.

Штурмовики должны быть готовы к бою. Согласно полученным разведданным, за безопасность здания отвечает группа из семи вооруженных охранников, из них трое постоянно патрулируют дом снаружи. Учитывая репутацию Евтуха, а также то, что охранники – наверняка бывшие военные, серьезное сопротивление весьма вероятно.

План Антона прост: свирепый и концентрированный точечный удар, который не оставит возможности скоординированного ответа. Пока штурмовики зачищают дом, снайпер будет снимать все попавшие в поле зрения цели. Главный фактор – скорость.

Вилланель смотрит по сторонам, разглядывая фигуры в масках. Из-за комбинезонов и бронежилетов все выглядят одинаково грузными, но у снайпера явно женская масса тела. Друг друга они знают только по позывным: штурмовики – Альфа, Бета, Гамма и Дельта, снайпер – Эхо.

Инструктаж завершен, и штурмовики направляются к ящикам с оружием. Немного поразмыслив, Вилланель берет себе пистолет-пулемет «КРИСС Вектор», пистолет «глок-21», несколько магазинов с патронами ACP 45-го калибра и боевой нож «гербер». На одном из столов она находит оптоволоконный эндоскоп, прибор ночного видения и сумку со шлемом, на сумке написаны ее позывные: Гамма. Сунув прицел в набедренный карман, она выходит со шлемом на темный двор проверить связь и ночные очки. Вокруг нее то и дело мелькают краткие вспышки света: три других штурмовика тестируют подствольные фонари и лазерные прицелы.

Сняв пуленепробиваемый шлем, она наблюдает за ними. Высокий парень Дельта – судя по рукам, темнокожий – приложил к плечу тяжелое боевое ружье. Бета – среднего роста с гибкой крепкой фигурой и без всяких бросающихся в глаза особенностей, а Альфа – мускулистый и плотно сбитый. У обоих – короткоствольные пистолеты-пулеметы «хеклер и кох» и куча патронташей. Все трое – несомненно мужчины, и она отдает себе отчет, что они сейчас тоже внимательно ее изучают, хоть глаза под масками и лишены выражения. В полудюжине шагов от нее снайпер с винтовкой Лобаева и прибором ночного видения оценивает векторы бокового ветра.

Вернувшись в домик, группа сверяет порядок связи. Голоса говорящих не имеют характерных особенностей, все хорошо говорят по-английски, но с разными акцентами. Альфа, похоже, из Восточной Европы, Бета – явно с американского Юга, а у Дельты родной язык, вероятнее всего, арабский. Эхо – русская. И этим безлицым существам, размышляет Вилланель, я должна доверить свою жизнь. Вот дерьмо!

Разглаживая на столе карты и архитектурные планы, Антон знаком приглашает их подойти.

– Ладно. Последний прогон, и поехали. Конечно, лучше всего было бы атаковать перед зарей, но мы не можем оставлять там заложника столько времени. Так что слушайте внимательно.

Пока он говорит, Вилланель замечает рядом с собой Эхо, снайпера. Их взгляды встречаются, и она узнает взгляд грифельных глаз Лары Фарманьянц.

Вилланель вновь чувствует, как ее ориентиры начинают плыть. Одно дело – когда Лара, голая и безропотная, лежит под тобой, и совсем другое – когда она держит на весу снайперскую винтовку. Ее в самом деле привезли сюда, чтобы снять охранников, или же она – часть неких неясных и коварных замыслов Антона?

Пару мгновений женщины разглядывают друг друга без всяких эмоций.

– Хорошее оружие, – произносит Вилланель.

– Для такой работы – мое любимое. Под патроны «чейтак.408». – Она беззвучно передергивает мягкий затвор. – Сейчас меня уже так легко от цели не отвлечь.

– Не сомневаюсь. Удачной охоты.

Лара кивает, и через минуту уже забирается во внедорожник, который отвезет ее на огневую позицию.

Время еле тянется. Вилланель в шлеме поправляет наушники и микрофон, туже затягивает ремешок под подбородком. Наконец Антон получает от Эхо сигнал: она заняла позицию и к бою готова. Кивает штурмовикам, и они вчетвером бегут через темный двор к матово-черному «Литтл-Берду». Пилот ждет в неосвещенной кабине, пока штурмовики занимают свои места на внешних фюзеляжных платформах. Усевшись на платформе правого борта с «КРИСС Вектором» поперек груди, Вилланель пристегивается фиксирующим ремешком. По соседству сидит Дельта с оружием на коленях. Он прищуривает глаза, и они обмениваются осторожными кивками.

Глухой рокот заводящихся двигателей, за ним – нарастающий по частоте стрекот несущих винтов. Вертолет вздрагивает, Дельта протягивает руку в перчатке, и они стукаются кулаками. Что бы там ни случилось дальше, сейчас они – одна команда, и Вилланель усилием воли отгоняет опасения подальше на задворки сознания. «Литтл-Берд» сначала парит в нескольких метрах над землей. Потом земля начинает уплывать вниз, и они погружаются в ночное небо.

Вертолет приближается к вилле с наветренной стороны, затем быстро выравнивает курс, скользит над забором и зависает, покачиваясь, в метре над лужайкой к востоку от главного входа. Отстегнув фиксирующие ремни, штурмовики спрыгивают с оружием наготове; через пару секунд «Литтл-Берд» взмывает и уносится во тьму.

Пока они мчатся на максимальной скорости, чтобы укрыться в тени дома, территорию заливает ослепительно белый свет сенсорных прожекторов. Через подъездную дорогу к ним бегут две фигуры. Мокрый шлепок, за ним другой, и оба охранника опадают на гравий. Один корчится, словно пришпиленное насекомое, а другой лежит, не шевелясь, почти обезглавленный снайперским патроном 408-го калибра.

