15
К концу семестра река без конца поднималась. Еще можно было ездить по улицам Куала-Ханту, но жившие поблизости от берегов перебирались на крыши, базар пришлось закрыть. Вверху по течению грохотал дождь, и вскоре, к Рождеству — рождению пророка Исы, — Куала-Ханту содрогался, бичуемый обезумевшими небесами. Потом жившие на холме оказались в уютной изоляции, лодки сновали между каменными и деревянными островами, цены на продукты воспаряли, как пьяные. Тем временем состоялась прощальная вечеринка Краббе у Конг Хуата — по пять долларов с носа для всех штатных сотрудников, плюс плата за выпивку, без всякой запрещенной мусульманам свинины.
По сложившейся в школе Мансора традиции уезжавший учитель устраивал китайский обед. Хотя жены не приглашались, не было ни грубой ругани, ни двусмысленных шуток, пьянели не сильно. Просто очередное служебное собрание с зевающим Бутби во главе стола, с повесткой дня из уклончивых блюд, которые подавались более-менее беспорядочно, просто ставясь на стол по мере готовности. При этом никто не мог точно сказать, когда обед кончится. Однажды куриные ножки явились среди тостов, в другой раз сначала подали мороженое. Тида'апа.
Сотрудники были очень довольны некоторыми новостями, только что просочившимися, фактически в сам день обеда. Бутби тоже уходит. Его переводят в незаметную школу где-то в Паханге. Провиденциально, что новости просочились в тот самый момент: теперь обед был прощальным для двух человек; каждый как бы сэкономил пять долларов.
В верхнем обшарпанном помещении Конг Хуата Краббе в последний раз оглядывал своих коллег: мистер Радж с мрачными челюстями; мистер Роупер, золотой пухлый Адонис, горько смотревший на Бутби, словно Бутби по-отцовски его опекал; Джервез Майкл, черный тамил-католик; Ли, математик-китаец, перебиравший пальцами скорлупки арахиса, как костяшки счётов; инчи Джамалуддин, вопросительно глядевший поверх робких очков; туан хаджа Мохаммед Hyp, который говорил по-английски, и сейчас выглядел благосклонно, как бы уверенный в своем спасении; Крайтон с австралийскими яблочными щеками помми; Макнис из Ольстера; четыре щурившихся малайца на испытательном сроке; географ Хунь; Уоллис, человек искусства; инчи Абу Закарис, мастер столярных работ; Салмонс, точные науки; Гора Сингх с огромным животом, седобородый, в тюрбане, почти наезжавшем на очки в стальной оправе.
— А-у-у-у-у-у-у! — И разумеется, Бутби.
— Вам не нравится суп из акульих плавников, мистер Бутби? — сказал Гора Сингх. — Очень наваристый, клейкий. Полезен для желудка.
— Любую рыбу не выношу, — сказал Бутби. — У меня сыпь от нее высыпает.
— Моя сестра, — вставил инчи Джамалуддин, — точно так же не может грибы есть. Раздувается, почти как беременная, от одного запаха. Это стало одной из причин, по которым она вышла замуж в двенадцатилетнем возрасте. Другая причина — японцы. Они не брали замужних девушек в простые солдатские бордели.
— Суп из акульих плавников имеет афродизиакальный эффект, — объявил мистер Радж. — Даосы верят, что двойственность инь и ян проявляется даже в еде. Вареная рыба, куриный и овощной суп, даже грибы считаются охлаждающей пищей, съедобной материализацией ян, чистым первичным воздухом. Инь, или земной элемент, присутствует в жареных блюдах, особенно в акульем супе. Я прав, мистер Ли?
— Вполне возможно. Я, как эмпирик, интересуюсь лишь внешними качествами съедобных продуктов. И ничего не знаю о метафизике.
— Целая куча словечек, об которые язык сломаешь, — буркнул Крайтон. — Афро… как его там, и я не знаю что.
— Придется признать, что мистер Бутби не нуждается в афродизиаке, — сказал с грубым юмором Гора Сингх. — Суп не ест. Этот мужчина лучше любого из нас, ха-ха-ха. — Гора Сингх налил себе еще почти плотного супа, полил соевым соусом, добавил нарезанный кусочками чили, потом, чавкая, съел с большим удовольствием. Его собственный большой живот вторгся меж ним и столом; суп за время долгих путешествий ложки немного запачкал бороду и грудь рубашки.
После супа подали кисло-сладкие креветки.
— Блюдо инь, — сообщил мистер Радж. — Горячительная еда.
— До чего не везет мистеру Бутби, — заметил Гора Сингх с широкой улыбкой. — Снова рыба, которую он не выносит. Значит, обед у него не слишком удался.
— Все в порядке, — мрачно бросил Бутби. Поставил на стол локти, зевнул: — А-у-у-у-у-у-у!
