Близилась осень. Летняя жара немного смягчилась, в ветре чувствовалась прохлада; от этого волоски на моей шее вставали дыбом, а пальцы накладывали стежки чуть медленнее и не так ловко, как раньше. В лесу края листьев покрылись янтарной позолотой, на зеленом пейзаже расцвели красные, оранжевые и даже фиолетовые пятна.

Мы вышли из леса Дойя и вновь направились по Большой Пряной Дороге. По пути к озеру Падуань прошли через пару городков, где я смогла отправить письма отцу и Кетону, но нигде не задерживались надолго и всегда разбивали лагерь в нескольких милях от них. Теперь, когда мы знали, что шаньсэнь искал Эдана, нам нужно было быть осторожными.

Я всегда просыпалась на рассвете, чтобы разжечь костер и поприветствовать моего чародея, когда он возвращался и жаждал моих прикосновений. Наши утра посвящались поцелуям: что в палатке, что верхом на лошадях. Должно быть, Эдан их зачаровал, чтобы они знали, куда идти, поскольку мы не уделяли им ни малейшего внимания, если только они не сходили с Дороги.

С приближением к озеру Падуань ночи стали длиннее и темнее, а мой сон – более глубоким. Одним утром я проспала и как раз разжигала костер, когда заметила очертание летящего ко мне ястреба.

Он приземлился за костром и превратился в юношу. По мне прошла волна мощного, уже знакомого жара.

Глаза Эдана были по-прежнему желтыми, на висках выступили капельки пота. Он выглядел усталым.

Я села рядом с ним, прислонившись к тополю и глядя на огонь. Его рубашка была неправильно застегнута, и меня охватило желание ему помочь.

– Как мы можем разрушить твое проклятие?

– Это не проклятие, а клятва.

– Клятва, которую не нарушить. В чем разница?

– На это нет простого ответа, – угрюмо произнес он. – Ханюцзинь не освободит меня, если его не принудить.

– Даже после свадьбы, когда наконец наступит мир?

– Я бы на это не рассчитывал.

Я легла на землю.

– Иногда я думаю о леди Сарнай. Ее сердце принадлежит лору Сине. Как думаешь, она когда-нибудь полюбит императора Ханюцзиня?

Эдан смягчился.

– Это неважно. Они поженятся ради восстановления мира в Аланди.

– Это грустно.

– Таков долг королей и королев, – задумчиво ответил он. – Не важно, какой страной ты правишь. Везде все одинаково.

Я гадала, скольким королям он служил и были ли его ребяческая улыбка и юношеская худоба частью чар… частью его клятвы.

– Что насчет тебя? – спросила я, осмелев. – Ты планируешь когда-нибудь жениться?

Шея Эдана покрылась редким румянцем.

– Надеюсь.

– Надеешься? – поддела я. – Ты за мной ухаживаешь – отступать уже поздно!

– Когда ты связан клятвой, жениться не рекомендуется, – медленно ответил он. – Ты постареешь, а я все так же буду молодым.

– Мне все равно.

– Это ты сейчас так говоришь, но со временем твое мнение может измениться, – его голос звучал несколько сдавленно от напряжения. – И если мой амулет когда-нибудь потеряется, я снова стану ястребом. Это будет несправедливо по отношению к тебе.

– Позволь мне решать, что справедливо, а что нет.

Он повернулся и взял меня за руки, поглаживая мозоли на моих пальцах.

– Просто… я не хочу, чтобы ты жалела об этом, Майя. Ты молодая, со своими мечтами и семьей, о которой нужно заботиться. И теперь, когда ты стала императорским портным… я не хочу, чтобы ты отказывалась от всего этого ради такого глупого мальчишки, как я.

– Я бы не перестала шить ради тебя, Эдан, – с легкостью ответила я. – Я бы открыла лавочку в столице – желательно у океана. А затем днями напролет шила и рисовала бы у воды. – Я уселась у него под боком и положила голову ему на плечо. – И ты не глупый – по крайней мере, не потому, что гнался за магией. Я вижу по твоим глазам, как сильно ты ее любишь. Достаточно, чтобы заплатить столь ужасную цену. – Я помедлила и закусила нижнюю губу. – Если тебя освободят, ты ее потеряешь?

– Чародеи рождаются с магией, – ответил он. – Но да, я потеряю к ней чувствительность, как и возможность направлять ее силу. Но я был бы этому рад, если бы это значило, что я смогу быть с тобой.

Я сглотнула, чувствуя боль в груди, но лишь отчасти неприятную.

– Кем бы ты стал, если бы освободился?

Низкие нотки исчезли из его голоса, и он снова зазвучал как юношеский.

– Если бы освободился? Возможно, музыкантом – играл бы на своей флейте. Или работал бы с лошадьми в конюшне какого-то богача.

– Ты определенно любишь лошадей.

Эдан подмигнул.

– Или стал бы старым жирным мудрецом с длинной бородой. Ты бы любила меня в таком случае?

– Не могу представить тебя с бородой, – ответила я, коснувшись его гладкого подбородка. Мои пальцы скользнули к его шее, останавливаясь у груди. Сердце вновь заныло. – Но да. Всегда.

– Отлично. – Он улыбнулся, являя ямочку у левого уголка губ. – Чур я буду отвечать за обучение детей. Надеюсь, ты понимаешь, что я хочу много. Как минимум восьмерых.