– Отличный выстрел, Эхо, – бормочет Бета, чей южный выговор четко отдается в наушниках Вилланель, и начинает прицельно гасить светодиодные прожекторы на лужайке и фасаде дома. Альфа устремляется к задней части здания и там выполняет ту же операцию. Вилланель наблюдает и ждет. Выстрелы, приглушенные шумоподавляющей системой шлема, кажутся ей далекими и нереальными.

Теперь освещена только дальняя стена, а западная часть территории приобрела четкие контуры. Вилланель отваживается быстро выглянуть за угол дома, но тут же чувствует, как у ее лица воздух рассекает пуля. Видимо, стрелявший обнаружил свою позицию, поскольку тут же Вилланель слышит еще один мясистый шлепок, с которым снайперская пуля находит свою цель. В наушниках раздается спокойный голос Лары:

– От Эхо – всем игрокам. Путь расчищен, можно входить. Повторяю, путь расчищен, можно входить.

Дальше – настоящий этюд времени и движения. Альфа мчится к большой главной двери, ставит взрывчатку для направленного взрыва и возвращается. Дверь разлетается с оглушительным грохотом, но это отвлекающий маневр. Сам штурм пойдет через маленькую боковую дверь, которую Дельта срывает с петель своей пушкой. Штурмовики врываются внутрь, в безлюдные кухонные помещения.

Зачистка дома – операция со своей хореографией.

Процесс уже запущен, и его не остановить. Их группа движется из комнаты в комнату, где у каждого члена – свой квадрант: осмотр, зачистка – и в следующую. Вилланель прекрасно знает этот танец, она репетировала каждое его движение в убойном корпусе на учебной базе отряда «Дельта» в Форт-Брэгге. Тамошние инструкторы знали ее как Сильвию Даза, стажерку из Группы захвата Национальной жандармерии Франции, и в конце, давая ей оценку, хвалили ее исключительно быструю обучаемость, владение оружием на инстинктивном уровне, но отмечали, что как личность она асоциальна и ее нельзя допускать к работе в команде. Однако ее недружелюбное поведение было намеренным. Мужчины заставляют себя забыть женщин, которых они не впечатлили, – так учил ее Константин. И Сильвию Даза в Форт-Брэгге не помнит сегодня никто.

Сейчас они в холле, уставленном мягкой мебелью. На стене – огромная картина с Майклом Джексоном, ласкающим шимпанзе. Откуда-то из недр дома доносятся приглушенные шаги по лестнице. В поле зрения осторожно вплывает охранник с автоматической винтовкой наготове: три пули, выпущенные очередью из «КРИСС Вектора» Вилланель, – и он уже на коленях. Пару мгновений пытается сохранить равновесие, но наконец с опустевшим взглядом падает лицом вниз. Она вгоняет ему еще две пули в основание черепа, забрызгивая кровью длинный ворс ковра, а Бета тем временем кидает светошумовую гранату в дверной проем, ведущий в глубь дома.

Окатив Вилланель пробивающим шлем звуковым цунами, мимо проносятся Альфа и Бета. В ее ушах еще звенит, когда они с Дельтой, перескочив через тело охранника, следуют за ними. Они вбегают в огромный коридор, где висит пелена маслянистого дыма от гранаты. Первые несколько секунд дом кажется безлюдным, но вдруг тишину разрывает шквальный огонь, и штурмовики ныряют в подвернувшиеся укрытия.

Вилланель с Дельтой пригнулись за громадным честерфилдовским диваном, обитым бирюзовой телячьей кожей. Сзади – главный вход, теперь распахнутый в ночь, с болтающейся на петлях тяжелой дверью. Слева – мраморный постамент с полноразмерной статуей голой, не считая трусиков, балерины. Автоматная очередь прошивает диван и в клочки разрывает все его подушки. Если мы тут останемся, – думает Вилланель, – нам крышка. Но мне ужасно, ужасно не хочется умирать здесь, посреди этой преступно уродливой обстановки.

Дельта указывает на зеркало в позолоченной раме, где отражается дальний конец помещения. Там фигура, почти вся скрытая огромным, вычурным письменным столом. Вилланель и Дельта синхронно вскакивают по разные стороны дивана. Она обеспечивает огневое прикрытие, а он палит по столу из своего ружья. От стола отлетают щепки, и на пол головою вперед тяжело вываливается тело. Пятый. В противоположном углу заметно движение, и над белым кожаным креслом появляется дуло винтовки. Бета выпускает в кресло очередь, и зебровые обои покрывает кровавый спрей. Шестой.

Вилланель ныряет обратно за диван, меняет магазин и бежит к лестнице. Последний из охранников, видимо, поджидает на втором этаже.

Она медленно, с опаской крадется вверх по лестнице, не спуская глаз со второго этажа. В ближайшем дверном проеме возникает фигура, Вилланель стреляет, но вдруг ее голову что-то откидывает назад с такой силой, что следующие пару секунд она считает себя уже мертвой. Она опускается на корточки, в ушах звенит, но тут чья-то рука придерживает ее плечо, помогая сохранить равновесие. В глазах взрываются пузырьки света.

– Всё в порядке? – спрашивает знакомый голос.

Вилланель кивает, от оторопи не успевая удивиться: как здесь очутилась Лара? Поднимает руку к шлему. По армированному пластику тянется глубокая борозда; еще бы на сантиметр ниже, и там уже ее череп.

– Вы стреляли одновременно, – говорит Лара. – К счастью для тебя, он выстрелил выше.