— Мне давно хотелось узнать, мистер Бутби, — сказал инчи Абу Закария, — не из-за болезни ли это. Поэтому я всегда чувствовал к вам сострадание. Возможно, зевота вызвана заболеванием, о котором я читал.
— Куриная болезнь, — вставил мистер Джервез Майкл. — У нас куры ей сильно болели. Я сейчас позабыл, как от нее лечили. Одна курица точно подохла.
— Мистер Бутби не курица, — напомнил Гора Сингх, жизнь и душа компании. — Ха-ха-ха. — И навалился на кисло-сладкие креветки, съев не только своих, но и порцию Бутби.
— Не понимаю, о чем вы толкуете, — сказал Бутби. — Если, может быть, кто-то не пожелал пошутить.
Гора Сингх вдруг взревел седобородым хохотом. Положив вилку, сказал:
— Ха-ха-ха, мистер Краббе, краб — рыба. Я только что вспомнил. Ха-ха-ха. Очень забавно. Если мистер Бутби вас попытается съесть, у него будет сыпь. Ха-ха-ха, очень забавно. — И по-малайски объяснил шутку хадже Мохаммед Нуру. На это ушло много времени, и, когда стало ясно, что сути хаджа никогда не поймет, прибыло очередное блюдо.
— Слушайте, — сказал Бутби, — это розыгрыш, или что? Дадут мне хоть что-нибудь съесть?
— Могу заверить вас, мистер Бутби, — заверил мистер Роупер, — мы ничего не знали о вашей аллергии на рыбу. Когда мне поручили устроить обед, я просто велел здешним хозяевам подать нам разнообразные китайские блюда. Так они пока и делают. Мне очень жаль, что вы рыбу не можете есть. — А потом изящно положил себе порцию икан мера, лежавшей под огурцами в мелкой лужице соуса.
— Инь, — сказал мистер Радж.
Следующее блюдо представляло собой безобидную мешанину из жареных овощей. Бутби жадно поел, потом начал икать.
— Лучше всего внезапный удар, — посоветовал Хань. — По спине между лопатками.
— Или промеж глаз, — вставил Краббе, — вроде этого. — И вытащил из пиджачного кармана выигрышный лотерейный билет. — Джентльмены, взгляните на номер.
— Так это ваш билет! Ну!
— Я слышал, это городской полицейский.
— Мне говорили, мужчина из Келапа.
— Ну, какой сюрприз.
— Только подумать, это мистер Краббе.
— Вы все в тайне держали, да? — спросил Салмоис.
— И абсолютно правильно.
— Вот это да.
— Мистер Краббе.
— Очень, очень богатый мужчина.
Бутби вылечился от икоты.
— Теперь, — сказал Краббе, — могу вернуться в Англию, когда пожелаю. Много прессе могу сообщить. Даже, может быть, погубить чью-то карьеру. Денег много. Деньги — сила.
— Можете школу открыть.
— На самых научных педагогических принципах, — добавил мистер Радж.
— Можно по свету поездить.
— Никогда больше не надо работать.
— Да.
— Только подумать, что это все время был мистер Краббе.
Все слишком разволновались, чтобы заинтересоваться очередным блюдом. Все, кроме Бутби. Бутби стукнул кулаком по столу и сказал:
— Вы все! Вся ваша чертова шайка! Все работали против меня! Все старались меня погубить! Но только обождите, и всё, обождите. Я всю вашу чертову шайку достану, даже если это будет последнее в моей жизни дело. Замолчите! — рявкнул он на Гора Сингха. — Когда я, черт возьми, говорю, будьте добры заткнуться. Я пока еще директор!
— Я просто переводил для хаджи, — объяснил Гора Сингх. — И не говорите со мной в таком тоне.
— Говорю, как хочу, будь я проклят!
— Бутби, — сказал Краббе, — хватит. Сядьте, ешьте свою дивную рыбу.
Бутби взвизгнул, схватил большое блюдо жареного риса с гарниром из креветок, швырнул его в Краббе. Промахнулся, попав в засиженный мухами портрет Сунь Ятсена.
Потом снизу послышалось монотонное пение.
— Это старшие, — объявил мистер Роупер, повернувшись на стуле и выглянув в окно.
— Их я тоже достану, — бесился Бутби. — Все замешаны. Кто им разрешил выходить, а? Кто им дал разрешение?
— Семестр кончился, — сказал Крайтон.
Уже можно было разобрать слова песни.
— Хотим Краббе! Хотим Краббе! Хотим Краббе!
Бутби триумфально оглянулся с всклокоченными рыжими волосами.
— Видишь, гад. Теперь не отвертишься. Они тебя хотят. Помоги тебе Бог, если они тебя получат.
— Хотим Краббе!
