Продюсер номер один
В делегацию на симпозиум входили Михаил Ромм (глава делегации), Григорий Чухрай (ведущий режиссер), Нея Зоркая (известный кинокритик), Владимир Евтихианович Баскаков (первый заместитель председателя Госкино). Ну, и я (человек Пырьева).
Итак, я оказался в Риме. Я ходил по улицам, и у меня было впечатление, что здесь я уже много раз бывал. Я видел здания, которые еще в институте изучал по фотографиям и рисункам. Я знал, кто, когда и как их построил, помнил, какие истории и курьезы происходили во время проектирования и строительства, помнил размеры и пропорции и мог нарисовать их по памяти.
Сейчас все забыл. Не могу даже последовательно перечислить, кто строил Собор Святого Петра. Хорошо помню только реплики из своих фильмов: и те, которые остались, и те, которые заставили выкинуть.
Я был счастлив, что оказался в Риме, но… Этот чертов симпозиум! С десяти до четырех (с перерывом на обед) я должен был сидеть и слушать выступления. А за окнами Рим! На симпозиуме итальянцы говорили, что в Советском Союзе есть цензура, и это очень плохо. Наши объясняли, что никакой цензуры у нас нет, а есть художественные советы, и это очень хорошо. В них входят люди творческие, художники. А советы художников художникам – это не цензура, а полезная дружеская помощь. А итальянцы доказывали, что художественный совет – это просто скрытый вид цензуры… И так каждый день.
Поскольку в Италии нас никто не обеспечивал ни гостиницей, ни едой, нам выдали деньги на гостиницу и стопроцентные суточные (что-то около восьми долларов в день). Гостиничных хватило на самую дешевую гостиницу – у вокзала, для проституток. Ромм с Чухраем поселились в одном номере, Нея Зоркая – в другом. А меня распределили в один номер с Баскаковым. Баскакова я первый раз увидел в аэропорту: длинный, под два метра, сутулый, нахохленный и мрачный.
Я пошел к Ромму, сказал, что не хочу жить с Баскаковым. Пусть для меня снимут отдельный номер, а разницу я доплачу из суточных.
– А ты спроси Баскакова, согласен ли он тоже доплачивать за отдельный номер, – посоветовал Ромм.
Я пошел и спросил.
– Ты мне не мешаешь. Вдвоем веселее, – мрачно сказал Баскаков.
Наша делегация в Риме. 1963 год. Я, М.И. Ромм, В.Е. Баскаков.
Номер был маленьким: санузел и душ размером метр на метр и комнатка, где с трудом разместились две спаренные узкие кровати и платяной шкаф. На шкафу стоял телевизор, больше его некуда было поставить. А кровати были не только узкие, но и короткие – мне как раз, а у длинного Баскакова ноги упирались в шкаф. По ночам из коридора доносилось пьяное пение и ругань на разных языках – то матросы били проституток, то проститутки били матросов.
Баскаков в общении оказался приятнее, чем с виду. Он первый раз был за границей и все время у меня спрашивал, что можно, а что нельзя (хотя должно было бы быть наоборот). Меня угнетала только его энциклопедическая память. Предположим, говоришь ему – писатель Корочкин. Он моментально называет четырех Корочкиных: одного из позапрошлого века, одного из прошлого и двоих ныне живущих. Даты рождения и смерти и кто что написал (Баскаков до Госкино работал в ЦК по культуре).
Когда мы стали раскладывать вещи, Баскаков удивился, что у меня с собой пять белых рубашек: я, наученный мексиканским опытом (там каждый вечер был прием), взял с собой все, что было.
– А я только две взял, – сказал Баскаков. – Двух хватит?
– Не знаю. Да если надо будет, еще купите, здесь, говорят, недорого.
– Нет, – возразил Баскаков. – Себе я ничего покупать не буду. В крайнем случае, ты мне свою одолжишь? У тебя размер сорок?
– Сорок.
– И у меня сорок. А рукава под пиджаком не видно.
Баскаков экономил на подарки для жены Юли, которую очень любил и очень боялся.
На четвертый день симпозиума выступал какой-то плюгавый плохо одетый итальянец – синьор Эргас. Он «послушал, послушал, что здесь говорят русские, и понял, что в Советском Союзе кино штампуют, как консервы».
– Отвечать будем? – спросил Чухрай у Ромма.
– Много чести.
Синьору Эргасу ответили итальянцы: пусть сначала посмотрит «Балладу о солдате» сидящего здесь Чухрая, а потом судит.
После окончания симпозиума синьор Эргас подошел к нам и сказал, что если его выступление нам показалось резким, то он приносит свои извинения. И пригласил нас завтра вечером на ужин.