Седьмой охранник лежит на спине в дверном проеме. Рваный, всасывающий звук его дыхания указывает на рану в легком. Под прикрытием Вилланель Лара с винтовкой в правой руке подбегает к нему.

– Где заложник? – спрашивает она по-русски.

Охранник взглядом показывает наверх.

– На следующем этаже?

Подобие кивка.

– Его охраняют?

Глаза дрожат и закрываются.

– Никого?

В ответ – нечленораздельное мычание. Лара наклоняется ближе, но слышит лишь посасывание в грудной клетке. Подняв винтовку, она всаживает ему пулю в переносицу.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Вилланель.

– То же, что и ты.

– Но это не входило в план.

– План изменился. Я твой дублер.

Поколебавшись пару секунд, Вилланель отбрасывает сомнения и ведет Лару наверх через последний пролет. Там они упираются в дверь. Вилланель вынимает оптоволоконный эндоскоп и просовывает гибкий миллиметровый кабель под ковер и дальше – под дверь. Рыбий глаз микрообъектива показывает ярко освещенную комнату, где нет никого, кроме привязанной к стулу фигуры.

Вилланель молча пробует дверь. Заперто. Выстрел из «КРИСС Вектора» разносит замок на куски, она пинком распахивает дверь, и они с Ларой врываются в комнату.

На голове у человека на стуле – черный матерчатый мешок, заскорузлый от высохшей крови. Под мешком – разбитое лицо Константина. Рот забит кляпом, и он хрипло дышит через сломанный нос.

Лара вынимает кляп, а Вилланель боевым ножом разрезает пластиковые наручники, которыми Константин прикован к стулу. Он заваливается на бок, откидывая назад окровавленную, покрытую ссадинами голову, и принимается разминать затекшие пальцы, жадно втягивая в легкие воздух.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – обращается Лара к Вилланель. – Ты думаешь, что пока я жива, ты не будешь в безопасности, ведь я знаю, кто ты на самом деле. И сейчас ты размышляешь, не убить ли меня.

– Момент идеальный, – соглашается Вилланель.

– Но ты понимаешь и то, что я в том же положении. Я тоже не буду в безопасности, пока жива ты.

– Да, тут ты тоже права.

– Оксана? Лара? – шепчет Константин темными от запекшейся крови губами. – Ведь это вы?

Женщины поворачиваются к нему. Обе остаются в балаклавах.

– Я ничего им не выдал. Ведь вам это известно?

– Да, – отвечает Вилланель. Она бросает взгляд на Лару, отмечая про себя обманчивую обыденность ее позы и напряженный указательный палец на предохранителе спускового крючка.

Константин переводит взгляд на Лару.

– Я слышал, что ты сказала. У вас обеих нет причин бояться друг друга.

Лара прищуривается, но молчит.

Вилланель опускается на колено, чтобы быть на одном уровне с Константином и чтобы его туловище послужило щитом между ней и Ларой. Закинув руку за спину, она выхватывает из кобуры «глок».

– Ты однажды сказал мне одну вещь, – говорит она Константину. – Я ее запомнила на всю жизнь.

– Какую?

– Никому не доверяй, – произносит она, приставив дуло «глока» к его ребрам, и нажимает на спусковой крючок.

Пробраться в дом Крэйдлов оказывается разочаровывающе легко. Ланс отключает сигнализацию подавителем сигнала, отмычками отпирает входную дверь, и они с Билли заходят внутрь. Крэйдлы любезно не выключили свет, дабы отпугнуть грабителей.

Ева в машине дважды объезжает квартал и паркуется под фонарем в пятидесяти метрах от дома. Переходит на заднее сиденье, где ее разглядеть сложно, зато ей хорошо видны все пешеходы и автомобили с обеих сторон. Она знает, как выглядят Крэйдлы. Денниса она достаточно часто встречала в Темз-хаусе, а Пенни пару раз видела на унылых корпоративных мероприятиях, которые Служба считает своим долгом устраивать каждый декабрь. Она уверена, что узнает их.

Она проинструктировала Ланса и Билли отправляться прямиком в кабинет и сосредоточиться на компьютерах. Скопировать все, что есть на жестких дисках, и ручным лазерным сканером отснять все документы, которые могут иметь отношение к делу. Оба производят впечатление опытных взломщиков; возможно, это и имел в виду Ричард Эдвардс, когда назвал их «находчивыми малыми».

Ева в машине ощущает то острую тревогу, то скуку. Ей кажется, что дело начинает опасно затягиваться, но тут видит, как по тротуару к ней неспешно шагает Билли.

– Уже почти закончили, – говорит он, опускаясь на пассажирское сиденье. – Ланс спрашивает, не хочешь ли ты тоже глянуть одним глазом?

Веди себя уверенно, внушает себе Ева. Старайся выглядеть солидно, нажми звонок, спокойно войди. Ланс пропускает ее внутрь и выдает пару хирургических перчаток. Передняя – довольно узкая, кафельный пол и деревянная отделка, сияющая белым глянцем. Слева – гостиная, за лестницей – кухня. Сердце у Евы колотится. Она глубоко шокирована – как можно вот так вот взять и забраться в чужой дом?

– Не хочешь чайку с тостом? – спрашивает Ланс.

– Тебе шуточки, а я умираю от голода, – отвечает Ева и возвращает голосу твердость. – Что у нас есть?

– Сюда.

Кабинет Денниса Крэйдла – довольно аккуратная, элегантная комнатка со встроенными стеллажами и книжными полками, со столом того же бледного дерева и эргономичным офисным креслом. На столе – мощный с виду компьютер и двадцатичетырехдюймовый монитор.