— Видишь! — Бутби устрашающе ухмыльнулся. Потом снизу донесся один голос, четко прорезавшийся сквозь пение:
— Краббе директором!
Крик был энергично подхвачен. Зазвучали радостные вопли, потом:
— Краббе директором! Краббе директором! Бутби потряс кулаками, стоя во главе стола.
— Насквозь прогнили! Предательство и разложение! Только обождите, и всё, обождите! — Потом, задыхаясь, затопал вниз по лестнице. Слышно было, как он спотыкается и чертыхается на полпути. Потом послышалось, как он рыщет у черного хода в поисках своей машины.
— Теперь можно закончить обед, — заключил Гора Сингх. — Хорошо, что он не остался. Следующие два блюда тоже рыбные. Хоть есть, конечно, мороженое.
— Краббе директором!
Шум сердитых покрышек, раздраженного мотора. Бутби ехал домой. Машина пела вдалеке.
— Прежде чем вы сочтете меня скупым за незаказанное шампанское и сигары, — сказал Краббе, — я лучше теперь объясню, что на самом деле не выиграл в лотерею. Это просто средство от икоты.
— Я так и думал, что номер не выигрышный.
— Да, выигрышный мне хорошо известен.
— Я все время знал, что это шутка. Ха-ха.
— Очень умно.
— Это было очевидно, — сказал мистер Радж. — Вы не из того типа людей, кто когда-нибудь выигрывает крупное состояние. Вы не везучий. По лицу видно.
— Краббе директором! — Теперь не так связно, больше похоже на литургию.
— Ну, какое облегчение, — сказал Крайтон. — Если не возражаете против подобного замечания.
— Он очень разозлился.
— Так и было задумано.
— Ха-ха. Очень хорошая шутка.
— Значит, мистер Краббе снова бедный.
— Ему надо прикончить эту простую пищу и запить чем-то более лукулловым, чем пиво.
— Да, — сказал кто-то. — Бедный Бутби. Никто не скажет, будто он ушел ягненком.
— Он всего-навсего поддельный лев, — сказал мистер Радж. — С искусственными зубами и картонными когтями. Мне его очень жаль.
— Он был неплохим директором, — сказал инчи Джамалуддин, — по сравнению со всеми директорами. За двадцать лет в школе Мансора я знал многих, которые были гораздо хуже.
— Слишком часто выходил из себя.
— Постоянно зевал.
— Британцы, — сказал мистер Радж, — проделали в тропиках героическую работу. Как подумаешь об умеренном, мягком климате на их северном острове…
— Островах, — поправил Макнис.
— …восхищаешься их фундаментальной силой воли. Пришла пора им покинуть Восток. По крайней мере, пришла пора для тех, кого он не поглотил. Невозможно бороться с джунглями или с солнцем. Сопротивление ведет к безумию. Мистер Бутби безумец. Очень жаль. Если б он остался дома…
— Краббе директором!
— Закройте окно, — сказал Краббе. — Можно вентилятор включить.
— Они уже уходят, — сказал мистер Роупер. — Взрыв энтузиазма у них длится недолго.
— Если б он остался дома, мог бы стать приличным директором маленькой школы. Слишком большую власть получил. Через несколько лет выйдет в отставку, потом будет тянуть пустую жизнь, освобожденный адекватной пенсией от необходимости работать. Люди будут смеяться над ним, не приглашая сыграть вместе в гольф или в теннис. А он будет им докучать невразумительными рассказами о стране, которую так и не сумел понять. Жизнь его будет погублена.
— Моя жизнь тоже будет погублена? — спросил Краббе.
— О да, — спокойно сказал мистер Радж. — Но вас жалеть нечего. Страна вас поглотит, и вы перестанете быть Виктором Краббе. Вы обнаружите, что все меньше и меньше способны делать дело, ради которого вас сюда прислали. Утратите дееспособность и личность. Она вас поглотит, и вы станете очередным чудаком. Может быть, мусульманином. Может быть, позабудете свой английский, по крайней мере утратите английский акцент. Возможно, закончите жизнь в кампонге, перестав быть иностранцем, превратившись в старого коричневого мужчину с массой жен и детей, одним из стариков, к которому будут посылать молодежь за советами в сердечных делах. Вы погибнете.
— Краббе директором! — Пробивалось лишь несколько голосов, уже утративших интерес.
— Этот крик — ваш смертный приговор, — сказал мистер Радж. — Пролетариат всегда ошибается.
Начался сильный дождь. Летучие муравьи летели к электрической лампочке. Пот блестел на коричневых, желтых и белых лбах. Москиты принялись жалить щиколотки в тонких носках или голые. Голосов снизу больше не слышалось.
— Завтра, — сказал мистер Радж, — проснемся в затопленном мире.