Я игриво стукнула его по плечу.

– Восемь детей?!

– В конце концов, у меня было шесть братьев. Я привык к большой семье.

Он сел, чтобы поцеловать меня, и, несмотря на усталость на лице, его глаза засияли радостью, которой я раньше еще не видела.

– Мы не сможем позволить себе завести восьмерых детей в столице.

– Тогда по прибытии во дворец я выращу денежное дерево.

Я не могла понять, шутит он или нет.

– Денежное дерево?

– А как еще, по-твоему, освобожденные чародеи становятся богатыми? – Эдан фыркнул. – В тайнике в моей комнате спрятаны семена. Мы сможем использовать их, чтобы купить милое поместье для нас и твоей семьи и нанять сотню слуг. – Внезапно он забеспокоился. – Как думаешь, я понравлюсь твоему отцу?

– Ему плевать на богатство, – засмеялась я. Меня переполняло счастье от мысли, как Эдан будет пытаться впечатлить папу и сдружиться с Кетоном. – Он захочет лишь одного: чтобы ты хорошо со мной обращался.

– Обязательно, – пообещал Эдан. – Даже лучше, чем хорошо. – Он потянулся в карман и достал небольшую кожаную книжечку с синей обложкой, перевязанную тонким золотым шнурком с кисточкой. Ее края слегка погнулись от долгого пребывания в кармане. – Это тебе.

– Новый блокнот?

– Я купил его в Самаране, – смущенно ответил он. – Похоже, ты почти закончила свой.

– Ты наблюдателен. – Я поднесла блокнот к носу, вдыхая запах свежей бумаги. Затем потянулась к щеке Эдана и прорисовала пальцем линию от волос к подбородку. По моей спине прошла легкая дрожь. – Я тут подумываю, кого выбрать в роли своей следующей музы.

Он скривился.

– Чародеи редко позируют. Мы слишком неусидчивы. Однако скоро мне потребуется новый плащ. – Эдан показал на свой потрепанный. – На случай, если ты хотела поблагодарить меня, мастер-портной.

– Блокнот в обмен на плащ? Это едва ли честный обмен.

– Это волшебный блокнот, – заявил Эдан, протянув за ним руку.

Я закатила глаза.

– Да неужели.

– Видишь ли, если его перевернуть, то посыплется песок. – Эдан широко улыбнулся, поймав золотые зернышки пустыни в ладонь. – Песок, песок и еще песок.

– Ах ты!

Он захохотал.

– Итак, мастер Тамарин, я могу рассчитывать, что вы сделаете меня самым стильным чародеем во всех Семи Землях?

Я поправила его воротник и цокнула языком.

– Вряд ли ты сможешь быть самым стильным чародеем во всех Семи Землях, если не научишься нормально застегивать рубашку.

– О. – Эдан беспомощно опустил взгляд на пуговицы.

Засмеявшись, я потянулась, чтобы застегнуть их надлежащим образом. Но когда он прижал меня ближе, смех затих на моих губах.

Все мое тело дрожало, но пальцы больше всего, расстегивая пуговицы одну за другой. Как бы я ни старалась, у меня не получалось держать руки ровно. Когда они опустились ниже по его груди, мое сердце забилось чаще, выдавая жажду, о существовании которой я и не подозревала.

Эдан сомкнул руки вокруг моей талии и поцеловал меня вновь, нежнее, чем когда-либо.

– Благодарю, мастер-портной, – пробормотал он. Затем начал застегивать рубашку, но я прижала ладони к его голой груди.

В его глазах мелькнуло удивление; я ощутила, как его сердцебиение ускорилось. Мне это нравилось. Нравилось видеть его таким – уязвимым и ласковым. Скорее юношей, чем чародеем.

Перед тем, как окончательно струсить, я медленно сняла рубашку с его плеч. Эдан сидел неподвижно, будто оцепенев. В моем животе зрело покалывающее чувство, которое отказывалось проходить. Голод, который я подавляла днями, возможно, даже неделями. Волоски на его груди встали дыбом, когда я провела по ней пальцами и очень нежно поцеловала в шею.

Дыхание Эдана участилось.

– Майя, – прошептал он на выдохе.

На его губах застыл вопрос, но я прижала к ним палец прежде, чем он успел его задать. Затем расстегнула его пояс и сняла тот, что сдерживал полы моего халата, вытаскивая руки из рукавов, пока одежда не упала позади меня.

Ветер ласкал мою нагую спину, и я вздрогнула, внезапно смутившись. Эдан прижал теплую руку к моему позвоночнику и притянул ближе к себе. Затем поцеловал, изучая меня своим языком, лаская уши и шею, пока я не ощутила головокружение и жар. Наконец, когда мои колени ослабли и во мне не осталось сил, чтобы стоять, Эдан уложил меня на свой плащ, расстеленный на мягкой, влажной земле.

Наши ноги переплелись, плоть вжалась в плоть. Все мое тело горело, кровь яростно пела в ушах, все чувства обострились. Наверху, за затуманенными небесами, меркли звезды, и солнце осветило нас первыми лучами. Мы сливались друг с другом, пока рассвет не сменился сумерками, солнце не побледнело до луны, а звезды, некогда потерянные, вновь не нашлись.