– Надеюсь, Билли его уже выпотрошил? – интересуется Ева.

– Если там что-то есть, оно уже у нас. Плюс внешний диск и флешки, которые мы нашли в столе.

– Сейф?

– В этой комнате сейфа нет. Если он где-то в доме и есть, то, даже найди мы его, вряд ли успеем открыть до их возвращения.

Ева качает головой.

– Нет, если в доме есть что-то для нас полезное, оно здесь. Сильно сомневаюсь, что он делится с женой информацией, которую мы ищем.

– Соображает, – бормочет Ланс.

Ева не обращает внимания на его реплику.

– Осмотрись как следует. Что ты видишь?

– Любит все контролировать. И, я бы сказал, вполне доволен собой.

На стене над столом вплотную друг к другу – несколько снимков, на них Крэйдл сидит с друзьями в университетской столовой, жмет руку американскому генералу, ловит лосося в горной реке, позирует с семьей в отпуске. На полках – смесь популярных триллеров, политических мемуаров и книг по вопросам безопасности и разведки.

У Ланса жужжит телефон.

– Это Билли. Крэйдлы уже здесь, снаружи. Выходят из такси. Нам пора.

– Черт. Черт!

Ланс передвигается быстро и бесшумно. У идущей следом Евы сердце колотится бешено, до тошноты. На кухне Ланс отодвигает засов двери в сад, торопливо выпускает Еву и тихо закрывает дверь. Под ногами мягко – наверное, лужайка. Черт. Какого хрена Крэйдлы приперлись так рано?

– Сюда, здесь проход, – командует Ланс. Заросшая нависающими над ней кустами тропинка ведет к дороге. Ева неуклюже переносит ногу через низкую изгородь, колючки впиваются в одежду. Она отчаянно выпутывается, Ланс следует за ней.

– Так, ложись. – Он надавливает рукой ей между лопаток. Земля твердая, вся в кочках и мокрая.

– Свет, – шипит она, изо всех сил стараясь контролировать дыхание. – Мы не выключили чертов свет.

– Он горел, когда мы вошли. Расслабься.

Из кухни Крэйдлов доносятся раздраженные звуки. Хлопает дверца буфета. Звон металлических предметов, упавших на твердую поверхность.

– Когда я скажу, сразу беги к дороге, – шепчет Ланс.

– Чего мы ждем?

– Денниса. Он еще на улице. Расплачивается с таксистом.

Ева молит бога, чтобы Пенни оставалась в кухне. Но не тут-то было. Ева слышит, как пинком открывается дверь в сад и как щелкает зажигалка. Вскоре до нее доносится запах сигаретного дыма. Пенни – буквально в паре метров. Оцепенев от сознания этого факта, Ева боится даже вдохнуть.

Вдали слышно, как закрывается главная дверь и звучит мужской голос. Ева еще плотнее прижимается к земле. Ботинок Ланса – в паре дюймов от ее лица.

– Слушай, ну извини, хорошо? – Мужской голос теперь совсем близко. – Но я правда не понимаю…

– Не понимаешь? Перво-наперво ты, высокомерный говнюк, больше никогда при наших друзьях не будешь говорить, чтобы я успокоилась.

– Пенни, прошу. Не кричи так.

– Как, б…дь, захочу, так и буду кричать.

– Хорошо, но только не в саду, ладно? У нас есть соседи.

– Нах… соседей. – Ее голос понижается. – И тебя туда же.

Они замолкают, и тут что-то летит через ограду и с легким шипением приземляется прямо Еве в волосы. Пахнет паленым. Дверь в сад захлопывается, Ева пытается выдрать из волос недокуренную сигарету, но это удается не сразу; сигарета обжигает пальцы и плавит латекс перчатки.

– Вперед, – шепчет Ланс.

Морщась от боли, Ева идет за ним к дороге. Похоже, никто не видит, как они садятся в машину, но Ева все равно рада, что у них фальшивые номера.

– Что за запах? – спрашивает Билли, отпуская сцепление.

– Мои волосы, – отвечает Ева, стягивая с руки полурасплавленную перчатку.

– Фигасе, даже не буду расспрашивать. Я так полагаю, мы возвращаемся на Гудж-стрит?

– Билли, мы не обязаны возиться со всем этим прямо сейчас, – говорит Ева.

– Не обязаны, но давай все равно повозимся. По телику сегодня все равно ни хрена нет.

– Ланс, ты как?

– Да мне все равно.

– Все будут пиццу? – спрашивает Билли. – Мы проезжали мимо какого-то заведения на Арчуэй-роуд.

Ева звонит Нико, когда уже почти полночь. Он дома, а гости – его коллеги – еще не ушли.

– Нико, слушай, мне правда ужасно жаль, что сегодня так получилось, и я непременно искуплю вину, но я хочу тебя кое о чем попросить. Это очень важно.

Нико бормочет что-то нечленораздельное.

– Мне нужна твоя помощь. Ты можешь приехать в офис?

– Прямо сейчас?

– Да, боюсь, что так.

– Господи, Ева. – Пауза. – А как мне быть со Збигом и КлАудией?

Она задумывается.

– А они разбираются?

– В смысле – «разбираются»?

– В смысле айти. Протоколы системы защиты. Взлом.

– Это очень умные ребята. Но сейчас они почти в хлам.

– Ты им доверяешь?

– Доверяю. – У него усталый голос. Но он сдается.

– Нико, прости. Это единственная просьба, и больше никогда-никогда.

– Ну да, ну да… Ладно, что там у вас?

– Вызывай такси и приезжай сюда. Вместе с друзьями.