Раз мы приглашены на ужин, на следующий день решили не обедать. В Риме вещи дешевые, а еда дорогая. Две порции спагетти стоят столько же, сколько пара обуви. Съел полтарелки макарон и думаешь: вот каблук и подметку съел… Съел еще – а вот уже кожаный ботинок проглотил… А все хотят что-то купить…
Днем нас принял посол. Он расспросил про симпозиум и пригласил вечером на выступление ансамбля Игоря Моисеева (ансамбль приехал на гастроли в Рим, и в тот день было его первое выступление на Олимпийском стадионе). Мы поблагодарили и сказали, что не можем: нас уже пригласил на ужин синьор Эргас, один из участников симпозиума. Кто он, не знаем, но человек явно небогатый.
Посол сказал, что, раз договорились, надо идти – всем, кроме Баскакова:
– Вы – лицо официальное и можете присутствовать на ужине, только если там будет кто-нибудь в вашем ранге.
И посол пригласил Баскакова поехать с ним на Олимпийский стадион.
– Придется мне у тебя белую рубашку взять, – сказал Баскаков. – К Эргасу я бы и в водолазке поехал, а с послом на концерт без галстука нельзя.
Вечером, когда за Баскаковым заехала посольская машина, он попросил:
– Товарищи, а вдруг у этого Эргаса окажется кто-нибудь «в ранге», все бывает. Тогда пришлите за мной.
Обидно ему было тратить вечер в Риме на русский ансамбль.
А нас к синьору Эргасу на микроавтобусе повез представитель Совэкспортфильма. Подъехали к мраморному палаццо со швейцаром у входа.
– Адрес не перепутали? – спросил Ромм.
Представитель посмотрел на визитку:
– Да вроде нет, – и спросил у швейцара: – У вас здесь живет синьор Эргас?
– Да.
– На каком этаже?
Швейцар сказал, что на всех. А гостей он сегодня принимает на втором – в зимнем саду.
Представительный мужчина в смокинге встретил нас в вестибюле и проводил в зимний сад. Там у входа нас приветствовал синьор Эргас и представил своим гостям, среди которых оказались министр иностранных дел, министр культуры, еще какие-то министры… И – Росселини, Антониони, Феллини, Карло Леви, Альберто Моравиа… И другие знаменитости.
Синьор Эргас оказался очень богатым и влиятельным человеком.
– Надо бы попросить чтобы за Баскаковым кого-нибудь послали, – сказал Ромм представителю экспортфильма.
– Не пошлют, – покачал головой представитель. – Они не понимают, что такое Госкино и думают, что Баскаков кагебешник. По-моему, они даже обрадовались, что он не пришел.
– А ты им объясни, что Баскаков продюсер всех советских фильмов, – настаивал Ромм. – Одних художественных и телевизионных около трехсот в год. Столько ни одна кинокомпания не производит! Так что Баскаков – продюсер номер один мирового масштаба!
Представитель пошел просить машину.
Хозяин дома пригласил всех в другой зал, где уже были накрыты длинные столы, а на столах…
– Что будем брать? – оживился Ромм.
– Лично я – поросенка, – сказал я и положил себе кусок с аппетитно поджаренной корочкой, – и… еще поросенка!
И положил второй кусок.
Тут вернулся представитель:
– Михаил Ильич, я договорился. Они дают машину и сопровождающего. Только просят, чтобы кто-нибудь из наших тоже поехал.
– Поезжай ты, – сказал я.
– А кто будет переводить? Так что извини, Данелия, – сочувственно развел руками Ромм, – ты у нас самый младший.
Я поставил на стол тарелку с поросенком и на лимузине в компании толстого темпераментного итальянца, поехал за Баскаковым. Когда подъехали, концерт уже начался. Полный аншлаг, и толпа желающих попасть у входа. Где мы тут Баскакова найдем?
– Моменто, – сказал итальянец и через полчаса появился с Баскаковым.
В машине Баскаков расспрашивал, кто присутствует на банкете, а я подробно рассказывал, что там было на столах.
Когда приехали, синьор Эргас ждал Баскакова в вестибюле, у входа, и сам повел «продюсера номер один мирового масштаба» (в моей рубашке) в зал. Вошли. Посмотрели, и… Пока мы ездили, уже все сожрали и даже кофе выпили!
Баскаков рассказывал министрам, сколько кинотеатров в Советском Союзе и какую баснословную прибыль получает государство от кино… А Нея Зоркая шепнула мне:
– Не расстраивайся, у меня еще банка бычков в томате осталась.
И поздно ночью в номере нашей гостиницы мы с «продюсером номер один», сидя на кровати, ужинали банкой «бычков в томате», которую преподнесла нам ведущий критик, и закусывали бычки печеньем, которое подарил нам классик советского кино Михаил Ильич Ромм. А запивали ужин грузинским чаем, который я заварил кипятильником в раковине.
Из коридора доносились вопли и визг: опять то ли матросы били проституток, то ли проститутки матросов.