– Ева, ты забываешь. Я понятия не имею – куда «сюда»? Я теперь вообще ни о чем понятия не имею.

– Нико…

– Просто скажи адрес, ладно?

Когда она нажимает на отбой, остальные смотрят на нее. Руки Билли замерли над клавиатурой.

– Ты уверена, что это хорошая идея? – спрашивает Ланс.

Она глядит ему в глаза.

– Мы просмотрели всё на внешнем диске и флешках, всё, что мы скопировали с жесткого диска, и везде комар носа не подточит. Но у нас есть вот этот единственный запароленный файл, и, боюсь, если мы его не взломаем, то весь сегодняшний день коту под хвост. Деннис Крэйдл – это старая школа МИ-5. Он не технарь, но прекрасно умеет создавать высокоэнтропийные пароли. Грубая лобовая атака, которую совершил Билли, здесь не работает. Нам нужны еще головы, и к тому же Ричард дал «добро» привлекать сторонних специалистов, если потребуется.

– Но кто эти люди? – спрашивает Ланс.

– Мой муж – поляк и экс-чемпион по шахматам. Он учитель математики и офигенный хакер. Збигнев – его друг, филолог-классик, а КлАудия – его подруга. Она занимается педагогической психологией. Это умные ребята.

– А закон о государственной тайне?

– Мы просто попросим их взломать пароль. Вот и все. Мы не собираемся называть имена, объяснять контекст или показывать, что мы обнаружим в самом файле.

Ланс пожимает плечами.

– Думаю, я не против.

– Билли?

– Да. Я тоже.

– Значит, ты бы меня убила? – спрашивает Вилланель.

– Таков приказ, – отвечает Лара. – Если бы ты не прикончила Константина, мне приказали стрелять сначала в тебя, а потом – в него. Он был скомпрометирован.

– Он ничего бы им не выдал.

– Ты это знаешь, и я это знаю. Но теоретически возможно всё, поэтому он должен был умереть, и убить его должна была ты, а я – твой дублер. Наши работодатели всегда действуют именно так.

– Ты не ответила на вопрос. Ты бы меня убила?

– Да.

Они лежат обнаженные на раскладушке в «Лирджете». От них пахнет потом, сексом и порохом. Через сорок минут они приземлятся в аэропорту Внуково. Лара там выйдет, а Вилланель продолжит путь в Париж – через Анси Монблан и Исси-ле-Мулино. Никаких официальных отметок о въезде во Францию не будет, как не было и отметок о выезде.

Она гладит Лару по затылку. Чувствует, как колется ежик ее волос.

– Ты сегодня была прекрасна. Этот выстрел в голову по бегущей цели – само совершенство.

– Спасибо.

– Ты почти снесла ему башку.

– Знаю. «Лобаев» – просто мечта стрелка. – Она нежно прикусывает зубами верхнюю губу Вилланель и проводит по ней языком. – Я люблю твой шрам. Откуда он у тебя?

– Не важно.

– Я хочу знать. – Ларина рука проскальзывает между ног Вилланель. – Расскажи.

Вилланель начинает отвечать, но, почувствовав внутри себя подрагивающее скольжение Лариных пальцев, выгибает спину и шумно вздыхает, а ее пульс сливается с нотами двигателя «Лирджета». Она мысленно видит, как самолет летит сквозь ночь высоко над темными русскими лесами. Взяв свободную руку Лары в свою, она кладет в рот ее указательный палец, которым Лара нажимает на спуск. У пальца привкус металла и серы – как у смерти.

Ева встречает Нико и его друзей у метро. Нико неловким, застенчивым жестом проводит рукой по Евиному плечу, и она чует в его дыхании запах сливовицы. У похожего на медведя Збига вид дикий и пьяный, а КлАудия выглядит недружелюбно и отводит глаза. Глядя на них, Ева чувствует, как ее оптимизм начинает куда-то деваться.

В офисе Ланс приготовил чай, но, заметив взгляд КлАудии, выскальзывает на улицу покурить. Температура постепенно падает. Ева рассаживает гостей.

– И чем же мы можем помочь? – спрашивает КлАудия с деревянным лицом, напряженно придерживая у горла воротник пальто.

Ева окидывает взглядом лица собравшихся.

– Нам нужно взломать один пароль.

Нико смотрит на Билли.

– Вопрос жизни и смерти, надо понимать?

– Можно и так сказать.

– Что вы уже пробовали?

– Сейчас я занимаюсь перебором по словарю. Если не поможет, попытаюсь с радужной таблицей. Но это займет время.

– Которого у нас нет, – вставляет Ева.

КлАудия хмурится, продолжая сидеть, вцепившись в свой воротник.

– Что вам известно о владельце пароля?

– Так, кое-что.

– То есть мы должны просто угадать пароль?

– Я полагаю, мы должны, блин, сделать попытку.

КлАудия смотрит на Збига, тот пожимает плечами и дует на чай.

– Расскажи нам об этом парне, – говорит Ника.

– Неглупый, среднего возраста, образованный… – приступает Ева. – В компьютерных делах смыслит, но не эксперт. Если нужно решить задачу с компьютерами или сетевой безопасностью, он не станет сам этим заниматься, а привлечет специалистов. Но файл, который нам нужно взломать, был спрятан в его домашнем компьютере, так что пароль, вероятно, назначал он сам.

– А файл был глубоко спрятан? – спрашивает КлАудия.

– Билли?

– Исполняемый «батник». То есть он не совсем чайник.

– Инстинктивно, – говорит Ева, – мне кажется, что он считает себя достаточно умным, чтобы придумать невзламываемый пароль. Он наверняка знаком с вопросами типа информационной энтропии…

– Типа чего? – спрашивает Збиг.

Нико трет глаза.

– Эффективность пароля измеряется в битах энтропии, это логарифм по основанию 2 числа попыток, необходимых для взлома.

Збиг продолжает таращиться.

– Извини… что?

– Тебе не нужно всего этого знать, – говорит КлАудия. – Имеется в виду, у нашего объекта хватает мозгов понять, что пароль должен быть неочевидным, длинным и содержать разные виды символов.

– Он самонадеян, – продолжает Ева. – Пароль едва ли придуман наугад и должен для него что-то означать. Что-то, до чего никто, как он полагает, не додумается. И я бы поспорила на деньги, что ключ лежит в его кабинете на самом видном месте, и поэтому Билли сфотографировал все, что есть на столе, на стенках и книжных полках. Нам остается лишь его перехитрить.

Входит благоухающий табачным дымом Ланс, и Билли раскладывает распечатанные на листах А4 снимки. На одном фото – стол с компьютером Крэйдла, городским телефоном, шарнирным светильником, цифровым радиоприемником, биноклем и миниатюрными бюстами Мао и Ленина.

– Коммунистический китч, – бормочет Нико. – Идиот.

На полках стоят «Гамлет» Шекспира, «Государь» Макиавелли, «Как сделать Америку снова великой» Дональда Трампа, политические триллеры Джона ле Карре и Чарльза Камминга, мемуары Дэвида Петрэуса и Джери Холлиуэлл. Плюс еще две полки книг по вопросам разведки.

На других фотографиях – снимки со стены: студенты в университетской столовой, рукопожатие с американским генералом армии, рыбалка на лосося, семейный отпуск…

– Помните, – говорит Ева. – В искомом пароле может быть до тридцати символов. Подумайте о цитатах. Выпускники закрытых школ, вроде Крэйдла, любят цитаты – блеснуть начитанностью.

Проходит час, прошитый краткими вспышками дискуссии, всплесками быстрого стука клавиш и ночным уличным шумом с Тоттенхэм-Корт-роуд. Ланс выходит на очередной перекур. Еще час. Похмелье начинает давать о себе знать. На лицах проступает намек на капитуляцию, Збиг бормочет что-то по-польски.

– Что он сказал? – спрашивает Ева у Нико.

– Он говорит, что отыметь ежика – и то веселее.

– Так, ладно, давайте сделаем перерыв и посмотрим, что у нас есть. – Она встает и оглядывает остальных. – Можете поделиться своими самыми удачными на настоящий момент идеями? У нас есть три попытки ввести пароль, после чего файл заблокируется навсегда, поэтому для пробного ввода мы должны быть уверены, что удача реально вероятна. Нико, хочешь выступить первым?

– Ладно. Лучшая из моих версий – тут должно быть что-то связанное с фразой «Methinks it is like a weasel».

– Не улавливаю, – говорит Ева.

– Это цитата, – объясняет Нико. – Из «Гамлета». У него на полке есть «Гамлет».

– И?

– Программа Weasel, «Куница», так назывался математический эксперимент Ричарда Докинза. Он основан на теории, что, мол, если дать обезьяне время, она, нажимая случайным образом на клавиши пишущей машинки, воспроизведет полное собрание Шекспира. Докинз же показал, что, даже если взять только фразу «Methinks it is like a weasel» и клавиатуру, на которой только двадцать шесть литер плюс пробел, пользуясь при этом быстрой программой и мощным компьютером, все равно время ожидания именно такой фразы превысит возраст вселенной, учитывая, что…

– …речь идет о числе комбинаций, равном двадцати семи в двадцать восьмой степени, – заканчивает Билли.

– Совершенно верно.

– Но насколько наш объект знаком с этой «Куницей»? – спрашивает КлАудия.

– Вполне может быть знаком, – говорит Ева. – И «Гамлет» явно выбивается из общего ряда книг. Что-то еще, Нико?

Он качает головой.

– «Scream If You Wanna Go Faster»? – предлагает КлАудия.

– Это не из «Гамлета», – говорит Збиг.

– Смеешься? Конечно не из «Гамлета». Это второй альбом Джери Холлиуэлл. Я купила диск, когда мне было шестнадцать. Помню, стояла у зеркала в ванной и с массажной щеткой вместо микрофона распевала «It’s Raining Men».

– Збиг?

– А что вы думаете насчет «The Naïve and Sentimental Lover…»? Это книжка Ле Карре.

– Хорошо. Вполне могу представить, что наш объект использовал именно эту фразу. Есть еще мысли?

– Мне не нравятся эти варианты, – говорит Билли.

– У тебя есть аргументы? – спрашивает КлАудия, закрыв глаза и наклонив голову.

– Просто это всё не то, – отвечает Билли.

– То есть, думаешь, нам не стоит попробовать хотя бы один из них? В любой форме?

Билли пожимает плечами.

– Если у нас только три попытки, то да, думаю, не стоит. Мы еще не готовы.

– Ланс?

– Если Билли говорит, что не готовы, значит, продолжаем искать.

– Прошу у всех прощения, – бормочет Ева. – Вы, наверное, уже вымотались.

КлАудия и Збиг переглядываются, но не произносят ни слова.

– Эти распечатки, – говорит Нико. – Перемешай их и разложи заново.

Ева выполняет просьбу, и все молча смотрят на листы А4. Проходит минута, еще одна. И тут КлАудия и Нико одновременно, словно читая мысли друг друга, втыкают указательные пальцы в один и тот же снимок. На нем Пенни с детьми, Дэниелом и Беллой, на просторной площади у древнего здания с колоннами. У Пенни немного натянутая улыбка, а дети заняты мороженым. В нижнем правом углу кто-то (вероятно, Крэйдл) сделал надпись: «Звезды!»

– Что? – спрашивает Ева.

– Не «что». А «почему?», – отвечает КлАудия, а Нико улыбается.

– Все равно не понимаю, – говорит Ева.

– Почему здесь эта фотография? – объясняет Нико. – Все остальные – для выпендрежа, чтобы показать, какая важная и успешная персона наш парень. Знакомства в верхах, дорогой отдых за тридевять земель, рыбалка на лосося, вот это вот всё. Но здесь… Даже не знаю. Жена чем-то расстроена, детям скучно. Почему он называет их «звездами»? Зачем здесь вообще этот снимок?

Они наклоняются ниже.

– Погодите, – тихо произносит Збиг. – Погодите-ка, черт побери…

– Ну, говори, – торопит Ева.

– Эта площадь – в Риме, а здание сзади – Пантеон. На снимке не видно, но на фасаде вырезана надпись. «Marcus Agrippa, Lucii filius, consul tertium fecit». Марк Агриппа, сын Луция, избранный консулом в третий раз, воздвиг это.

– И?

– Давайте посмотрим, как выглядит надпись вживую. Билли, можешь погуглить «Пантеон надпись» и распечатать?

Ева выхватывает вылезший из принтера лист. Под фронтоном здания отчетливо видно:

MAGRIPPA•L•F•COS•TERTIVM•FECIT

– Вот теперь похоже на пароль, – говорит КлАудия.

Ева кивает.

– Билли?

– Мне нравится. Симпатичный уровень энтропии.

– Попытаемся?

Быстрый стук клавиш.

В доступе отказано.

– Попробуй просто буквы без пробелов, – предлагает Ева.

Билли пробует, и на этот раз Нико отворачивается, а Збиг ругается по-польски.

Ева смотрит в монитор обессилевшим взглядом. Потом переводит глаза на снимок, на залитую солнцем площадь с семейством, и тут вдруг спокойно и четко все встает на свои места.

– Билли, ты первый раз набирал большими буквами и с точками?

Он кивает.

– Но если приглядеться к изображению, это не точки. Это символы, указывающие на разделение слов, чтобы надпись можно было легко прочесть.

– Э-э-э… Ну?

– Поэтому попробуй еще раз, только вместо точек ставь звездочки.

– Ты уверена?

– Давай.

Быстрый стук клавиш, затем – тишина.

– Черт тебя дери! – выдыхает Билли. – Есть!

В доме мод на Фобур-Сен-Оноре Аудитория полна нарастающего предвкушения. Модный показ – как и все модные показы на свете – запаздывает с началом. Здесь все достаточно хорошо воспитаны, чтобы не выказывать откровенное нетерпение, но атмосфера ожидания проявляется в приглушенных смешках, в то и дело вспыхивающих взглядах, легком постукивании лакированных ноготков по айфонам. Вилланель на миг закрывает глаза, чтобы отвлечься от окружающей толпы – светских львиц, разодетых для прессы, профессионалов из мира моды в костюмах всех оттенков черного, – и вдыхает дурманящий аромат богатства. Благоухание лилий, фуксий и тубероз, витающее по обе стороны подиума, сливается с запахом авторского парфюма на теплой коже – «Герлен», «Пату», «Анник Гуталь». А верхней нотой звучит запах более резкий – запах пота, придающего легкий блеск лицам гостей, которые уже больше сорока минут ожидают в тесных позолоченных креслах.

Вилланель с отсутствующим видом протягивает руку и берет из коробки, стоящей на коленях Анны-Лауры, макарон со вкусом розовых лепестков. Как только ее зубы касаются внешней корочки, свет в зале тускнеет, пространство наполняется звонкой мелодией кантаты Скарлатти, и на подиум выходит первая модель в шелковом желто-шафрановом плаще. Девушка удивительной красоты, но Вилланель ее не замечает.

А если, – думает она, – Лара Фарманьянц заявит, что Оксана Воронцова жива? Поверят ли ей, да и будет ли кому-нибудь до этого дело? В конце концов, кто такая Оксана Воронцова? Ненормальная студентка, которая пришила трех бандитов в пермском баре, а потом будто бы повесилась в тюрьме. Старые новости, давно всеми забытые. Россия сегодня – сумасшедший дом, там постоянно кого-то убивают. Зачем бы Ларе понадобилось рассказывать о ней? И кому?

На подиуме безупречные костюмы уступают место вышитым блузкам и тюлевым балетным юбкам пыльно-розовых тонов. Анна-Лаура издает вздох ценителя, а Вилланель угощается еще одним макароном, на сей раз с ароматом чая «Мария-Антуанетта».

Дело даже не в том, кому она расскажет или кого это волнует. А в том, что если хоть одна деталь легенды Вилланель окажется под угрозой – если появится хоть одна торчащая нитка, – то Вилланель станет для Двенадцати обузой. И тогда она труп. То есть все снова возвращается к необходимости убрать Лару. Но получится ли сделать это безнаказанно? У Двенадцати везде свои люди. Может, открыться Антону, но и ему нельзя доверять полностью – и к тому же что мешает ему устранить не Лару, а ее саму? И потом, она вынуждена признать, что Лара не оставила ее равнодушной – твердый снайперский взгляд и крепкое, ловкое тело. Вилланель даже взволнована живостью чувства.

Сарабанда Генделя. Коктейльные серебристо-серые платья, обвитые вокруг стройных тел моделей, словно нераскрывшиеся лепестки. Вечерние полуночно-синие наряды, расшитые галактиками стразов.

Стрелять в Константина было омерзительно. Эта мгновенная пустота в его глазах. Из каких извращенных соображений Антон волок ее за тридевять земель ради убийства Константина? Хотел грубо дать понять, каково ее положение в реальности?

Самое тревожное во всем этом деле то, что одесский кризис вообще возник. Значит, нанявшая ее организация, несмотря на все свое выдающееся умение решать проблемы, тоже подвержена ошибкам. Константин всегда вселял в нее веру, что, выполняя работу для Двенадцати, оба они становятся частью чего-то невидимого и неуязвимого. А одесский эпизод показал, что при всем размахе и могуществе организации ее таки можно достать. В зале тепло, но Вилланель все равно слегка знобит.

Освещение делается мягче. Показ уже дошел до темы спальни – до мира грез, где колыхающимися походками плавно парят модели в нежных домашних кофтах, прозрачных ночных рубашках и переливающихся органзовых пеньюарах. На подиум выходит модельер, он осыпает Аудиторию воздушными поцелуями, и его встречает шквал аплодисментов. Модели удаляются, и в зале появляются официанты с подносами.

– Ты хоть что-нибудь увидела? – спрашивает Анна-Лаура, протягивая ей бокал розового шампанского «Кристалл». – По-моему, ты все время где-то витала.

– Прости, – бормочет Вилланель, прикрыв глаза – ощутить, как в горло скользит ледяное вино. – Я слегка обалдевшая. Очень мало спала.

– Только не говори, что ты едешь домой, chérie. У нас еще вся ночь впереди, начиная с приема за кулисами. А вон на нас глазеют двое симпатичных мужчин.

Вилланель вдыхает душистый воздух. Ее тело звенит от шампанского. Усталость уходит, а вместе с ней – по крайней мере сейчас – все сомнения и страхи последних двадцати четырех часов.

– Ладно, – говорит она. – Давай немного развлечемся.

– Значит, Деннис Крэйдл, – говорит Ричард Эдвардс. – Ты абсолютно уверена? Ведь если ты ошибаешься… Если мы ошибаемся…

– Мы не ошибаемся, – отвечает Ева.

Они сидят в тридцатилетнем «Мерседесе» Эдвардса на подземной парковке в Сохо. Серо-голубой салон слегка потертый, но уютный. В открытые окна тянет легким запахом выхлопа.

– Давай еще раз.

Ева наклоняется вперед.

– Исходя из информации Цзинь Циана, который почти наверняка знает больше, чем говорит, мы проследили крупный платеж от неизвестных лиц на счет в банке одной из стран Залива. Держатель счета – некто Тони Кент. Оказалось, что Кент связан с Деннисом Крэйдлом, и при нелегальном обыске его дома мы нашли на компьютере запароленный файл. Мы взломали пароль и обнаружили реквизиты секретного счета на Британских Виргинских островах, открытого на имя Крэйдла. Также мы выяснили, что Тони Кент недавно перевел на этот счет более 12 миллионов фунтов со своего счета в Первом национальном банке Фуджейры. Мне эта информация представляется убедительной.

– То есть ты хочешь привлечь Крэйдла?

– Я предлагаю поговорить с ним конфиденциально. Мы никому не расскажем об этих счетах и платежах – ни налоговой, ни полиции, никому. Оставим все как есть. Но мы завербуем Крэйдла. Пригрозим ему разоблачением, позором, преследованием – чем угодно – и все из него вытянем. Если он согласится помочь нам и работать против своих хозяев, деньги останутся у него. А если нет – бросим его волкам.

Эдвардс хмурится, слегка постукивая пальцами по рулю.

– Если это правда – про людей, которые ему платят…

– Это правда.

Он смотрит сквозь ветровое стекло на бетонные стены и низкий потолок с разбрызгивателями.

– Ева, послушай. В этой истории уже много трупов. Я не хочу, чтобы вы с Деннисом Крэйдлом пополнили их число.

– Я буду действовать осторожно, обещаю. Но я хочу найти эту женщину, и я ее достану. Она под самым моим носом убила Виктора Кедрина, она убила Саймона, она убила еще бог знает сколько людей.

Он хмуро кивает.

– Ричард, ее нужно остановить.

Ричард некоторое время молчит, но наконец вздыхает.

– Ты права. Нужно. Действуй.

Дома Ева застает Нико за какими-то вычислениями в ноутбуке на кухонном столе. Кругом разбросаны электродетали и ингредиенты для готовки. У Нико усталый вид.

– Ну что? – осторожно спрашивает он. – Вы нашли в этом файле то, что искали?

– Да, – отвечает она, целуя его в макушку и опускаясь рядом на стул. – Нашли. Спасибо тебе.

– Превосходно. Не передашь мне вон ту мензурку?

– Это у тебя что?

Он щипковыми зажимами присоединяет к мультиметру два проводка, и стрелка на приборе начинает метаться из стороны в сторону.

– Это топливный элемент, основанный на катализе ферментов. Если сделаю все правильно, у нас будет зарядка для телефонов на сахарной пудре.

– Извини, Нико, что я все это время была далеко. Мне правда очень жаль. Я хочу искупить вину.

– Многообещающе. Может, для начала поставишь чайник?

– Для твоих опытов?

– Нет. Просто решил, что пора выпить чаю. – Он выпрямляется на стуле и вытягивает руки. – Значит, с этим твоим проектом теперь покончено?

У него за спиной она перекладывает «глок-19» из кобуры на поясе в сумку.

– Нет, – отвечает она. – Это только начало.

Продолжение читайте в следующей книге Люка Дженнингса «Убивая Еву: это случится не завтра».

notes

Назад: Глава 3

Дальше: Примечания